Что могло пойти так

- Ты совсем спятил? - Сюэ Ян тяжело вздохнул и опустил ладонь на затылок мальчишки. - Ты прекратишь плакать или нет? - Учитель, не уходите, - всхлипывает этот несносный ребенок, заставляя Ченмея закатить глаза. - Я... мы вас защитим от всего, вы только не бросайте нас! Ну пожалуйста! Юноша резко оторвался от ног заклинателя, но облегченно выдыхать было рано: он склонился в глубоком поклоне, уткнулся лбом в пол. Узкие лопатки дрожали. - Я сделаю все, что вы захотите, только не уходите! - Все? - усмехнулся Ченмей. - Все! - ученик поднял голову, смотря на темного с каким-то совершенно безумным блеском в глазах. Желание бросить "раздевайся" и посмотреть, как мальчишка будет выкручиваться, резко исчезло. Этот же не просто разденется, а еще и умолять будет себя изнасиловать, лишь бы его учитель никуда не делся. "То есть верность - это когда вот так?" - Ян раздраженно скривился. Ему категорически не нравилось происходящее. - "Стоп, так это что, я этому уроду Яо еще и верен был?!" Отношения между ним и Верховным Заклинателем назвал бы дружбой только откровенно больной психопат. Однако это именно она и была. В той извращенной форме, в которой вообще были способны дружить эти двое. Цзинь Гуаньяо смотрел на Сюэ Яна, словно тот был драгоценным и опаснейшим клинком, требующим особого ухода. Ян хотел убивать людей, Мен Яо находил тех, кого можно убить без лишнего шума; хотел секса - и Мен Яо делил с ним постель, совершенно сводя с ума этими блядскими ямочками на щеках; хотел сладостей - и ему доставляли лучшее из лучшего. Но вся эта забота казалась лишь притворством, поводком, намотанным на ладонь. Бессмертного тогда это безмерно раздражало, и Ченмей делал все, чтобы обратить на себя внимание своего покровителя. Однако сейчас, по прошествии времени, он наконец понял: это и было высшее проявление внимания. Мен Яо относился к нему с той теплотой, с которой вообще умел относиться к людям, и даже когда у него уже не было возможности покрывать Яна, он все же не убил его. Все же не убил. А теперь вот мальчишка - Ян наконец осознал его имя, его звали Дондзи Линьу* - стоял перед ним на коленях, встрепанный, готовый на все, с чертовыми припухшими губами... "Как-то невовремя во мне проснулся мужчина", - мрачно подумал бессмертный, закрывая глаза и массируя виски. Хуже было уже просто некуда: разум, переживший столько потрясений за короткое время, немного мутнел, и сдерживать себя оказалось сложнее, чем раньше. А может, во всем была виновата гребаная медитация, отнявшая у него столько возможностей для удовольствия? - Встань. Не уйду я никуда, успокойся, - Сюэ Ян открыл глаза, чтобы увидеть сияющее лицо юноши и снова содрогнуться от непонятного чувства. - А теперь выбери место и медитируй, как я тебя учил, чтобы заживить рану. А я пойду в ванную и тоже, эм, помедитирую. Линьу внезапно оказался вовсе не дураком и густо покраснел, но радость с его лица не исчезла. "Нет", - панически подумал Ченмей, буквально сбегая и закрывая за собой дверь на щеколду. - "Нет, он же не мог в меня влюбиться!" *** Через несколько дней он решил, что ужас его все же необоснован. Во-первых, ученик не делал никаких намеков и не пытался перевести их отношения в более близкое русло. Они просто забыли о том, что произошло, и не возвращались к тому злосчастному дню. Во-вторых, в императорском дворце о нем, кажется, и вовсе забыли. По крайней мере, никто не явился его хватать, и на том спасибо. Так что Сюэ Ян продолжил работу в своем участке, параллельно готовясь к экзаменам для получения диплома. Пока что, к его ужасу, только школьного. За младшие классы, что повергало учеников в состояние крайнего веселья. А через неделю пришла посылка от императора. Открывать ее было откровенно страшно, так что Ченмей приказал Сун Ланю это сделать - с тем все равно ничего страшного не случится. Но нет, никакой страшной магией коробка напичкана не была, так что Сюэ Ян осторожно посмотрел на ее содержимое. И ахнул. В посылке было письмо и небольшой шарик из черного опала*. Вспомнились резко слова императора про награду, которые бессмертный принял просто то ли за бред больного мозга, то ли за откровенную ложь. Но нет, опал лежал в его руках, и это рождало какое-то совершенно новое ощущение. Его никогда не награждали. В доме сына шлюхи он получал все, что хотел, но никакой особой благодарности за заслуги не имел. Да и не думал, что хочет ее. А сейчас он понимал, что ради подобной безделушки, только уже из рубина, готов на многое. Конечно, юридической силы этот шарик не имел, но само ощущение... Сглотнув, подрагивающей рукой мужчина распечатал письмо. Уважаемый господин Куян! Я очень хотел наградить вас лично и провести настоящую церемонию, но вы ясно дали понять, что не хотите этого. Поэтому я решил оставить вас в покое. Наверное, мне и вовсе не стоило говорить вам, что я знаю, кто вы, но мое любопытство оказалось сильнее меня и привело вас к искажению ци. Я никогда не видел такого удивительного случая искажения, а ведь это - мое родовое бедствие. Мне жаль, что мы не смогли поговорить с вами, однако если вы решитесь ответить на это письмо, я буду очень рад. Под ровным рядом иероглифов стояла изящная подпись нового императора. Сюэ Ян сглотнул, сжал шарик в кулаке и сел у гроба Сяо Синченя, чувствуя, как что-то горячее бурлит в горле и не дает дышать. - Даоджан, - позвал он тихо. - Мне пожаловали черный опал. Даоджан, я никого не обманул. Смотри, вот он. Осторожно разжав мертвые холодные пальцы, Ченмей положил в безжизненную ладонь свою награду, не замечая текущих по щекам слез. - Ты говорил, я не изменюсь, даоджан. Говорил, я отвратителен до тошноты. Но мне пожаловали опал. И здесь есть те, кто верен мне. Даоджан, я изменился, видишь? Вставай же, вставай! Ну?.. Эту ночь Сюэ Ян так и провел - возле самодельного алтаря с позабытым святым, баюкая черный опаловый шарик, до хрипоты упрашивая Синченя подняться и обещая что-то невнятное и глупое. А когда замолк и сдался, ощутил вдруг тяжесть руки на своем плече. Сун Лань молчаливым изваянием стоял рядом, глядя на дар императора совершенно нечитаемым взглядом.