***
Мешкать никто не стал. Не прошло и получаса, как перед воротами крепости собрались все те, кто, так или иначе, намеревался отправиться в рейд. Кони ржали, нетерпеливо перебирая копытами, верные сосредоточенно хмурились, ожидая команды, а Макалаурэ, уже сидя верхом, с надеждой вглядывался в окна башен, рассчитывая перед отправлением еще разок увидеть Силмерин. Утро окончательно успело вступить в права. Ладья огненной Ариэн поднялась над кромкой деревьев, значительно укоротив и высветлив тени. Птицы летали высоко в поднебесье, оттуда о чем-то возмущенно крича. Маглор с улыбкой проследил за пернатыми взглядом и вдруг, обернувшись, заметил в ближайшем окне силуэт. — Силмерин, — прошептал он чуть слышно, и на сердце сразу же само собой потеплело, словно ветер коснулся ласковым, нежным дыханием. — Мелиссэ… Услышав последнее слово, Курво обернулся и посмотрел на Макалаурэ изучающе. Потом он проследил за его взглядом, и в глазах зажегся огонь понимания. — Быстро же она тебя покорила, — полусерьезно, полушутя заметил Искусник, подъезжая ближе. Маглор посмотрел на младшего брата, единственного из семерых, кто был женат, и тихо спросил: — А разве есть у нас сейчас время на долгие осады? Курво помолчал, обдумывая вопрос, а после уверенно кивнул: — Ты прав, нету. Наш мир изменился, и нужно торопиться и ловить момент, иначе рискуешь вообще никуда не успеть. Кано было хотел ответить, но в эту самую минуту появился Майтимо, и все разом пришло в движение. Вновь открылись ворота, Макалаурэ махнул рукой Силмерин, и отряд выехал за пределы Химринга. Путь их, словно стрела, летел на север, по следам отряда. Дозорные ехали впереди, постоянно сверяясь, и ветер, дувший им навстречу, сообщал, что опасности пока никакой не предвидится, а враг далеко. Медвяный запах трав кружил голову. Перед внутренним взором менестреля вставало лицо красавицы-нолдиэ, ее сияющие глаза и мягкая улыбка, и эта дивная картина дарила силы роа, а духу бодрость. Вскоре нолдор начали чувствовать, что постепенно догоняют более медлительного пешего противника. След то и дело петлял, иногда прячась в тени пробегающих мимо лесков и рощиц, а временами вновь выходя на открытое пространство. Высокие стройные сосны упирались в небо, шелестели травы, упруго сминаясь под копытами коней. Ветер доносил терпкий запах смолы и хвои, к которому примешивались тревожные, чуждые нотки. Майтимо сделал знак остановиться, и отряд послушно замер в ожидании. — Кано, — обратился к брату старший, — обойдешь их слева, чтобы эти твари не сбежали. — Понял, — кивнул Макалаурэ и дал знак Амбаруссар и части верных следовать за ним. — Морьо, ты прикроешь справа. — Сделаю. Разделившийся отряд продолжил путь, стремясь опередить ирчей, и Макалаурэ всем сердцем предвкушал грядущую схватку. Кони почти летели над травой, и можно было подумать, будто на ногах у них вдруг выросли крылья. Фэа менестреля, все его существо рвалось вперед — туда, где возвышались неприступные вершины Ангамандо. Где он сможет однажды вместе с братьями исполнить Клятву. Пусть не теперь, а когда-нибудь, но это непременно случится, пока же каждый шаг, каждый удар, снимающий с плеч врага голову, приближает его к заветной цели. Он пригнулся, практически слившись со своим конем, и положил руку на рукоять меча. Оглянувшись, убедился, что Майтимо с Курво и Турко вот-вот ударят, и сделал знак собственным верным, приказывая отойти пока под защиту валунов, виднеющихся невдалеке от сосновой рощицы. Ждать им пришлось недолго. Вскоре орки заметили приближающийся отряд лорда Химринга и развернулись, чтобы встретить его лицом к лицу. Послышались яростные, полные взаимной ненависти крики. Боевой клич эльдар смешался с гнусными воплями тварей. Зазвенел металл, в гневе захрапели кони, замелькали короткие ятаганы ирчей и их кривые, злобные хари. — Вперед! — скомандовал Макалаурэ, увидев, что отряд Майтимо порядком увяз в сражении, и близнецы радостно подхватили клич. Заметив еще одну, заходящую в тыл, группу воинов, ирчи дрогнули, но скрыться с поля боя им никто не дал. Орочий отряд был для разведывательного довольно крупным — примерно с полсотни голов. Зажатые воинами нолдор с двух сторон, они оказались словно между молотом и наковальней, и от этого сопротивлялись еще яростнее. Однако гнев их не спас. Бой длился недолго. Под натиском копыт коней и нолдорской стали твари падали замертво один за другим, и скоро все пространство вокруг Фэанариони оказалось усеяно исковерканными, перерубленными зачастую почти что напополам телами ирчей. — Ну и мерзость, — скривился Турко и, поморщившись, сплюнул сквозь зубы. Макалаурэ спешился и, подойдя к трупу вражеского командира, наскоро его обыскал. Впрочем, как и следовало ожидать, ничего примечательного при нем не нашлось. — Хотел бы я знать, умеют ли они вообще писать, — задумчиво пробормотал он вслух. Заинтересовавшийся Искусник перевел взгляд с орка на брата и в конце концов протянул: — Сильно в этом сомневаюсь. Кано кивнул, соглашаясь с выводом, и, пинком перевернув на спину другую тварь, выделяющуюся своим внешним видом, быстро повторил обыск. — Майтимо, смотри, — позвал он старшего, осторожно вытаскивая из-за пазухи орка свернутый в трубочку пергамент. Тот подался вперед, протянул руку и, приняв свиток, с интересом его развернул. Одолеваемый любопытством, Макалаурэ приблизился и заглянул ему через плечо. — Что ж, даже если они и не умеют писать, — прокомментировал он вслух, — то схемы рисовать вполне научились. Больше всего это походило на план нолдорских укреплений. Конечно, весьма грубый и приблизительный, и, тем не менее, ошибиться было невозможно. — Значит, вовремя мы их перехватили, — откликнулся Курво. — О да, — кивнул Кано. Искусник спешился и взял несколько образцов орочьего оружия. Верные тем временем постаскивали в кучу их тела и, сложив импровизированный костер, подожгли его. Немногочисленные раненые успели как раз обработать полученные в схватке порезы, когда Нельо скомандовал: — Возвращаемся в Химринг! Приказ был встречен одобрительным гулом. Должно быть, сказывалась бессонная ночь и последовавший за ней довольно долгий путь — все эльдар успели порядком вымотаться. Они проворно повскакали на лошадей и двинулись бодрой рысью в сторону холма. Туда, где квенди ждал долгожданный отдых, а коней корм и стойла. День успел перевалить за середину. Анар слепил, разгоняя скупые тени, и ласковый ветер обдувал разгоряченные лица. Макалаурэ напряженно всматривался в горизонт, туда, где скоро должна была показаться крепость, и сердце его замирало от встававшей в воображении восхитительной, такой желанной и долгожданной картины. Той самой, где мелиссэ выйдет его встречать, и глаза ее при этом зажгутся радостью. На фэа его потеплело, и на губах помимо воли заиграла едва заметная, но такая неподдельно счастливая улыбка. И в этот момент было совершенно неважно, что знает он ее всего два дня. Он эльда и не может ошибиться, однажды повстречав свою судьбу. Он ехал и не замечал ни понимающих, одобрительных взглядов братьев, ни скачущих позади верных. Трава под ногами лошадей, ладья Ариэн и манящая, желанная цель — вот все, что заключал в себя в данный момент его мир. Конь его привычно бежал следом за вожаком, и ему практически не требовались указания всадника. Силуэт Химринга постепенно рос, и вскоре под ноги им легла извилистая тропика, ведущая наверх, к воротам. Заскрипел механизм, и дозорные пропустили лордов и их отряд внутрь. — С возвращением! — приветствовал прибывших командир смены. Нельо махнул рукой в ответ, а Макалаурэ, осмотревшись по сторонам, воскликнул, посветлев лицом: — Силмерин! Дева стояла у дверей, ведущих в одну из башен, и со смесью радости и волнения оглядывала его. — Кано! — воскликнула она, услышав голос, и, подбежав, спросила торопливо: — С тобой все в порядке? Впрочем, выражение облегчения на лице ее позволяло заподозрить, что ответ она уже и сама знает. Макалаурэ спешился и, подойдя практически вплотную, взял ее тонкую ладонь в свою и, поднеся к губам, прошептал: — В полном. Лучше и быть не может. Она вновь улыбнулась и, протянув пальцы к его волосам, осторожно коснулась темных прядей. Лорд-менестрель смотрел и никак не мог оторвать взгляда от сияющих, счастливых глаз. Теперь он был совершенно уверен, что ничего более удивительного или прекрасного ему в жизни видеть не приходилось. И собственный восторг не в состоянии были затмить ни тень Ангамандо, ни Клятва, нависшая над ним. Должно быть, идя за этими глазами, словно за путеводной звездой, дойдет он куда угодно. Все вынесет, все переживет. — Мелиссэ, — выдохнул он вслух. И Силмерин, задохнувшись на короткий миг от охвативших ее чувств, отчетливо читавшихся на точеном лице, ответила то, что так желал, так жаждал услышать он: — Мелиндо…***
Легкие облака закрывали Анар, спасая тем самым от навалившейся в последние дни почти невыносимой жары. Двор Химринга вновь, уже в который раз за последние дни, огласил топот копыт, и Макалаурэ, махнув рукой на прощание, дождавшись, пока Курво с Тьелпэ выедут за ворота, проворно поднялся по лестнице на крепостную стену. Братья разъезжались по своим владениям. Он сам — последний из гостей, кто еще задержался у Майтимо, но и его беспокойство неумолимо звало назад, в Маглоровы Врата. Как там идут без него дела? Конечно, верные регулярно докладывали по палантиру, и все же это не то же самое, что присутствовать самому. Фэа манила, звала его отправиться поскорее вслед за остальными, но сердце, бившееся в последнее время столь взволнованно и часто, ничего не хотело слушать. Как он может покинуть Силмерин на неопределенно длительный строк? Оставить ее тут, в Химринге, не зная ничего про то, что с ней происходит? Не имея возможности в случае необходимости прийти на помощь? Немыслимо. Невозможно. Он легко и немного печально вздохнул и прикрыл глаза, подставив лицо теплому, ласковому восточному ветру. В нежном шепоте его отчетливо слышались нотки радости и тихого, такого желанного и мирного счастья. Примешивавшийся к нему горький запах полыни будил в глубине фэа безотчетную тревогу, заставлявшую снова и снова, до рези в глазах всматриваться в северную часть горизонта. Сердце сжималось от одолевавших его противоречивых чувств, и Кано подумал, что стоит, пожалуй, пойти в башню и поискать арфу — за игрой его мысли обычно всегда приходили в порядок. Вдруг во дворе опять послышался звук шагов. Однако на этот раз это была не тяжелая поступь воинов, но легкая, чуть слышная поступь девы. Макалаурэ оглянулся и увидел Силмерин. Она шла в сторону тренировочной площадки, вновь в мужском костюме, и в руках держала два ножа. — Хм, — пробормотал неопределенно Кано себе под нос. — Любопытно… Он подождал, пока она подойдет к набитому травой холщовому манекену, и только тогда спустился со стены. Он мог бы поклясться, что присутствие его не осталось незамеченным, и все же Силмерин перехватила свое оружие поудобнее и принялась наносить удары по чучелу один за другим. Некоторое время Макалаурэ с легкой иронией на губах и в глазах наблюдал, а потом достал из-за пояса собственный кинжал и, когда дева в очередной раз взмахнула ножом, подставил лезвие. Сталь с силой ударила о сталь и высекла искры. — Тебе по нраву такие развлечения? — спросил он, внимательно глядя возлюбленной в глаза. Та в ответ пожала плечами и опустила ножи. — Конечно, нет, — призналась она. — Я больше люблю голос музыки и яркие краски. Когда я пою или рисую, то могу сделать собственную жизнь и мир вокруг богаче и разнообразней. Но сейчас неспокойные времена. Я хочу быть уверенна, что в случае необходимости смогу хоть как-то продержаться до подхода помощи. С минуту Кано молчал, думая над ответом. Наконец он сказал: — Что ж, ты права. Но сумеешь ли ты пустить этот нож в случае надобности в ход? Он выразительно указал взглядом на оружие, и Силмерин с недоумением оглядела лезвие. — Что ты имеешь в виду? — наконец решила уточнить она. — Только то, что убивает не оружие, а его обладатель. Поверь мне, это совсем непросто — отнять чью бы то ни было жизнь в реальном бою. Сумеешь ли ты переступить этот порог? Дева хмурилась, слегка покусывая то и дело губу, и наконец призналась: — Не знаю, Кано. Не могу представить. Но что же делать тогда? Макалаурэ вздохнул и покачал головой. — Самое главное, — заговорил он вновь, — это вовсе не техника, а моральная готовность применить оружие против живого существа. Резать его, или воткнуть клинок. Нужно научиться не бояться крови. И манекены тебе, разумеется, не помогут. Только живой напарник. — Отец отказался учить меня, — сообщила Силмерин сердито. Кано невольно улыбнулся ее нетерпению. — Хочешь, я сам с тобой позанимаюсь? — предложил он. Дева даже вздрогнула от неожиданности. Лицо ее просветлело, а на губах заиграла благодарная улыбка: — Ты правда можешь? — Конечно, — подтвердил он. — Ты знаешь, я тоже хочу быть уверенным, что ты успеешь в случае чего дождаться моей помощи. Конечно, я от всего сердца надеюсь, что подобных навыков тебе не понадобится, однако не хочу рисковать. Кто знает, что может случиться в жизни? Белерианд пропитан искажением, словно каша маслом. — В таком случае я с благодарностью принимаю твою помощь, мелиндо, — отозвалась она. Макалаурэ посмотрел в глаза Силмерин, и ему вдруг почудилось, что он видит в глубине их какие-то сполохи, похожие на отблески пожара. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и поднял зажатый в руке кинжал: — Слушай внимательно и запоминай. Твоя задача в бою — не дать порезать себя и одновременно ранить напарника. Тренироваться будем до первой крови. Когда ты сможешь воткнуть вот этот нож мне в руку или в ногу, то можно будет считать, что половина задачи выполнена. — Ты серьезно хочешь, чтобы я поранила тебя? — испугалась Силмерин. — Да. Руку я вылечу, — заверил Кано. И урок начался.***
— Так значит, это в самом деле был бой? — поинтересовался Майтимо. — Да, — отозвался Кано, — я начал учить ее. В библиотеке царила мирная, немного утомленная тишина. День клонился к вечеру. За окошком разгорались первые, пока еще неяркие, звезды. Огонь в камине уютно потрескивал, и отблески его на бокалах придавали рубиновой жидкости глубину. Макалаурэ вздохнул и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Остановившись у окна, он уставился в даль и некоторое время молчал, задумчиво и немного беспокойно хмуря брови. — Что мне делать, брат? — наконец спросил он вслух. — Я не могу оставить ее тут, просто не могу. Я тогда не буду знать покоя. Где она? Что с ней? — Понимаю тебя, — проговорил старший. Младший тяжело вздохнул и оглянулся через плечо: — Но так быстро играть свадьбы у эльфов не принято. Майтимо вздохнул: — Многое из того, что теперь происходит, не случалось прежде, но мы должны приспосабливаться к этим новым обстоятельствам. Серьезно, я рад, что ты нашел наконец свою судьбу. Я думаю, будет лучше всего, если вы заключите помолвку тут, в Химринге. — А после я заберу ее во Врата. — Именно так. Назначай день — и мы приедем, чтобы от всего сердца поздравить тебя. — Но наши обряды целиком, в точности соблюсти не удастся. — Тогда мы изменим их, — пожал плечами Майтимо, — чтобы они подходили к новым условиям. Макалаурэ вновь вздохнул, затем улыбнулся и, подойдя к столу, залпом выпил полный кубок вина. — Все будет хорошо, — заметил старший, проследив за его движением взглядом. — Будет ли? — усомнился Кано. — Над нами Клятва. Я слышу шепот ее в своем сердце. Она зовет меня, подчас заглушая голос всего остального. И только пение Силмерин способно пробиться сквозь него. Мне кажется, когда я вижу звезды в ее глазах, Клятва утрачивает надо мной власть. — Да будет так, — ответил Майтимо и, поднявшись на ноги, в свою очередь торжественно осушил кубок. — И я рад, что эта доля выпала именно тебе, брат мой. За окошком послышались звуки арфы, и Макалаурэ, услышав ее, заметно вздрогнул. Он подошел к окну и одним рывком распахнул створки. Тихий, мирный, мелодичный напев плыл над Химрингом, призывая к жизни. Он звал, обещая то, ради чего стоит жить. Любовь. — Я слышу тебя, — прошептал Макалаурэ. И в этот момент он принял решение, что не отступится. Ни за что на свете. Как бы ни сложилась в дальнейшем его жизнь, он не откажется от Силмерин и от столь желанного счастья.***
Кано вышел в сад и вдохнул полной грудью нежный запах хвои и пряную свежесть трав. Теплый ветер упруго ударил в лицо и как будто засмеялся тихонько на ухо. На стене виднелись безмолвные фигуры часовых. Вечер казался тревожным и одновременно мирным. Нечто неуловимое, словно жужжащий над ухом комар, кололо в сердце и не давало расслабиться, отдавшись без остатка блаженной неге. И все же в душе, несмотря на все сомнения и тревоги, жила радость. Она ворочалась там, подобно маленькому солнечному котенку, и предвкушение чуда озаряло фэа Макалаурэ вплоть до самых отдаленных, темных ее уголков. Он пошел по усыпанной мелким гравием дорожке вглубь сада. Туда, откуда доносились звуки музыки. Ему ни разу еще не доводилось слышать, как играет на арфе Силмерин, и все же отчего-то был твердо уверен, что это именно она. Было нечто в легкости аккордов, в самом мотиве то, что не позволяло усомниться. Он брел не спеша между густо разросшихся пихт и туй и скоро пришел к увитой хмелем беседке. Его возлюбленная играла, и с первого взгляда могло показаться, будто она не замечает его. Но вот она подняла голову, и на губах ее заиграла едва заметная, однако несомненно счастливая, радостная улыбка. Макалаурэ вздохнул поглубже и, небрежно тряхнув головой, подошел ближе. — Случилось что-то тревожное? — поинтересовалась Силмерин, глядя ему прямо в глаза. Маглор в некотором недоумении пожал плечами: — Вовсе нет. — Мне кажется, — закусила губу она, — нет, я почти уверена, что совсем недавно ощущала твое смятение. — Понимаю, — задумался Кано и небрежно прислонился плечом к столбу беседки. — То, что произошло… Я его благословляю и приветствую. Он замолчал, собираясь с мыслями, а дева положила на скамейку арфу и замерла в ожидании. — Не думал, честно говоря, — наконец продолжил мысль он, — что со мной однажды это произойдет. Конечно, для всякого квенди любовь естественна и желанна, но что я могу предложить тебе, жизнь моя? Надо мной Клятва, и я сам не знаю, что я вынужден буду делать завтра, через год, через столетие. Он поднял взгляд и посмотрел на деву уверенно и прямо: — Я люблю тебя, Силмерин, и больше всего на свете хотел бы, чтобы ты стала моей женой. Пойдешь ли ты со мной? Согласишься ли разделить судьбу мятежного лорда нолдор, чья жизнь — война? Она подалась было вперед, намереваясь ответить, но Макалаурэ потянулся к инструменту, и нолдиэ замерла, в волнении вглядываясь в лицо певца. Он тронул струны, и грустная улыбка озарила его лицо. — Моя мечта — показать тебе Аман. Благословенный край, где я родился и вырос. Мы шли бы, взявшись за руки, прямо через поля, и свет Анара, наследника Лаурелин, светил бы нам прямо в лицо. Мы посмотрели бы леса, речушки и рощицы. Увидели бы те места, которые я сильнее всего любил ребенком. Но путь назад для меня закрыт. Если только через Мандос. Силмерин вздрогнула, а Макалаурэ, подавив тяжелый вздох, вдруг запел. Голос его, тягучий и плавный, глубокий, словно море, и такой же бескрайний поплыл над садом. И сразу же, едва это произошло, замолкли ночные птицы, не в силах соревноваться в мастерстве с тем, чей голос некогда назван был золотым. Перестала шептаться листва, и лишь взволнованное биение двух сердец могло соперничать по силе и красоте с музыкой. Он пел о жизни своей, о любви. О том, что счастье, самый смысл существования нашел в глазах юной нолдиэ, однако опасается навеки погубить ее жизнь. — Я буду твоей женой! — воскликнула она, и музыка, взвившись в последний раз звенящим, бурным аккордом, оборвалась. Силмерин вскочила, рванулась навстречу, и Кано, схватив ее за руки, заглянул в глаза. В них горели тревога за него и неподдельный восторг. — Ведь я не стану счастливей, если откажусь от своей любви, — продолжала она. — Пусть жизнь моя стала бы тогда спокойнее, но скажи, что это будет за существование? Унылое и жалкое. Я знаю все про твой путь, и мы вместе пройдем его до конца. — Я люблю тебя, — выдохнул Макалаурэ и крепко обнял возлюбленную за плечи. — И теперь уже больше ни за какие блага в мире не отпущу. — И я согласна с этим. Он наклонился, на мгновение замер, изучая такие любимые, родные глаза, а после завершил движение и коснулся губами губ Силмерин. Ту бурю чувств, мгновенно вспыхнувших в сердце, в фэа, не мог бы он сравнить ни с чем. Никакая иная радость не в состоянии оказалась соперничать с простым прикосновением уст любимой, с ее пальцами, запутавшимися в его волосах, со звездами в глазах и с теплым дыханием. — Родная моя, — прошептал он, задыхаясь от наслаждения, — мелиссе… Она чуть слышно застонала и крепче прижалась, хотя казалось, что это уже невозможно. Арфа одиноко лежала на скамейке, но менестрелю чудилось, что он все еще слышит ее тонкий напев. В голове крутились мысли, что нужно сделать прежде всего: заняться помолвочными кольцами, поговорить с родителями любимой, известить своих братьев. Однако усилием воли он откинул до поры до времени эти мысли. Для них еще придет пора. Пока же есть только любовь и нежность — самое прекрасное, что может произойти в жизни эльда.***
Кому заниматься кольцами для грядущей церемонии, у Макалаурэ даже сомнений не возникало. Только самому! Конечно, он вовсе не был признанным мастером, как отец или брат, и все же на такую малость был вполне способен. Ибо кто сможет лучше него почувствовать и понять, какой именно узор подойдет его любимой? Заснуть в эту ночь он так и не смог. Бесцельно проворочавшись в постели около часа, Кано встал и, одевшись, спустился в мастерскую. Оглядевшись по сторонам, он зажег светильники и открыл окно, а после некоторое время стоял, глядя в притихший сад и предаваясь мечтам. Перед глазами вставали картины грядущего счастья: свадьба, прогулки с женой один на один. Дух захватывало от одной только мысли, что его теперь дома будет кто-то ждать, а заодно и волноваться за него. Конечно, последняя мысль не вселяла бодрости в сердце — огорчений и тревог будущей жене он хотел бы доставлять как можно меньше. И все же понимание, что твоя судьба отныне кому-то не безразлична, вливало силы в кровь и дарило бодрость фэа. Однако, пора было приступать к работе. Макалаурэ выбрал стол поудобнее и достал из шкафа инструмент. Уже сработанными кем-то из мастеров заготовками он решил не пользоваться — кольца он сделает сам, полностью, от начала и до конца. Но просто изготовить серебряный ободок было мало. Узор к нему требовал от создателя особой вдумчивости. Кано закрыл глаза и вызвал в памяти образ Силмерин. Как звучит ее фэа? Какие ноты к ней наиболее созвучны? Какой узор отразит наилучшим образом ее характер? Он подбирал элементы рисунка, и некоторые послушно и охотно ложились на образ, иные же начинали создавать дисгармонию, и их приходилось отвергать. Исиль плыл по небу, и серебристые лучи его мастер вплетал в узор будущего кольца. Элементы складывались один за другим в единую песню, подобно нотам. И наконец, она зазвучала. Разумеется, ни одно ухо в мире не смогло бы услышать голоса подобного творения. Однако, если прикоснуться к нему с помощью фэа, то можно было легко прочесть все то, что мастер вложил в кольцо для любимой. Ее прекрасный облик и нежную душу, ее сияние и свет, и собственную любовь. Они гармонично переплетались, звуча в полный голос, и эта чарующая мелодия могла бы заворожить любого. Однако предназначена она была только для одной эллет. Для Силмерин. Макалаурэ распрямился и потер лицо. Убрав кольцо за пазуху, он поднялся и прошелся по комнате, чтобы немного размяться. Упражнения в мастерской отнимали у него всегда много сил. Гораздо больше, чем создание обычной песни. И все же теперь он ощущал в груди удовлетворение. Работа сделана, и результатом он вполне доволен. «Пожалуй, теперь стоит немного перекусить и сделать второе кольцо, для себя», — подумал он и, выйдя из мастерской, поднялся на кухню.***
И все же на помолвке, в конце концов, оказалось куда больше гостей, чем можно было ожидать изначально. Накануне вечером, когда ладья Ариэн уже коснулась верхушек самых высоких сосен, окрестности Химринга вдруг огласило знакомое пение охотничьего рога. Макалаурэ и Майтимо недоуменно переглянулись. — Курво? — проговорил старший, явно не веря своим ушам. — Он же только недавно уехал! И оба Фэанариони, не сговариваясь, вскочили с кресел и выбежали из библиотеки. А во дворе уже царила радостная приветственная суета. Отряд въезжал сквозь распахнутые ворота, навстречу спешили верные, чтобы принять коней, а сам Атаринкэ вместе с Тьелпэ с любопытством и смутно читавшейся на их лицах тревогой оглядывались по сторонам. — Что случилось? — быстро спросил Майтимо, торопливым шагом подходя к брату. — Это я у тебя хотел спросить, — спокойно отозвался тот. Он спешился, ласково потрепал своего гнедого по шее и, позволив одному из конюхов увести четвероногого друга, продолжил: — Мы успели отъехать на день пути, когда меня неумолимо потянуло обратно. Все казалось, будто произошло что-то очень важное, или же только должно случиться. Турко выслушал терпеливо, но не стал поворачивать, заявив, что меня одного вполне хватит, дабы хорошенько разобраться в происходящем. Ну, а мы с Тьелпэ посовещались и решили вернуться. Так что, мы зря приехали? — Вовсе нет, — отозвался вышедший вперед Кано. — Наоборот, вы как раз вовремя. Курво вопросительно поднял брови и посмотрел на второго из старших братьев, всем своим видом выражая любопытство. Майтимо отступил на шаг, давая понять, что подобные новости должен сообщать отнюдь не он, и Макалаурэ, поглубже вдохнув, решительно произнес: — Я женюсь. Завтра помолвка. Секунду Курво молчал, а после на лице его расцвела широкая, словно Белегаэр, и столь же радостная улыбка. — Ну, наконец-то! — воскликнул он и, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, стиснул Кано в крепких объятиях. — Я уж думал, что так и останусь единственным среди вас! Так это Силмерин? — Да, — охотно подтвердил Макалаурэ. — Моя лесная незнакомка. — Девушка явно крепка духом, раз сумела так быстро тебя покорить. Менестрель рассмеялся: — Я и не пытался сопротивляться. — Охотно верю, — усмехнулся Курво. И они все вчетвером направились в гостиную, чтобы за кружкой прозрачно-золотой медовухи обсудить грядущие изменения в семье более подробно и обстоятельно. А в саду тем временем вовсю кипела работа. Нисси из верных наряжали его, украшали лентами, разноцветными светильниками и букетами цветов, подчас столь причудливых, что сложно было поверить, будто подобное можно вырастить здесь, в суровых условиях севера. Тени постепенно удлинялись, сумерки отступали перед неумолимым напором ночи. В небесах зажглись первые звезды, а когда заря на западе окончательно прогорела, стены Химринга второй раз огласило пение рога. На этот раз приехали близнецы. — Так значит, нам не показалось! — обрадовался Питьо, соскочив с коня. Украшенный к празднику двор не заметить было чрезвычайно трудно. — Мы вдруг подумали, — пояснил Тэльво, — что будем очень нужны здесь. И вновь последовали подробные объяснения, поздравления и объятия. — Я полагаю, Карнистир уже уехал довольно далеко, или вовсе не ощутил ничего подобного, — предположили Амбаруссар, устраиваясь вместе со всеми у весело потрескивающего камина. — Мы собирались, разумеется, известить вас всех и пригласить на свадьбу, — пояснил Макалаурэ и, разлив медовуху в кружки, взял одну из них и небрежно облокотился на каминную полку. — Но отложить помолвку я никак не мог, за это прошу у вас прощения. — Да все в порядке, — отмахнулся Курво. — Понятно, что ты торопился в свои владения, а палантиров с собой никто из нас не возит. — И все же я счастлив, что завтра вы будете вместе со мной, — ответил ему будущий жених. Куруфин понимающе улыбнулся, и на лице его появилось выражение светлой печали, которое, впрочем, быстро прошло. Он потянулся к брату и, чокнувшись с ним, осушил свой кубок до дна. Долго, однако, сидеть не стали. Церемония должна была начаться с утра, вскоре после восхода Анара, поэтому, посидев еще с полчаса за приятными, оживленными разговорами, Фэанариони разошлись по своим покоям. Макалаурэ, впрочем, долго не мог заснуть. Сперва перед глазами вставали картины грядущего праздника, затем он принялся просчитывать, какие дополнительные меры безопасности следует предпринять по дороге домой. В итоге сон сморил его, когда восточный край неба уже потихоньку начал светлеть. Его разбудил Майтимо. — Ну что, готов? — поинтересовался старший. Брат выглядел торжественно и нарядно. Макалаурэ встал и, прислушавшись к счастью, бурлившему в груди, словно поставленная на огонь вода, уверенно ответил: — Да, вполне. Покои были залиты прозрачным золотистым светом. В распахнутое окно врывались голоса верных, ласковый шелест листвы и гомон птиц. На фэа было уютно и мирно. Кано оделся в приготовленный еще накануне праздничный наряд и в сопровождении брата спустился во двор. Все гости уже собрались и с нетерпением ожидали начала церемонии. Конечно, это еще не свадьба, и все же слишком редко в последние годы находили друг друга нисси и нэри. Стояли поодаль, собравшись широким полукругом, верные. Ждали братья и Тьелпэ, даже не пытавшиеся скрыть своей радости. Макалаурэ встал в самом центре и замер, уверенный, что Силмерин не замедлит спуститься и присоединиться к ним. В высоком голубом небе неспешно плыли редкие облака, похожие на диковинные лодки. Цветы источали густой, пьянящий аромат, и теплый ветер, обдувавший лица, о чем-то протяжно пел. И даже безмолвные силуэты стражей на стенах не в состоянии были нарушить чарующую прелесть утра. Вот на ступенях башни послышался легкий топот ног, и та, кого они все ожидали, выбежала и, резко остановившись, с легким волнением на лице огляделась. Макалаурэ встрепенулся и быстро подошел к ней. Взяв возлюбленную за руки, заглянул в глаза и увидел там свет. Столь яркий, что кто-либо иной, пожалуй, мог бы ослепнуть. Но его этот блеск лишь согревал, даруя покой и мир. — Я люблю тебя, — прошептал он так чтобы никто, кроме Силмерин, его не услышал. Она расцвела и, подавшись навстречу, ответила горячо: — Я тоже тебя люблю, Кано! Она протянула руку и бережно, ласково коснулась тонкими пальцами его лица. Дыхание его мгновенно сбилось, и, будь они одни, он непременно поцеловал бы ее. Однако вокруг стояло слишком много эльдар, да и родители ее уже успели спуститься во двор вслед за дочерью. Макалаурэ приветствовал их учтивым наклоном головы. Верион и Ференэль ответили ему тем же и встали рядом с дочерью. Майтимо вышел вперед и, обведя гостей взглядом, заговорил: — Мы собрались сегодня, чтоб объявить о помолвке… А птицы пели. Щебетали возвышенно, звонко, торжественно. Словно причудливый, многоголосый хор, сопровождали они приветственную речь, и даже музыканты, уже почти готовые коснуться струн, почтительно отложили арфы в сторону, не смея соревноваться. — Я заверяю, — тем временем говорил старший, — что наша семья с удовольствием примет в свои ряды Силмерин Рандиэль. — Мы так же со своей стороны объявляем о полном, безоговорочном согласии на союз дочери своей с Канафинвэ Макалаурэ, — заявил, в свою очередь, ее отец. Тогда лорд-менестрель улыбнулся широко и вышел вперед. — Я объявляю собравшимся, — заговорил он торжественно и громко, — что люблю Силмерин и готов через год взять ее в жены. Глаза юной девы засверкали, казалось, еще ярче прежнего. Она обратила к возлюбленному свое сияющее лицо и столь же громко, уверенно ответила: — Я объявляю, что люблю Макалаурэ и готова через год стать его женой! — Да будет так! — произнес Майтимо. И тогда Кано достал из кармана два серебряных кольца. Одно из них надел он на палец возлюбленной, и оно село словно влитое. Силмерин восхищенно выдохнула и, подняв руку к глазам, несколько минут безмолвно любовалась его красотой, почти не дыша. Затем она взяла второе, чуть побольше размером, и надела его на палец любимому. Тогда гости разразились приветственными криками, а в воздух полетели букеты цветов. Кано взял невесту за руки и прижал ее ладони к своей груди. Сердце его билось взволнованно и часто. Впрочем, не у него одного. И в этот момент зазвучала музыка. Родители Силмерин, братья Кано, а так же верные начали подходить и поздравлять один за другим жениха и невесту. — Жду вас всех у себя во Вратах! — объявил Макалаурэ. — И мы приедем! — заверил от имени всех собравшихся Курво. На расставленных в саду столах гостей уже ожидало угощение. А музыка все плыла и плыла над садом, вырывалась за стены крепости и летела куда-то далеко, через леса и поля, влекомая ветром. Куда она стремилась, она и сама не знала. Должно быть, просто хотела поделиться с каждым встречным своим восторгом. И каждая сойка, каждая белка, выслушав новости, присоединялись к уже отзвучавшим поздравлениям. И счастье будущих молодоженов от этого становилось еще полнее и крепче.