Technological singularity

Даже после нескольких почти бессонных ночей Уён не может проспать больше четырёх часов. Новый шрам на боку ноет и не дает провалиться в сон, лоб покрывает испарина, одеяло противно прилипает к телу — бессонница танцует очередной медленный вальс, у которого, кажется, нет конца. Он ворочается, пытаясь не разбудить спящего рядом Ёсана, но спустя час безуспешных попыток уснуть, в третий раз пересчитав все известные ему созвездия, которые видны с поверхности Паллады, Уён плотнее накрывает вестарианца одеялом и, захватив с пола его домашние штаны, выходит из спальни, тихо закрыв за собой дверь. На рабочем столе Ёсана лежит коммуникатор, который вчера Уён бросил в душе, но он даже смотреть на него не хочет, не то чтобы трогать, разблокировать и расстраиваться из-за отсутствия других сообщений от Сана с беспокойствами типа — а добрался ли он вообще до дома. Ведь Сан вряд ли беспокоится о нем, хотя и сказал, что любит. Ему важнее своя жизнь, свои увлечения, исполнение своих амбиций. Но год назад он говорил Уёну, что полетит за ним куда угодно, лишь бы быть вместе... Остается ли это правдой на сегодняшний день? Было ли это правдой когда-либо? Потому что Уён бы полетел за ним. Куда угодно. Хоть сейчас. Лишь бы он взял его с собой... На балконе холодно и ветрено особенно без футболки, без куртки, но курить хочется больше, чем быть в тепле. Ему не помешает остудить воспалённый чувствами мозг, немного задурманить его дымом. Но открывая портсигар Уён находит внутри оставшуюся там со вчерашнего дня бензиновую зажигалку Сана. Старая, поцарапанная, сильно потертая Zippo все равно лежит в руке приятной тяжестью, холодя металлом ладонь. Закуривая он смотрит наверх, в серое небо, покрытое то ли тучами, то ли поднявшимся от города смогом, представляя себе пояс астероидов, находящийся в трехстах миллионах километров отсюда. Возможно, Сан там, возможно, с ним все в порядке. И все мысли все равно только о нем. Окурок жжёт пальцы и только в этот момент Уён понимает, что докурил до фильтра. По рукам давно бегут крупные мурашки, тело бьет дрожь, но уходить с балкона не хочется. Хочется заморозить свои чувства хотя бы на время... Ведь в квартире пахнет Ёсаном. Его запах пробирается в ноздри, идёт по трахее в легкие, а дальше кровь доносит его до сердца. Мысли о вестарианце и палладианце путаются, переплетаются, множатся, увеличиваясь в геометрической прогрессии. Разрастаются злокачественной опухолью. Со слезами, застилающими глаза, Уён оглядывает комнату, пытаясь найти хоть что-то, на что можно отвлечься. Он открывает шкаф, перебирает собранные Ёсаном приборы, кладёт несколько из них на стол. Ищет инструменты, лишь бы занять себя чем-то, лишь бы не думать об этих двоих. Он разбирает светохилер и собирает его заново так, чтобы был в три раза лучше — светил ярче, работал в два раза дольше, по размерам был меньше, хотя бы в руке держать будет удобно. Ведь инженер и программист из Ёсана такой же, как из Уёна медик — знание теории да и только. Полностью погрузившись в возможно бесполезную работу и перебрав почти все механизмы, которые были у вестарианца в шкафу, Уён не замечает, как за окном светает. Не замечает, как просыпается Ёсан. — Кофе? — звучит совсем тихо, чтобы не напугать, но когда ледяные пальцы касаются плеч, набрасывая тёплую кофту, пахнущую вестарианским холодом, Уён все равно вздрагивает. — Да... — растеряно кивает палладианец, наблюдая как Ёсан включает кофеварку. — Поешь, — Ёсан с трудом находит на своём рабочем столе, заваленном приборами, свободное место и ставит перед Уёном тарелку с несколькими неказистыми кусками местной выпечки. — Как ты после вчерашнего? Хоть немного поспал? — Да, — откладывая в сторону инструменты, Уён кусает подобие булки, которая на вкус оказывается очень даже ничего. — Все хорошо. Но по прищуренным глазам видно — Ёсан ни на йоту не верит этому очередному «все хорошо». Но он как и всегда ничего не говорит, лишь качает головой, прикусывая губу и отворачивается к кофеварке. — Давай ты останешься у меня, а я слетаю в мастерскую и сам разберусь с сегодняшними клиентами... — Не уходи! — вырывается прежде, чем Уён успевает подумать. Но даже после осознания произнесённых слов, он повторяет: — Не уходи, Ёсан. Поработай из дома... Ты мне нужен! Дрожащими пальцами Уён достаёт из портсигара самокрутку и зажимает между губ. Ёсан поворачивается и ставит перед ним дымящуюся кружку, опускаясь на стул напротив. Голубые глаза бегают по его лицу, смущая своей проницательностью так сильно, что Уён тупит взгляд в чашке, рассматривая, как лопаются пузырьки молочной пенки. Ёсан приготовил кофе так, как он любит, даже не спрашивая, а Сан... вряд ли он вообще знает, что Уён большой любитель кофе. — Нужен? — вестарианец мягко касается покрытой татуировками руки, невесомо проводит до запястья и забирает из пальцев зажигалку, рассматривая винтажную вещицу. — Ты уверен, что тебе нужен я? — Ёсан... — выдержать ледяной взгляд сложно. Но ещё сложнее сказать ему, что он очень нужен, но нужен не так как Сан. — Ёсан, просто... — не сложнее. Невыносимей. — Просто останься сегодня рядом со мной. Жестоко. Уён часто поступал так со своим лучшим другом. Жестоко. В какой-то момент он просто понял, что тот никуда не уйдёт и останется что бы не произошло. Жестоко быть настолько эгоцентричным. Очень жестоко. Но Уён такой, какой есть... — Ладно, — тонкие пальцы вестарианца щёлкают зажигалкой, поджигая чёрную бумагу самокрутки в губах Уёна. — Иди курить на балкон. ...и оставаться рядом — выбор самого Ёсана. Ёсан вручает ему голограф и заставляет разобраться с финансами за последний месяц. Потом просит переписать программы для протезов нескольких клиентов, работающих на таких предприятиях, где устройству нужна уникальность движения. А после говорит приготовить обед. Уёну нравится занятость, так меньше мыслей о проблемах, меньше переживаний. Он с радостью готовит, впервые за последний год вспоминая, что он умеет и любит это делать. Время пролетает незаметно. Но когда он ставит на освободившийся стол тарелки, от которых идёт пар, и возвращает на запястье свой коммуникатор, без новых сообщений от Сана, нехорошие мысли возобновляют свой ход. — Ёсан, — Уён ковыряет палочками в своей тарелке, еда с трудом пролезает в горло, как бы хорошо он ее не жевал. Вестарианец же уплетает то, что он приготовил, за обе щеки, параллельно отвечая на сообщения, пришедшие на браслет. — У тебя ведь много связей? Много информаторов? — Достаточно, — с набитым ртом отвечает тот, не отрывая глаз от коммуникатора. — А что? — Что ты знаешь про Сана? — этот разговор был лишь вопросом времени. И видимо именно сейчас Уён больше не хочет видеть своего парня в розовом свете. — Ты без проблем нашёл его гараж, а потом и меня на вечеринке... Ёси, что ещё ты знаешь? Ты знаешь про гонки, про маливанца? — Да, знаю. Я в курсе про все его дела за последние три года... — А до этого? — Уёну стыдно за то, что он спрашивает у Ёсана, но если первоисточник умалчивает правду, то почему бы не воспользоваться тем, что доступно. — До этого... — Ёсан откладывает в сторону приборы и отодвигает от себя пустую тарелку. — До этого его как будто не существовало. — Это как? — Уён хмурится, не понимая, открывает как слепая подземноозерная рыба рот и наивно шепчет: — Может ты просто не нашёл? Ёсан приподнимает бровь и вновь утыкается в коммуникатор, отправляя кому-то сообщение. — Ты правда хочешь узнать это от меня? — и после короткого и неуверенного «да» вестарианец выключает голограмму, снова поднимая на него глаза. — За три года, что Чхве Сан провёл в Столице, он успел изрядно наследить. Незаконные гонки, угоны, подделка документов, сбыт запрещённых галактическим правительством веществ, типа 3С-21 и не только, — Уён кивает, заламывая пальцы и отодвигая тарелку с едой. Его начинает подташнивать. — Но мы таким тоже грешим. Все это не так серьезно, если бы он самостоятельно не добывал редкое контактное вещество на поясе астероидов, который общеизвестно принадлежит властям, — Уён потирает виски, начиная нервничать ещё сильнее. Если эту информацию узнал Ёсан, значит ее может раздобыть кто-то другой, кто-то такой же умный, хитрый, пронырливый. Или ещё хуже властный. Вестарианец продолжает и от его следующих слов бегут мурашки по коже: — Но стоило мне копнуть глубже, дальше, чем на три года, и все. Пустота. Следы обрываются. Я не без труда нашёл и проверил все палладианские данные о зачислении в армию десятилетней давности. Его имя там не значится. На случай если он сменил его, я просмотрел всех тех, кто терял на службе правую руку. Тоже пусто. Он не служил, он не был зачислен. Я даже не могу сказать был ли он рождён на Палладе. И снова Уён упирается в недосказанность. Сан — как глубокое озеро. Ты видишь поверхность, думаешь, что понимаешь, что находится под этим тонким, казалось бы прозрачным слоем. Но под обманчивой зеркальной поверхностью скрывается засасывающая чёрная дыра, непредсказуемая, с вихрящимися потоками, которые закручивают тебя и тянут все глубже, на самое дно, которого никак не достичь... — Я... черт, я не знаю, что думать, — Уён тянется к стакану воды, но выпить хочется чего-нибудь покрепче и далеко не стакан. Может бутылку, а может две. — А вчера? — в памяти всплывают отдельные фразы, которые уловил пьяный мозг. Тогда он не задумался о них, но сейчас. — Вчера ты сказал, что мы заметные? — Я так сказал... — но Ёсан замолкает, когда на его коммуникатор разом сыпятся десятки сообщений. Его зрачки расширяются, пальцы вздрагивают, когда он пролистывает текст, а от лица отливает кровь и оно становится еще белее. — Потому что это может повлечь необратимое... — Что случилось? — Они вас заметили, — от этих слов в горле застревает ком, татуировки на руках вспыхивают от страха, а легкие сжимаются, не давая вдохнуть. — Трансляции таких гонок смотрят многие члены правительства, даже спонсируют, делают ставки. И я думаю, им сложно было не заметить двух светящихся палладианцев, — обычно незаметные, палладианцы слишком выделяются из толпы, когда кожа начинает светиться. — Я не знаю, что натворил Сан, но если ты ещё помнишь, то ты перешёл дорогу не последней фигуре в галактической армии и вчера показался в совершенно не лучшей компании, тем более на вечеринке Хонджуна, а он уже очень давно играет на нервах правительства. Когда ты работал в клубе или мастерской, я защищал тебя, как мог. Проверял всех, подкупал. Ты был в относительной, но все же безопасности. А там, где ты был вчера, там у меня нет влияния, нет власти, — Ёсан потирает переносицу. — Не то, чтобы совет не знал, чем занимаются беззаконники. Они не трогают нас до поры, до времени, пока это не выливается в масштабы побольше. А вы знатно так запалились вчера вдвоём... И сейчас галактическое правительство натравило на нас своих псов, потому что они не любят, когда кто-то объединяется и откровенно посылает их на хер. Ёсан заканчивает тираду и со скоростью света печатает ответы на сообщения, продолжая материться. — Что происходит? — Они перекрывают нам поставки, блокируют счета, даже те, которые я оформил на левых людей, угрожают нашим клиентам... Они за секунды разрушают наш бизнес, Уён. После сегодняшнего дня у нас ничего не останется, — Ёсан зарывается пальцами в волосы. Уён лишь второй раз в жизни видит, как его лицо искажает паника. — Мне нужно в мастерскую. Вестарианец вскакивает. — Я с тобой! — Нет, — Ёсан переодевается во вчерашние джинсы и свитер, набрасывает на плечи куртку, крепит на пояс бластер. — В этой ситуации... тебя и твоего палладианца могут искать. Эта квартира не записана на меня, тут скорее всего безопасно. Останься. — Я полечу с тобой и точка. Ёсан нервно стучит по рулю и кусает губы, на его коммуникатор продолжают приходить сообщения. — Надо успеть раньше копов и забрать все, что сможем, — вестарианец летит на максимальной скорости, на грани того, чтобы врезаться в здание или сбить неосторожный гравикар. — Иначе они получат наши чертежи, технологии, разработки. Все это станет доступным армии. Кто знает, как они смогут извратить твои идеи, может превратят их в оружие массового поражения... Черт! — на браслете Ёсана раздаётся звонок. — Ну кто ещё? «Кан Ёсан?» — звучит из динамиков громкой связи. — Маливанец, сейчас не лучшее время, чтобы звонить, — резко отвечает Ёсан. «Мы тоже под ударом,» — механический голос Хонджуна дрожит. — «Парни в армейской форме, вооруженные до зубов и стреляющие без предупреждения, накрывают все подпольные сети, словно их ужалили. Закрыли чёрный рынок. Накрылся весь наш импорт и экспорт. Обрублены все наши связи с продажными политиками,» — маливанец надсадно кашляет в трубку. — «Они подорвали три моих гаража, схватили моих парней...» — Вот же суки! Ты цел? — услышав невнятное «почти», Ёсан шипит на вестарианском ругательства. — Надеюсь моя мастерская... «Ёсан-и,» — ласковое имя по странному нежно звучит из динамиков, от чего Ёсан вздрагивает и косится на Уёна. — «Улетай из Столицы. Прямо сейчас. Ты знаешь мой корабль на орбите, возьми его...» По спине Уёна катится холодный пот, губы немеют, кровь стынет в жилах. Где Сан? — Хонджун, — сипит Уён, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха в скрученные спазмом легкие. — Что с Саном и Минки? «Они не отвечают,» — Хонджун делает паузу и в динамиках раздаётся шум и крики. — «Ёсан не глупи, бросай все. Улетайте с планеты...» Связь обрывается. Уён готов разреветься, выдрать себе все волосы, открыть дверь гравикара и выпрыгнуть в Мглу прямо сейчас. — Ничего-ничего, — шепчет Ёсан. — Мы справимся... и не такое проходили, — резко сворачивая он с громким лязгом о перила паркует гравикар у здания, в котором находится мастерская. — Давай быстро, пока никого нет. Уён вылезает из машины следом за вестарианцем, но тормозит, когда на коммуникатор приходит сообщение от Сана: «Я проебался. Ты был прав, когда сказал, что рано или поздно нас поймают. Прости, Ёни. Мне жаль, что это произошло так рано. Я очень люблю тебя. Помни это.» Это... прощание? Прочитав сообщение Уён смотрит на бегущего к мастерской Ёсана с бластером в одной руке. Видит как он прикладывает к новой автоматической двери коммуникатор, чтобы разблокировать. А после только слепящая глаза вспышка, волна сбивающая с ног, удар затылком и темнота...