***
— Месье, Вам не кажется, что Вы слишком холодны к своему сыну? — Поверь, Натали, это вынужденная мера, — не поворачиваясь, ответил Габриэль, нажимая на спрятанные в исполинских размеров картине кнопки. Картина с изображением его жены и сына, разделившись на две ровные части, с трезвоном раскрылась, открыв перед ними такой знакомый им ход. Старший Агрест делал всё, лишь бы держать себя в руках от неприятных напоминаний: уже вот как полгода прошло, как он не мог дойти до своей главной цели. Полгода, как он не мог отобрать Камни Чудес у двух подростков. — Я заметила, что Адриан был расстроен и хотел поговорить с Вами, — вновь отозвалась Санкёр. От Габриэля не укрывалось: Натали успела почти что по-матерински привязаться к мальчишке, пусть того и не показывала при нём, сохраняя свою компетентность во время работы. — Всё возможно, — согласился модельер, ступая по окутанным мглой закоулкам и оказываясь в хранилище. — Но это того стоит. Это часть цены, которую я плачу, чтобы вернуть к жизни его мать. Думаю, этого будет достаточно, чтобы он забыл обиды. — Хозяин, н-но ведь… ведь… цена может быть слишком велика, — промямлил высунувшийся из его пиджака сиреневый мотылёк. — Плевать, — ответил в полной решительности Габриэль. — Речь идёт об Эмили. — О, Гейби, это так романтично! Ты такой мужественный и решительный! Да, Нууру? Ну согласись же, он ведь такой романтик, — в извечно-возбужденной манере провозгласила Дуусу, внезапно для всех вынырнув из кармана Натали. Агрест взглянул на свою свиту, везде и всегда следовавшую за ним: всегда находившаяся в полной готовности секретарь, постоянно вопящий от радости и без неё павлин и трусливый мотылёк. Команды страннее существовать просто не могло. Габриэль, не думая ни о чём больше, без всякой спешки прошел несколько шагов вперёд, звучно постукивая подошвой дорогой обуви по железной поверхности — он делал так уже кучу раз, но легче от этого не становилось, а внутри всё равно болезненно щемило от ощущений. Вокруг него кружили хлопьями белёсые бабочки, каждой из которых однажды придётся стать акумой. Посередине, застывшая на долгие годы неподвижным казистым изваянием, была погребена в капсулу она. Эмили застыла в такой позе на целую вечность — ни ожить, ни умереть. Габриэль не знал, где сейчас покоился её разум, что она чувствовала все эти месяцы, слышала ли его мольбы. Её можно было освободить из этого заточения: достаточно было просто перекрыть ей все жизненные пути, на что у него не поднялась бы рука. А вот отобрать парочку Камней у не смышленых детей — идея в самый раз. — Из раза в раз у них получается одолеть меня, — рявкнул Габриэль, касаясь раскрытой ладонью до стекла и ощущая всю его прохладу. До жены не дотянуться. — Из раза в раз, Натали. Что я делаю не так? Сжавшись в комочек, Нууру на свой страх и риск подлетел ближе к своему подопечному. — Отступитесь, хозяин. Последствия будут… — Заткнись, Нууру! — не выдержав, уже крикнул Агрест. — Меня не интересуют последствия! Мне нужно получить то, что я хочу! Мне нужно воскресить свою жену! — Но ц-ценой может оказаться Ваша жизнь, — боязливо напомнил мотылёк, всячески уворачиваясь от Дуусу, которая всё пыталась остановить его. — Или чья-нибудь ещё. Может даже носителя одного из Камней. — Я переживу, если в этом мире на одного из героев станет меньше, — отрешенно отчеканил Габриэль, вновь повернувшись к умиротворённо заснувшей Эмили. Подойдя к нему на несколько коротких шагов, но в то же время не теряя своего привычного хладнокровия, Натали осторожно коснулась до его плеча. — Габриэль, Вы, кажется, говорили, что не хотите прибегать к убийствам, — хмуро осведомилась Санкёр. — Вы даже отогнали акуму, когда злодей чуть ли не убил одного из друзей Адриана. Мисс Маринетт, кажется? — Порой цена наших угодий может быть слишком велика, — мёрзло изрёк модельер, важно приосанившись, но всё равно с трудом хватая спёртый воздух в лёгкие. — За масками Ледибаг и Кота могут быть обычные дети, у которых тоже есть семья, и я понимаю, что в случае, если с ними что-то случится, то те будут страдать, но эта мысль не останавливает меня. Я думаю, Эмили простит меня. И Адриан простит, если ценой возвращения его матери окажется всего-то жизнь одного из героев. — Но ведь… — Без «но», — перебил её Габриэль без всякого желания дослушать. — Ты либо со мной, либо я работаю сам. Я буду долго мучить себя чувством вины, если по пути к цели кто-то умрёт из-за меня, но это будет того стоить. Ты со мной, Натали? А она… а что она? Она ведь знала о том, насколько безумными могли быть влюблённые люди. Знала, на какие поступки, страшные и глупые, они могли идти. И она, невольно проникнувшись им, его идеологиями и его жизнью, им самим, шла на ужасное преступление, разделяя с Габриэлем его возможный и такой непростительный грех. — Да, месье Агрест, я с Вами.ГЛАВА 19. О том, каково держать в себе тайны.
30 апреля 2021 г. в 08:32
Если быть более честным, то Адриан устал от всего этого. Нет, не от геройской деятельности и почти ежедневных битв, нисколько не от них. Он сделал бы всё, чтобы акумы нападали чаще, лишь бы их с напарницей встречи стали чаще, чем обычно, а свобода в многотысячный раз встречала его свистом в ушах и раскрывающимся всей своей безграничностью светлым небом над головой.
Адриан устал от не прекращающихся тайн. Устал от того, что ни с кем не поделиться о своём волшебном кольце, которое он не снимал с того дня, как поступил в коллеж. Даже лучший друг, с которым он мог поделиться обо всём на свете, не имел ни малейшей возможности узнать о том, что его сосед по парте под ежедневными «мне надо отойти спрятаться» во время нападения акум имел в виду «мне надо пойти и надрать зад новому злодею».
Адриан знал, что в случае раскрытия хотя бы одним человеком ему придётся отдать кольцо, чтобы мастер отыскал другого Кота Нуара. По крайней мере, так говорил ему Плагг, а в словах своего маленького друга сомневаться он не смел.
— К тебе через пару часов придет репетитор по китайскому, — черныш, о котором он только что и вспомнил, по-турецки сел в воздухе и подлетел к своему подопечному. — Не хочешь поговорить с отцом?
На вопрос своего квами Агрест лишь отрешенно выдохнул, спрятав лицо в подушку. И вот о чём можно было поговорить с таким человеком, как, к примеру, его отец? Он не мог на него пожаловаться, в любом случае, даже при желании, хотя последнего у него хоть отбавляй. Потеряв мать в один день, — внезапно для себя, получив от отца только холодное «надо жить дальше» — он пытался внедрить себе в голову, что надо было ценить единственного оставшегося у него родителя. Изредка, всё же, Габриэль мог проявить к нему свою любовь — в такие моменты Адриан думал, что не зря разрывал себя на части, пытаясь отхватить себе хотя бы малую долю его внимания.
— О чём мне там с ним говорить? — без всякого интереса спросил он, зарывшись глубже в подушку и так мечтая вместо урока полежать в кровати, укрывшись с головы до ног одеялом, чтобы его никто не трогал.
Желательно дней на восемьдесят.
— Для примера, что тебе нужно больше личного пространства, свободного времени и тому подобное, и это ещё далеко не весь список того, что тебе надо, — перечислил Плагг, осев на смятую юношей простынь. — Напомню, что тебе уже шестнадцать, а то, что делает твой отец, порой выходит за рамки дозволенного и нарушает твои права, как человека.
— Я не хочу его дёргать по такой глупой причине, — отодвинув лицо от подушки, чтобы выговориться более чётко, но при этом не посмотрев на своего квами, выдал Адриан.
— Глупой… — прошипел котёнок, отреагировав так, будто услышал не какое-то там обычное слово от него, а самое настоящее и грязное ругательство. — Значит, морить подростка кучей фотосессий, занятиями по фортепиано, фехтованию и китайскому — это можно, всегда пожалуйста, а дать своему единственному сыну волю самому решать свою жизнь — табу какое-то, так?
— Плагг, прошу…
— Давай без этих «Плагг, прошу». На меня это не действует, — категорично отрезал Плагг. — Твой отец будто держит тебя в клетке. Он даже в коллеж разрешил тебе ходить с каким-то одолжением. Меня это взбесило так, что я на пару дней аппетит потерял…
— Ой, кто бы говорил? Это ты так аппетит потерял, что вместо пяти коробок съел шесть?
— Не перебивай, — квами приподнял вверх лапки, тем самым показывая, чтобы тот заткнулся и дал выговориться уже ему. — Когда ты собираешься ему сказать, что тебе это надоело и ты хочешь больше свободы?
— Никогда, — накрывшись одеялом, чтобы не видеть с укором смотревшие на него глаза, виновато ответил Адриан. — Ему тоже плохо из-за того, что случилось с мамой, Плагг. Он страдает, потому я не могу так давить на него после этого.
— Общее горе должно воссоединить семью, а не разрывать её на несколько частей, Адриан, — слишком умно для себя, вечно смешливого, проговорил чёрный кот. — Как насчет того, чтобы попытаться жить дальше и попробовать поддержать сына? Разве тебе не нужна была поддержка в тот момент?
Его вопрос остался без ответа.
Адриан устал от того, как поступал с ним Габриэль. Он ранил его без всякой гуманности и не утомляя себя в расчетах, с каждым разом в разных местах и делая всё больнее. Юноша не признает это вслух, но самому себе скажет, что, да, он нуждался в поддержке после того, как обрамленные в чёрные костюмы люди вынесли гроб его матери и закопали его глубоко в землю. Он нуждался в этом как никогда ещё сильно. Адриану ещё никогда не казалось, что он остался один, и, что худшее, именно тогда Габриэль решил, что он был обязан закрыться от сына за дверями своего кабинета и переживать эту потерю самому.
Его отец никогда не был человеком радушным и улыбающимся без повода, — или хотя бы искренне, а не только ради красивой фотографии — но когда Эмили была жива, то он казался всем вокруг более эмоциональным. Более живым.
Даже когда маленькому Адриану приходилось сквозь щель в двери видеть, как о чём-то ругались его родители на повышенных тонах, как мама чуть ли не разбивала дорогую посуду и кричала на отца, в глазах Габриэля ещё скрывалась малая доля жизни. Стоило Эмили заболеть и покинуть этот мир, — но так сказал именно отец, сам Адриан не успел застать момент её гибели — как вместе с ней исчезли остатки его былой человечности.
Вспоминая крики матери, младший Агрест виновато допускал себе мысль, что в её смерти мог быть замешан и сам Габриэль. Он тут же ругал себя за такое: его отец ведь желал своей семье только лучшего, был занят постоянно, всеми силами, пытался бороться со своей болью, пусть и без него.
— Малыш, послушай меня, — бережно начал вздохнувший Плагг, ещё никогда не казавшийся таким обеспокоенным, как сейчас, — я повидал много разных Нуаров. У многих было несчастье в семье, как и у тебя. Они замыкались в себе так же, как и ты, не могли решить свои проблемы, потому что пытались от них сбежать или оставить всё, как есть, вместо того, чтобы одолеть их. Ты знаешь, сколько я промучился, пытаясь хоть немного им помочь?
Адриану показалось, что голос его маленького друга предательски дрогнул, но быстро отогнал от себя это предположение, потому что, нет, не могло так быть. Плагг таким предстать перед ним не мог.
— Знаешь, некоторое время я ненавидел людей, — в сердцах воскликнул котёнок. Сейчас древнее и могучее существо походило больше на несчастного зверька. — Я пытался не привыкнуть к ним, пытался жить по принципу «коты гуляют сами по себе», а эти люди… они… они словно приручали меня, хоть и не пытались сделать ничего такого для этого. Они просто неосознанно делали так, что мы привязывались к ним: и я, и Тикки. Это другим квами хорошо — их дают каждому в руки на какое-то время, они и не успевают привязаться, а мы должны из поколения в поколение следить за взрослением каждого нового героя, жить их жизнью, чтобы в итоге большая часть их запустила себя до неузнаваемости и помахала нам ручкой перед смертью!
Адриан вскочил, когда он понял, что ему не то совсем показалось: у Плагга дрожал голос. Так обычно бывало, когда человек хотел зарыдать. И, видимо, не только человек.
— Боже, Плагг, — спохватился он, поняв, до чего запустил своего приятеля. Он подставил под квами ладонь, чтобы тот опустился на неё, но малыш не подал никакой реакции. — Прости меня, я…
— Хватит с меня, — рявкнул котёнок, отлетев от него подальше и поставив эпичную точку в их странном диалоге. — Я устал привыкать, а потом отпускать вас всех. Запустишь себя ведь, а потом закончишь так же, как и один из Нуаров, который был в той же ситуации, что и ты: перережешь себе вены. Или повесишься. Или и вовсе таблеток наглотаешься, не помню, что он там начудил!
Плагг обиженно отвернулся от своего подопечного, улетая куда-то в сторону и, порыскав немного на книжных полках, скрылся в запрятанной на одном из рядов коробке от камамбера.
Застыв на месте и не зная, как поступить, — попытаться угомонить разбушевавшегося котёнка или оставить всё, как есть — Адриан всё ещё сидел на кровати, не моргая глядя на то место, где скрылся его квами. Он не мог точно сказать, был ли то настоящий всплеск эмоций, которые тот так долго в себе удерживал, или просто театр абсурда, чтобы уговорить его поговорить с отцом, но поведение Плагга вовсе не было похоже на искусную актерскую игру.
Была ли это на самом деле игра, или нет, всё взаправду — то не столь важно, потому что Адриана это заставило задуматься. Задуматься так, что собственные проблемы отошли на второй план.
Он попытался представить себе, каково это. Представлял, каково целых несколько лет быть рядом с одним человеком, привязываться к нему всей своей величавой душой, жить его жизнью, проходить сквозь время с ним, через все его мелкие и великие невзгоды и радости… а потом просто взять и в полнейшем молчании встать перед его могилой, чтобы спустя некоторое время всё то же самое повторилось, но уже с другим, со вторым человеком. А потом уже с третьим. И четвёртым. За ним и пятым с шестым. И так по мучительной бесконечности, словно несколько кругов сплошного ада, которому никогда не было конца, потому что Адриан знал, — или догадывался, не глуп ведь — что после него Плагг попадет в руки другому Коту Нуару. И всё заново, всё по старой схеме.
Его размышления прервал стук в дверь. Адриан встрепенулся и поспешил вскочить с кровати. Поправив помявшуюся одежду, он выдохнул, пристально посмотрев в открывающиеся дверь и на секретаря отца, стоявшего там.
— Адриан, — прозвучал стальной голос Натали, неспешно вошедшей в его комнату. Без планшета, на котором был бы видеозвонок с Габриэлем, в очередной раз решившим поговорить со своим сыном через экран, — ты ведь помнишь, что скоро к тебе придет твой учитель китайского?
— Помню, — без всякого интереса только и ответил юноша, с тревогой ощутив, что пришла в его комнату Натали вовсе не по той причине, чтобы напомнить о сегодняшнем уроке.
— Это хорошо, — немного смягчившись, проронила мадам Санкер, но, заметив изменения в всегда твёрдом фальцете, тут же прокашлялась, снова скрывшись за каменной маской. — Но перед этим тебя хочет видеть месье Агрест. Для разговора.
— Что-то случилось? — угрюмо спросил он, ожидая всего наихудшего. Надеяться на то, что отец просто пожелает ему удачи перед уроком, было просто всуе. Тот редко когда мог по-настоящему подойти и по-отцовски пожелать чего-нибудь, что резко контрастировало с его ещё живой и до боли любившей его матерью.
— Да, — подтвердила секретарь со знакомыми нотками хладнокровия, но даже так парень сумел услышать нотками прошмыгнувшее в её словах огорчение. — Разговор будет вовсе не из приятных, Адриан, так что будь готов. Речь пойдет о твоей успеваемости, а ты знаешь, как твой отец может быть неуступчив, когда дело касается этой темы.
Младший Агрест дёрнулся. Его ожидания всё же предательски оправдались: ему стоило изначально ожидать всех худших вещей, которые могли ему только подуматься.
Идя за Натали в кабинет отца, Адриан скорчился, медленно, но верно вспоминая все свои погрешности, с которыми ему доводилось столкнуться. Вся дорога показалась ему некой геенной огненной, от которой внезапно стало до невыносимости жарко и душно. У него было ни одной плохой оценки в школе за последнее время, даже с минусом. Более того, он снова смог вскарабкаться вверх по рейтингу класса и обогнать некоторых учеников своими отметками, а уж учитель по китайскому сумел похвалить его на прошлом уроке перед отцом по достоинству! Да и сам Габриэль, решивший уделить ему некоторое время и послушать, как его сын справлялся с фортепиано, признал, что ещё недавно недооценивал его способности.
Адриан выдохнул так, будто задыхался: его квами остался коротать часы в комнате, обиженно ссутулившись в коробке от камамбера. Он привык к тому, что когда отец высказывал свои недовольства на его счёт, то Плагг находился рядом с ним — так он чувствовал поддержку, пусть тот и не мог ни встать и высказаться перед Габриэлем, ни сделать ещё что-нибудь.
Стоявшая перед ним Натали отворила чинные двери в кабинет хозяина особняка. Адриан опасливо оглянулся вокруг, точно никогда тут и не бывал: девственно-белые стены не внушали никакого доверия, вызывая тем самым чувство тревоги.
— Месье Агрест, я привела Вашего сына, — дала знать вставшая посередине Натали Санкёр, смотревшая на повёрнутый к окну стул.
В тот же миг Габриэль бегло развернулся и подвинулся ближе к столу, пронзив отпрыска льдисто-синими глазами, смотревшими на того поверх очков.
— Благодарю, Натали, — холодно произнёс он, стоило той отойти назад. — Адриан, присядь за стол.
Он указал рукой на место напротив себя, тем самым подзывая юношу присесть.
Как только Адриан уместился на стуле, ничуть не скрывая напряжения из-за накалившейся обстановки, Габриэль выдохнул, хмуря седые брови.
— Как у тебя проходят дела с твоей работой? — не выражая никакого участия, словно вопрос был задан просто для вида, спросил старший Агрест, подставив подбородок на сложенные замком руки.
— Хорошо, — неуверенно изрёк Адриан.
— Хорошо? — послышался риторичный вопрос, дающий знать, что собеседник не поверил в это. — Натали, будь добра, принеси документы.
Подошедшая к ним Санкёр, мельком взглянув на юношу сочувствующим взглядом, положила перед начальником красную папку с документами.
— Итак, — многозначительно начал Габриэль, принявшись перебирать бумаги и, взявшись за одну из них, зачитал: — На днях твой учитель по фехтованию, месье Д’аржакур, заявил, что у тебя ухудшились навыки в борьбе и ты стал часто проигрывать своей новой сопернице. Как её прозвали? Мадам Цуруги, да? Да, именно ей.
— Да, но Кагами сильна в фехтовании. Она с детства училась, — поспешил возразить Адриан, пусть и знал, что этот аргумент не сработает против отцовской воли.
— Как и ты, — напомнил модельер. — Но твои проблемы в фехтовании — это ещё половина беды. Винсент сказал мне, что ты витаешь в облаках во время фотосессий, а с прошлой отпросился по неизвестной ни ему, ни мне, причине. Что ты скажешь на это?
— Мне стало плохо, — не сразу решил ответить он, словив себя на том, что в последнее время начал врать родителю. На деле, ему всего-то хотелось зайти к Нино, как они и договаривались, и сыграть в новую игру.
— Сообщить об этом, видимо, не судьба? — процедил Габриэль.
Встав со стола, он прошел несколько шагов по кабинету, словно вспоминая все последующие погрешности сына. Последний же всерьёз опасался, что в его версию того, почему он оставил фотосессию раньше времени, отец не поверил.
— Я закрою глаза на то, что тебя одолела какая-то японка, — будто делая одолжение, произнёс он, не глядя на сына, — но фотосессия — часть нашего крупного заработка, и твоё наплевательское отношение может крупно ударить как по нашей репутации, так и по кошельку.
— Я знаю, отец.
— Знание этого ничего не изменит. Результат. Мне нужен результат. И у меня к тебе требование, не просьба: возьми себя в руки и вложись на максимум в следующий раз. Я так понимаю, что в прошлый раз ты отпросился у Винсента вовсе не потому, что солнышко пригрело голову?
Адриан сглотнул от понимания того, что тот всё-таки прознал о его обмане.
— Я… я… — не зная, что ответить, беспомощно протянул он.
— Я делаю тебе слишком большую поблажку, Адриан, — точно рассерженный лев, прорычал Габриэль, посмотрев на сына через плечо. — Твои «друзья» слишком плохо влияют на тебя, что поворачивается боком нам всем, когда речь идёт о твоих успехах. Мне бы стоило попросить директора отдать твои документы из коллежа обратно и снова перевести тебя на домашнее обучение.
Вскочив со стула от неожиданности и чуть было не перевернув его, Адриан поспешил накинуться на отца с обещаниями, что он возьмётся за себя и в скором времени всё исправит, как вдруг его опередила подошедшая к начальнику Натали Санкёр.
— Месье, — секретарь проверила несколько документов и выудила один из них, — в этом нет нужды. Пару дней назад я проверила успеваемость Адриана по школьным предметам и хочу сказать, что она значительно улучшилась после того разговора. Стала лучше, чем во время домашнего обучения.
Адриан готов был тысячу раз поблагодарить Натали за то, что та за него заступилась.
Габриэль, промычав что-то, сложил руки за спину и повернулся к сыну. Его глаза снова сузились, прожигая того холодом.
— Ещё одна ошибка, хотя бы самая малейшая, и можешь попрощаться как с коллежем, так и с друзьями, — не без угрозы пробормотал модельер. — Можешь идти.
Адриан, чувствуя себя в какой-то степени проигравшим в этой словесной перепалке, — всё-таки, после слов Плагга и его почти-что-рыданий стоило бы поговорить с отцом на эту тему — медленно побрёл к выходу, стремясь покинуть этот чёртов кабинет.
Он остановился только тогда, когда пальцы были всего в нескольких сантиметрах от ручки дверей, и будто застыл на месте в раздумьях.
Внезапно в голову ударила копьём дума найти в себе силы для разговора, момента для которого он ждал непростительно-долго. Высказать, что ему нужно было больше свободы, как подростку, и больше внимания, как сыну.
Адриан не раз пытался поговорить с отцом на подобную тему, но как только он замечал, что тот был полностью погружен в свою работу и не поднимал головы даже после фразы «мне надо с тобой серьёзно поговорить», понимал, что всё было абсолютно без толку и решить все проблемы одной беседой у них никогда не получится. Не в этой жизни уж точно. Адриан понимал отчетливо, что, наоборот, мог сделать всё только хуже.
Он подумал, что не будь тот так чёрств, не принимай Габриэль его достижения так близко к сердцу, то, возможно, вопреки правилам тайна о волшебном кольце на его пальце не стала бы тайной для его отца.
— Я сказал, что ты можешь идти, — вырвал его из мыслей бесстрастный голос Габриэля, повернувшего в его направление голову. — Или ты хочешь что-то сказать?
О, этот вопрос мог быть для него прекрасным шансом!
Не раздумывая ни над чем, Адриан сел бы перед ним и высказал о наболевшем, разложил бы всё по полочкам и попытался бы поставить крест на общем непонимании, взращенном на почве разных взглядов на жизнь.
Но Габриэль спросил об этом так, будто просто хотел отмахнуться.
Будто спросил об этом только для самого обычного вида, а вовсе не из какой-нибудь заботы о нём или простого отеческого интереса.
— Нет, отец, — между выдохом обреченно произнёс Адриан, прежде чем оставить кабинет.
Он думал, что надо бы попытаться набраться терпения и дождаться момента, когда он сможет сам решать свою жизнь без вмешательства старших.
Но перед этим — а это уж точно — извиниться перед Плаггом.