****
Это может показаться не слишком очевидным… но не зная языка, очень трудно что-то объяснить. И в чью только голову пришла эта светлая мысль, сделать из него тренера? Тоширо задался этим вопросом, стоя перед нестройной толпой одетых в одинаковую белую форму парней с чёрными глазами и медной кожей. – Хиджиката, – наконец произнёс он, указав на себя. Реакции не последовало, неловкое молчание затянулось. – Ладно, сначала встаньте на расстоянии метра друг от друга… эх, как бы… Вздохнув, Тоширо направился прямо к ним, к этим молодым и крепким парням, кое-кто из которых был старше его самого, и принялся чуть ли не за ручку разводить в стороны. Ученики оказались примерными – каждый ждал, когда подойдут именно к нему и отведут на мифическое, предназначенное строго ему место. А потом Тоширо вернулся в оставшееся пустым пространство у стены, повернулся к полицейским лицом и натянул на лицо маску строгого сэнсея. Слава богам, он в детстве достаточно поколесил по разным клубам, так что в общих чертах знал, с чего стоит начинать любое обучение, а с чем не следует торопиться. Так что первую неделю все его ученики тупо махали в воздухе руками и ногами: да, дзюдо – это не каратэ, но если кто-то думает, что дзюдо – это лишь хватания и броски, то сильно ошибается, ведь при хорошем владении ногами, даже уже будучи в воздухе, из захвата можно освободиться, а вовремя отдёрнутая рука так и вовсе помешает себя поймать. В первый день Тоширо ушёл в тренировку с головой и даже не заметил, когда именно в зале появился наблюдатель: Саката прислонился к косяку и, сложив руки, просто стоял и смотрел на его ребят. А потом так же внезапно исчез. Когда же во время обеденного перерыва Тоширо поинтересовался, какого чёрта ему понадобилось, тот пожал плечами и заявил: – Мне было скучно. – А тренировка? – Да Хаджиме пожаловался, что двадцать человек – это настоящая халява, вот я и отправил к нему свою группу. В ответ на такое признание Мизуки засопел громче и глубже уткнулся в тарелку. Кажется, он уже сильно пожалел о легкомысленном заявлении. И всё же Саката до конца дня оказался совершенно свободен, и то и дело появлялся в чужих залах. Что им двигало? Наглость? Лень? Какой-то специфический интерес? Ответа Тоширо тогда не узнал, но сильно не расстроился, скорее даже просто забыл – а всё из-за тяжёлых будней, потянувшихся друг за другом и заставлявших уставать даже сильнее, чем если бы Тоширо сутками бегал чёртовы марафоны под палящим солнцем. Да, марафоны были бы лучше, ибо в спортивном комплексе он выматывался не только физически, но и ментально – ведь приходилось не только показывать приёмы, но и следить за каждым учеником, указывать на огрехи в стойке или выполнении приёмов, да ещё и пытаться давать объяснения на ломанном английском и французском, плюс десяток выученных слова на пушту и дари, ну и конечно же куда без спасительных жестов и крепких родных восклицаний? Однако в целом Тоширо справлялся. И даже почти без ругани. Да что там, он почти даже привык к перерывам в занятиях на намаз!// Пушту и дари – официальные языки Афганистана, ещё в стране широко распространены узбекский, туркменский, белуджский, пашаи и нуристанские языки. // Намаз – важнейший и строго обязательный для каждого мусульманина религиозный обряд в исламе.
Кстати, мучился он не один и не только в компании Сакаты и Мизуки – из Японии ведь прислали и других тренеров, только не пять сотен, а пять штук, но разделив с ними чуть меньше шестиста афганских полицейских, выбранных для программы обучения, они получили группы примерно по двадцать человек, приходящих заниматься в три смены. И теперь каждое утро Тоширо начиналось с поездки на край Кабула, к новенькому зданию, чем-то напоминающему гибрид аэропорта и спортивного комплекса, где до самого вечера он только и делал, что либо бил учеников (показывал, как ловить и бросать друг друга на маты), или наблюдал за тем, как они сами дерутся (ловят и бросают друг друга). Но как бы порой забавно всё это не выглядело, веселого на самом деле было мало. И не из-за языкового барьера или усталости, сколько из-за подоплёки всей этой затеи… Как бы это сказать? Что перед отправкой в Афганистан, что после – Тоширо совсем не интересовался ни местным языком, ни общей обстановкой. Он вообще ничем не интересовался, кроме кухни Али, да и к той проявил интерес далеко не сразу. И всё же Тоширо был в курсе, что хоть война, вспыхнувшая десять лет назад, ещё далеко не закончилась, но всё же большая часть Афганистана уже давно отвоёвана и разминирована, однако… он понятия не имел, что присутствующие на территории страны силы ИСАФ продолжают гибнуть даже в этих самых очищенных от талибов районах. А порой – даже от рук людей в полицейской форме. И чтобы решить эту щекотливую проблему, умники там, наверху, решили разоружить всех полицейских, предоставив им дзюдо в качестве альтернативы. В принципе, верно: пока у служителей закона по автомату за спиной, террористам это очень удобно – достаточно надеть форму и можно открыто передвигаться с оружием средь белого дня… Да и переход на более мирное задержание должен будет снизить количество несчастных случаев… Но достаточно представить, как полицейские выходят против террористов, вооружённые лишь дубинками и дзюдо, любому станет не по себе. А уж уходящему в увал без оружия солдату – тем более. Не то чтобы за год хоть раз возникла ситуация, когда Тоширо пришлось бы стрелять… Но знай он с самого начала, что за последние несколько лет в мирной столице погибло больше пятидесяти военнослужащих, может ещё сто раз бы подумал, стоит ли идти набивать брюхо к Али, или лучше в казарме поваляться, книжечку почитать! Почему эта статистика не дошла до него раньше? Ну… Тоширо достаточно было есть и пить у Али, а если рядом и говорили о чём-то, но не на японском – это пролетало мимо ушей. Что же касается его сослуживцев – уже по одним лишь гонениям Мизуки полгода назад можно сказать, что народ они сплочённый, дела со всякими международными наёмниками не имеющий. Ну а начальство… начальство, видимо, не сочло нужным доводить сведения, способные вызвать панику, до личного состава. В конце концов, из них-то никто не погиб. Ну если не считать того японца, инженера, пару лет назад отправившегося в тур по провинциям Афганистана лишь в скромном сопровождении водителя-афганца. Впрочем, несмотря на почти полное отсутствие жертв с их стороны, нельзя сказать, что Япония никак не участвовала в войне – нет, если учесть, что только за три первых года на тыловое снабжение сил ИСАФ было потрачено почти сорок миллионов долларов, да и последующие вливания… но правда и то, что из японских военных, кроме взвода Тоширо, в Афганистане больше не было никого, да и их служба мало чем отличалась от охраны каких-нибудь складов, ведь даже для сопровождения особо важных шишек, прилетающих с родины, всегда присылались особые люди, вроде той же команды Стива. В общем, о реальном положении дел Тоширо узнал в первый день тренировок – Мизуки любезно ввёл его в курс, начисто проигнорировав вопрос про Такашиму, и если честно, новости были настолько шокирующими, что серолицый и всё с ним связанное сразу отошло на второй план. Нет, Тоширо не затрясся от страха, не превратился в паникёра, передвигающегося по улицам на четвереньках и только в сопровождении верных товарищей, однако… выходить куда-то ему перехотелось. Хотя в тренировочный центр их отправляли при оружии. Но даже глядя на улицы, проплывающие за стёклами бронетранспортёра, Тоширо то и дело ловил себя на разглядывании лиц случайных прохожих. А вдруг вон тот парень с почти полностью закрытым лицом – один из прокравшихся в город талибов? Или вон та подозрительная группа, якобы отдыхающая в тени? А если вспомнить, что Тоширо мог и не вернуться в казармы после драки на ночном рынке… кто знает, может его записали бы в очередную жертву талибских шпионов? Нет, он не думал об этом постоянно, однако на фоне выматывающих тренировок тревожный информационный фон совсем не способствовал хорошему настроению. Да и с Сакатой, Мизуки и остальными Тоширо почти не пересекался, разве что в обед, но на общение времени толком не оставалось: днём приходилось возиться с более, чем полусотней учеников, а вечером Саката с Мизуки чаще всего куда-то пропадали. Да и Тоширо не рвался навязывать им своё общество. Пятеро же инструкторов, прибывших из Японии, были людьми хоть и в возрасте, но явно более опытными, чем он сам, так что… наверное совсем не уставали во время занятий, потому что едва вернувшись в штаб, исчезали у Кондо, даже ночуя не в казарме, а в специально отведённых комнатах в посольстве. Однако, естественно, что спустить на тормозах случившееся ночью на рынке Тоширо просто не мог. Но Такашима по вечерам маячил перед ним с таким видом, словно молил схватить себя и отволочь к комоду на ковёр. И что самое неприятное – Хиро околачивался тоже неподалёку. И потому у Тоширо складывалось чёткое ощущение, что открыв рот, он тем самым втянет в неприятности только себя. Если и стоило когда рассказать правду – то сразу по возвращению, да и то не факт, что начальство не приняло бы его слова за банальную попытку оправдать очередное опоздание. Но чего именно Такашира намеревался добиться тем нападением? Если только запугать, то крупно просчитался. Да, Тоширо уже осознал, что подвергся тогда большей опасности, чем сначала подумал, но раз его не убили и даже не покалечили – значит, во-первых, та банда была не из числа талибов, а во-вторых, похоже, Токашира пока не может позволить себе что-то серьёзное. Однако его выходка вызвала гнев, который всё никак не желал затухать, разве что затаился вместе с никотиновым послевкусием на языке. Единственное, что иногда будоражило и встряхивало Тоширо, так это присутствие Саката Гинтоки, ставшего хоть и редкой, но неотъемлемой частью служебных будней. Например, когда тот ворочался на соседней кровати или небрежно орудовал палочками напротив в столовой, Тоширо не мог не чувствовать себя чуточку взволнованным… но те трепыхания в груди и помутнения мыслей не носили долгий характер – стоило лишь втихаря выкурить сигаретку, как к Тоширо возвращался душевный покой. Пусть иногда и с намёками на тошноту и головную боль… но и эти симптомы постепенно пропали. Можно сказать, организм Тоширо адаптировался к отраве, хотя он мысленно и обещал себе, что это лишь временное средство. Впрочем… курить ему нравилось – и это тоже была правда. Жаль только, что курить в душе было не только запрещено, но и фактически невозможно. И когда Саката, как вот сейчас, мылил голову или смывал с себя пену на расстоянии всего пары метров… Тоширо нервничал уже более ощутимо, чем в той же столовой. Хотя казалось бы – ну что за ерунда? Неужели чувство вины перед Мицу так его поглотило, что вынудило засматриваться исключительно на мужиков? Но ведь как не посуди, а Саката красив. Вероятно, в нём есть ещё какая-то, не японская кровь, его телосложение кажется более мощным и крупным, эта толщина костей и ширина плеч… – Эй, ещё тридцать секунд – и я включу счётчик. – А? Тоширо слишком поздно сообразил, что не только перестал мыться сам, но и совершенно тупейшим образом уставился на соседа по душевой кабинке. – Прости. – Да нормально. Нестреляным воробьям всегда интересно поглазеть на подбитую ворону. «Подбитую?» Впрочем, Саката был отчасти прав – на него глазели почти все, но вероятно по совсем иной, чем у Тоширо, причине. А именно: им скорее было любопытно посмотреть на шрамы от огнестрельных и не только ранений, чем любоваться чей-то там мускулатурой. Скорее уж она вызывала у них зависть. Но Тоширо Саката представлялся идеалом солдата. Не перекаченным, как те бодибилдеры из команды Стива, но и не слабаком. То есть, достаточно сильным, лёгким и выносливым, чтобы быть способным как дать отпор врагу в рукопашной, так и без проблем передвигаться с грузом на длинные расстояния в самых изматывающих условиях или в них же сутками ждать в засаде. Да, Тоширо не завидовал. Он восхищался. Без какого бы то там ни было непристойного интереса… И всё же, видя скользящие взгляды, которыми обменивались Саката и Мизуки, у него появлялось странное, щекочущее ощущение в затылке и в животе. Кстати, эти двое никогда не принимали душ вместе, второй заходил только тогда, когда выходил первый. Правда, исчезали перед отбоем они одновременно – и мысли об этом всё чаще заставляли Тоширо подолгу ворочаться без сна. – Эй, как думаешь, они добавят в меню сладкие бобы, если подать заявку? Вытирая волосы полотенцем, Саката лениво вышел из-под душа, освобождая место, и уже в свою очередь уставился на Тоширо без тени смущения. И от этого пристального взгляда Тоширо мгновенно покрылся мурашками с головы до пят. Вовремя вспомнив, что ещё не вымыл голову, он было отвернулся, но тут же почувствовал какое-то жжение в районе ягодиц. Плод воображение? Но почему-то Тоширо ни капли не засомневался, на что именно уставился Саката. Однако когда он закончил с шампунем и развернулся обратно – за спиной никого не обнаружил. И почему-то ощутил на языке горький привкус разочарования. «А чего я ждал?» Нет-нет, уж точно не перетянуть одеяло на себя. Если Саката и Мизуки – не просто друзья, то… да, ему не стоит даже думать об этом. Тоже выйдя из душа, Тоширо кивнул входящему Мизуки и потопал в столовую. Сегодня у него выдался не самый лёгкий день: дневная группа умудрилась подраться и отнюдь не «понарошку». Когда Тоширо зашёл в зал, то обнаружил часть парней или лежащих на полу или на матах, а часть – человек пять – бродящих между ними и награждающих тумаками тех, кто пытался подняться. И что самое печальное, когда Тоширо кинулся к ним, собираясь решительными жестами и простыми фразами донести, что это безобразие стоит прекратить, один из бродящих крикнул ему что-то гортанно-грубое и, кажется, нецензурное, а потом толкнул в грудь. И разглядев этого бородатого мужчину с небесно-голубыми глазами и резкой горбинкой посреди носа, Тоширо уверился, что видит его впервые. Конечно, уйдя от пары бесполезных замахов, последовавших дальше, ему удалось положить неизвестного на лопатки, а потом и его друзей, зачем-то заявившихся на занятия, да ещё и именно в его группу… однако Тоширо опасался нанести им серьёзные повреждения, поэтому сдерживался – и в результате незваные гости поднимались и нападали на него вновь и вновь. Возможно, Тоширо повёл себя как-то неправильно, случилось недоразумение… но нападали на него вполне серьёзно – избежать полного окружения удавалось с трудом. Хорошо, что хоть ученики всё-таки начали приходить в себя и потихоньку присоединяться, то с помощью наручников, то верёвок выводя противников из драки, но впечатление на Тоширо вся эта ситуация произвела не самое хорошее. В какой-то момент он даже почувствовал смертельную опасность. Благо, оружия у гостей не оказалось, а в рукопашной Тоширо не дал им реализовать численное превосходство – а всё благодаря тренировкам гориллы. Да, сегодня Тоширо впервые применил на практике то, что столько времени вбивал в него Кондо. И это было удивительно: в реальной схватке угадывать по малейшим движениям мышц будущее движение противников, определять по взглядам и напряжению, кого лучше обезвредить сначала, а кто и сам отступит, не видя для нападения подходящей возможности. Однако почему его ученики, под конец справившиеся со всеми гостями, так хреново показали себя в начале? Почему позволили разложить себя на полу и испуганно жали голову в плечи, словно испуганные овцы? Ответ Тоширо получил после – от одного из стариков-инструкторов, присланных для тренировок афганских полицейских. Сухонький, но со стальными мышцами, Якучи-сан любезно рассказал, что не все граждане Афганистана рады столь долгому присутствию иностранных войск в столице. Да, десять лет – это долгий срок. И сейчас, когда из памяти населения почти стёрлись первые годы войны, когда талибы минировали всё и вся, и использовали гражданских и как смертников, и как живые щиты, не говоря уж о грабежах и прочих непотребствах… в общем, сейчас кое-кто даже начинал вставать на сторону радикальных исламистов, разделяя ту точку зрения, что иностранцы оккупировали страну и специально затягивают войну, не желая уходить. И такие настроения пробирались всё выше, в том числе и в высшие полицейский чины. И сегодня к ним пожаловали именно полицейские со стажем, возмущенные, что у них собираются отобрать оружие, а всякие мелкие сосунки послушно бегут к неверным собакам учиться махать руками и ногами… Тяжело. Тоширо и до этого чувствовал нарастающую тяжесть каждый день, но сегодня… ох, лучше бы он продолжал просто нести караулы, да выбирался иногда похавать к Али. – Хватит вздыхать. Кстати, если ты не собираешься есть этот пуддинг, то отдай его мне. Молча подвинув требуемое в сторону Сакаты, Тоширо подпёр щёку рукой и принялся наблюдать, как тот с радостным блеском в глазах срывает с баночки крышку и зарывается внутрь маленькой десертной ложкой. «Иногда этот парень ведёт себя так беззаботно…» Но вот пришёл Мизуки, и Тоширо поспешил встать, чтобы уйти. Однако внезапно его путь преградил один из «товарищей» по службе, как раз отодвинувшийся от стола вместе с табуретом. – О, простите, семпай! Позвольте в качестве извинения принести вам завтра каких-нибудь фруктов? И Тоширо и Мизуки одновременно уставились на Такаширу, почему-то широко улыбающегося. Кому-нибудь могло бы показаться, что тот счастлив из-за выпавшей на завтра возможности сходить в увал, но Тоширо едва сдержался, чтобы не поёжиться от мурашек дурного предчувствие, забегавших по затылку. – Как нибудь обойдусь… Выдав дежурный кивок, он обошёл всё ещё стоящий на пути табурет, отнёс поднос и потопал к выходу, прекрасно чувствуя, что Такашира следует за ним. Однако на плацу их дороги разошлись. Обернувшись, наблюдая за удаляющимся в сторону офицерской части серолицым и уже нащупывая в кармане пачку сигарет, Тоширо попытался убедить себя, что ничего плохого не случится. Что Такашира, скорее всего, просто нашёл себе какое-то развлечение… а завтра просто наступит обычное воскресенье, что наконец-то удастся как следует отдохнуть – и плевать, что к Али теперь несколько месяцев точно не попасть, просто выспаться уже будет хорошо. Но увы, всё сложилось с точностью до наоборот.****