Мысли бесценной надежды

       Плагг лениво откусил немалый шмат камамбера, без эмоций оглянув серые полки шкафа.        Затишье комнаты рассекал только тихий звук жевания, отчего в какой-то миг квами ощутил лёгкий дискомфорт, при мысли-то, что любой лязг мог заставить напрячься — но, проигнорировав эту напряженную обстановку, продолжил вожделенную трапезу.        Их сегодняшнее возвращение с патруля было… странным.        Это оказалось единственным подходящим под сложившуюся у них оказию словом. Другого Плагг не мог найти, хоть и пытался немного поначалу.        Вернувшись домой, Адриан только призвал отмену трансформации самым ровным тоном, не изъявляя никакого алкания ни обсуждать что-то с ним, ни что-то ещё.        Он просто отрезал своему квами, впервые за всё время такому молчаливому и не проронившему ни шутки, неплохой кусок сыра, и, молча, протянув его, удалился из комнаты, оставив маленького друга трапезничать в полнейшем одиночестве.        Плагг не успел сказать ему что-нибудь вслед, спросить, что с ним случилось или что вообще не так, как Адриан тут же вышел, как ни в чём не бывало.        В другой раз чёрный котёнок, не утомляя себя лишними мыслями, как обычно принялся бы за блаженный камамбер, отметив, что, наконец-то, его ужин начался не с долгих стенаний подопечного и бесплатного сеанса психолога с его стороны, как практически всегда и бывало, но не в этот раз. В этот Плагг успел несколько заволноваться за него и придумать самые худшие причины его необъяснимого настроения.        Скрип.        Квами тревожно дёрнулся, когда дверь в комнату открылась, но тут же успокоился, поняв, что то был Адриан, а вовсе не кто-то посторонний.        Его подопечный прошел несколько шагов, остановившись лицом у стены. Он так ничего и не сказал, а Плагг не мог разглядеть, что тот ощущал в этот момент.        Секунда. Две.        Чуточку больше.        Внезапно Адриан, сжав зубы, с размаху ударил кулаком по шершавой стене, добавляя ещё пару царапин избитым костяшкам, так, что полка малость дрогнула, а сидевший на ней Плагг тихомолком взвизгнул от неожиданности.        Вцепившись в маленькую подушку под собой, чёрный котёнок хмуро уткнулся боковым зрением на разбушевавшегося подростка.        — Вау, — флегматично протянул он, параллельно проглотив последний шмат камамбера. — Тут, похоже, назревает сражение века. Сам Адриан Агрест, который ещё и Кот Нуар, против стены — его смертоносного противника.        Адриан тяжело задышал, сжимая кулак и бессильно прижимая его к стенке, по которой и пришелся удар секундной давности.        — Ледибаг…        — Это твоя напарница, в которую ты всё ещё влюблен. Ага, да, помню. Лучше скажи мне, чем несчастная стенка провинилась, — шутливо фыркнул Плагг.        — …и Маринетт…        — А это ещё одна девушка, которая когда-то была твоей «просто подругой» и с которой ты сегодня опять целовался. Да помню я, помню. Что со стенкой?        — Это один и тот же человек, — полушепотом, где-то между прерывисто-хриплым дыханием, докончил Адриан.       …       .        Плагг застыл на месте.        Ему хотелось верить, что это просто галлюцинация, или подопечный ошибся. Не в первый раз же предполагал, что это была одна и та же девушка.        — Ч-что? — чёрный кот нервно хохотнул, стараясь выглядеть непринужденно. — Да не, пацан, ты ошибаешься, они не…        — Это один и тот же человек, Плагг! Всё это время это была одна девушка! Что ещё тебе надо услышать?! — почти рыкнул Адриан с неистовством разозлившегося дикого зверя, заставив того отшатнуться.        Он бегло зашагал по всему периметру комнаты, схватившись за голову и вспоминая всё то, что они переговаривали с Ледибаг во время патруля.        Всё то, что напарница рассказывала ему, то, что послужило ответом на его вопрос о том неизвестном парне, из-за которого он целый год получал от неё отказы.        Она познакомилась с ним осенью, в самом начале десятого класса.        Она не поладила с ним с первого взгляда и обвинила в том, что он не делал.        Она игнорировала его весь первый день за неоправданную обиду.        В конце дождливого дня он отдал ей свой зонт и показал свою искренность.        В конце дня она навсегда и безоговорочно влюбилась в него.        Адриан, спрятав лицо, застонал и вспомнил, как ненавидел тех парней, в которых не взаимно влюбились и Ледибаг, и Маринетт. Помнил, как хотел найти их обоих и огреть каждого подзатыльником, высказав в лицо всё, что он думал о них.        И теперь оказалось, что он и был этим самым парнем. Тем, который и разбивал безостановочно сердце дорогой ему девушки.        Той, в которую он влюбился дважды.        — Я такой идиот, — прошептал Адриан, касаясь до всё ещё горевшей щеки.        Они не особо патрулировали сегодня, лишь сидели на Эйфелевой башне и разговаривали душа в душу. Ледибаг рассказывала ему всё в ярких красках, но при этом кроме тоски в её голосе не проскальзывало ничего другого больше.        Под конец, когда она сказала, что пора бы им разойтись уже, то, чего Кот Нуар меньше всего мог ожидать, та подошла и коротко поцеловала его в щеку.        Говорила, что по-дружески (или что это поцелуй на удачу, он в переполохе эмоций этого так и не разобрал), а потом ушла, раньше, чем Кот успел бы сказать что-то и позвать её обратно уже настоящим именем. Он бы позвал, наверное, успешно забыв, что их могли услышать и вся тайна пошла бы котам под одно прекрасное место, раскрылся бы сам, объяснил всё и попросил тысячу извинений, а напоследок — принять его снова и не отпускать.        Весь десятый класс Адриан мечтал о Ледибаг, всё думал, кто мог быть под пятнистой маской, в то время как она была прямо за ним, стоило лишь обернуться!        — Вы оба хороши. Устроили мне тут не жизнь, а Санту Барбару, — осуждающе напомнил подлетевший к нему Плагг.        Адриан раздраженно посмотрел на своего квами.        — Ты всё знал! — ткнув в того пальцем, сердито воскликнул он. — Ты знал всё с самого начала и молчал!        — Не обвиняй меня в этом, дорогуша, — обиженно фыркнул котёнок. — Я не имел права тебе раскрывать её личность. К тому же, если ты думаешь, что мне было прям в радость работать твоим психологом, то ты глубоко ошибаешься.        Это было уже чересчур для него.        Адриан прихлопнул себя по лбу, когда осознание вскрывало всю несостоятельность мыслительной системы и вышибало кувалдой понимание всего, что с ним случалось за все эти два года.        Что вся эта нелепая история про некую сотрудничавшую с ними подругу Ледибаг была не более, чем простой выдумкой.        Что заикалась, смущалась и вела себя странно перед ним Маринетт вовсе не потому, что всё ещё чувствовала к нему неприязнь.        Что тогда целовался он в окружении класса дома у Альи, в тот день после тяжелого разговора с отцом и сегодня, так пылко и долго, с Ледибаг.        Что всё это время они были влюблены друг в друга, но в тот же самый момент убегали один от другого, ранили и не понимали этого, желая идти дальше.        А ведь Ледибаг говорила, что хотела отпустить свою первую любовь, а он её поддержал в этом, не надеясь на то, что она обратит внимание на него. Иронично, но только в конце он понял, что советовал ей отпустить самого себя.        И чуть было не потерял последний шанс на то, что обрести всё потерянное.        Адриан хмыкнул про себя: возможно, что Маринетт уже давно прислушалась к словам напарника и отпустила его, нашла в себе силы посмотреть на другого парня или, на худой конец, снова вернуться к Луке.        Недаром же он в день их прогулки так ревностно взирал на них с кустов и подслушивал, в итоге бесцеремонно забрав её со свидания без всяких там объяснений.        — Плагг, ты понимаешь, что мы уже давно могли с ней всё выяснить?! — внезапно прокричал он, с тихим свистом вспоров воздух дрогнувшей рукой. — Ты понимаешь, сколько раз я упустил свою возможность?!        — Сколько раз вы оба упустили эту возможность, ты хотел сказать? Не спеши брать на себя всю вину. Понимаю, тяжёлая мужская доля и вы, парни, любите порой потакать девушкам в таких вопросах, но не надо сразу так брать и обвинять себя одного во всём, — умно проговорил квами, но в этот момент его тон показался подопечному лишь издёвкой.        — Сейчас не время для этого, — сердито прошипел Адриан сквозь сжатые зубы.        — А для чего время, а? Вот для чего?! Биться головой об стенку?! Или кричать в потолок, какой ты придурок, раз два года общался с одной и той же девушкой, но не мог узнать её из-за маски?! — крикнул на него Плагг, наградив собеседника укоризненным взглядом. — Лучше бы перестал ныть, поднял задницу и поплёлся к Ледибаг признаваться ей во всём! Имя её, адрес и место жительства ты уже знаешь. Объяснения придумаешь экспромтом.        — Я не пойду.        — Нет, ну ты правда прид…        — Нет, Плагг, — буркнул покачавший косматой головой Адриан. — Можешь даже не пытаться подбить меня на это с помощью оскорблений. Я всё равно не пойду.        — Хорошо, не иди. Сиди до конца жизни в комнате и жуй сопли, что ты, бедненький и слепой, не смог любовь всей своей жизни узнать за маской и бегал за двумя девушками, потому что не знал, что они были одним человеком. Вот только я хочу знать причину.        — Я не готов, — негодующе насупился младший Агрест. — Сегодня столько всего произошло: то в кафе внезапно напала акума, то у неё случилась истерика из-за того, что я снова не подумав полез под удар, то я со своим заданием в игре, а потом меня ещё и огорошили такой правдой. Я думаю, Маринетт тоже не готова так сразу принять правду, что я… я…        — Парень, который разбивал ей сердце?        — Да.        — Вечно люди любят всё усложнять, особенно подростки, — раздраженно отметил закативший глаза Плагг. — Поторопись хотя бы, не то Маринетт всё-таки подумает лучше и решит прислушаться к твоим словам, а тебе придётся глаза из орбиты вытаскивать, глядя, как она ходит за ручку с другим парнем.        — Ты думаешь, она однажды готова будет принять, — неуверенным голосом томил Агрест, — что я и Кот — один человек?        — Откуда я знаю? — возмущенно переспросил чёрный квами. — Это не я с ней два года общался, как с близкой подругой. Ты должен был сам понять, сможет ли Маринетт принять тот факт, что парень, в которого она была всё это время влюблена до потери дара речи, и напарник, который её сначала бесил своими глупыми шутками, а потом стал близким другом и чуть ли не частью семьи — один и тот же человек.        Адриан, глядя на отлетающего от него Плагга, опустил раздосадованный взгляд одновременно с потяжелевшими плечами, и тяжко выдохнул.        — Мы с Тикки редко, но пытались найти время пообщаться, и она мне много чего интересного рассказывала, — он звучал то ли виновато, то ли безразлично, то ли и вовсе так, что его эмоций не разберёшь. — Скажи, ты… злишься на неё?        Адриан подумал сначала, что Плагг пошутил, что это была очередная глупая шутка, но чёрный кот смотрел на него впервые так серьёзно, что у него и сомнений не осталось.        — П-почему я должен злиться? — будучи в полнейшей прострации, протянул он, запуская пальцы в волосы и бессильно хватаясь за голову. — Да я… да я же… я же теперь только сильнее люблю её. Чёрт, Плагг! — обреченно простонал Адриан, прикрывая руками лицо. — Я так её люблю…        — Девочка очень волновалась, что когда вы раскроетесь, то ты разозлишься и надумаешь себе лишнего. Как бы, вы оба любите драматизировать, так что, да, вы идеальная пара, — нарочито-небрежно фыркнул квами, деланно не замечая осуждения в глазах своего собеседника.        Слово «разозлишься» прозвучало в ушах издёвкой, самым настоящим укором, который Адриан не слышал даже от своего отца.        И вместе с тем внутри ощутимо кольнуло обидой. Да ведь он был бы счастливее всех в этом мире с самого начала, окажись они одним человеком!        — Я должен как можно скорее увидеть её, — только и изрёк Адриан спустя мгновение осевшего затишья. — Маринетт не должна думать, что я могу злиться на неё из-за такого. Я просто не могу на неё за это разозлиться.        — Разве? — хмыкнул Плагг, вновь усевшийся на шкафу.        — Да, — решительно кивнул он. — Максимум могу немного обидеться за то, что она мне не доверяет и может так обо мне подумать.        Адриан устало выдохнул.        Нечестно, что ему самому приходилось разгребать всю эту дилемму. Стоило всё-таки побороть то, что язык заплетался в узел тогда, на Эйфелевой башне, когда осознание напрочь выбило из него всё.        Стоило позвать её обратно, схватить за плечи, снять с неё серьги, а самому — трансформацию, чтобы тайна вдребезги раскололась перед ними и открыла всё то, что так долго скрывала.        Стоило сделать всё, чтобы больше не отпускать её и не делать больно ни ей, ни себе, ни другим людям, которые оказались втянуты в их авантюры.        Но, что самое интересное — они оба, заговорившись, не заметили, что за приоткрытой дверью комнаты всё это время стоял и подслушивал их знакомый силуэт.

***

       Габриэль молчал. Натали, смотревшая, как он нервозно переходил из одной стороны кабинета в другую, вторила за ним, храня между ними холодное безмолвие.        — Месье Агрест…        — Этого не может быть, Натали, — прервал её модельер, остановившись посередине и быстро задышав, как будто задыхался. — Этого не может быть. Только не мой сын!        — Боюсь, что это правда, — не без соболезнования отрезала Санкёр, при этом всё равно сохраняя на себе мёрзлое спокойствие.        Габриэль никогда не задумывался о личности героев, с которыми боролся два года. Он никогда не думал, кто мог бы быть за их масками, и никогда не спрашивал себя больше о том, почему кольцо, которое Адриан неожиданно начал носить, так было похоже на Камень Чудес Кота Нуара.        Смирился в какой-то момент, подумал, что его наследник всего-навсего поклонник одного из героев Парижа, потому и добыл себе как-то подобное ему кольцо.        Но правда, открывшаяся ему только что, была куда более ужасной, чем могло бы подуматься изначально.        — Как он мог оказаться… им?! — клише-фразы из фильмов сейчас казались как никогда подходящими и вписывающимися под ситуации. — Как, Натали? Когда я успел проглядеть этот момент?        Сын, которого Габриэль так старался защитить, отгородил даже от всего мира, лишь бы с ним не случилось ничего, оказался одним из его врагов, которому постоянно, как по выгравированному в кольце трактату, не везло попадаться под удар его злодеев.        Он вспоминал каждый раз, как Кот Нуар необдуманно лез на рожон, то ли совсем теряя голову в последний момент, то ли делая всё на благо своей напарницы.        Далеко не один раз хвостатый герой был под влиянием акуманизированных или попадался к ним не в то время и не в том месте. Вспомнить хотя бы Разлучника, Времехода, Сайленсера и Эмодзи.        Но нет, отметил Габриэль. Эти злодеи выдались безобидными, хотя насчёт Времехода можно было и поспорить, если учитывать, что его сын мог просто исчезнуть во времени.        Несколько раз Адриан попадал под удар прямо на его глазах: когда ему пришлось наслать чёрную бабочку на вечно психованную Одри Буржуа, жену мэра, и когда акуму словила Горилла — последний случай мог окончиться весьма плачевно, не решись он плюнуть тогда на своё маниакальное желание добыть Камни Чудес и не прикажи он своему охраннику выпустить Ледибаг, чтобы та спасла Адриана.        — Габриэль, — как можно осторожнее позвала его Натали, увидев, как резко сменились эмоции на лице её начальника. Увидев, как отобразился на нём настоящий человеческий страх.        Габриэль вспомнил все случаи, когда Кот Нуар его сын в самом деле погибал по вине новых злодеев, которым он давал возможность выйти на волю.        Девять раз, пронеслось у него в голове.        Он девять раз беспощадно убивал своего сына, не зная того, и смотрел на это всё с упоением, ликуя где-то в километрах от него, что кольцо вот-вот окажется в его руках, а за ним следом — и серьги Ледибаг.        Ведь тогда, когда на Париж напала Игнис, его напарница могла пострадать так же, как и Кот Нуар, просто сгореть на месте, и тогда она бы не смогла вернуть его к жизни с помощью своего Чудесного Исцеления.        — И что Вы будете теперь делать? — снова раздался голос Натали Санкёр.        Габриэль обернул к ней взгляд… и застыл.        Это был весьма хороший вопрос, к которому он, в общем-то, был не готов.        Правда, а что он мог сделать сейчас, узнав, что целых два года измывался над своим сыном, которого поклялся защищать до последнего и себе, и своей жене? Что он мог сделать после того, как правда открылась ему вместе с пониманием, что он был врагом своему единственному чаду?        — Я… — замялся он, и его теперь тяжело было узнать: всегда стойкий и суровый Агрест в миг превратился в беспомощного человека, не знающего, что сказать.        Габриэль не мог продолжить терроризировать город со знанием того, что в следующий раз он будет способен причинить самый настоящий вред своему сыну.        Неизвестно ещё даже, сколько будет и дальше работать Чудесное Исцеление Ледибаг, да и имело ли оно вообще хоть какой-нибудь лимит.        — Я признаюсь ему.        Это было всё, что Агрест смог сказать.        И всё, что он мог сделать.        — Думаете, он нормально воспримет новость, что его отец оказался Бражником? — в миг посерьёзнела Санкёр. — Он только что узнал личность Ледибаг, в которую был давно влюблён. Вам не кажется, что для него это слишком?        — Кажется. Я бы сказал даже, что уверен, — всё тем же ровным голосом проронил Габриэль, — но молчать об этом я тоже не смогу, каким бы ни был исход. Натали, будь добра, приведи Адриана. Мне надо с ним поговорить.        — Да, месье.        А сидевший в это время в своей комнате, Адриан старался вспомнить все случаи, когда он мог запросто узнать, кто был за маской его напарницы. Это объясняло практически всё: и её вечные просьбы удалиться, когда на город нападала акума, и их частые столкновения сразу после того, как Кот Нуар прощался с Ледибаг.        У него были тысяча способов давно узнать, с кем он сотрудничал, и понять, что сидевшая за ним одноклассница не просто так краснела и заикалась рядом с ним.        Однако все те два года с начала их знакомства ему было легче подумать, что Маринетт испытывала к нему самые такие негативные чувства, чем хоть раз прислушаться к словам Плагга о том, что она могла быть влюблена в него.        Сам Плагг, залезший своему подопечному в карман белой накидки, продолжал без всякого конца читать долгие нотации о том, что ему надо было наконец-то перестать так сильно драматизировать такие обыденные вещи и поговорить с Маринетт, как двум взрослым людям.        Естественно, что на его слова Адриан умудрялся каждый раз находить отговорку, чему квами, живший с ним бок о бок не один месяц, нисколько не удивлялся.        Неожиданно дверь в комнату открылась, отчего чёрный котёнок спрятался в кармане полностью, не смея и намекнуть кому-то о своём присутствии.        Адриан тревожно посмотрел на показавшуюся у двери Натали, и догадывался, что мог бы услышать от неё в такое-то время.        — Тебя зовёт отец.        Но, как бы то ни было парадоксально, он не имел ни малейшего представления, по какой причине тот мог вызвать его, потому как за последние несколько месяцев Адриан ни разу не сотворил ничего, что тому могло бы не понравиться.        — Разве я что-то натворил? — недоуменно спросил он.        — Нет, — покачала головой Санкёр, сомкнувшая руки в замок.        — Тогда зачем я ему в такое время?        — Увы, этот разговор полностью конфиденциален и я не имею права говорить что-то до того, как это начнёт месье Агрест, — бесстрастно протянула Натали, жестом показав ему следовать за ней.        В принципе, что она могла сказать ему без вмешательства Габриэля? Слова «на самом деле твой отец — Бражник» за пару часов до сна покажутся скорее шуткой или бреднями безумца, потому испытывать судьбу Натали не решилась, оставив всё в руках своего начальника.        Они прошли некоторое расстояние до кабинета. Цокот каблуков ощутимо нарушал тишину; Адриану казалось, что намечался разговор не из приятных, потому напрягся.        Он успел подумать, что в какой-то момент его отец, обозлившись отчего-то, мог снова запереть его в особняке и посадить на домашнее обучение, забрав недавно поданные в университет документы обратно.        Мыслей было слишком много и каждая из них была хуже предыдущей.        Когда они дошли до дверей кабинета, Натали, остановившись, церемонно указала рукой войти вперёд, самой же не решившись последовать за ним.        Адриан сглотнул от ожидания всего, что только могло подуматься.        Он медленно открыл дверь, обнаружив, что в кабинете было темно. Не блесни через огромные окна лунный шар и карликовые звёзды, то невозможно было бы увидеть тут хоть что-то.        У стола, сложив руки домиком и уткнувшись в них лицом, сидел Габриэль, не одарив только что зашедшего к нему сына и взглядом.        Юноша незаметно забеспокоился, но, прикрыв за собой дверь и попытавшись не думать ни о чём плохом раньше времени, всё же сделал несколько шагов вперёд.        Внезапно его отец медленно поднял на него взор.        — Адриан, — выдохнул его имя Габриэль, на секунду прикрыв глаза. — Присядь, пожалуйста, — он указал на стул перед его ним, и, не дожидаясь когда тот сядет, продолжил: — разговор будет весьма… тяжёлый.

***

       Адриан вскочил со стула так резко, что тот с грохотом перевернулся.        Как и следовало ожидать, он моментально рассвирепел, когда признание в собственном злодействе обрушилось на него подобно булыжнику с высоты птичьего полёта.        Сперва Адриан думал, что это была шутка. Глупая, бессмысленная шутка, даже хотел рассмеяться и сказать, что он её почти оценил, а потом вспомнил, что его отец, в общем-то, в шутках мастаком никогда и не был.        — ЭТО БЫЛ ТЫ!        Под громкое и обвиняющее восклицание сына Габриэль мог только виновато вскинуть брови, чего нельзя было увидеть за его очками.        — Всё это время ты нападал на невинных людей, — в удушающем неистовстве заговорил снова Адриан, то ли расхаживая по всей комнате, то ли останавливаясь, чтобы снова осуждающе посмотреть на родителя. — Всё время ты ставил под опасность моих друзей! И ради чего?! Что тебе вообще нужно было?! Больше денег? Больше славы? Что?!        Габриэль невесело усмехнулся на такие абсурдные обвинения, в процессе которых ему ещё и безбожно приписали такие мизерные желания.        — У меня достаточно денег, Адриан, — разочарованно хмыкнул старший Агрест. — И славы тоже. Мне не надо было большего.        — Тогда что? — с подозрительным прищуром прошипел его собеседник.        — Я хотел куда большего, чем финансового обеспечения и популярности, — облизав засохшие губы, проговорил тихо Габриэль. — Я хотел вернуть к жизни Эмили.        Адриан удивлённо вскинул брови, услышав такое знакомое имя. Имя матери, которую он не видел достаточно давно.        Он не смог бы опровергнуть тот факт, что ему не хватало её и он бы многое на свете отдал, чтобы повидаться с ней хоть раз.        — Скажи мне, как человек, который и сам влюбился: ты хоть понимаешь, как мне её не хватает после стольких лет одиночества? — вырвал его из мыслей дрогнувший голос Габриэля.        Многое — да, но не той ценой, на которую мог бы пойти его отец.        Не ценой тирании целого города и того, что он не единожды ставил под опасность несколько тысяч жизней ради того, чтобы отобрать их с Ледибаг Камни.        — Думаешь, мне не хватает её? — ненавистно процедил Адриан. — Думаешь, я бы не хотел снова её увидеть?        — И потому…        — Но ведь у тебя был я! — так и не дав отцу договорить, истошно завопил он. — Мне нужна была твоя поддержка, когда её не стало! Мне нужен был хоть кто-то рядом в этот момент, а ты взял и просто заперся от меня в своём кабинете, как будто после смерти мамы я вообще перестал существовать в твоей жизни!        — Ты ведь знаешь, что это не так, — не выдержав обвинений, модельер хмуро взглянул на сына. — Я делал это не только для себя, Адриан. Для тебя тоже.        — «Спасибо», что хоть раз в жизни подумал обо мне, — съязвил младший Агрест. — А ты представь, что у тебя вышло. Ну, представь! Я что-то очень сомневаюсь, что твой квами тебя не предупредил о том, что любое желание у объединенных Камней Чудес стоит определённую цену.        Да, чёрт возьми, Габриэль знал об этом. Нууру постоянно пытался напомнить об этом, чтобы он отказался от своей затеи, но с каждым разом получал укоряющий взгляд хозяина.        — Представь, что тогда это желание забрало бы кого-то. Взять хотя бы меня!        — Адриан…        — И что тогда? Ты бы успокоился?! Этого было бы для тебя достаточно, чтобы ты понял, что нельзя заходить так далеко?!        В другой раз за подобные крики Габриэль давным-давно бы отвесил сыну затрещину и наказал бы тем, что тот останется до конца жизни дома.        Однако сейчас все обвинения в его адрес выдавались полностью справедливыми, что и заставляло его молча сидеть и терпеливо выслушать каждое из них.        — А как насчёт мамы? — вспомнил вдруг Адриан, когда прошло всего несколько секунд от предыдущей реплики. — Ну, допустим, оживил бы ты её. Как, по-твоему, она бы отреагировала, узнав, какой ценой ты это сделал? Как бы она отреагировала, узнав, что ты держал два года бедных людей в страхе, управлял их эмоциями и ставил под опасность? О! — не выдержав, воскликнул он так, как будто вспомнил что-то важное. — А как бы она отреагировала, узнав, что несколько раз из-за тебя я чуть ли не умер?!        Габриэль дрогнул от слов сына. Он боялся, что они дойдут до этого, что сын вспомнит этот нюанс, припомнит, как по вине отца его то сжигали, то рвали на куски, то ломали кости и превращали в кровавое месиво.        И так по кругу.        — Я всё это время, с того дня, как мамы не стало, пытался быть для тебя хорошим сыном, чтобы ты хоть немного вышел из своего кабинета и обратил внимание на меня. Я делал всё возможное, никогда не перечил тебе и выполнял все твои прихоти: и получал лучшие оценки, и выучил китайский на разговорном уровне, и стал лучшим по фехтованию, и даже в этом чёртовом фортепиано преуспел! Но всё, что я получил, так это твоих злодеев, которые несколько раз убивали меня. Ну, как тебе результат того, что ты хотел украсть Камни Чудес у двух подростков? Как тебе? Доволен?!        — Мне… жаль…        — Жаль… — фыркнул Адриан. — Хотелось бы верить.        Габриэль, прикрыв глаза, выдохнул, после чего опустил руку под свой пиджак и выудил оттуда что-то отдаленно знакомое.        Что-то, что заставило его сына шелохнуться от неверия.        — Это…        — Брошь Мотылька и Гребень Павлина, — уточнил его отец. — Это всё, что я могу сделать, чтобы показать, что больше не буду Бражником. Забирай.        — Заберу, — сквозь зубы процедил младший Агрест, спрятав потерянные Камни Чудес в карман, — и сам уйду отсюда. Я ухожу из дома. Куда — не знаю, но ноги моей тут отныне больше никогда не будет.        Габриэль приоткрыл рот, ошарашенный услышанным.        Глядя в спину отвернувшегося от него сына, он беспомощно протянул руку вперёд.        — Постой, но ведь это и твой дом тоже! Ты не можешь отсюда уйти!        — Мой дом? — с наигранным удивлением переспросил Адриан. — Он перестал быть моим уже давно. Кажется, с того момента, как мамы не стало, а ты решил отдалиться от меня.        — Ты не можешь уйти, — твёрже повторил Габриэль. — Я не позволю тебе этого.        — В моих руках три сильных Камня Чудес, — едко напомнил ему сын, удосужившийся повернуться к своему собеседнику лицом. — Думаешь, что способен остановить меня?        Габриэль заметно округлил очи и отшатнулся, когда увидел в глазах, таких знакомо-зелёных, — совсем как у Эмили — проблеск недоброго огонька.        — Ты… ты же… — подобно немощному старику томил модельер. — Ты не убьёшь своего отца, Адриан        Он говорил это так уверенно, но при этом ломаясь перед ним, что Адриан вопреки самому себе не смог сдержать злорадную нуаровскую ухмылку.        — Ты плохо знаешь, на что я способен, — по-кошачьи прошипел он, дивуясь тому, что в этот момент перед ним в страхе отшатывался никто иной, как Бражник, которого они так пытались выследить.        — Т-ты не уйдешь отсюд-да, — в третий раз вторил Габриэль дрогнувшим от оторопи фальцетом.        Адриан, собиравшийся выйти из отцовского кабинета, тут же остановился, обнаружив некую лёгкость в одном из карманов.        Обернувшись, он приглушенно охнул, когда заметил, что с его отцом имел разговор уже не выдержавший всей этой семейной драмы Плагг, решивший взять дело в свои лапки.        Он чёрной молнией вылетел из его кармана и начала парить перед лицом отшатывающегося назад Габриэля, при этом позволив своему старому бесу вырваться наружу и высказать всё то, что приходилось держать в себе по вине сохранности личности своего подопечного.        — Слушай сюда, папаша, — без всякой церемонности начал котёнок как никогда ещё язвительным и небрежным тоном, — я чёртов второй год сдерживаю свой доисторический гнев, чтобы не вмазать тебе по твоей важной роже. У меня лапы уже чешутся откатаклизмить тебя так, что мать родная не узнает, так что лучше не выводи меня из себя и дай пацану пожить нормальной жизнью уже без тебя.        — Плагг, оставь его, — сурово позвал его подопечный, на что мглисто-чёрный котенок, с прищуром взглянув на своего давнего недруга, отлетел к юноше.        — Адриан, постой! — всегда строгий и серьёзный отец, зовущий его всегда либо с холодом, либо обычным бесстрастием, вдруг позвал его с отчаянием. — Я знаю, что совершал ужасные преступления, что несколько раз по моей вине ты был убит, и понимаю, что мне стоило уделять тебе больше внимания. Мы можем исправить это, клянусь! Останься только! Мы станем больше общаться, я буду помогать тебе с тем, чтобы ты поговорил с девушкой, которая оказалась Ледибаг. Это же Маринетт, верно? И… Адриан? — уловив смену во взгляде сына, Габриэль вновь запнулся. — П-почему ты так на меня смотришь?        Адриан готов был задохнуться от ощущений. От гнева, от неверия, от облегчения — да от чего угодно, лишь бы очнуться с этого кошмара!        — Я бы мог тебя простить, знаешь? — неожиданно-тихо проговорил он, как в бреду.        Он сказал это так, как будто не понимал своих слов, не понимал того, что говорил и смысл того, что было сказано им.        Но в глазах Габриэля всё равно отразилась мелкая искра надежды.        — Может быть, я бы и простил тебя, не взирая на то, что девять раз мне было суждено умереть по твоей воле.        Адриан умел бить по больному. Его отец подумал, что, скорее всего, он унял эту сомнительную черту от него же и атаковал его собственным оружием.        — Знаешь, почему? — иронично усмехнулся парень. — Каждый раз я знал, что она спасёт меня, поэтому не боялся умереть. Если бы случилось наоборот, если бы с Маринетт случилось что-то такое, то я бы не смог вернуть её, понимаешь ты это или нет? Из-за тебя. За это я тебя никогда не прощу.        — Адриан…        — Ты мог бы убивать меня столько, сколько хотел бы этого сам, — стиснув зубы, ненавистно проговорил он, ощущая, как жгло от слёз глаза. — Мог бы сжигать, ломать кости, рвать на куски — я бы попытался тебя простить даже после этого, напоминал бы себе, что у меня никого кроме тебя из семьи не осталось, но её я тебе никогда в жизни не позволю ранить, слышишь меня? Помнишь, как твоя акума чуть не убила её тогда, кидаясь налево и направо машинами? А если бы я не успел тогда? Да я бы убил тебя прямо сейчас без угрызений совести, случись с ней что-то по твоей вине!        — Мне… жаль.        Адриан ещё раз выдохнул, намертво вцепившись в ручку двери и ощущая, как смотрел на него высунувшийся из кармана Плагг.        Он долго не думал, вышел из кабинета, не дожидаясь, пока отец скажет что-нибудь напоследок, оставил его в поросшей одиночеством комнате и закрыл за собой дверь. Закрыл все страхи в прошлом.        Когда по телу прошлась мелкая дрожь, Агрест оглянулся в другую сторону, заметив, что Натали всё ещё стояла там, где стояла и до того, как он осмелился зайти.        До того, как он знал ужасающую для него тайну.        Адриан прекрасно знал, — замечал, не слеп ведь — что Натали была верна его отцу, что между ними проскальзывало что-то, что не назвать простыми отношениями начальника и подчиненной.        Когда-то он хотел, чтобы отец оставил прошлое и обратил на неё внимание, но теперь ему было откровенно говоря всё равно, что тот решит сделать.        Теперь его голову занимала другая мысль. Другие вопросы.        — Натали, ответь мне честно, прошу, — искренне молясь, чтобы его вопрос получил отрицание, начал Адриан. — Ты знала, что он был Бражником?        Санкёр посмотрела на него поверх очков оценивающим взглядом.        И, к ужасу Адриана, кивнула.        — Да, — коротко ответила она, не выдавая при этом никакого чувства вины или чего-то подобного. — Я была Маюрой.        Это просто разрушило весь его мир, оставило с осколками на руках, которые ставь хоть так, хоть этак, а ничего заново уже не построишь.        Адриан не хотел в это верить.        Натали, добрая и почти ставшая ему второй матерью Натали, оказалась подобно его отцу способной ради своих целей уничтожить мирных граждан.        — И ради чего? Ради чего ты шла на такое? — вопрошал он, как из последних сил, ожидая последующих разочарований. — Он хотел оживить мою маму, а ты?        — Я хотела помочь Габриэлю, — сказала Натали без доли вины или сожаления, — потому что люблю его. Разве люди не идут на безумные поступки ради тех, кого любят?        — Но ты же знала, что оживив мою мать, он сразу же переключится на неё, а у тебя не останется больше шансов быть с ним, — настойчиво напомнил ей Адриан, видя, как в усталых и ничего не выражающих глазах Натали отобразилась оглохшая печаль.        — Знала, — кивнула Санкёр, — и он был бы счастлив. Я не надеялась на большее, просто хотела, чтобы месье Агрест перестал быть таким.        — Даже если ценой станет твоё собственное счастье?        — Даже если ценой станет моё собственное счастье, Адриан. Порой мы творим безумные вещи не только для того, чтобы объект нашей любви обратил на нас внимание. Достаточно того, чтобы они и сами стали счастливыми.        Ему хотелось винить Натали. Сказать, что она такая же, как и его отец, и что он презирал её за то, что она была с ним заодно всё это время.        Но Адриан так сделать не мог.        Натали была не виновата. Она просто влюблённая, и в этом вопросе винить её было бы неправильно, даже если очень хотелось этого.        Впрочем, его отец тоже делал всё это из-за простой человеческой любви, для того, чтобы снова услышать голос любимой женщины и обнять её, почувствовать, что она в самом деле жива, а не в заточении за огромной капсулой.        Безусловно, Адриан ненавидел его, ощущал презрение за то, что он совершал, но в один миг попытался представить себя на его месте.        И это в самом деле казалось ужасной участью для любящего человека.        Адриан разорвался бы на части, не нашел бы себе места, если бы с Маринетт произошло что-то ужасное, что-то, что заставило бы его глядеть не в её такие живые и улыбающиеся ему глаза, а на мёртвое лицо, скрытое за стеклом.        Он словил себя на постыдной мысли, что в таком случае прибегнул бы к тому же, что и его отец, попытался бы соединить Камни Чудес, которые он добыл бы…        Нет, подумал Адриан. Она бы не простила его за такой поступок, гиблый для героя. Так же, как не простила бы Габриэля Агреста его мать, если бы, очнувшись от долгого сна, узнала, что совершал её муж в погоне за тем, чтобы вытащить её из этого состояния.        — Я ухожу отсюда, — отвернув от неё лицо и зажмурившись, проговорил Адриан. — Навсегда.        — Куда ты уйдешь?        — Не знаю, но я хочу быть как можно дальше от этого особняка. Хочу начать новую жизнь. Не как «известной модели и сына не менее известного модельера», а обычного человека, который живёт обычной жизнью и влюблён в девушку, которой собирается однажды признаться.        — Тебе ещё семнадцать, Адриан, — осторожно напомнила ему Натали, посмотрев вслед отходящему от неё парню. — По документам тебе ещё не позволено жить самому.        — Мне будет восемнадцать уже через два месяца, даже меньше. Это всё перечеркивает.        — Знаешь, твоего отца, может, и удивило то, что ты решил уйти из дома, но я ожидала услышать это, — честно ответила поправившая спадающие очки Натали. — Тебе на карту положена сумма денег, чтобы ты смог пожить сам первое время без нужды скорее найти работу.        — Мне не нужны его деньги, — нахмурившись от такого предложения, Адриан лишь покачал головой.        — Я знаю, — в том же тоне повторила Санкёр, — но это меньшее, что он может сделать.        Младший Агрест, отвернувшись, выдохнул тихо и поплёлся в другую сторону, как вдруг его снова остановил голос секретаря:        — Я не знаю, куда ты пойдешь и где окажешься, Адриан, и ты имеешь право злиться на меня за моё сотрудничество с Бражником, но я надеюсь, что там ты будешь счастлив больше, чем здесь.        Адриан остановился, стоя так от силы несколько секунд и до конца не решаясь повернуться к ней, только не после всего, что ему довелось узнать.        — Спасибо, Натали.        Это было всё, что он смог сказать ей на прощание.        Это было последним, что он сказал ей, и последним, о чём он говорил с жителями этого особняка.        В своей комнате, собирая все нужные ему вещи, Адриан в последний раз оглянул ставшие родными стены, шкафы и книги — всё то, что так напоминало ему о детстве, обо всех моментах, которые только были у него: и хорошие, и не очень.        Отчасти ему больно было от мысли, что он покидал её, но его разум тут же услужливо напоминал, что жить бок о бок со злодеями, которые столько времени внушали ложное доверие, он не хотел.        Много времени для того, чтобы собраться, Адриану так и не понадобилось: практически все нужные вещи уместились в одной сумке, с которой он, закинув на плечо её, вышел в коридор, в последний раз оглянув свою комнату.        Ему, по правде, хотелось бы больше трансформироваться в Кота Нуара и выйти через окно, но в какой-то миг он передумал, решившись напоследок пройти по старым коридорам, спуститься по такой знакомой лестнице и пройти к дверям, которые он закроет за собой в последний раз, поклявшись себе больше никогда их не открывать.        Лишь бы не наткнуться на отца снова, билось в его голове подобно пойманной птицей о клетку.        И его желание впервые сбылось: Габриэля в главном зале так и не оказалось. Он даже не вышел проводить его, наверное, постыдившись появляться перед ним после осознания всего того, что он вытворил.        Монументальные двери особняка со скрипом отворились.        И закрылись. Навсегда.        В лицо ударила ночная прохлада дунувшего строго по востоку ветра, развевающего по воздуху светлые волосы. Наверное, так и ощущалась свобода.        — Мы… сделали это, — не веря в то, что это всё правда случилось, прошептал Плагг, высунув голову из его кармана. — Победа! Да! Парень, ты наконец-то свободен! Ты… ты… ты плачешь?        Адриан резко вздрогнул, поздно заметив, что на глазах скопились кристаллики слёз, тонкими стезями проходившие по щекам и с неслышным грохотом бьющиеся о твёрдую поверхность под ним.        Он провёл по ним тыльной стороной руки, попытавшись скрыть и стереть не прошенную влагу. Шмыгнув носом, парень опустил взгляд на своего квами.        — Всё хорошо, Плагг, — постарался улыбнуться Адриан, и котёнок в его кармане, по правде, в первый раз по его кривой улыбке не смог понять, правда ли то всё было в порядке, или он снова врал. — Просто столько всего навалилось за один день, я был не готов к этому. Сначала я узнал, что Маринетт была Ледибаг всё это время, а теперь мой отец вдруг оказался Бражником. Я одновременно так счастлив и так разочарован. Не ожидал, что могу испытывать два таких противоречивых чувства сразу.        — Всё позади, — успокаивающим тембром напомнил Плагг. — Бражник остался в прошлом. Теперь он не страшнее ребёнка, у которого украли леденец.        — Да… ты прав, — усмехнувшись и выйдя за ворота особняка, Агрест потрепал своего маленького друга по чёрной макушке. — Я, кажется, знаю одно место, где мы сможем ненадолго перекантоваться, пока я не найду нам постоянное жильё и работу.        — А там будет камамбер? — на жизнерадостной мордочке котёнка мгновенно всплыла улыбка от уха до уха, обнажающая белоснежные клыки.        — О, думаю, если я найду успешную работу, то ты будешь получать хоть по пять коробок в день, — не бесхитростно промурлыкал, уловив, как засиял от услышанного его квами.        — Звучит замечательно. Нет, даже лучше, чем какое-то замечательно. Это просто замурчательно! — вынырнув из кармана и вскинув лапками в воздухе, в торжественном тоне провозгласил Плагг. — Выше нос и хвост трубой, Адриан! Мы идём покорять Париж и сырные прилавки!        Агрест усмехнулся: Плаггу тысяча лет, — может, даже больше — но он нисколько не менялся и оставался характером словно беззаботным ребёнком. Такому можно было и позавидовать.        Адриан признавал самому себе, — если уж не Плаггу — что в какой-то мере он всё же не героично так боялся: неизвестность казалась ему чем-то пугающим и неясным, размытым таким. Ни представить, что могло быть дальше, ни чего-то ещё, но была вера, что впереди его ждало что-то лучше, чем то, что у него было до всего произошедшего.