Людус

Рабочие моменты тревожили Ниикуру даже во сне, перевоплощаясь во что-то чувственно-беспокойное. Лидеру снился Хара, и, честно сказать, сны эти не радовали, поскольку не только стали повторяться, но и приобретали вполне конкретную эротическую направленность. Нужно ли говорить, что Каору пребывал в некотором душевном смятении? …Вот и сейчас снилось ему, что приехал он к Тошии домой. Только лидер никак не мог вспомнить ни зачем приехал, ни то, о чём собирался сказать. По работе, наверное. А Хара смотрел на него чёрными глазищами так откровенно выжидающе, что лидер смутился. И хотелось же что-то ответить, но не мог он. Не получалось выдавить из себя ни словечка. А Хара со сладкой улыбкой вдруг придвинулся близко-близко и начал выводить языком на шее лидера замысловатые рисунки, и у Каору не осталось сил сопротивляться. Бит нарастающего волнения вылетал за рамки нормальности. Где-то в подсознании оно отдавалось барабанами Шиньи, и басово-синкопированный ритм генерировал нереальную по силе жажду к соитию. Такую страсть невыносимо сдерживать, необходимо дать ей выход, иначе она может прикончить. И Каору вдруг почувствовал, как земля под ногами теряет устойчивость. «До чего низко я пал» — подумал мужчина, вцепившись в плечи басиста. А Хара внезапно поставил подножку, и они оба полетели на жёсткий пол. К удивлению, ламинат под лопатками плавно спружинил, как если бы они упали на матрас огромной кровати. И инстинктивно вскидывая бёдра, Ниикура скрестил ноги на чужой заднице. Это казалось настолько естественным, будто они с Тотчи занимались сексом уже сотни раз. Исстрадавшийся организм упивался любовью. Мужчина летел навстречу оргазму, и лёгкость наполняла его, как живительная влага иссохший сосуд. Больше не надо прятаться и скрываться друг от друга. И не было сейчас большей радости, чем жить этим моментом, не оглядываясь назад. И Ниикура изо всех сил старался не оглядываться. — Да ебись оно конём! — Лидер бесстыдно открывался чужому напору, впервые в жизни освобождая разум от всего лишнего. — Я люблю тебя, Тошия. …Будильник сработал на отметке 5:37. Каору вытянул руку, чтобы выключить монстра, но, не дотянувшись, промахнулся и рухнул на пол. Он вчера специально отодвинул эту дурацкую тумбу подальше от кровати, с прицелом на то, чтобы встать вовремя. Потирая ушибленный зад, гитарист в сердцах пнул мебель, но не рассчитал — тумба с грохотом перевернулась, а из будильника брутально заорала «Master Of Puppets». По мере того, как мозг Каору просыпался, разочарование уступало дорогу гневу. Ниикура проклинал своё подсознание и неспособность контролировать чувства. Он ненавидел этот мир, где понятие правильности нарочито впаривалось ему обществом. Прессинг псевдопорядочности, культуры, морали… Кому они нахрен вообще сдались, когда дело касается любви! Да, сраной любви. — С-сука! Блять! Едрить тя раком! — матерился Ниикура, схватив будильник. — За что мне всё это?! За что! — лидер давал выход злобе, яростно колотя гаджетом об пол. Грёбаный сон, наполненный идеальной иллюзией, после которой с особой жестокостью зашвыривают обратно в реальность, где для тебя не запланировано ничего хорошего. Каору уставился на кучу микросхем и кусков разбитого пластика, и подумал, что он и сам сейчас напоминает мусор. И фиг знает, как собраться обратно. Грудь сдавило тяжёлым ощущением безнадёжности. — Что случилось? — раздался испуганный, почти детский вопль с другого конца кровати. — Каору? Тебе плохо? Ниикура резко выдохнул, внутренне подбираясь. С гротескно выпирающей через трусы эрекцией, мужчина поднялся, медленно поворачиваясь в сторону писклявого голоска. Прищурился, нахмурился, соображая, кто это вообще; потом подошёл, резко сдёргивая с девушки одеяло. — А… — вспомнил он, потирая щетину на подбородке. — Доброе утро, милая, — произнёс гитарист ласково. Каору полностью вернул контроль над собой. — Как спалось? — И разглядывая юное тело, с торчащей, через прорези безразмерной майки, грудью, и чёрные волоски, лишённого нижнего белья, лобка, мужчина хмыкнул. — Выглядишь отлично. — Псих! — возмутилась она. Судорожно сдвигая ноги, в попытке прикрыть срам ладошкой, девушка поняла, что её реакции никуда не годятся. Ниикура оказался быстрее. Он схватил подружку за щиколотки, дёрнув на себя, и резко развёл ей колени. Затем, скрупулёзно рассмотрев всё, что ему казалось там интересным, гитарист оставил девушку в покое. — Дебил! — Прости, что напугал… да… сон это был… ужасный кошмар, — объяснился он, но вдруг, изменив своё решение, опять подмял её под себя. — Можно? — и не дожидаясь ответа, Каору подхватил подружку под бёдра, и, перевернув её на живот, пристроился сзади. — Пусти меня, пожалуйста, — шёпотом попросил он, избавляясь от трусов, — я буду вести себя хорошо. Ниикура добился своего, заставляя девичье тело проснуться… И всё это время, лидер не переставая думал о Тошии. Он представлял его крепкий торс, и ощущения от прикосновений к мускулистой груди, не имеющей привычной амортизации. В своих мечтах Ниикура был готов и на большее. Насколько всё это может быть приятным? Наверное, крышесносно и одновременно… Невыносимо… Как же невыносимо, блять! Ниикура толкнулся в тело любовницы по самый пах, звонко ударив ладонью по её упругому заду. Чёрт, он обязан был как-то отвлечься! Фрикции набирали рваные обороты, становясь всё хаотичнее. Каору отключал мозги, сосредоточившись на ощущениях, но закрывая глаза, он видел перед собой лишь ухмыляющуюся рожу басиста. Вспоминал запах тела, смешанный с дезодорантом — Каору узнал бы его даже с закрытыми глазами. Сколько лет они провели бок о бок, переодеваясь в одной гримёрке? Казалось, что незримое присутствие Хары навсегда впаялось в его чувствительные рецепторы. Ох, нехорошо! Разве для любви Ками-сама не придумал женщину? Вон как она сладенько сейчас стонет под ним, и это правильно. Так и должно быть. А мечтать о мужике противоестественно. Необходимо что-то придумать. Срочно разрешить проблему раз и навсегда. Избавиться от этих навязчивых чувств так, чтобы и позывов больше не возникало. Вырвать с корнем из сердца эту блядскую пассию, которая отымела почти всех в его группе. Твою ж мать! ТО-ШИ-Я-А… — Выходи за меня, — кончая, прорычал мужчина на ухо девушке. — Чего? — негромко пробормотала она, не сразу осознав то, что услышала. — Говорю, выходи за меня, — повторил лидер, успокаивая своё сбившееся дыхание. А не поторопился ли он с этим «раз и навсегда»? Нет, отступать некуда. — Замуж. За период, который они встречались, она почти успела приспособиться к непростому характеру Ниикуры. В Каору её многое устраивало. В житейском плане этот парень оказался непритязательным: не придирался ни к еде, ни к порядку в доме, а главное, её не трогал. Лидер не претендовал на внешние изыски и воспитание, но на всё имел собственное мнение. Гордился тем, что родом из низов, часто засыпал не снимая носков, а ещё пил, будто конь… Но это всё мелочи. Каору — рок-звезда! И человек ответственный: если скажет чего — непременно сделает. — Да кто вообще захочет стать твоей женой с таким-то характером? — усмехнулась она, выбираясь из-под его разомлевшего после оргазма тела. — Ты, — хрипло парировал гитарист, откатываясь на свободную часть постели. Он перевернулся на спину, и, уставившись в потолок, натянул на себя часть одеяла, прикрывая пах. Закурил. — Ты захочешь. — Не кури в кровати, Каору. Ниикура автоматически потушил сигарету, размышляя о том, что же он сейчас натворил. — Я вполне способен обеспечить и тебя и наших будущих детей, — сообщил он, поворачиваясь к девушке лицом. Что-то внутри него в безнадёжности кричало, что это не выход, что стоит подумать и не принимать скоропалительных решений, вот только не в правилах лидера было забирать свои слова назад. — Это… соглашайся, пока я не передумал, пожалуйста, (блять). Неясно, какой фактор повлиял сильнее: её желание выскочить замуж, или мания Каору остаться нормальным — но решение было принято. И девушка согласилась.

***

Мешковатая худи окутывала его тело, будто кокон будущей бабочки, а сам Ниикура затаился где-то внутри этой оболочки. Занавесив взгляд волосами, гитарист сосредоточился в личном пространстве, ограничивая доступ всем остальным. Его концентрации можно было позавидовать, и, глядя на то, как ступни в новых кедах выстукивают ритм, а пальцы интуитивно нащупывают соло, я сожалел, что не способен погрузиться в этот процесс вместе с ним. Не мог занырнуть на чёртову глубину чужих мыслей, чтобы вытащив их на «поверхность», заставить Каору говорить. С расстояния пары метров, его фигура казалась абстракцией, которую выделяли фактурно очерченные ноги в рваных джинсах. Пронзительный взгляд выдавал в нём человека, указывая на то, что связь с реальностью им пока ещё не утеряна. Гитара говорила вместо Ниикуры. Свобода самовыражения — всё же лучше молчания. Но наша уже третья такая встреча напоминала репетицию похорон. Каору отгораживался инструментом, не реагируя ни на какие раздражители, особенно на те, которые касались вопросов о личном. Да, он нам сообщил, что женится, а после замкнулся в себе. Каору активно делал вид, что кроме работы ничем не интересуется, надев на лицо вопиющее выражение беспристрастности. Но, знаете, за годы общения случалось всякое, и когда человек не в порядке, я это вижу. Люди должны делиться тем, что с ними происходит, особенно те, которые нам близки. Самая странная репетиция за всю историю Dir en Grey закончилась, не успев начаться. Хара выбрал способом общения провокации: игра в молчанку его достала. Он упрекнул лидера за рассеянность и неудачно пошутил насчёт его одежды; уж лучше бы молчал: Каору поднялся, водружая инструмент на стойку, и объявил о том, что на сегодня мы свободны. — Као, ты чё? Откинув со лба волосы, Ниикура даже не посмотрел на собеседника. — Ничё… — ответил он. Ну, хотя бы сегодня лидер удостоил ответом кого-то из нас. Мне показалось, или он произнёс это с некоей долей… обречённости? Да и Хара, похоже, что-то почувствовал, поскольку избегал встречаться с Ниикурой взглядом. — Ты в порядке? — я всё-таки задал ему вопрос. Каору кивнул, задумчиво хмуря бровь. — Угу, — сказал он кратко. А дальше негромко добавил: — Извините меня. — Извините? — едко передразнил Кё. Вокалист всегда найдёт способ вывести из равновесия и выбесить кого угодно. — Вызвать людей на работу в воскресенье и свалить по причине того, что тебе херово от собственной тупизны — очень логично, Каору! Тебе не говорили, что есть психологи и психиатры? Разговаривать тебя не учили? Запишись на приём, авось полегчает, — Тоору копировал манеру лидера отчитывать, подражая его тону и интонациям голоса. Но глядя на то, как лицо Ниикуры превращается в каменную маску, певец всё же решил сбавить обороты. Сдвинутые брови, заострившиеся скулы, и взгляд Каору, ставший непроницаемым, красноречиво сигнализировали о том, что Кё сказал уже более чем достаточно… — Ладно, молчу, — произнёс певец. — Только я мог бы сидеть дома, а не переться через весь Токио ради твоей кислой морды, на которой написано «Спасите кто-нибудь!» — Что-то я не понял ничего, — буркнул Шинья. — Переведите на внятный японский, пожалуйста. — Расскажешь ему, Ниикура, от кого тебя спасать? — не обращая внимания ни на начинающего раздражаться лидера, ни на встревоженных согруппников, продолжал Кё. — Или сохранишь всё в тайне, как обычно? — Как обычно, — ответил тот. — А ты не нагнетай, пожалуйста, блять, — гитарист хмыкнул, нарочито выпрямляя спину. — Нет никакой трагедии. И спасать меня не от кого. Думал поработать… — лидер вновь почесал подбородок, — но, видимо, день сегодня не продуктивный. — С тобой что-то не так, — Чёрт меня дёрнул за язык… Уголки губ Тошимасы, до этого опущенные вниз, мгновенно взлетели обратно, изображая злую ухмылку: басист заметил, что я слежу за ним. На щеках вдруг заходили желваки, а скулы опалил лихорадочный румянец. Хара тряхнул головой, и тяжёлые вихры упали на лоб, закрывая ему лицо. — Не пялься, Дай! — огрызнулся басист, зло дёрнув плечом. — Я в этом ему не помощник. — Ничего не изменится, — неожиданно сказал Каору. Вроде бы он обращался ко всем, но взгляд гитариста был устремлён на Хару. — Брак — не приговор… Правильного ответа здесь не существовало, ведь никто из нас пока не был женат, чтобы сравнивать. А, значит, и отговаривать не имело смысла. — Да неужели! — ответил Тотчи, скептически ухмыляясь. — Твоя внезапная женитьба вызывает кучу вопросов, лидер-сан. Иногда мы отчаянно цепляемся за какой-нибудь гаденький факт, который позволяет нам скрыть истинные эмоции за маской возмущения. Например, вспоминаем черты характера или поступки человека, которые нас очень задели; мы выбираем их, потому что эти факты всегда работают лучше всего, накручивая нервы. — Каких, например? Почему я выбрал женщину? Не все в нашей группе бегают по мальчикам… — тон, которым Каору это сказал, был наполнен нескрываемым презрением. — Аккуратнее на поворотах, Ниикура! — присвистнул Кё. — Нервишки сдают? В какой-то степени я его понимал. Перейти в нападение для Каору было логично, но, знаете, нарываться на ссору я бы не стал: Хара подобные нападки без внимания не оставит. А лидер нарочно сейчас провоцировал. — Тебе обязательно затрагивать тему сексуальных предпочтений? — ледяным тоном прозвучало в ответ. — Создаётся впечатление, что ты ко мне неравнодушен. В чём дело, Каору-сан? Чешется, но мораль не отпускает? Терачи не мигая уставился на меня, а я на Терачи — Хара высказал непреложную истину, только лидер этого не признал бы даже под страхом смерти. Ситуация выходила из-под контроля. Гневное напряжение нарастало, и первый шаг сделал Каору. Неосознанный, маленький шажок к неизве… Он резко выбросил руку вперёд, и цепкие пальцы впились в подбородок басиста. Ему, наверное, давно хотелось это сделать, ведь как ещё прикоснуться к объекту симпатии? Верно, через «подраться». Но, каюсь, я склонен преувеличивать. — Понежнее, агрессивный мой! — Хара даже не шелохнулся. — Если ударю, то в полную силу. — Зарываешься… — зарычал Ниикура. — Проблема вовсе не во мне, — процедил Тотчи сквозь зубы. — Остынь! И убери руки от моего лица, — взирая на Каору сверху вниз, Хара с вызовом усмехнулся, — если, конечно, целовать не собираешься. Каору резко отдёрнул ладонь: — Смотреть противно! — Так не смотри! — А давайте, вы разберётесь без нас, а? — Кё, конечно, вовремя вмешался, протискиваясь между ними. — Какая тебе разница до того, с кем он спит, Ниикура? Чего ты взъелся? А ты, — вокалист перевёл тревожный взгляд на Тошию, — чего ведёшься? Неплохо бы перевести всё в шутку, тупо поржать и пожать друг другу руки. Но зная лидера, такого сейчас не случится. Вот, ругань и драка — это всегда, пожалуйста. И размышляя о дальнейших перспективах развития ситуации, я нарисовал себе печальную драму. — Желаю тебе счастья, — Тотчи, мягко оттолкнув от себя Кё, наконец, отлепился от стола, на котором сидел. Повернулся спиной, и, не обращая внимания на разъярённого лидера, собрал свои вещи и зачехлил бас. — Задержись, — прилетело в спину. — Что? Неужели не всё сказал? — Пожалуйста. Блять.

***

— …Внезапно, — проговорил драммер задумчиво, выходя из помещения репетиционной. — Что вообще с ним происходит? — Мосты сжигает, чтобы крыша не ехала, — продолжил Кё эту мысль, взяв у меня сигарету. Затянулся, показательно выдувая облачко сизого дыма. — Прям одним махом… раз — и всё. Флексит. — Слушай, Тоору, может ты поговоришь с… — Позволь узнать, о чём? — плавно поводя плечами, изумился Ниимура. — С кем из них я должен разговаривать, Дай? И ради чего, прости? — Полные губы растянулись в хищную улыбку, а потом парковку наполнило беззаботное хихиканье. Просмеявшись, Кё вытер слезящиеся глаза. — Не-е-е, — протянул он, — я не настолько альтруист. — Я подумал, что… — А ты не думай, — перебил он меня, пропуская пальцы через свои вытравленные белой краской жёсткие пряди, говоря серьёзно и зло. — А я уж так и быть, объясню себе этот твой порыв тем, что ты слишком добрый. — В смысле? — Ты единственный, с кем он ещё не переспал, — сказал Тоору. — Наш натурал не в счёт. Хочешь помочь, Дай-чан, — помогай, — заговорчески подмигнул Ниимура, тут же отводя взгляд куда-то в сторону, — а я — пасс. Тут уж либо делай, либо — нет. Flex it! — Чё несёшь-то? Шинья! — позвал я ударника. — Ну, уж ты-то… — Это решение Каору, — прошелестел в ухо тихий голос. — Он справится. А я бы на твоём месте в это дело не совался. Конечно, у каждого был собственный мотив насчёт того, как поступать, но, поистине странно, почему они не захотели вмешаться? Открыть глаза Тошии, объяснить всё Каору? Может, их отношение к басисту оказалось сложнее, чем они думали и пытались показать? Секс — очень неоднозначная тема. Кё, например, никогда и пальцем не пошевелит в ущерб себе, а теперь и подавно — Хара же не воспринимал его всерьёз. А Шинья всегда очень деликатно соблюдал нейтралитет, но сейчас придерживался позиции отгородить басиста от Ниикуры. Никто из них не был объективен. — Ты не на моём месте, Терачи, — сказал я, принимая неожиданное решение вернуться на студию. Но когда я вернулся, то уже никого там не застал.

***

Андо ходил по квартире, не зная, чем занять свои руки. Да, он не спал с Харой. Но что за намёки? Тошимаса полигамен и, возможно, переключит своё внимание. Но почему отвлекающим фактором должен стать именно Дай? Гитариста очень взбесило, что у Кё хватило наглости высказаться на эту тему. Хотя, давно пора привыкнуть — это же Тоору. У него своя логика. Надо признать, что Дайске пялился на Тошию чаще, чем нужно, и наблюдая за ним, слишком много думал, и, как итог — втянулся. Разумеется, гитарист беспокоился за отношения в группе, и вообще. За них. За всех. Но оценивая ситуацию, он отчего-то не брал во внимание того, что чувствовал сам. И пропустил момент, когда оказался вовлечённым в грязные игры согруппников. «Карма!» — повторял Шинья при каждом удобном случае, заставляя Андо невольно обдумывать варианты, где Ниикура, наконец, смирится и перестанет ссориться с Харой. А Тошия, в свою очередь, прекратит испытывать чужие нервы на прочность. Мужчина открыл дверцу холодильника, выставляя на стол несколько запотевших бутылок. Открыв одну, он поднёс пиво ко рту и залпом выпил всё содержимое. А если пойти к Каору самому? Хотя, вряд ли тот станет вообще что-то слушать. Лидер был упрямее осла. — Возможно, я и беспринципный. Но однозначно, не тупой, — сообщил Андо холодильнику. — Кладези, блять, гениальных стратегий! — возмущался он в никуда. — Ничего святого. — Расстроенно вздыхая, Дай открыл очередную бутылку. — Иди нахер, Кё, со своими заявлениями. На другой день Андо в сомнениях мялся у входа в чужой подъезд. Уж очень не хотелось быть посланным куда подальше: Каору Ниикура — ни разу не дипломат, а незваных гостей на дух не переносит. — Као! Мы можем поговорить? — Ты уже третий, кто лезет ко мне с разговорами, — раздался сердитый голос из динамика. — А кто были те, двое? — Пожалуйста, блять, до свидания. Мне что, полицию вызвать? Какого хрена вы меня достаёте? Сначала Кё, потом Шинья. Теперь ты! — А Кё чего хотел? — в голосе Андо прозвучало искреннее изумление. — Требовал согласиться с тем, что я латентный пидор. — И ты… ну, это… — выдержав паузу, Дай продолжал: — Типа согласился? — Я ща выйду и настучу те по мусалам! — зарычал лидер угрожающе, после чего нажал на кнопку домофона, уже не особо надеясь, что Андо одумается и свалит: вся его группа состояла из очень самоуверенных идиотов. …Щёлкнул замок, и Дайске узрел на пороге небритого и злого Каору, пребывающего в боевой готовности сдержать обещание. Но взглянув на протянутую навстречу бутылку коллекционного алкоголя, лидер замешкался и неожиданно остыл. — Только что дал себе слово не нажираться! — почесав отросшую на лице щетину, неуверенно произнёс он. Облизнулся, прищурился, взяв в руки красивую коробку. — Искушение. Сколько лет выдержки? — Двенадцать! — Дайске гордо улыбался. — Дерьма не держим. Ниикура пару раз тяжело вздохнул, подтянул штаны и пригласил коллегу войти: — Больше не играй на моей любви к алкоголю, Дай. Нехорошо это. — Слушай, а Хара так и не появлялся? — Пожалуйста, блять, — пробурчал под нос Каору, уверяясь в том, что педерастия заразна и передаётся воздушно-капельным путём. А сам он уже вдоволь надышался, и, не раз переболел, а иммунитетом так и не обзавёлся. *** Мы узнаём человека по словам и деяниям, изо дня в день сталкиваясь с его привычками и манерой общаться. И я считал, что изучил лидера довольно хорошо, но всякий раз он убеждал в обратном, открывая какие-то новые грани своей сущности. — Прежде чем меня «лечить», хорошо подумай, не лучше ли просто напиться за разговорами ни о чём? — Чёрные глаза смотрели на меня в упор, и, ведь Каору наверняка предполагал, что «ни о чём» поговорить не получится; просто проверял, соглашусь ли я. Его тяжёлый взгляд довольно сложно выдержать, и я отвернулся. — Ну ладно, как хочешь, — хмыкнув, сказал Ниикура. — Так что? Ты начнёшь, или позволишь мне? — Давай ты, — я передал ему инициативу. Као слишком долго всех нас игнорировал, и вот, наконец, заговорил! — Правда веришь, что способен помочь? Фраза прозвучала пространно и неоднозначно. И она меня возмутила. — Не в том значении, как ты только что на меня посмотрел, — ответил я. — Но если я смогу сделать что-нибудь, то скажи. — Давай-ка выпьем сначала, — произнёс Ниикура и в его голосе появились тёплые интонации. — На трезвую башку о подвигах не рассуждают… Он достал откуда-то уродские чёрные стаканчики, бывшие, видимо, в употреблении так долго, что пластик, из которого они были сделаны, изрядно деформировался. «Что за хрень?» — внутренне недоумевал я. — Оригинально, да? — усмехнулся Ниикура, видя мою реакцию. — Они из фарфора. Оказалось, что это трендовый дизайнерский изыск, стоивший херову кучу бабла, и чтобы купить, Каору пришлось изрядно за ним побегать. Смотрелось не айс, но когда я взял ёмкость в руку, то смог по достоинству оценить удобство. Стаканы-то реально оказались круты! И в этом был весь Ниикура. Во внешней несуразности его вещей или одежды всегда угадывались практичность и органика. Я говорю о том, что на первый взгляд выглядит просто, но в действительности таковым не является. Это был его стиль. — Тоже такие хочу. Только белые. — Не проблема, — Ниикура поднял на меня усталый взгляд и отправился на кухню. Принёс нарезанный тонкими ломтиками балык и лимон, кусок отварной говядины и что-то ещё из еды, потихоньку заставляя ею стол. И когда мы, наконец, выпили, я решился спросить: — Что произошло между тобой и Тошией? — Да ничего, — ответил Ниикура. — Разошлись. Я так и знал. Бесполезная трата времени. Глупо полагать, что он вдруг разоткровенничается, а продолжать расспросы в том же духе, Каору мне точно не позволит. Хотя, ладно, пусть! Я всё же рискну. — Мирно хоть? — Знаю, что ты скажешь, Дай, — прерывает он меня. — Что вы все беспокоитесь. Но, существуют нюансы. Вот, Кё, например, волнует его привязанность к басисту, потому что Хару, хрен знает отчего, потрясла новость о моём браке. И кровь из носа, он должен был убедиться, что Тотчи не побежал меня отговаривать, и что я не поддался на его «утешения». Шинья. Ему всегда известно больше всех. Но сегодня информации оказалось недостаточно, и он надеялся, что я расскажу ему то, о чём молчит Хара. — И о чём молчит Тошия? — невольно вырвалось у меня. — А мне ж откуда знать? — усмехнулся Каору. — Чужая душа — потёмки. Пойди, спроси его. — Ты расстроен, что всё это не ради тебя? Ниикура надолго задумался, уставившись в потолк, затем вздохнул и ответил: — Вокруг Тотчи вращается наш тесный и развратный мирок, Дай. Так что в желании других быть с ним, не вижу ничего удивительного. Хм… — Но ты ведь в него влю… — бездумно выпалил я, но заткнулся, потому что Ниикура изменился в лице. — Чёрт! — Договаривай, раз заикнулся, — выплюнул Ниикура, разливая алкоголь по стопкам. Его рука неожиданно дрогнула, и я растерялся: а стоит ли продолжать? — Ты считаешь, что я влюблён в него, так? Реальность, она совсем другая, Дай, — мрачно произнёс лидер, — и чтобы принять это, необходимо повзрослеть. Кто-то в группе должен оставаться нормальным, иначе всё развалится! — Нормальным? То есть забить на чувства, женившись на первой встречной? — Как много слов! Я не гей, если ты вдруг забыл. — Ориентация не имеет значения, когда… — В моей группе всё имеет значение, блять! Всё! И ориентация, и сколько раз посрал, и даже сколько кончил. А ещё мир во всём мире. Ясно? — А если дело тупо в тебе? — высказал я напрямую. — И Хара вынужден сублимировать, потому что ты вынуждаешь. — То есть во всей этой блядской трихомудии виноват я? — хрипло засмеялся Каору. — Вот уж, пожалуйста, блять! — он шлёпнул себя по ляжкам, продолжая веселиться. — Хорошо, Дай-чан, что ты предлагаешь? Внимательно слушаю. — Поговори с ним. Скажи о… Каору не дал мне закончить фразу. Как же он бесил сейчас своей упёртостью! — Ага, заставлю прекратить трахать всех подряд и влюбиться в меня. А потом мы станем парой и сдохнем счастливыми? — он продолжал ржать, смахивая катившиеся от смеха слёзы. — Чёрт подери, Дай, тебе уже за тридцать, а всё витаешь в облаках. — Ниикура произносил всё это с привычной невозмутимостью на лице, но при этом, его взгляд был направлен мимо меня. На настенные часы, а больше всего он разглядывал пол, будто панели ламината скрывали в себе нечто очень важное. — И я всё-таки женюсь, — уверенно добавил он в конце. — А вот эти вот, сказочки о моей якобы любви к Тошии, забудь. Пожалуйста. Блять! — Тебя не достало врать самому себе? — Не факт, что ты и сам когда-нибудь обзаведёшься женой. Геи тоже женятся, кстати. Поговорим об этом? — Лучше смени тему, — улыбнулся я. Ниикура шумно выдохнул, цепляя на вилку кусок мяса. — Отличная мысль! — воскликнул он, энергично пережёвывая еду. — За что выпьем? — За мир, может? — скептически отозвался я. Каору хмыкнул, покачал головой, и в образовавшейся тишине вдруг заскрипели и стихли звуки настенных часов. — Батарейка сдохла, — сообщил он как-то трагически и поднялся с места.

***

Он поклялся себе, что никто и никогда об этом не узнает, потому что это касалось только его и Тошии. Логика собственного поведения оказалась непостижимой, как глубины мирового океана. Мозги отказывались верить, а сердце не желало слушать. Недавние воспоминания то и дело представали перед глазами, доводя Каору почти до нервного срыва. Впервые в жизни он не знал, что делать. Это обескураживало. Тогда на студии лидер собирался конкретно выяснить отношения с Харой, и мозг абсолютно чётко обрисовал все претензии. Гневные слова выстроились в язвительную очередь, чтобы безжалостно выплеснуться в лицо противнику. И Ниикура никак не ожидал от себя обратных действий. Ах, какая у Тошии улыбка! Открытая, светлая. Внезапно ожившая в серьёзности рта. Она обладала магией обезоруживать. Когда басист улыбался, в его чёрных глазах плясали озорные искорки. И выглядел Хара таким искренним, и, одновременно печальным, что Каору не смог ничего этому противопоставить. Что-то ударило изнутри истерзанную душу и окатило горячим теплом. В тот момент мужчина не анализировал, зачем и почему, он впервые слушал своё сердце. Резко подавшись вперёд, не понимая, что творит, он подошёл к басисту. От неожиданности Тотчи даже выронил сумку, а потом поймал лидера за ремень штанов, будто пытаясь удержать от безрассудства. А Каору, обхватив ладонями его лицо, начал целовать щёки, лоб, глаза, пока губы не отыскали губы. Сначала поцелуи были взаимно короткими и жёсткими; неуверенные отрывистые касания ощущались какими-то неумелыми и вызывали смятение, пока ладонь Тотчи не легла на затылок лидера, уверенно привлекая к себе. Пальцы зарывались в чёрные вихры, сжимая до боли крепко. Глаза в глаза и шумное дыхание. Стоило лишь разомкнуть губы, и всё приобрело иное значение. Эйфория небывалой чувственности захлестнула обоих. Игнорируя инстинкт самосохранения, Ниикура увязал в страстной асфиксии. Близость Хары открывала настолько неожиданные перспективы, что весь предыдущий опыт показался Каору ужасно незначительным. Почему это всё должно остаться лишь воспоминанием? ПОЧЕМУ. Всё самое дерзкое, самое лучшее. Самое желанное. НАСТОЯЩЕЕ. Что… — Не шути так, Као… Отрезвляющий глоток кислорода возвратил ясность рассудку. На лице отразилось прозрение, а затем ужас осознания. Растерянность стремительно заменялась гневом: какого чёрта он сейчас сделал? — Ненавижу тебя. Не-на-ви-жу! Удар и разбитое в кровь любимое лицо. А потом ночи без сна, головная боль и литры выпитого алкоголя. Не помогало ничего.

***

Новая батарейка оживила механизм, и Каору, вернув часы обратно на стену, сел рядом с Андо. Наблюдая потухший взгляд и уже не скрываемую апатию, Дайске просто не мог не проникнуться чужим настроением: — Као… ты можешь притворяться сколько угодно. Я не буду спрашивать. Но если нужно... — Я ударил его, — признался, наконец, лидер, глядя перед собой. — Ударил, потому что зассал. Испугался. Но сворачивать мне нельзя. Скажи, что понимаешь это, Дайске. Это сложно, но ты попробуй. Можно передумать и отменить свадьбу. Можно помириться. Каору достаточно было бы просто покаяться, ведь Хара отходчив, и простил бы всё. Стоило лишь захотеть. Но я понимал, что как бы сильно Каору ни любил его, лидер будет делать лишь то, что должен, пойдёт на принцип. Потому что иного пути для него не существует. — Чем помочь? — Стань мной, — глядя мне в лицо, хрипло сказал Ниикура. — С ним. Скажи, что тебе жаль, вернее мне… и не уходи, пока не простит… Я бы в жизни не осмелился, но ты… ты бы смог… — улыбнулся он. — Чёрт, не слушай меня! Всё это чушь собачья.

***

В темноте зажёгся прямоугольник дисплея, послушно высвечивая короткое смс послание. «Прости меня» — прочитал Тошия, машинально нажимая на опцию «Delete».