Ружья в снегу

— Скаут? — Что, Снайпс? Прикосновение к руке, совсем лёгкое, кончиками сухих пальцев, расцветшее сначала чем-то оранжево-золотистым, потом переливаясь зеленовато-голубым, а потом снова ничего, разлившееся чёрным. — Малыш, — сглатывание, попытка смочить пересохшее больное горло, — посиди со мной. Ненадолго. Снова прикосновение, теперь к предплечью, движение назад-вперёд. Скаут потирал ему руку. — Я здесь, дружище, я никуда не денусь. Он мог поклясться, что услышал его улыбку, а дыхание ощутил на скуле, но нет, подумал он, Скаут не станет так к нему льнуть. Но диван под ним чуть прогнулся в сторону пацана. Значит, рядом. За грудиной Снайпера разлилось что-то светлое и успокаивающее, что отогревало его стылые руки. Скаут всё ещё поглаживал ему руку. Совсем немного, несильно, сквозь ткань старого плаща-пыльника. — Это какой канал? — внезапно прервал неловкое молчание Снайпер ещё более неловким вопросом, булькая. — Э. Природа, — помялся Скаут, в его голосе было заметное замешательство, — природа, да. Об орлах показывают. Э. О соколах. Короче, ну, птица рыбу ловит, — с весельем подытожил он, видимо, довольный тем, что смог объяснить, а потом снова замолк. Снайпер повернул в его сторону голову и неясно кивнул, будто посмотрел на него, а потом снова повернулся обратно. Холод снова начал лизать ему желудок, сковывая грудную клетку. — Рассказать? — последовал снова тихий и неуверенный вопрос. — Хм-м? — Э, то, что показывают. Или погромче? — Скаут мялся, в его голосе сквозила нервозность, отчего Снайпер ещё сильнее начал психовать. — Я сделаю, как ты хочешь. — Нет… нет. Просто… оставь так, малыш, хорошо? Всё в порядке. Оставь так, — он почувствовал лёгкую возню рядом с собой и сбился, давясь на словах, — просто посиди… побудь здесь. Со мной, — на последнем слове он поперхнулся, кашляя. — Эй, эй, тише, — Снайпер понял, что Скаут взял его за плечи — судя по мягкому хвату — и приблизился, потому что он ощутил исходящее от него горячительное тепло. — Всё нормально, я здесь. Буду сидеть здесь. Вот прямо вот тут, — одна рука исчезла, а потом он ощутил резкое движение воздуха перед ним, и Скаут рассмеялся — тихо, легко — что-то показал, видимо. Он сам улыбнулся в ответ на этот тёплый смех. Скаут затих, и Снайпер услышал, как тот успокаивал своё дыхание. — Это не навсегда, — вдруг снова начал парень, совсем глухо и осторожно, — Док сказал, что дня два, а потом вернётся. И будешь потом снова смотреть про своих орлов. Снайпер не сдержал улыбки, всё ещё не смотря на Скаута. Его слова всегда вызывали прилив нежности и веселья, и его всегда тянуло иронизировать в ответ. Сейчас нет. Он задержал дыхание, сцепив челюсти, боясь того, что парень заметит, что он плачет. — Снайпс? Он не отвечал первые секунды, боясь, что прорвёт плотину, и эмоции хлынут наружу. Он ненавидел это состояние. Ему не становилось легче, только ещё хуже. Лучше переждать волну, потом станет лучше. Без срыва. — Хм-м? Скаут затих, замирая, отпуская его. — Хочешь чего-нибудь? Снайпер мотнул головой, сглатывая солёную слюну. — Не сердись, что я тебя достаю. Док сказал, чтобы я тебя не оставлял одного, он сказал, что у тебя, типа, что-то вроде приступа может случиться или припадка. Я не знаю. Я не специально, Снайпс, просто… не хочу, чтобы тебе стало плохо. Молчание. — Ты не достаёшь, Джим, всё хорошо. Снайпер опёрся на подлокотник, подпирая щёку ладонью, будто смотрел телевизор. Снова молчание, прерываемое бурчанием телеприёмника. — Мне сделать что-нибудь? Снайпер, несмотря на разбитость, снова не сдержал улыбки. Он медленно повернулся к Скауту и тихо, совсем тихо, хрипло и заговорщически сказал: — Репей. Несмотря на темноту вокруг него, он буквально смог увидеть видимое замешательство мальчишки, и хрюкнул, когда тот выдал совершенно серьёзно: — Чё? — Липучка, — продолжал наседать Снайпер, не сдерживая лукавой улыбки, чувствуя, как заёрзал рядом с ним Скаут, усаживаясь удобнее, чтобы уставиться на него гневно-гневно, — приставала. Как банный лист к… — Ладно, ладно, я понял! — возмутился Скаут, фыркая. — Просто скажи, зачем обзываться? — Я и говорю. — Тогда зачем про репей? — Затем, — последовал многозначительный ответ, — чтобы было понятнее. — Я уже понял! — А раньше не понимал, — шутливо ворчал Снайпер, — впредь понимай быстрее. — Да хорош уже! Они сидели в молчании; Снайпер тихо посмеивался, а Скаут кипел рядом, раздражённо сопя. Когда лёгкое веселье схлынуло, знакомый холод сковал грудную клетку мужчине, а темнота заволокла всё вокруг, снова стирая что-то золотисто-оранжевое. — Не сердись, кенгурёнок, — мягко попросил Снайпер, — я просто шучу. — Да знаю я, — последовал деланно-пренебрежительный ответ. Скаут смягчился, Снайпер знал. Молчание. — Просто устал, — ответил Снайпер на неозвученный вопрос, признаваясь, тихо и низко. — В последнее время миссии слишком долгие, с одного полигона на второй, на третий, потом обратно, ещё операция… как всегда, — усмехнулся он без веселья, — просто сейчас… тяжко. Ответа не последовало, движения тоже. Снайпер испытывал острый прилив паники. — Джим? На него навалились всем весом, сдавливая плечи и рёбра, обнимая голову, сминая полы шляпы. Снайпер задохнулся, застывая. — Всё нормально, всё хорошо, — заговорил Скаут, обжигая дыханием ему ухо, качая его из стороны в сторону, — я тоже устал, мы все, всё нормально. Говори. Расскажи мне. Снайпер боялся, что он сломается от этого тепла и бережности. Но нет, он не испытал ничего, кроме успокоения, которое накрыло его, как тяжёлое одеяло, оставляя его наедине с накатывающей дрёмой. Он обнял Скаута в ответ, поглаживая по коротким мягким волосам на выстриженном затылке, чувствуя, как мальчишка греет его, как печка. — Нечего говорить, — продолжил Снайпер, без стыда утыкаясь ему в шею, — всё хреново. Как всегда, — и хрипло усмехнулся. Скаут не переставал его укачивать. — Всё хреново, да, но я буду здесь, — глухо продолжил парень, — и ребята. Мы тебя не бросим. Никто никого не бросит, и, тем более, я тебя. Он отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. Снайпер не видел, но знал. — Да, ты сам сказал. Я — банный лист. Снайпер услышал нотки гордости в его звонком голосе и мягко засмеялся, качая головой, прикрывая подёрнутые туманом глаза. — И не только, — парировал стрелок, чувствуя, будто с него снимают огромную ношу. — И не только, потому что это же я, — жеманно добавил он, сияя, как огонёк во тьме, и Снайпер загорелся сам. — Ну что, — теперь уже более деловитее продолжил Скаут, — есть хочешь? — Поспать, — честно ответил он, немного глухо и тихо. — Здесь? Или хочешь к себе? — Давай здесь, — сказал Снайпер, мысленно плюя на осознание того, что команда может увидеть его спящим на диване в общей комнате, — чёрт, я хотел сказать… — Здесь так здесь, мне повторять два раза не надо! — затараторил Скаут беззаботно, лихо пихая и бодая его, устраиваясь у него под боком. — И идти надо к цели вместе, потому что мы — команда. Снайпер помолчал, смотря на него сверху вниз, а потом, усевшись поудобнее, сдвинув себе шляпу на глаза по привычке, резюмировал: — Балаболка ты, Джим. Ответом ему послужил ласковый смех. Через двадцать минут из общей комнаты доносились тихий храп и громкое сопение, прерываемые лишь передачей про орлов.