Technological singularity

Уён остаётся на ночь и просыпается от обжигающих внутреннюю сторону бёдер поцелуев. Он остаётся на день и Сан кормит его обедом, чудом не спалив кухню. Тогда Уён остаётся ещё на недельку. И ещё на одну. Потом на месяц. И постепенно единичные вылазки на свидания, редкие ссоры и практически ежедневный, но такой же горячий, как в первый раз, секс перерастают в совместное проживание. Через год Уён перестаёт отличать какие вещи его, а какие Сана, в ванной на полке стоят парные щётки и парные бритвы. Один гель на двоих, один шампунь, в течение этого года почти все становится одним на двоих. Воцаряется идиллия. Но так только кажется. Взаимные недосказанности постоянно держат их отношения на острие ножа и не дают совместной жизни превратиться в рутину. Бывает Сан пропадает на пару дней, говорит что работа, но ничего точнее не объясняет, а Уён не спрашивает и не потому что все равно, а потому что ему страшно узнать правду. Как говорят: меньше знаешь — крепче спишь. Но это тоже не правда. Уён плохо спит, когда Сана нет рядом, когда он не прижимается к нему своим горячим обнаженным телом, закидывая на него то ноги, то руки, не сопит на ухо и не мычит во сне. На душе не спокойно, когда он шляется не пойми где и не пойми с кем. Уён тоже рассказывает ему далеко не все. Он не сказал ему, что уволился с работы в клубе два месяца назад и что они с Ёсаном сняли новое помещение для мастерской. И все потому что количество клиентов выросло, хоть они и подняли цены. Он не говорил ему о своих головных болях и усилившейся тревоге. Но в один прекрасный день из-за всех этих недосказанностей терпение Уёна подходит к концу. Медленно, двигаясь словно сухопутная подземная черепаха с палладианских пустошей, наступает утро четвёртого дня. Уён стоит на балконе новой мастерской, оперевшись о перила и смотрит вдаль. В губах зажата очередная самокрутка. Два солнца неспешно поднимаются над высокими пиками небоскребов, поджигая стеклянные верхушки фасадов своим светом. Сан не появлялся в квартире три дня заранее не предупредив. Не отвечает ни на сообщения, ни на звонки. И не то чтобы такое впервые, но в этот раз Уён чувствует свой предел. — Ты начал курить ещё чаще после встречи с ним, хотя я и раньше думал куда уж чаще-то, — холодная рука Ёсана зарывается в волосы на затылке. Вестарианец никогда не зовёт Сана по имени. Он невзлюбил его с самого начала и своего мнения менять не собирался. — Он просто тебе не нравится и ты автоматически делаешь его виноватым во всех грехах, — даже сейчас Уён пытается защитить Сана, хотя ужасно зол на него. Он затягивается в последний раз и выбрасывает недокуренный бычок в Мглу. — Признай это уже. — Признаю, — Ёсан морщится от запаха дыма, который медленно выдыхает Уён, но не отходит, перебирая чёрные волосы в длинных пальцах. — В свою защиту скажу, что мне не нравился ни один из твоих партнёров. Уён молчит долго, но с каждой липкой секундой тишины обида и злость на Сана хлестко бьют по его самообладанию и следующая фраза слетает с его губ сама собой: — Было бы проще, если бы мы были вместе... — он поднимает взгляд на лицо друга и молча бегает по нему глазами, в миллиардный раз поражаясь красоте. На прекрасном лице вестарианца не дергается ни один мускул, но в его глазах плещется сожаление и что-то ещё, что появляется в них каждый раз, когда Уён не следит за тем, что говорит. — Но мы не вместе, Уён-а, — шелестит он почти одними губами, убирая руку из его волос. — Прости... — когда Уён злится он всегда причиняет своими необдуманными словами боль и почти всегда рядом оказывается именно Ёсан. Уён разворачивается, прислоняясь к перилам спиной, и запрокидывает голову, смотря наверх влажными глазами, разглядывая розовые росчерки в небе, оставленные гравикарами. — Сана не было дома три дня. Я не знаю где он. Я почти ничего о нем не знаю, — сердце гулко бьется о грудную клетку, в голове каша из чувств и мыслей. — Я никогда его не расспрашивал... — Уён, — Ёсан прислоняется к нему плечом и тоже запрокидывает голову, рассматривая небо. — Когда ты с головой погружаешься в человека, ты ищешь в нем самое лучшее и всегда игнорируешь все плохое с ним связанное. Строишь вокруг себя стену только из позитивных эмоций и чувств, — Уён понимает, что Ёсан в первую очередь говорит о Сонхва. И даже если он и не упоминает его имени, сердце все равно пронзают иглы, а по виску скатывается слеза, потому что с Саном все получается точно так же. — Но в итоге, эта стена всегда рушится и на тебя огромной лавиной валится весь тот негатив, который ты пытался не замечать, который можно было принимать маленькими порциями и либо свыкнуться с ним, либо послать все к чертям, — холодная ладонь ветарианца находит руку Уёна, стискивая ее и переплетая пальцы. — Мир цветной, Уён, не розовый, как тебе хотелось бы. Перестань огораживать себя от правды, какой бы ужасной она не была. Уён тянется свободной рукой и вытирает с лица слезу, но за ней бегут вторая и третья. Он не может избавиться от ощущения, что его отношения опять катятся в непонятную сторону именно из-за него, ведь он мог поступить по-другому и все было бы иначе. Он мог бы спросить Сана о его делах, о том где он пропадает, съездить к нему на работу, но он просто продолжал игнорировать все, что могло оказаться негативным и расспросы о чем привели бы к ссоре. — Иногда мне кажется, что однажды он уйдёт и больше не вернётся, а я даже не буду знать моя это вина или нет... Жив он или... или... — Ёни, — Ёсан тянет его за шею на себя и прижимает к груди, утыкаясь губами в висок. — Ты должен поговорить с ним. — Я не знаю где он и когда вернётся! Где мне его искать?! — Уёна трясёт, он всхлипывает, сжимая в руках свитер Ёсана на спине, по щекам катятся горячие слёзы. — Почему я не спросил раньше? —Тише-тише, — коленки парня подгибаются, но вестарианец удерживает его на ногах. — Возможно, я смогу узнать, где он. Уён отстраняется, заплаканными глазами смотря на друга. Хмурится и злится, почему он не сказал этого раньше. Уён часто забывает, что Ёсан знает много тех, кто торгует информацией, у него множество полезных и весьма незаконных связей, а тонкие ниточки его влияния просачиваются даже на чёрный рынок. Поэтому их нелегальный бизнес так успешен, поэтому их пока никто не трогает — Ёсан довольно опасный человек, несмотря на миловидный внешний вид, но даже эту информацию Уён старается запихнуть в самый дальний угол своего сознания. — Мне нужен адрес, Ёсан-и. Достань мне его... Переделанный Саном гравикар взмывает в воздух, но высоко не поднимается. Уён умело маневрирует между зданиями даже не вылетев ни на один крупный эшелон, хотя по правилам должен был, но за год Сан успел научить его плохому. Навигатор показывает, что этаж помещения, адрес которого назвал Ёсан, находиться на уровне Мглы. Уён сажает гравикар на небольшой крыше здания, которое лишь на два этажа поднимается над густым туманом. Жители столицы забирались все выше, строя небоскрёбы на остовах старых строений выглядывающих из Мглы. Живя в своей старой квартире высоко в небе Уён редко думал о том, что скрывалось в ней, скорей всего мусор не более. Но сейчас, когда Мгла клубится сизым туманом буквально в нескольких метрах от ног, становится жутко не по себе — пока закон забирался на верхние этажи небоскребов, беззаконие спускалось все ниже, касаясь казалось бы бездонной дымки. Во что мог ввязаться Сан? На крышу выходит парень, быстро жмёт руку представляясь и просит помочь ему укрыть гравикар отражающим тентом. Как только плотная светопоглощающая ткань целиком укрывает средство передвижения, парень зовёт Уёна спуститься вниз. Минки, через которого вестарианец узнал где Сан, выглядит обычным человеком, расу и родную планету которого сложно назвать. Высокий и широкоплечий, с загорелой темной кожей. Привлекательный, статный. Уён следует за ним по крутой лестнице вниз. Весь недолгий полёт сюда Уёну казалось, что его сознание отрубится из-за нервного перенапряжения от мыслей, куда мог ввязаться Сан, но те ощущения не сравнимы с ощущениями, которые накрывают его в пустых тёмных, звонко отражающих эхом их шаги, коридорах, по которым его ведёт Минки. Как только парень разблокирует и открывает перед ним дверь Уён тут же слышит недовольный голос Сана: — Минки, до гонки осталось пятьдесят часов, а ты где-то исчезаешь, то по коммуникатору треплешься, то ещё что. Мне нужна помощь! Дай мне накидной ключ на двадцать четыре. Минки дергается в сторону инструментов, но Уён его останавливает. Сан стоит к ним спиной, согнувшись над открытым капотом старого автомобиля. Уён никогда не видел таких, только на картинках в музеях. Такие машины ездили в Столице по асфальтовым дорогам несколько столетий назад, там внизу, на земле, когда ее ещё не скрывала Мгла. Старый дизайн совсем не похож на современный дизайн гравикаров, очень гладкий, обтекаемый, приземистый. Автомобиль выглядит завораживающе — блестящая чёрная покраска, разбавленная кроваво красными полосами посередине кузова, резина колёс с легким рисунком протектора, чёрные диски, через которые можно увидеть выкрашенные в красный тормозные колодки. Загляденье. Уён берет из ящика нужный ключ, подходит к Сану и протягивает его. Сан не оборачиваясь хватается за инструмент карбоновыми пальцами, тянет, но Уён не отпускает. — Сейчас не до шуток, Минки, отпусти... — последнее слово обрывается, когда Сан переводит взгляд на Уёна. — Как ты... Почему ты... — Объясни мне, — Уён отпускает ключ, но рука Сана так и остаётся неподвижно висеть в воздухе. Он удивлённо хлопает глазами будто все ещё не уверен, настоящий ли перед ним стоит Уён. — Чем ты занимаешься? Что это, Сан? Я так устал от этих недомолвок... Уён судорожно вдыхает через нос, но так и не сдерживает всхлип. Карбоновые пальцы отпускают ключ и тот звонко падает на бетон. Уён вздрагивает, напрягаясь всем телом. Объятия Сана резкие, но как всегда уютные, хоть от него и пахнет бензином. Он такой тёплый и нежный, на него сразу не хочется злиться, требовать правды. Но Уён пересиливает себя и все равно настойчиво дергает за майку на его спине. — Уён, ты не должен быть здесь. — Почему? — Потому что это опасно. — Тогда почему ты здесь, раз это так опасно? — Уён не замечает, как начинает кричать, звонкий голос эхом отдаётся от пустых бетонных стен. Он отталкивает Сана от себя, отступая на шаг, и тот упирается задницей в капот. В глазах Уёна стоят слёзы. — Расскажи мне! Минки старается быть тише, но дверь все равно гремит, когда он закрывает ее за собой. Они остаются вдвоём. Тишина душной тяжестью оседает на дне легких. — Это Шевроле Корвет двадцатого года позапрошлого столетия, шесть и два литра, пятьсот две лошадиные силы, разгон до сотни за три секунды, — Сан долго стоит уставившись в пол, бросаясь фактами и одной рукой поглаживая изгибы машины. — Уён, не заставляй меня выбирать... Что-то в голове Уёна щёлкает и от этого он готов снова расплакаться. За год вместе он так и не понял, что Сан такой же как и он сам. Загорается своими идеями, увлечениями, забывая про все на свете. Горит желанием воплощения своих фантазий, пускай и сфера интересов совсем другая. Пускай это опасно и незаконно, но ведь Уён со своей подпольной мастерской ничем не лучше. — Санни, — шепчет Уён и по щекам все же начинают течь слёзы. — Я не... Уён понимает, что Сан тоже боится быть непонятым и отвергнутым из-за своей страсти. — Уён, пожалуйста не заставляй меня выбирать между тем, что я люблю. Сан никогда не говорил, что любит его напрямую, хотя Уён видел тёплые, а порой пылающие чувства в каждом его поступке пускай даже в самом незначительном. Уён тоже молчал, так и не признавшись, просто надеясь, что Сан тоже видит любовь в его глазах. — Я и не прошу выбирать! Просто расскажи мне... — Уён вытирает слёзы тыльной стороной руки, но они продолжают течь по щекам, губам и подбородку. — Расскажи мне все, что скрывал! Я ведь не... — Уён всхлипывает ещё раз и его накрывает истерика. Он бы никогда не стал ограничивать Сана, никогда бы не осудил, какими бы незаконными вещами тот не занимался. Но он никогда не говорил этого вслух и теперь эта гора недомолвок и взаимного недопонимания давит на него неподъёмным грузом, грозясь раздавить, и Уён боится. Ужасно боится... — Я не хочу потерять тебя! — Мой Ёни, — Сан подходит, опуская руки на вздрагивающие плечи, прижимается губами к влажной щеке. — Мой маленький Ёни... Уён плачет долго, надрывно, хватаясь руками за крепкие плечи и утыкаясь лицом в горячую веснушчатую шею. И пока он плачет, Сан тихо шепчет свою историю на ухо, поглаживая спину и зарываясь пальцами, испачканными в машинном масле, в волосы. Сан любил все, что связано с машинами с детства. Собирал гравибайки в школе на Палладе себе, друзьям и знакомым за биты. Участвовал в гравигонках на поверхности. Был первым автомехаником в своём отряде в армии, но после аварии, утраты руки, после окончания службы и потери признания как гонщика, жизнь на Палладе не сложилась и он сбежал. Через несколько лет скитаний по галактике он прилетел в Столицу. Тут он познакомился с Минки, узнал о так называемых «белых ралли». Загорелся идеей несмотря на увечье. Для белых ралли нужно спуститься вниз, в Мглу, туда, где Уён никогда не был, но как оказалось, Сан проводил целые часы. Специально для белых ралли энтузиасты расчищали скопища мусора на асфальтовых дорогах, освобождая «трассу» для гонок. Сан целует в щеку и в висок, восторженно рассказывает о своих первых заездах, разбитых машинах, тысячах проигранных битов и лишь одном финише. — Это было год назад, как раз после нашей первой встречи, — Сан гладит карбоновыми пальцами по волосам, и ощущается это так мягко, будто гладит не протез, а настоящая рука. — Я пришёл в клуб, в котором ты работал, по делу — мне нужно было выкупить у одного мажора свечи зажигания для тачки, которую мы с Минки подготовили для гонки. Детали для машин гоняющих по асфальту очень сложно найти. Надо либо проводить в Мгле целые дни, разбирая старый металлолом, что остался на дорогах, чтобы найти подходящие, либо выкупать их за баснословные деньги на чёрном рынке, — Уён помнит день их встречи будто он был вчера, помнит Сана в прозрачной майке, его лишь слегка светящиеся веснушки, пирсинг и горящие чёрные глаза. Помнит как отказал ему, не дав пройти в клуб. — Ты меня не пустил и я был дико взбешён, потому что на кону стояло слишком много битов. Я был готов собственноручно придушить тебя, но понял, что ты тоже с Паллады. Ты был таким горячим и... — Сан усмехается, сильнее стискивая Уёна в объятиях. — Потом ты сделал мне слишком заманчивое предложение — протез руки за пол миллиона. Почему то я чувствовал, что ты не обманешь меня, и протез, который ты сделаешь, будет лучше моего армейского, из-за которого по большей части я и проигрывал все гонки, потому что его реакция и точность движений были просто ужасными, — Уён уже не плачет, слушает, не перебивая, переодически хлюпая носом. — Я взял двести тысяч, за которые мы с Минки собирались купить детали и ещё триста тысяч из собственных сбережений и из тех, что мы копили вдвоём, сказал Минки, что купил и заменил свечи и пошёл к тебе, — Сан усмехается, забираясь руками под толстовку Уёна и сжимая поясницу. — Я все ещё считаю это своим лучшим решением. — Ты выиграл? Почему тогда пришёл весь побитый? — спрашивает Уён, вспоминая потрепанного Сана пришедшего в мастерскую год назад. — Гонка была за несколько дней до того, как я должен был забирать у тебя готовый протез. Как я сказал, я впервые финишировал, но занял лишь третье место. Из-за плохого сцепления с дорогой и медленной работы протеза, я не вписался в последний поворот. От удара машина заглохла и я не смог завести ее снова. Когда мы дотолкали ее до финиша, два других участника, от которых я знатно оторвался, уже пересекли финишную черту. Мы с Минки выиграли три миллиона и он был рад, пока не стал разбирать двигатель, чтобы посмотреть, что пошло не так. Свечи стояли старые и он понял, что я не заменил их. Если бы заменил, я бы финишировал первым и приз был бы тридцать миллионов, а не три. Минки был в бешенстве. А он не любит сдерживать эмоции, — Сан целует в макушку и Уён поднимает на него глаза. — Но оно того стоило. Сан отвечает на вопросы так легко и просто, будто бы ждал, когда его спросят. — То есть миллион, который ты мне отдал забрав протез, это была часть выигрыша? — Уён кусает губы, он все ещё не понимает этого поступка. — Зачем ты отдал мне тот картридж? — Да, это была моя доля, но ты заслужил эти деньги, — парень вытирает влажные щёки Уёна большими пальцами, и убирает за уши разлохматившиеся волосы. — Твои протезы лучше керамических и стоить должны дороже того, что вы с Ёсаном за них берёте. Я был счастлив отдать тебе те биты, — Сан находит губы Уёна, оставляя на них легкие поцелуи. Сердце Уёна разрывается от чувств, а голова — от мыслей. Нужно было спросить его раньше! И все было бы проще. Без секретов так легко на душе. Теперь все точно будет хорошо. — Ты мне покажешь? — Уён отвечает на поцелуи, прикусывая зубами язык, проскользнувший между его губ, и чувствуя волну жара от Сана. — Покажешь мне как она ездит? — Ты правда хочешь? — Да. — Уён, — Сан поднимает его за бёдра, прижимая к себе. Уён скрещивает лодыжки за его спиной и вцепляется в плечи, смотря сверху вниз на жаркий румянец горящих веснушками щек, заглядывает в чёрные блестящие любовью глаза. — Встреча с тобой лучшее, что случалось в моей жизни. Сан сажает Уёна на пассажирское сидение, накидывает ремни безопасности на плечи и щёлкает застежкой на талии, надежно фиксируя в обхватывающем фигуру кресле, обходит машину, закрывая капот, кидает пару слов вернувшемуся Минки, от чего тот хмурится и бросает недовольный взгляд на все ещё дрожащего Уёна, и плюхается на водительское сидение. — Надень, — Сан протягивает респиратор и маску с желтым стеклом. — Внизу без них не комфортно. — Мы поедем в самый низ? — дрожащими то ли от страха, то ли от предвкушения пальцами Уён натягивает протянутые вещи на лицо, Сан поступает так же. — В Мглу? — Да! Начало трассы уже расчистили. Участок прямой, там мы и опробуем мою малышку, — Сан поворачивает старые ключи в замке зажигания. Двигатель Корвета рычит диким зверем, его низкий утробный рёв эхом отражается от стен и забирается под кожу, вибрируя в каждой клеточке тела. Сан нажимает на педаль газа добавляя оборотов. От звука в замкнутом помещении закладывает уши. От адреналина, выбросившегося в кровь, у Уёна дрожит нутро, а ведь они даже не тронулись с места. Минки подходит к водительской двери и Сан опускает стекло. — Береги машину, Сан, — парень наклоняется к окну, опуская на дверь локти. — Проверь разгон и торможение, поведение в поворотах. И прошу тебя, не глупи. — Слушаюсь, сэр, — Сан делает отмашку от виска и карбоновые пальцы обхватывают ручку переключения передач. Первая. С визгом шин корвет срывается с места и ухает в темный коридор, ведущий вниз. Загораются желтые фары, освещая бетонные стены. Вторая. Автомобиль разгоняется, но все, что Уён видит впереди, это тупик. — Сан?! — пальцы нервно впиваются в кожаную ручку двери. Снова первая. Сцепление. Бешено крутящийся руль, поворот и занос. Машина идёт боком, бампера в считанных сантиметрах от бетона стен. Руль вертится в обратную сторону, выравнивая. Вторая. По расчерченному шинами полу с чёрными лужами начинает ползти туман. Первая, поворот. Вязкий туман доходит до дверей и выплескивается на капот. Вторая... Проезд нескольких этажей занимает всего несколько минут, но Уёну кажется, что его жизнь становится короче на несколько лет, нервные клетки умирают миллионами, а волосы седеют, пока пальцы до белых костяшек впиваются в ручку, которая при столкновении его даже не спасёт. Третья. Щелчок, удар и ослепительная белизна. Уён не дышит. Белое свечение обволакивает его и первая мысль кричит, что все, он умер. Но нет, просто они в самом низу. В Мгле. Там где нет жизни уже две сотни лет. После полумрака коридоров, освещенных только светом желтых фар, глаза привыкают слишком медленно. Но когда все же привыкают, то лучше не становится. Они плывут в обволакивающей дымке, скорость то ли уменьшается, то ли просто перестаёт ощущаться. Экран на приборной панели автомобиля тихо попискивает, показывая расстояние до препятствий — единственный ориентир в белом море. Карбоновая рука Сана ложится на ногу Уёна и пальцы стискивают бедро. Уён пялится сквозь очки на белизну за окнами автомобиля, стёкла хоть и делают свечение жёлтым, мозг все равно преобразует информацию, представляя Мглу смертью в идеально белом одеянии. — Как тут устраиваются гонки? — Уён поворачивается к Сану лицом, с трудом втягивая воздух через респиратор. Мгла на вкус как смесь горького сигаретного дыма с выхлопом трубы самого большого грузового гравикара. — Ничего же не видно! — При свете дня, сквозь это молоко не увидеть ничего и на пару метров вперёд. Поэтому гонки проходят ночью, чтобы проще было заметить подсвеченные повороты. Но даже тогда, видимость настолько плохая, что без штурмана не обойтись... — Штурмана? — Уён кладёт свою ладонь поверх руки Сана. — Минки твой штурман? Сан кивает, выскальзывая рукой из-под ладони Уёна и кладёт ее на коробку передач, переключая на нейтраль. Машина останавливается. — Я оставлю тебя тут на минутку, мне нужно найти распределителя и узнать про пробный заезд, — Сан ободряюще касается шеи Уёна и щекочет холодными пальцами кожу. — Ты оставишь меня здесь одного? — сердце больно колотится о грудную клетку, рядом с керамическим позвоночником течёт капля холодного пота. — В Мгле? — Всего на минутку, Ёни. Сан открывает дверь, запуская небольшое кучерявящееся облако внутрь машины, и растворяется в тумане. Уён остаётся совсем один. Тут слишком тихо. Тишина давит на уши словно километровая толща воды, грозясь разорвать барабанные перепонки в клочья. Не слышно ничего кроме крови, шумящей в собственном теле. Страх кусает кончики пальцев, холодок бежит по спине. Уён съёживается в сидении, пытаясь ухватиться за последние капли уверенности в том, что все действительно будет хорошо и Сан знает, что делает. Дверь машины снова открывается и Уён вздрагивает всем телом. — Папаша дал зелёный свет, — палладианец садится на водительское сидение. — Можно проверить скорость на стартовой прямой. — Кто, черт возьми, такой Папаша? — Уён с трудом вдыхает, хватаясь пальцами за бедро Сана. Он тут, он настоящий. Все хорошо. — Хонджун, Маливанец, он проводит гонку, — отвечает Сан, отцепляя от ноги судорожно впивающиеся пальцы и сжимая их в своих ладонях. — Ёни? — Можно уже наверх? — Уён пытается не ныть, но голос звучит уж слишком жалобно, ему действительно не по себе находиться тут. — Один заезд. Пожалуйста. — Ладно... Уён пытается глубоко дышать. Может быть ему понравится ехать по асфальту так же, как понравилось летать на гравибайке. Да, это страшно, да, вероятность свалиться с километровой высоты очень большая, но как только переживаешь первые волны вымораживающего страха, адреналин так приятно начинает щекотать нервы, что все остальное уходит на второй план, ты перестаёшь ощущать себя в пространстве и времени, жизнь становится азартной игрой, в которой есть только победа или поражение. А в состоянии шоковой эйфории начинаешь верить только в победу. Может быть на земном автомобиле все будет так же. Сан прикладывает коммуникатор к экрану и тот скачивает новую информацию, показывая разметку стартовой прямой без единого поворота или отклонения. Всего четыреста два метра. Следующие секунды превращаются для Уёна в борьбу за жизнь, его вжимает в сидение, хочется зажмуриться, но он бесполезно всматривается в белизну перед капотом, силясь рассмотреть хоть что-то. Колёса машины чувствуют все неровности дорожного покрытия, подвеска уменьшает встряску, но это все равно не то, что лететь на гравикаре. Чувствуешь сцепление с дорогой, чувствуешь зависимость от неё, одна яма, неудачно вывернутый руль и лепешка из Корвета на старой бетонной стене основания небоскреба. Внутри все скручивается в один большой узел. Четыреста метров, несколько секунд, тринадцать ударов сердца и всего один вздох. Писк тормозов, щелчок ключей в замке зажигания и снова давящая тишина. — Шесть секунд, — шепчет Сан. — Шесть секунд, Ёни... — Что это значит? — голос Уёна дрожит. Ему не понравилось. Сан не отвечает. Он стягивает с лица свою маску и тянется к Уёну, снимая с него респиратор. Его влажные губы мягко касаются уголка рта, язык скользит по нижней губе и пробирается глубже. После томных поцелуев и неудачной попытки взаимных ласк в душной и тесной машине, они поднимаются обратно в импровизированный гараж. — Сколько? — тут же подлетает взволнованный Минки, критично осматривая корвет на наличие вмятин от столкновений. — Шесть секунд... — Сан выходит из автомобиля, бросая на своё сидение респиратор и очки. — Шесть секунд? Такого ещё не было ни разу! — громкий голос Минки низким гулом разносится по помещению. — Да. Сан и Минки внимательно смотрят на маленького Уёна, который неуклюже выбирается с пассажирского сидения. — Так что же это все-таки значит? — Уён вытирает со лба пот и тщетно пытается отдышаться воняющим бензином воздухом, опираясь руками о капот. — Это значит, что ты будешь моим штурманом, Ёни, — уверенно говорит Сан. — Что?!