Кот Нуар был похож на беспомощного котёнка. Это… необычное явление. Маринетт привыкла видеть его другим: дерзким, самоуверенным,
живым. Из него будто все краски вытащили, оставив пустующую оболочку гнить на сырой земле.
Он держался за себя так, точно в противном случае незамедлительно распадется на многотысячные куски. Он отрывисто дышал, мелко подрагивая и неумело скрывая болезненно-искривлённые уголки рта. Он смотрел на неё нечитаемым взглядом, как будто сквозь стену.
На него больно было смотреть.
Со стороны могло показаться, что ему всего-то холодно. Ах, если бы так оно и было! Маринетт сделала бы всё, чтобы его согреть, у неё было бы миллион способов решения этой проблемы, что шло в противовес с идеями, как помочь ему против сил акумы. Это был не тот случай, чтобы предлагать посмотреть фильм, что они обычно и делали. Не тогда, когда за стенами дома вовсю бушевал разъярённый акуманизированный.
Точно доселе находясь в неком трансе, Кот Нуар дёрнулся и почти ахнул, когда его неожиданно укрыли одеялом. Перед ним, усевшись на коленях, сидела Маринетт.
— Знаешь, я мельком просмотрела вашу битву, — начала она, пытаясь на краткое время вырвать напарника из возбудимого состояния.
Она надеялась, что он пошутит про свою неотразимость в пылу битвы, что он пустит какую-нибудь шутку из разряда «я хорошо смотрелся рядом с этим упырем?».
Его реакция была в точности да наоборот.
Уголки рта Кота Нуара скривились сильнее, уши встали торчком, а в поблескивающих малахитовым глазах отобразился животный ужас, как будто Маринетт увидела что-то постыдное.
Она услышала, как он протяжно и жалостливо заскулил.
— Ты хорошо постарался, — поспешила она его успокоить, хотя сама, признаться, ничего и не видела ровно до того момента, пока её не откинуло в сторону.
— Н-но я ничего не сделал, — сипел Нуар, опровергая её слова. — Я д-даже Ледибаг не смог защитить.
— Ты сделал всё, что было в твоих силах, — приблизившись, медленно, но достаточно убедительно ответила Маринетт. — Ты молодец, Котёнок.
— Стараюсь, — пробормотал Кот прежде, чем скрыть лицо за одеялом, чтобы оттуда высовывались лишь подрагивающие уши.
Он похож на ребёнка. На беззащитного ребёнка, которого безжалостно бросила в этом сиротливом мире мать. Почему-то под образом этой самой «матери» в голове Маринетт всплывала именно исчезнувшая для него Ледибаг.
Она бы хотела сделать для него что-нибудь. Что-нибудь, что могло бы успокоить Кота, стать для него вторым дыханием, но на ум не приходило абсолютно ничего. Маринетт даже не была уверена, что Ледибаг на её месте смогла бы справиться. Она… она не была уверена в себе. Только не сейчас. Не тогда, когда помочь напарнику было не в её силах — обо всём Париже уже и говорить было нечего.
— Я могу… — замявшись, аккуратно прервала она нависшее над её комнатой безмолвие, протягивая к нему руку. — Я могу сделать что-нибудь для тебя?
Кот Нуар высунул из одеяла покрасневшее лицо, попытавшись улыбнуться — улыбка получилась вымученной, почти что болезненно-предсмертной.
— Не стоит, — покачал он головой, — я буду в порядке. Скоро, — Кот наивно полагал, что она не услышала вырвавшееся из его губ тихое «наверное». — Тебе не нужно обо мне так беспокоиться.
— Не получается, — покачала головой Маринетт, отмечая про себя, что ещё никогда до такой степени не беспокоилась за напарника. — Тебе нужна помощь.
Её рука потянулась ближе, доходя до вечно-взъерошенных волос. Коснувшись, она принялась мягко перебирать их, глядя на то, как опустились уши Кота. Он выглядел вовсе не так, будто находился в тепле и уюте, там, где ему в последнее время были как никогда рады. Он выглядел так, будто готовился к удару — зажмурился и напрягся всем телом, прижав к себе ноги и хвост.
— Тебе нужна помощь, — Маринетт повторила это куда тише, чем поначалу, но настойчивее. Таким тоном часто говорило с ним её альтер-эго.
— Ещё немного… и я смогу сразиться с акуманизированным, честно, — переплетающимся языком пролепетал Кот Нуар, прижавшись к её ладони. — И тогда… П-париж будет в безопасности. Ты будешь в безопасности.
— Ты сейчас слишком слабый для этого, — как можно более осторожно напомнила она, сразу же пожалев, встретившись с реакцией Кота.
— Я не слабый! — отшатнувшись от её ладони, в сердцах воскликнул он, нисколько не скрывая своего гнева.
— Ты не слабый, — повторила за ним спокойным тембром Маринетт, двигая руками в успокаивающем жесте, — но сейчас не подходящее время для сражения.
Она, несомненно, страшилась того, что происходило на улицах. Ей страшно было подумать, сколько людей за прошедшее время не смогло спастись от Эмодзи, пусть и безобидного на первую мысль, но доставляющего не меньше хлопот героям, чем предыдущие акумы. Ей страшно было подумать, что её Камень Чудес мог оказаться в руках злодея, что сейчас он, возможно, в руках Бражника, а его марионетка рыскала по городу в поисках второго героя в надежде забрать и кольцо.
Но ей — парадокс — страшно за Кота Нуара. Она никогда не видела его таким. Она никогда не представляла себе его другую сторону, чувствительную и никакими действиями не поддающуюся своему первоначальному образу.
Маринетт страшно за то, что она неудачная героиня. Узнай сейчас Кот, что это именно она, не другая девушка вовсе, не смогла спасти город по своей невнимательности, то разочаровался бы по-настоящему. Узнай он, что его напарница, которую он неоднократно восхвалял, умудрилась потерять свои серьги самым странным образом, то он бы, поняв, что она не в силах защищать город, потребовал бы отдать Камень другой девушке.
Если бы она не затерялась в мыслях после использования Лакичарма, они быстрее справились бы с акумой.
Если бы она не проглядела момент, когда к ней приблизился Эмодзи, то город сейчас был бы в безопасности.
Из-за её промашки Кот Нуар оказался в таком состоянии, что его было страшно оставлять одного.
И после всего этого списка её провинностей он, не в силах спасти для начала самого себя, без передышки беспокоился о ней.
— Кот… — Маринетт звучала почти жалобно.
Ей, как оказалось, тоже нужна была помощь, но получить её было не от кого. Тикки находилась сейчас неизвестно где, а признаться Нуару, что это она Ледибаг, было самой глупой идеей, которая только могла ей прийти.
— Маринетт, — позвал её Кот, скрываясь под одеялом плотнее и виновато опуская уши. — Я д-должен идти. Я правда должен идти, — когти впились в розовую ткань. — Какой из меня г-герой, если я сижу здесь вместо того, чтоб-бы спасти свой город?
Сжав руку в кулак, девушка пассивно протянула её вперёд, касаясь колена напарника.
— Тебе не нужно никуда идти. Не сейчас, — тихо ответила Маринетт. — Ты останешься здесь, в моей комнате. Я пойду.
Кот Нуар навострил уши, изумлённо посмотрев на подругу.
— Чего? — вырвалось из него прежде, чем он понял смысл своих слов. — Никогда в жизни, — безапелляционно произнёс Кот. — Ты никуда не пойдёшь. С-слишком опасно.
— Но это единственный выход, — попыталась она уверить напарника, отметив про себя, что этот выход, на деле, самый экстремальный. — Я ведь знаю Ледибаг без маски. Может, я смогу найти её?
— А вдруг ты попадёшь под удар акумы, а меня… — он резко запнулся на полуслове, кутаясь сильнее в одеяле и глядя куда-то вниз, — и я не смогу помочь?
Но Кот, как бы ни было прискорбно признавать, был прав: искать во всём городе две несчастные серьги было невозможным, однако и этот вариант казался ей куда лучше, чем просто сидеть в безопасности, пока из-за её отсутствия нападали на мирных граждан.
— Я являюсь частью вашей команды, — проговорила Маринетт спустя пару секунд. — На мне ответственность. Кот, ты ведь…
— Я не хочу оставаться один, — как можно более честно ответил он, словно всё это время боялся признаться ей в этом, и вновь спрятал своё лицо.
Он звучал как потерянный в этом мире ребёнок, который не представлял, что ему положено было делать, а что — нет. Он… он был слаб, а вместе с тем — нуждался в её помощи.
Он разрывающийся от повышения чувствительности подросток, для которого любое не так произнесенное слово или неправильное действие с её стороны могло оказаться весьма болезненным.
Маринетт стоило догадаться, что сейчас Кота пугало понятие «остаться одному», даже если означало оно остаться одному всего на некоторое время.
— Ты не будешь один, — уверяла она, приподнимая его к себе за подбородок, чтобы словить на себе его взгляд. Её пальцы аккуратно и мягко прошлись по его щеке, очерчивая линию скул. — Я… я тогда останусь тут, ладно? И ты тоже. Я не отпущу тебя сейчас. Мы что-нибудь придумаем.
— Но я должен…
— Не сейчас, — строже пресекла Маринетт любые его попытки кинуться в бой.
Кот, как и она, совсем не знал, что ему делать — в первый раз в такой ситуации, как никак. Он всецело доверял своей напарнице. Он полностью доверял своей подруге. Он не доверял самому себе. Отчего-то думалось ему, что после подобного ему вряд ли кто-то будет доверять.
— Так нельз-зя, — вяло отметил Кот Нуар.
И снова заставил Маринетт устало выдохнуть.
С той же Манон — и то легче было сговориться.
— Ты подвергнешь себя опасности, — она снова попыталась угомонить его, вразумить, возможно, пусть и догадывалась — затуманенный разум тяжело было удержать.
— Ил-ли разочарую Ледибаг, — ответил Кот так, будто задыхался от наступающих слёз.
От его реплики Маринетт каменистой статуей застыла на своём месте, не в силах унять от Нуара поначалу ничего не выражавшего созерцания.
Она всегда знала, что Кот был ей верен рабской преданностью. Догадывалась, судя по его поступкам, умело закрывая глаза на порой до приторности слащавые речи и дешевые манеры ловеласа. Ледибаг всегда знала: она упадет — он словит. У неё не было в этом сомнений даже после сегодняшнего случая.
Чего она не могла знать, так это того, что Кот мог быть о ней такого мнения, что она, всегда искавшая в нём помощи, могла разочароваться в своём напарнике.
А потом её разум пронзило пикой острейшей гвизармы, выворачивая наизнанку все идеологии и реалию: сегодня она корила саму себя с того момента, как очнулась после удара от акумы, после чего посмела подумать о том же, что гложет сейчас Кота.
— С-с чего ты решил, что она разочаруется в тебе? — её голос дрогнул, точно только что в ней была задета Ледибаг, услышавшая от напарника то, чего никогда не подумала бы услышать.
— Я не справился со злодеем, — выдавил он. — Думаешь, она будет д-доверять Нуару, который не может без неё ничего с-сделать?
Чертова тайна личности, не позволяющая ей взорваться и от имени героини Парижа отвесить Нуару ощутимый подзатыльник за то, что он мог такое не то, что сказать, а даже подумать!
— Кот, — её пальцы схватились за руку Кота Нуара и Маринетт заметила, что он всё ещё дрожал. — Кот, перестань! Это… это… это не ты говоришь! Это всё акума, которая напала на тебя. Ты ведь так не думаешь, верно? Ты ведь думаешь совсем не так?
Она вряд ли простит саму себя, если эти слова оказались сказаны им вовсе не из-за воздействия акуманизированного.
— Это не ак-кума, это говорю я сам, — натянув одеяло на себя, проскулил отвернувшийся от неё Кот, не услышавший, как в глуши этой комнаты у его подруги разбилось на мириады осколок сердце. — Я в-всегда этого боялся. Боялся, ч-что разочарую её. Подведу однажды. Ледибаг… она… она ж-же может попросить другого К-кота, если я больше не смогу заслужить её д-доверия?
— Кот! — Маринетт была не в силах слушать дальше. — Да как ты вообще мог такое подумать? Разве Ледибаг дала тебе хоть один повод для таких мыслей?
Этого не скрыть никак и ни от кого — в образе героини Парижа она могла быть сурова к Нуару и дело тут было даже не в отказах после его признаний. Она волновалась за родной город. Она волновалась за его жителей. Она волновалась за то, что в один момент споткнется и разочарует и свою квами, и человека, который выбрал её на геройский пост. Маринетт никогда не думала, что все её переживания отобразятся на Коте, что все её страхи будут в отражении его глаз просветляться разбито-кривыми зеркалами.
— Котёнок, — у неё опять дрожал голос. Маринетт подползла к нему ближе, положив руки на плечи Нуара, а после, чтобы хоть немного поддержать его, опустила ладони, обвивая ими его тело. — Посмотри на меня, пожалуйста.
Она чувствовала под собой, как Кот напрягся, не решаясь обернуться к ней. Когда он это сделал, когда оглянулся через плечо, смотря на её почти боковым зрением, Маринетт дрогнула. Мысленно она тысячу раз корила себя за то, что заставила его пройти через все эти дебри.
В глазах Кота Нуара — витражи раздробленных грёз, обломки оживших страхов.
Если бы не эта акума… если бы не она…
Маринетт вдруг прикрыла глаза за тяжелевшими веками, спрятав лицо в плечо Кота.
Если бы не эта акума, то она бы никогда не узнала о главных страхах своего напарника и сама же продолжала бы взращивать в его подсознании такие мысли.
Удивительно, как по щелчку пальцев отношение к её геройской деятельности приобрело совсем новые краски, вытесняя по разные стороны длинных баррикад опостылевшей вечностью застывшие чёрный и белый.
Неожиданно в голову прокрались мысли, что акумы не всегда приносили за собой один лишь хаос.
Эмодзи не просто превращал людей в бесхребетных кукол — он оголял их настоящих, он обнажал их души, будто от всего сердца крича в лицо каждому прохожему: «гляньте, вот они, потрепанные жизнью по вашей вине!»
Внезапно и сам Бражник — на какое-то мгновение ока, не более — предстал перед ней в другом свете: он ведь чувствовал боль парижан, он понимал их мечты и страхи подобно настоящему эстету и поддавался собственной эмпатии на краткий миг, даруя каждому из них шанс позволить бедной душе успокоиться, отомстить всем, кто посмел довести их до акумы. Глупые люди с лёгкостью поддавались его воздействиям. Достаточно было косого взгляда или кривого слова, чтобы расстроиться до такой степени, что чёрная бабочка сама полетит и сядет на плечо угрожающе-метко.
В таком мире жить, в общем-то, страшно.
Кот не заслуживал всего этого. Кот не должен был становиться жертвой именно этой акумы, но вместе с тем до когнитивного диссонанса Маринетт считала, что она была как никогда кстати.
Она бы хотела сделать всё, чтобы Нуар больше не думал так.
— Послушай, — её голова вновь уткнулась ему в плечо, — что бы ты там не говорил, что бы ты там не думал, попытайся поверить мне и запомнить это: Ледибаг
никогда в жизни не захотела бы другого напарника. Никогда и ни за что.
— От-ткуда ты знаешь? — медленно развернувшись к ней, спросил он так, как будто… не верил.
— Она сама мне рассказала однажды, когда речь зашла о тебе. Ледибаг не хочет другого Кота. И я не хочу, чтобы Камень Чудес передали другому Нуару. Мы привыкли к тебе, ты наш друг.
— Но ведь… — запнулся Кот, как вдруг стиснул зубы, случайно прикусив язык.
Ледибаг никогда бы не сказала ничего из этого ему лично.
— Ты лучший напарник, которого она могла бы желать. Ты ведь знаешь это?
И поэтому Маринетт могла сказать это сама, без всякой маски.
Она не врала. Ни разу. Не тот момент был, чтобы предаться утопической лжи и кормить как себя, так и Кота.
Её напарник более не вспомнит об этом, когда жертва Бражника очистится от акумы — по крайней мере, ей так думалось.
***
Кот Нуар тихо засопел около её колен, свернувшись в калачик. Маринетт не верилось, но она смогла его успокоить, пускай и только отчасти: сквозь сон у него заметно сбивалось дыхание, его веки и уши были напряжены, а иногда он ворочался, обхватывая когтями простыню под собой. Она должна была его спасти: так же, как он уже спасал её.
Перед тем, как заснуть, Кот что-то говорил о Ледибаг. О том, что он должен был найти её, хотя бы удостовериться для себя, что она не была ранена или, как максимум, не сильно пострадала после такого полета, и в эту секунду он практически готов был махнуть рукой на то, что его Леди могла быть без трансформации. Пусть она разозлится на него, перестанет доверять после подобного раскрытия личностей, но её Кот не мог успокоиться, не зная, где она и что с ней.
Это было похоже на какую-то глупую шутку: два напарника, каждый из которых так боялся разочаровать другого в своём проступке и каждый из которых не мог ничего сделать, будучи в таком положении дел. Лишенный бывалого мужества герой и потерявшая свои серьги героиня — и сколько же таких было за всю эпоху Божьих Коровок и Котов?
Маринетт всегда рассчитывала на Нуара, будучи в своей геройской ипостаси. Она догадывалась, что он мог справиться и, зная его порой нахальную кошачью натуру, не признавала вслух, что вопреки своей разрушительной силе чаще всего в их дуэте чудесным больше являлся именно Кот. Ей было просто невозможным представить, что у него могла быть та же паника, что и у неё. Ей было тяжело видеть его
таким: потрепанным, морально истощенным и чувствительным, а вместе с тем думающим, что он мог разочаровать свою Леди.
«Ледибаг не должна быть так сурова к напарнику» — подумалось Маринетт, следившей за заснувшим Нуаром, будто в один момент он мог резко пробудиться и тогда… ей не хотелось думать, что могло подразумевать её сознание под этим
тогда.
Она не знала, что будет, когда они раскроют свои личности друг другу. Она не имела ни единого представления, как Кот отреагирует на то, что всё это время его напарница и его подруга, придумавшая всю эту нелепую историю о дружбе с главной героиней, оказались одним и тем же человеком.
Может быть, Кот Нуар тогда обрадуется этому, в сердцах скажет, как же это за
мурчательно, что две самые близкие ему девушки оказались одной и той же.
А может даже разозлится, подумает, что всё это время его Леди издевалась над ним и жестоко лгала, что она специально обращалась к нему так в своём гражданском облике, забавы ради и чтобы глумиться над ним после.
ТРЕСК!
Над головой что-то упало, что больше походило на камушек, ударившийся о стекло. Маринетт проследила за тем, чтобы Кот не очнулся, и осторожно вышла на балкон, оглядываясь по сторонам.
Поначалу её встретила пустота и шум людей, которые всё ещё не понимали, куда подевались их герои. Вскоре, чего она не ожидала, над ней нависло красное пятнышко.
— Маринетт! — воскликнула запыхавшаяся Тикки, державшая в руках серьги.
— Тикки! — встревоженная девушка, наконец-то испустив облегченный выдох, сфокусировала зрение на свою квами. — Ты хоть понимаешь, как я волновалась? Куда ты пропала?
— Прости, — виновато пропищала божья коровка, протягивая ей Камень Чудес. — Твои серьги после падения повредились, — простодушно ответила она, — и я была вынуждена отнести их мастеру Фу. Ну, ты, наверное, помнишь его? Мне жаль, если я напугала тебя.
— Всё хорошо, у тебя не было другого выхода, — спешно ответила ей Маринетт, поочередно надевая на уши некогда потерянные чёрные серёжки. — Нельзя медлить. Акума, наверное, напала на большую часть парижан.
Тикки недоверчиво прищурилась.
— А что с Котом Нуаром? — спросила она, не сразу вспомнив о втором герое. — Он в порядке? Он в состоянии бороться сейчас?
— Нуар не сможет участвовать в этой битве, — не без огорчения отметила Маринетт, как вдруг, подмигнув своей квами, усмехнулась ей улыбкой авантюриста. — А вот Рена Руж как раз вполне справится с этим заданием. Тикки, пятна!
***
Двери, задевшие зазвеневший на стене колокольчик, отворились.
— Мам, пап, я вернулась! — раздалось по всей пекарне, но, остановившись, Маринетт не без удивления обнаружила, что та полностью пустовала.
Ни родителей, ни клиентов. Только оставленные без присмотра сладости за витринами.
Она осмотрелась, не найдя никого поблизости: обычно в их пекарне, когда она возвращалась со школы или с битв, от количества посетителей проходу не было, что добавляло удивления от сложившейся ситуации.
Её родители, что было редкостью с учетом их малого свободного времени, могли быть на втором этаже. И всё бы ничего… но Маринетт тут же вспомнила о том, что в это время у неё в комнате гостевал никто иной, как сам герой Парижа.
«О, нет…»
А мама с папой, зашедшие в её комнату — не важной, по какой причине — могли запросто засечь бродячего кота, на нахождение которого у неё не было никаких аргументов.
«Нет, нет, нет!» — мысленно запаниковала она, поспешив двинуться к лестнице.
Спотыкаясь, Маринетт бежала по ступеням так, как, наверное, никогда в жизни ещё не бежала. Одна только мысль о том, что родители могли обнаружить Кота Нуара в её комнате, наводила панику. Ещё хуже, если они нашли его до того, как подействовало Чудесное Исцеление.
Дойдя до ведущей в дом двери, она резко распахнула её, чем мгновенно привлекла внимание отца и заставила испуганно вскрикнуть мать, чуть было не уронившую от неожиданности старую посуду.
— Маринетт, — почти с укором, но с настоящей обеспокоенностью произнесла Сабин, отложив в сторону тарелки, — что случилось?
— Я… — сглотнула она, смекнув, что такой резкий приход был лишним. — Я-я-я… бежала от акумы?
Что ж, кажется, что родители не наткнулись на Кота. Эта мысль её хоть немного, но успокаивала.
Выдохнув, — то ли потому, что испугался не меньше жены, то ли от упрощения на душе — Том Дюпен внимательно посмотрел на неё… и вдруг улыбнулся.
— А теперь, скажи, пожалуйста, — начал он, и Маринетт прищурилась, увидев, как её мама подошла и встала рядом с мужем, что выглядело само по себе подозрительно, — ты почему так долго скрывала от нас такого прекрасного молодого человека?
— Кого? — почти пропищала она, не узнав свой голос.
Повернув голову, Маринетт увидела высовывающего за спинкой дивана Кота Нуара, приветливо помахивающего ей рукой. Акума его подери, он не додумался спрятаться после Исцеления!
— Кот Нуар нам всё рассказал, — важно подметила Сабин.
И тем самым чуть было не вызвала у дочери остановку сердца.
—
Всё? — как можно мягче уточнила она. — Что именно
всё?
— Да ничего
мурсобенного. Только то, что к тебе больше месяца приходит один бродячий кот. Ничего больше, — отозвался своим вечно мурчащим голосом Нуар, недвусмысленно подмигнув ей.
Кот Нуар снова начал каламбурить — уже хорошо, пускай она бы в жизни никогда не поверила, что однажды будет рада услышать их.
— Да, — одобрительно кивнул Том. — Тебе не стоило скрывать это от нас. Уж поверь нам, мы с радостью примем Кота, как родного сына.
— Ч-что? — поначалу решив, что ей просто послышалось, переспросила обескураженным голосом Маринетт.
— О, месье Дюпен и мадам Чен, благодарю вас от всего кошачьего сердца, — искренне поблагодарил Кот Нуар.
— Просто Том и Сабин, мальчик, — хохотнув, вкрадчиво произнёс мужчина, как вдруг, подмигнув, добавил на удивление дочки: — Ну, или «папа» и «мама», как тебе удобнее.
— Папа!
— Мы будем рады уже сейчас принять нашего зятя в семью, — послышалось от Сабин.
— Мам, пап, вы издеваетесь? Он же парень Ледибаг!
…
.
Чёрт!
Маринетт осознала сказанное только тогда, когда родители вместе с напарником повернули взгляды в её сторону. Уже за это она раз миллиарды успела поругать себя за длинный язык и за то, что начала забывать, что она и была Ледибаг.
И она только что прозвала Кота Нуара своим парнем.
Она прозвала своим парнем Кота Нуара, который, расплывшись в каверзной ухмылке, проницательно и не без доли победы в блеснувших глазах смотрел на неё. После этого Маринетт всячески подумает перед тем, как после победы над главным злодеем раскрывать ему свою личность. В противном случае она просто утопит Кота в Сене.
Быстро и легко!
— Пра-а-авда? — протянул Нуар, припоминая тем самым все случаи, когда Маринетт уверяла, что они с Ледибаг максимум просто друзья и что та была влюблена в другого. — О, знаете, ваша дочь просто чудо! Мне потребовалось меньше месяца, чтобы это понять.
Он издевался над ней. Это всё же было куда лучше, чем то, что ей пришлось пережить вместе с ним пару часов назад.
— Что ж, — важным голосом подметил Кот, скрыв давнюю ухмылку, — я очень рад был посидеть с вами, вы правда самая за
мурчательная семья, которую я видел, но мне пора идти, пока моя родня не обклеила весь Париж объявлениями о моей пропаже.
— Я провожу его! — бегло вставила Маринетт прежде, чем кто-то из её родителей успел бы что-то произнести.
Том и Сабин не успели ничего сказать и после: их дочка слишком быстро утащила Кота Нуара по лестницам в свою комнату, поспешно юркнув, так, что они успели увидеть только её хвостики напоследок.
Прикрыв за собой люк, ведущий в её комнату, Маринетт глянула на напарника, который, кажется, всё ещё пребывал в эйфории после знакомства с её родителями.
Совсем как парень, которому довелось неожиданно познакомиться с семьей его девушки и оказавшийся частью семьи.
— У тебя очень милые родители, — добродушно отметил Кот.
Маринетт только улыбнулась в ответ на его признательность, но тут же вспомнив, зачем его утащила подальше от родителей, мотнула головой.
— Ты что-нибудь помнишь из того, что было, когда ты попал под влияние акумы? — серьёзно и требовательно спросила она, ожидая ответа.
Кот Нуар отрицательно покачал головой в ответ.
— Нет, — признался он, будто был огорчен этим фактом. — Всё очень расплывчато. Помню только, как после нападения на Ледибаг я не успел отбежать от акуманизированного. Я… я, надеюсь, был не слишком жалким?
— Мы все имеем право на слабину, Кот.
— Маринетт, — более настойчиво произнёс Нуар, навострив уши. — Я сказал чего-то лишнего, да? Я много лишнего сказал, будучи тряпкой?
— Ничего лишнего, — хмуро отозвалась она на его вопрос. — Ты сказал всё, что надо, и ты не был тряпкой.
Это самое «всё, что надо» не вселяло никакого доверия в Нуара — она увидела это по его взгляду.
— Кот, — спустя минуту несмело проговорила Маринетт, но мысленно пнула себя для храбрости, — ты ведь знаешь, что Ледибаг очень ценит тебя, да?
— Да.
Его «да» прозвучало не так уверенно, как хотелось бы. Оно прозвучало только после долгого молчания. Маринетт это совсем не нравилось. Их отношения в геройской ипостаси не должны были быть такими отстранёнными. Она знала, что была сама виновата в таком.
— Ну, — протянул он, нервно усмехнувшись и почесав затылок. — Я пойду, наверное? Встретимся завтра, как обычно? Может, я тебя снова покатаю на руках после школы.
— Кот, нет, — сразу же отрезала девушка. — Ты хоть знаешь, сколько вопросов на меня посыпалось после того случая? С меня лучшая подруга чуть три шкуры не сняла, сделав несколько фотографий того, как ты меня уносил с уроков. Одну из них она, кажется, поставила на экран блокировки.
— Вот, видишь? Обеспечение знаменитости, а ты на меня ругаешься!
— Нуар.
— Хорошо, хорошо, — сквозь смех — живой и такой настоящий — отрапортовал Кот, запрыгивая на кровать подруги и приоткрывая окно над собой. — Без рук, так без рук. Тогда просто «до завтра»!
Одним прыжком он оказался на её балконе. Маринетт успела увидеть только кожаный хвост-ремень перед тем, как Кот Нуар полностью исчез из её поля зрения. Она сама осталась стоять на месте, вытянув руку для того, чтобы помахать ему на прощание.
И всё-таки её Котяра иногда мог въесться клещом в её подсознание.
