Technological singularity

До гонки остался час. Уён сидит в корвете один. Его трясёт, пальцы судорожно сжимают портсигар в кармане джинс, но он не достаёт самокрутку. Ком в горле, тошнота, слёзы, подкатившие к глазам, и кракен, копошащийся в кишках — вечные спутники нервозности. Эти ощущения размножаются и плодятся, усиливаются с каждой секундой, проведённой в Мгле в полном одиночестве. Очень хочется закурить, но нельзя. Нужно чтобы его разум был чист. Сан ушёл одиннадцать минут назад. Одиннадцать минут и тридцать шесть секунд. Уён неотрывно смотрит на коммуникатор. Сети нет. Связи ни с кем нет. В самом краю голограммы высвечиваются пять пропущенных. И все от Ёсана. Вестарианец звонил несколько раз вчера и два раза сегодня. Сначала Уён был занят тренировками и ответить было некогда, а потом... потом он просто не придумал, что сказать. Он боялся сказать правду, боялся соврать, ведь Ёсан в итоге все равно узнает истину и рад этому точно не будет. Поэтому он решил отложить разговор с ним до тех пор, пока эта проблема не станет приоритетной. Сейчас же в приоритете — не словить панику. Воздух через респиратор тянется с трудом, очки на глазах потеют от сбитого дыхания и Уён просто не знает, как он будет читать легенду в таком состоянии и тем более диктовать Сану данные. Он начинает задыхаться, захлебываться своим страхом совершить ошибку и провалить заезд. — Уён... — Сан вовремя возвращается и садится на водительское сидение. Он стягивает с его лица маску и командует: — Дыши, Ёни! Дыши! Уён как рыба, выброшенная на берег, хватает ртом воздух. Глаза слезятся, лёгкие обжигает густой загазованный туман, в котором больше токсичных примесей чем кислорода. Вязко, липко, от запаха и привкуса жутко кружится голова и легче не становится, он продолжает задыхаться. Тогда Сан тянет его на себя. — Иди сюда, — он спускает маску со своего лица и легко целует в губы. Уён приоткрывает рот и внутрь тут же проскальзывает язык, проталкивая таблетку глубоко внутрь. Она скользит прямо в горло, Уён отстраняется и кашляет, но капсула уже проскользнула в пищевод. — Что это за херня, Сан? — паника смешивается со злостью. — Что это было? — Психостимулятор, — буднично говорит Сан, словно все происходящее в порядке вещей и возвращает респираторы на место. — Он поможет... — Ты должен был спросить! — Уён сжимает и разжимает кулаки, вены на руках распухают. Злость бьет наотмашь. — Прости. — Сначала, черт возьми, спросить, а потом делать! — в первый раз ему хочется вмазать по этому смазливому личику. — Мне легче просить прощения, чем разрешения... — шепчет Сан, протягивая к нему руку. — Прости меня. Но Уён дергается, ускользает от прикосновения и вместо того, чтобы ударить, открывает пассажирскую дверь и вываливается из машины в Мглу. Два солнца уже закатились за горизонт и Уён судорожно всматривается уже не в белое молоко тумана, а в непроглядную тьму. Кроме злости в сердце ворочается страх. Он делает несколько слепых шагов в сторону от автомобиля и до ушей доносится непонятный шум. — Уён! — Сан хватает его за шкирку и тянет обратно к корвету. Мелькает свет фар и по тому месту, где он только что стоял, с визгом шин проносится наземная машина. — Что ты делаешь?! Сядь в машину, гонка скоро начнётся! — Нет! — Уён прижимается задницей к капоту и отчаянно машет головой. Ему страшно, страшно находиться здесь, внизу, в Мгле, и теперь спокойствия нет даже рядом с ним, потому что он вытворяет напрочь выбивающие из колеи вещи. — Ёни, садись! — Сан открывает дверь и тянет за толстовку, пытаясь усадить на место. — Все едут на стартовую линию, это не место, где можно просто так разгуливать! Давай, садись, скоро начало... — Это был наркотик? — Что? — Таблетка, которую ты мне дал... это был наркотик? — Уён чувствует собственную волну жара, полыхнувшую под толстовкой. С ужасом он отталкивает от себя Сана и тот отступает, прекращая попытки посадить в машину. — Да... — Сан отводит взгляд. — Ты слишком сильно нервничал, это бы повлияло на твою концентрацию во время гонки. Эта таблетка поможет тебе успокоиться, — он чешет шею, скрытую воротом высокой водолазки, которую ему впихнул Минки, чтобы скрыть так и не потухшие веснушки. Уён чувствует, как собственное тело дрожит и полыхает, как под одеждой татуировки жгут руки и в этот раз это совершенно неприятное ощущение. Потому что в этот раз цветы горят от животного страха, включившего защитную реакцию организма. Он задирает рукав и Сан жмурится от яркого свечения ударившего по глазам и делает ещё один шаг назад. Палладианец понимает разницу в свечении от возбуждения и от страха. — Черт, Ёни... — Ты должен был сначала спросить. Уён молчал целый год, ему казалось, что все идёт хорошо — минимум ссор, много секса, отношения, в которых позволяешь партнеру быть собой. Но... Всегда есть это дурацкое «но». Теперь кажется, что после всех этих недомолвок, недосказанностей, секретов и полуправды за образом родного человека скрывается совершено другая личность. Уёну кажется, что он не знает Сана. Он пытается выстроить в голове ровную линию его биографии, но в памяти лишь пунктир с огромными пробелами и отрывками линий. Вечно в красочных рассказах Сана чего-то не хватало. Но Уён очень хочет узнать правду, потому что ему дóроги даже те крупицы информации, которую ему позволил узнать палладианец. Уён слишком дорожит им даже если совсем не знает его. — Что ещё ты мне не договариваешь? — Этот разговор не на пять минут, Уён, — Сан зарывается пальцами в свои волосы и оттягивает их. В его глазах столько боли, что можно собрать на целый океан. Он отворачивается, пытаясь не смотреть на светящуюся в темноте руку Уёна. — Давай ты задашь все интересующие тебя вопросы после гонки? И я расскажу тебе все как есть, ничего не скрывая, всю правду, ничего не тая. — То есть больше никаких секретов? Никаких исчезновений на несколько дней непонятно куда и с кем? Больше никаких наркотиков в моем рту без моего разрешения? — сломанный, хриплый голос сквозит отчаянием. Ему хочется верить, очень хочется... Уён опускает рукав. — Ты ответишь на каждый мой вопрос? — Да, — Сан все же поднимает взгляд. — С этого момента только правда. Пожалуйста, Уён, я... Я не хотел, чтобы ты боялся. Я просто хотел быть лучше для тебя... — Сан протягивает ладонь. И спустя несколько долгих секунд Уён хватается за неё. Объятия Сана тёплые, Уён чувствует волны жара через его одежду, питается ими и слишком быстро успокаивается. Сан всегда так действует на него. Почему-то в его руках очень спокойно, даже несмотря на сложившуюся ситуацию. Вдыхая его запах — терпкость пота, смешанную с вязкостью машинного масла и бензина, перебиваемую сладостью ментоловой жвачки — Уён понимает, что Сан скрывает правду только ради защиты, как своей так и его. И все было бы гораздо проще если бы они разобрались с этим ещё в начале их отношений. — Я люблю тебя, — Сан сжимает так крепко, что перестаёт хватать воздуха. Но возможно воздуха перестаёт хватать именно от его слов. — Я очень люблю тебя, Ёни. Просто... запомни это и никогда не забывай. Хорошо? Уён молчит. Он слишком давно хотел услышать эти слова и совсем не ожидал услышать их именно сейчас. Но возможно момент самый подходящий, чтобы укрепить их связь. — Хорошо. Потому что я тоже люблю тебя, — Уён впивается пальцами в его спину и касается губами раковины уха. — Но, Сан, ещё один секрет и... Он не договаривает, но потому как болезненно хмурится Сан становится понятно, что до него дошёл смысл. Корвет подъезжает на свою линию старта, определённую жеребьевкой и обозначенную на экране на приборной панели. Они стоят пятыми. У Уёна все ещё кружится голова от нервов и жуткого волнения, от наконец-то раскрытой любви и от карбоновой руки, сжавшейся на бедре. Но таблетка и правда принесла заветное облегчение — дышать и думать стало легче, появилась возможность сосредоточиться. За полчаса до начала на голограф в руках Уёна приходит сообщение с легендой трассы. Дрожащим пальцем Уён открывает файл. Все кажется не таким уж и сложным. Кривая замкнутая трасса, по которой надо проехать семь раз. Семь кругов. Кое-где есть тонкие дорожки, где можно срезать, но Минки предупреждал, что на этих «срезах» есть слишком большая вероятность врезаться, застрять, разбиться или перевернуться и выбыть из гонки, поэтому на них стоит выезжать только в самом крайнем случае. На карте видны все остальные девять машин, в которых стоят чипы слежения, работающие без перебоев даже в Мгле, чтобы судьи хоть как-то могли следить за происходящим в непроглядной тьме. На одном кругу двадцать один поворот, три из них под прямым углом, пять — под острым, два на сто восемьдесят градусов, остальные не такие опасные. На трассе есть преграды, в некоторых местах нужно будет перестраиваться из одного ряда в другой, идти не по прямой, а «играя в шашки». И всего два участка, где можно вдавить педаль в пол — на стартовой прямой и после семнадцатого поворота. Вроде не сложно. Каждый момент проработан Уёном за двадцать минут. И вроде все понятно, но как будет на деле... — Мы справимся, — Сан смотрит на легенду сбоку, стараясь запомнить петляющую дорогу. — Ты готов, Ёни. Все будет хорошо. Вокруг чернота и только фары рядом стоящих машин разрезают ее, обрываясь впереди всего в паре метров. Рычат моторы. В висках колотится сердце. Все ощущения обостряются. Голограф показывает цифры и Уён диктует: — Три. Два. Один. Старт! — верещат колёса, машина срывается с места, сразу же набирая скорость. — Нас зажимают справа и слева. Впереди ещё двое. Остальные сзади. Первый поворот направо на тридцать градусов через сто пять метров. Удар справа от идущего рядом автомобиля. Сан вжимает педаль газа в пол, движок гудит и следующий удар приходится не в дверь, а в крыло, машину ведёт, но Сан крутанув рулем удерживает ее ровно. Уён командует поворот, они проходят его без проблем. — Теперь мы на третьем месте. Номер четыре выбыл. Первый круг проходит быстро, пролетает как в трансе. Они вырываются на второе место и отрываются от остальных. Уён диктует четко, все по делу и пока не совершает ошибок. — Сто восемьдесят градусов влево через десять метров, — тараторит он. — Поворот! Корвет срывается в дрифт. Задние колёса скользят. Сан докручивает руль и Уён буквально на секунду отрывается от голограммы, чтобы взглянуть на него. Красивый. Сосредоточенный и нахмуренный. Левая рука крепко сжимает руль, протез правой лежит на ручном тормозе. От Сана веет уверенностью. Он прекрасен. — Прямо тридцать метров. «Шашки», — Уён быстро говорит в какую сторону сместиться, чтобы обойти оставленные на дороги баррикады. Успех. Третий круг. — Сейчас влево, девяносто. Черт! Тормози! Но Сан уже пустил корвет в дрифт. Пытаясь выпрямить траекторию он добавляет газ и выкручивает руль в другую сторону. Слишком поздно Уён понимает, что не дал никаких четких указаний и автомобиль летит в никуда. Сильный удар по правой части кузова выбивает стекло пассажирской двери. Машина останавливается и двигатель глохнет. Уён поворачивает голову, выглядывая в окно. Машина соперников, слабо подсвеченная рассеивающимся в Мгле светом фар, как шашлык пронизанная арматурой, прижимается ко всему правому борту. Водитель и штурман погибли, их окровавленные лица освещает свет так и не потухшей приборной панели. Одна арматурина выходит из шеи пилота и почти дотягивается до виска Уёна. — Ты как? — Сан нервно поворачивает ключи и со звуком разрезаемой консервной банки корвет снова срывается с места. — Уён, ты цел?! — первая передача, вторая. Сан не отрывает глаз от дороги и следующий поворот, слегка подсвеченный неоновыми указателями, проходит сам, без указаний штурмана, но на гораздо меньшей скорости. Сзади виднеется свет фар соперников. — Уён!!! — Я в норме, — наконец отвечает Уён. — Сейчас держись правее, пятнадцать градусов и потом левее, — на экран голографа капает кровь. Теперь первый автомобиль слишком сильно оторвался от них. Черт. — Надо сокращать расстояние. Ёни, на четвёртом кругу... — Уён прерывает Сана комментарием как надо повернуть, шины скрипят об асфальт, колесо попадает в яму, сильно встряхивает. — Давай срежем. Уён вытирает скулу тыльной стороной руки. Кровь не его, но она воняет железом даже через респиратор. Психостимулятор обостряет чувства и запах кажется просто невыносимым. На четвёртом кругу Уён не может сосредоточиться. Их обгоняет автомобиль идущий третьим. Уён с опозданием говорит про повороты, запинается и все смотрит на засохшую на пальцах кровь. Сан заметно снижает скорость. — Это могли быть мы, Сан, — шепчет Уён, пока после семнадцатого поворота автомобиль разгоняется по прямой. — В той машине. — Но это не мы, Ёни, — Сан на секунду переносит руку с коробки передач на коленку Уёна и легонько ее сжимает. — Соберись, осталось немного. Нужна вся твоя концентрация. Давай срежем. Уён глубоко вдыхает. В правом боку колет, но он не обращает внимания. За четвёртый круг они нагоняют машину идущую третьей. На пятом Уён готов провести Сана через узкий пусть «среза». — Поворот налево на девяносто градусов через три, два, поворачивай! — Уён повышает голос, сжимая в руках экран голографа до побелевших пальцев, смотрит неотрывно на то, как силуэт их автомобиля передвигается по цифровой карте. Корвет перепрыгивает через неровность асфальта, левое переднее крыло прижимается к бетону стены, летят искры и левая фара выходит из строя. — Правее на пол метра. — Черт, тут так узко и даже подсветки поворотов нет! — ругается Сан, а после матерится на палладианском. Уён старается максимально сфокусироваться и командует повороты, даже мельчайшие смещения на этом участке и когда они вновь выезжают на трассу в самом краю голограммы загорается единица. — Мы первые... Мы первые, Сан! — радостно кричит Уён, а после орет о повороте и не отводя глаз от голографа бьет Сана по плечу. — Давай теперь в том же духе! Шестой круг. Только с одной фарой Сан едет медленней, опасаясь неточно вписаться в поворот. В Мгле ночью фары могут осветить разве что предметы находящиеся в двух трёх метрах от капота, это не много, но уже что-то, а дальше только белёсое ничто. Седьмой. Завершающий круг. — Нас догоняют, — Уён дергается на довольно ровном отрезке и смотрит в зеркало заднего вида — чёрную дымку прорезает желтый свет фар. — Срежем? — Слишком опасно, веди по трассе, — отвечает Сан. Уён командует следующий поворот и как только он замолкает заднее стекло корвета разбивается. — Что за? — Уён снова хочет обернуться, но на руку ложиться холодная ладонь Сана. — Они стреляют, сядь ниже, — Сан мастерски проходит ещё один поворот. — И не отвлекайся ни на секунду. Оружие на трассе запрещено, как и незаконное топливо в баке, но, конечно же, каждый идёт на свои уловки. Следующий выстрел разбивает боковое зеркало заднего вида со стороны Сана. Ещё один попадает в багажник. Если пуля попадёт и пробьёт колесо гонка будет окончена. — Держись правее, затем резкий поворот налево, — не советуясь с Саном Уён ведёт его на обходной путь. — Уён?! — Сейчас налево! Сан не доворачивает руль и скользящий удар от стоящего на дороге мусорного бака разбивает вторую фару, совсем лишая их зрения. — Газу! — Уён кричит. Они должны победить любым способом, даже вслепую. — Разгоняйся до сотни! Давай, Сан! Верь мне! Сан вдавливает педаль в пол, слепо всматриваясь в черноту. Без фар ничего не видно, ни один поворот не обозначен неоновым знаком. Кромешная чернота. Он может полагаться только на команды Уёна. Уён диктует без запинки. Поворот за поворотом, и все удачные, искры летят от небольших столкновений с металлоломом, не указанном на карте, но все это мелочи. Через несколько десятков секунд в полнейшей темноте корвет вылетает на трассу. Пищит индикатор топлива. — У нас есть десять секунд, — голос Сана дрожит, он боится не доехать, золото его не скрытых веснушек на секунду освещает машину изнутри. — Через десять секунд топливо кончится. — Два поворота, Сан, всего два. Мы доедем. Они вылетают из-за второго поворота. Вдалеке виден финиш. В этот раз он подсвечен голубым неоном, по бокам мерцают искры стоячих фейерверков. Колёса пересекают нарисованную на асфальте линию. Ещё раз пищит индикатор и вся подсветка приборных панелей автомобиля гаснет, двигатель глохнет, через несколько секунд со скрипом шин корвет останавливается. Они погружаются во мрак. Уён смотрит на единственный источник света, огромную голограмму единицы, которую высвечивает голограф, медленно поворачивает голову на все ещё стискивающего руль Сана. Не моргая он смотрит вперёд и молчит, на его лбу проступили капли пота, очки немного запотели от сбитого дыхания. — Мы первые, Санни... — шепчет Уён и палладианец вздрагивает. — Боги, это было сложнее, чем служить целый год в горячей точке, скажи? — Я не служил, — хрипло выпаливает Сан, все ещё смотря вперёд. Год назад он говорил, что отслужил в палладианских войсках и там же потерял руку. Уён открывает рот, но не может выдавить и слова. Он вспоминает свою мысль о том, что странно, что они как ровесники не встретились в армии. Теперь эта деталь встаёт на своё место. Но сколько ещё недосказанностей?