Алекс Волф

Если и подчиняться правилам – Только тем, что сама составила.

      Выйдя из академии, Алекс поняла, что уже не хочет ехать в центр, раз узнала новости от старосты, и направилась в противоположную от общежития сторону. Сидеть в комнате тоже не хотелось, не в день, когда она стала свободна от всех обязательств хотя бы на пару месяцев. Её вдруг накрыло непривычное ощущение опустошённости и ещё чего-то, странное, отчасти знакомое, щекочущее ощущение в груди, довольно приятное. Год закончен на удивление без долгов, впереди два месяца каникул.       Академия правоохранительной системы была на окраине столицы, далеко от центра, зато почти рядом река и лес. Наверное, это тоже часть её природы. Морю и южному солнцу Алекс предпочитала нежаркое лето и туман, который часто окутывал Прентон по утрам и таким вечерам, как сейчас. Удалившись на несколько сотен метров, она оглянулась назад: сквозь туман очертания зданий были уже едва видны. "Может быть, мне и правда стоит это ценить?"       …       Алекс вспомнила, как первый раз попала в этот город. Была поздняя осень, и, если в Сигиде в это время всё ещё можно было ходить в футболках, в Прентоне температура ночью опускалась ниже нуля. Впрочем, об этом девушка узнала уже на месте.       Прежде она делала несколько попыток сбежать, но так далеко забраться не получалось, всё попадалась на каких-то мелочах: не заплатила за проезд в поезде, не могла поймать попутку, ввязалась в конфликт на улице, попалась на глаза знакомым в чужом городе.       Алекс жила в приюте для детей-сирот. Место в целом довольно милое, заботливые воспитательницы, хорошее питание, прогулки, поездки на море, но для Алекс, попавшей туда в двенадцать лет, оно как было, так и осталось чужим. Уж точно она не стала бы петь песни хором по воскресеньям, а прогулки в радиусе двухсот метров под строгим контролем просто сводили с ума. С годами это стало своеобразной рутиной. Алекс убегала всё дальше и всё чаще, иногда её ловили, иногда она возвращалась сама, не в силах найти место, где хотелось бы остаться. К четырнадцати годам у неё осталось две цели: проехать Кассию до самого севера, и попасть в столицу. Алекс не ставила себе условий, но понимала: если до совершеннолетия ничего не изменится, она утопится в унылом, монотонно шелестящем море.       К счастью, что-то изменилось. В тот раз всё оказалось проще. В Сигиде умер кто-то важный из мужчин, то ли заместитель главы города, то ли известный бизнесмен-благотворитель. Это была одна из первых необъяснимых смертей, о которых говорили по радио, но на юге думали, что это где-то далеко и не более, чем случайное совпадение. Ну или сотня совпадений, до которых Алекс в общем-то не было дела. В любом случае, всё руководство приюта было на похоронах, что позволило ей успеть собраться, взять всю имеющуюся мелочь, добраться на попутке до ближайшей железнодорожной станции немного севернее Сигиды, а там взять билеты на поезд, на которые хватит денег. Никто её не задержал, и она наконец-то добралась до столицы Кассии – Прентона, и сразу поняла, что этот город мог бы стать её местом, по-настоящему её городом.       Восемнадцатого ноября, стоя на высоком мосту над рекой, под которым летом, наверное, проплывали корабли, Алекс наслаждалась невиданным прежде чувством полёта и щекочущим ощущением в груди, словно сердцу вдруг стало там тесно. Радостным чувством предвкушения, будто впереди может ждать что-то хорошее. Вглядываясь вниз, в тёмную гладь реки, замерзая в джинсовой куртке и без шапки, девушка прошептала куда-то в воздух: "С днём рождения, Алекс". Она бы так и стояла там, пока не замёрзла окончательно, но момент прервал мужской голос:       – Привет, тебе тут не холодно?       Алекс оглянулась. Двое взрослых мужчин шли ей навстречу. Ей только что исполнилось шестнадцать, но интуитивному недоверию к мужчинам она научилась уже давно. Случалось ли такое, чтобы женщина, согласившись бесплатно подвезти её, начинала приставать и требовать "плату"? Нет, это всегда были мужчины. Могла ли пара женщин напасть на неё среди ночи, беззащитную, спящую? Никогда. Она уже умела постоять за себя, но вдруг осознала, что хочет знать и уметь больше. Хотя бы, чтобы защитить себя.       – Отвали от меня, – грубо ответила она.       – Я просто спрашиваю, что ты здесь делаешь? Почему ты здесь одна? Сколько тебе лет?       Адреналин зашумел в крови, одновременно очищая сознание. Возможно, этот мужчина хотел ей помочь, к примеру, беспокоясь, не решила ли она покончить с собой, а возможно, если он подойдёт ближе, её уже никто и никогда не найдёт. Алекс быстро побежала в противоположную сторону. Кроссовки скользили по обледеневшей пешеходной дорожке вдоль перил, и она перемахнула через отбойник на дорогу, где по крайней мере был чистый и сухой асфальт.       Алекс бежала, пока точно не убедилась, что за ней не гонятся, и лишь тогда остановилась отдышаться. Вместо страха она чувствовала тайное, распирающее изнутри ликование от того, что справилась. Переведя дух и даже согревшись от бега, она уже готова была вернуться обратно, но слишком поздно заметила приближающуюся полицейскую машину.       Там её и задержали, возле моста. У Алекс не было документов, не было денег, не было родных и адреса, куда её доставить. Просидев первую ночь своего шестнадцатилетия в холодной камере с ещё несколькими женщинами, гораздо более взрослыми, чем она, Алекс с кристальной ясностью осознала, что никогда не сбежит из своей тюрьмы. Вопрос только в том, окажется ли она за решёткой, или снаружи.       ...       Возвращаясь в общежитие после долгой, одновременно утомившей и успокоившей её прогулки по лесу и воспоминаниям, Алекс поняла, что уже предвкушает два месяца тишины и одиночества. Приятное разнообразие. Лето всегда было порой затишья. Глория занималась организацией интернет-флешмобов и ведением блогов, которые постоянно блокировали, и на лето уезжала из общежития, наверное, проводила всё время с семьёй. Для тех, кто оставался в общежитии, во время каникул также проводились сборы по учебной тревоге, занятия по физподготовке и огневой подготовке по одному разу в неделю, но все остальное время никакими правилами не регламентировалось. Только прогулки куда угодно, тренировки, может даже подготовка к экзаменам, пока заняться больше нечем. Ну, может два месяца она и не выдержит.       Судя по рассказам коменданток, а в общежитии академии они все были до ужаса многословны, ещё лет десять-пятнадцать назад шестиэтажное общежитие академии всегда было заселено до предела, в комнатах размещали до четырёх человек. Сейчас же все жили максимум по двое, а некоторые (Алекс подумала про Глорию) и по одному.       Алекс поднималась на свой пятый этаж пешком. С долей зависти она заглянула в коридор второго этажа. Когда-то она тоже жила здесь, в первые два года с момента поступления, пока её несколько раз не поймали за побегами в ночное время и не переселили на пятый. Оттуда сбежать было потруднее, но иногда тоже получалось. С ещё большей завистью она посмотрела в сторону крыла для парней – нечестно, что им до сих пор принадлежит больше половины здания: половина каждого этажа и весь шестой, притом, что численность курсантов и курсанток в последние годы уже сравнялась. В итоге, почти все парни жили поодиночке. Алекс тут же осеклась и поморщилась. Так себе привилегия, учитывая перспективы для всех этих парней.       Поднявшись в комнату, Алекс, однако, с недовольством обнаружила, что её соседка всё ещё здесь, хотя у второго курса точно было время каникул. Везде, в том числе на кровати Алекс, валялись её конспекты и шпаргалки, распечатанные мельчайшим шрифтом. Растрёпанные короткие пепельно-серые волосы, круги под глазами, отсутствие неизменных наушников на голове – девушка явно пыталась закрыть долги по учёбе.       – Почему ты до сих пор не уехала?       Соседка по комнате, курсантка второго курса, вернее уже третьего, Джессика Сандерс, была примерно также рада видеть Алекс, как и Алекс её.       – Уеду через пару недель, только пересдам гражданское право.       – Откуда у тебя гражданское право? Оно же на третьем курсе.       Не отрываясь от учебника, Джесс меланхолично пожала плечами.       – Видимо, программу поменяли.       – Кто препод?       – Кэмпбелл.       Алекс хмыкнула, криво усмехнувшись.       – До осени ты его не пересдашь, поверь.       – Если не повезло тебе, не значит, что мне не повезёт.       – Поспорим?       Джессика всё-таки оторвалась от книги.       – Давай. Почему ты так уверена, что выиграешь?       – Я просто слишком хорошо помню свой третий курс.       Соседка на несколько секунд задумалась и громко рассмеялась, ударив ладонью по кровати.       – Я тоже помню.       …       Лето 2046, два года назад. Алекс терпеть не могла лето за жару, пыль и невозможность постоянно ходить в чёрном, и успела почти возненавидеть свою учёбу за нескончаемые правила, требования, обязанности. Полное отсутствие личной свободы. В июле она на месяц сбежала из Прентона. Отложенные деньги со стипендии, пара сменных футболок и белья, она проехала автостопом почти до самого севера Кассии, немного не доехав до моря.       Ни на одном из мировых туристических сайтов Кассию не упоминали, как страну, «обязательную к посещению». Наверное, она была слишком небольшой и незаметной, хотя Алекс не понимала, почему. Здесь были высокие горы, горные реки, озёра, а омывались границы двумя морями: Арворское море с севера и Песчаное море с юга. Если южную часть страны Алекс знала довольно неплохо и снова посещать её не имела желания, то в сторону севера направилась с удовольствием. К тому же, после второго курса она гораздо лучше владела приёмами нападения и самообороны и не собиралась больше убегать от опасностей, что встречаются в дороге.       Конечно, её искали. По правилам академии, выезжать из общежития можно было только домой к семье. Никого особо не интересовало, с родными ли ты на самом деле проводишь каникулы, но то, что у Алекс Волф семьи нет, было известно всем преподавателям. И когда в начале августа она появилась в общежитии, её тут же вызвали в академию, где отчитывали чуть ли не всем преподавательским составом, а потом до первого сентября заперли в общежитии.       Полный запрет на общение не мог особо её огорчить, но Глория, как староста, всё равно в первый же день добилась разговора с ней, другого можно было и не ожидать.       – Алекс! Эй, ты хоть представляешь, что здесь было! Куда ты уехала, почему не сказала хотя бы мне?       После почти двух суток без сна и разборки в академии, Алекс не хотелось выслушивать ещё и её претензии.       – Говори пожалуйста потише, на меня орали почти два часа, голова болит. Я уехала, потому что хотела сменить обстановку. А не сказала, потому что у меня нет телефона, а ты была у родителей.       – Думаешь, я была у родителей? Меня вызвали в общежитие сразу после того, как ты уехала. Я днями доказывала, что не знаю, куда ты делась. Целыми днями я подтверждала свою полную некомпетентность как старосты, пока ты просто хотела сменить обстановку! Её голос стал ещё громче, доходя почти до уровня ультразвука, и Алекс поморщилась, слушать было невыносимо.       – Хорошо, мне жаль, если у тебя из-за меня были проблемы. Я не слишком умею думать о других, ты знаешь.       Тут же голос Глории зазвучал спокойнее, с примиряющими нотками.       – Я тоже волновалась за тебя. Ведь ты была совсем одна, могло случиться всё, что угодно, – сказав это, Глория вдруг задумалась. – Или ты была не одна? Ты сбежала с кем-то? С мужчиной? Не из академии?       Не находя слов для ответа, Алекс поднесла ладонь ко лбу с ощущением полной безнадёжности и бессмысленности разговора. Она заговорила максимально спокойно, но с пробивающимся раздражением.       – Никого не было. Уж точно никаких мужчин. Я просто хотела ненадолго уехать. Не знаю, зачем нужно было делать из этого катастрофу.       – В любом случае, не делай так больше, пожалуйста. Хотя бы предупреждай. Хочешь, я куплю тебе телефон?       Алекс посмотрела на неё таким взглядом, что Глория поняла: предложение неудачное.       – Тебе просто нужно больше общаться, Алекс. Осенью я познакомлю тебя с нашими девочками, ну, феминистками. – Говоря это слово, Глория закрыла рот рукой и снизила голос до шёпота. Алекс не выдержала и рассмеялась.       – Если ты все сказала, то иди, я всё-таки под арестом.       Глория с интересом оглядывала маленькую комнату: решётка на окне, дверь с окошком как в тюрьме, более жёсткая кровать, чем в обычных комнатах общежития.       – Комендантки будут приносить тебе еду. Я просила, чтобы тебе разрешили книги, но согласились только на учебники. Я передам тебе их завтра.       – Окей. Пока, Глория. – Алекс еле выставила её за дверь, она правда устала и очень хотела спать.       На самом деле, то лето стало продуктивным в плане учёбы. Алекс делала вид, что ей плевать на домашний арест, не спорила и даже не пыталась выломать дверь. А значит из доступных занятий оставалось одно – учебники и конспекты.       Зато к началу третьего курса Алекс поняла, что читала учебники не зря. Она открыла для себя мир прежде невиданных возможностей конфликтов с преподавателями. Оказалось, если ты знаешь предмет хорошо, то всегда найдёшь повод поспорить. Вырванные из контекста фразы, спорные определения, человеческий фактор, – что угодно можно было превратить в повод для конфликта.       На третьем курсе, за парой исключений, казалось, собрали все самые скучные предметы: гражданское право, налоговое право, муниципальное право… Алекс вмешивалась в объяснения, спорила, обвиняла.       – Доктор, а вы читали определение интеллекта в нашем учебнике? Вы описываете этот термин не совсем так, – выступила она на психологии.       Преподаватель, бывший психиатр, спокойный как камень, не поддался на провокацию:       – Курсант Волф, если вы первый раз открыли учебник, не обязательно со всеми этим делиться. Советую вам прочитать определение понятия "инфантилизм", оно на той же странице в алфавитном указателе.       Другие преподаватели реагировали не так спокойно. Её оставляли после занятий, обещали незачёты и пересдачи. Преподавательница по гражданскому праву, та самая капитан Кэмпбелл, которую Алекс и до этого терпеть не могла, выгнала её с занятия, вдобавок влепив подзатыльник.       – Хорошо, что вы не преподаёте конституционное право, ведь о конституционном праве на неприкосновенность вы тоже не знаете, – уходя, добавила Алекс, прекрасно зная, что в академии, строго иерархической структуре (этот термин она тоже узнала из учебника психологии), подобные проявления власти не то что не порицались, а, пожалуй, даже поощрялись. Стоило ли удивляться, что следующим шагом была жалоба Кэмпбелл ректору.       Её вызывали на беседу к заведующему кафедрой. Угрожали отчислением, хотя и не слишком уверенно – не та ситуация, чтобы разбрасываться курсантками, даже такими, как Волф. Алекс отмалчивалась, не знала, что говорить. Она не могла ответить, зачем она это делала, потому что сама не знала ответа. Что-то внутри требовало взрыва, запускало механизм самоликвидации, слишком мощный, чтобы просто взять и остановить его.       – Мне сказали провести с тобой работу, – через два дня после беседы подошла к ней Глория. – Преподаватели устали от тебя. Да и мы, честно говоря, тоже. Я уже не знаю, чего от тебя ждать.       Алекс насмешливо уставилась на неё.       – Тоже собираешься меня воспитывать?       Глория внимательно и с каким-то непонятным для Алекс участием смотрела на неё своими большими серо-голубыми глазами.       – Я не собираюсь тебя воспитывать. Но могу я что-то сделать, чтобы ты остановилась?       Алекс посмотрела на неё, притворяясь, что думает над её словами, а потом недобро улыбнулась.       – Можешь попробовать меня заставить.       Глория, как обычно, ушла ни с чем. Больше она не пыталась с ней разговаривать, до ноября, очередного занятия по огневой подготовке, которые Алекс уже пыталась сорвать, пока безуспешно. Шла практика по стрельбе из травматического оружия.       – Майор Томпсон, вы точно показываете нам правильно? В "Практике стрельбы" Крафтона есть схема, и левая рука должна быть выше.       На этот раз преподавательница даже не стала с ней спорить. Она энергично прошла мимо группы по залу, повернулась к Алекс и сказала:       – Сейчас проверим. Встань к той стене.       Выполняя приказ, Алекс отошла к дальней стене зала и по команде "Смирно" вытянулась и замерла с насмешливой улыбкой. Если Томпсон думает её припугнуть, у неё не выйдет.       Преподавательница подняла пистолет и, держа его точно также, как показывала до этого, сделала три быстрых выстрела. Алекс застонала и согнулась, прижимая к себе левую руку: получить три резиновых пули в плечо оказалось не слишком приятно, хотя и, пожалуй, познавательно. После шума выстрелов стояла оглушительная тишина. Кажется, все присутствующие боялись даже моргнуть, не то что пошевелиться.       – Как видите, это оптимальное удержание оружия для выстрела, вы получаете меньше отдачи и чётче настраиваетесь на цель, – как ни в чём ни бывало сказала преподавательница. – Курсант Волф, спасибо за демонстрацию, вернитесь к группе.       – Я не одобряла твоё поведение, но, если ты пойдёшь к ректору, я готова всё подтвердить, – Глория догнала Алекс и шла рядом на следующую пару.       – Зачем мне идти к ректору?       Глория на несколько секунд потеряла дар речи.       – В смысле, зачем? У нас академия, а не тюрьма. Да даже в тюрьмах нельзя никого бить, тем более стрелять. Ты должна пожаловаться, если её и не уволят, то хотя бы сделают замечание.       Алекс расхохоталась.       – Шутишь? Да она станет звездой на ближайшей оперативке. Пристрелила опасную правонарушительницу.       Глория не поддержала её веселье, смотря всё более недовольно и сердито. Алекс насмешливо смотрела, ожидая очередной бесполезной попытки надавить на совесть, но Глория резким и раздражённым тоном задала неожиданный вопрос:       – Ты когда-нибудь делала эпиляцию зоны бикини?       Алекс моргнула и остановилась посреди коридора, заставив поток людей обходить её.       – Эпиляцию… чего?       Доверительно наклонившись к ней и понизив тон голоса, Глория сказала:       – Алекс, если ты мазохистка, просто сходи в салон красоты и сделай эпиляцию бикини. Тебе точно понравится. И не надо будет сводить с ума всех вокруг.       – Ты делала эпиляцию зоны бикини?       Джессика, читающая конспекты лёжа в кровати, недоверчиво подняла глаза:       – Нет, я что, мазохистка?       – А что, это делают только мазохистки?       – Или патриархальные подстилки. Хочешь стать одной из них? – презрительно скривила она лицо.       Алекс не выдержала.       – Вы что, все сговорились? Просто скажи мне, что такое эта грёбаная эпиляция.       Соседка хохотала так, что ей пришлось подняться с кровати, чтобы восстановить дыхание.       – Ты что, из пещерного века? Эпиляция – это удаление волос, когда их выдёргивают из кожи, очень болезненно.       – Я это знаю, я спрашивала про другое, хотя кажется, сейчас уже догадалась.       – Лобок. Вульва. Половые губы. Внутренняя часть бёдер.       Каждое слово Джессика произносила с удовольствием, подчёркивая интонацией, а в конце изобразила резкое отрывающее движение рукой. Закончив краткое выступление, она пожала плечами и сказала нормальным тоном:       – Многие парни от этого тащатся.       – Они что, на самом деле все больные?       Джессика посмотрела на гримасу отвращения и ужаса на лице Алекс, и снова расхохоталась.       – Вот, что тебя пугает, да? Драки до крови, ссоры, наказания от преподов – нет. Эпиляция – да.       – Заткнись, иначе драка будет сейчас.       Джессика замолчала, даже не пытаясь скрыть улыбку, и Алекс подозревала, что ещё долго она будет припоминать ей этот дурацкий вопрос про эпиляцию. Зачем было спрашивать. Как будто нельзя было найти ответ в другом месте.       Глория каким-то образом догадалась, что она может сделать для Алекс: занять её. Она представила её знакомым феминисткам, предлагала несложную, но для некоторых – слишком опасную работу: бросать протестные листовки в почтовые ящики, вешать плакаты на двери торговых центров и организаций, заводить беседы со случайными людьми, собирая мнения для статистики.       Сначала Глория пыталась научить Алекс, как большинство из них, вести просветительскую работу через блог. Помимо текстов и комментариях в соцсетях, они знакомились с мужчинами на сайтах знакомств и пытались объяснить им основные моменты и проблемы современного феминизма.       Алекс хватило на месяц такой работы, по истечении которого она пришла с ультиматумом.       – Или дай мне другую работу, или я больше не с вами.       – Алекс, ну в чем дело? – спросила Глория, иногда она разговаривала с ней как с ребёнком.       Алекс молча дала ей данные своего аккаунта на "Кассилав". Глория зашла в её переписки и с каждым предложением все больше недоверчиво качала головой.       – Алекс, мы стараемся привлечь их к феминизму, а не подтверждать образ злобных фурий.       – Ну что, по-твоему, я должна была на это ответить? – показала Алекс на один из вопросов.       – "Сколько детей ты хочешь?" – Глория прочитала ответ, и засмеялась, прикрыв рот рукой.       – Разве я не права?       – Права, но Алекс, так борьбу не выиграешь. Мы стараемся использовать разную тактику, агрессивную для воздействия на массы и мирную для точечного воздействия.       – Что я должна была написать?       – Ну к примеру, то, что некоторые женщины хотят детей, а некоторые нет, это выбор каждой. Что конкретно тебя больше интересует личная свобода и карьера. Что все женщины разные и хотят разной судьбы.       – Это то же самое, что я и написала.       – Ты написала: "Мудак, считающий всех женщин инкубаторами, промой глаза и мозги, и запомни, что мир не вертится вокруг твоего члена". Алекс, это не совсем то же самое.       – По-другому я не умею.       – Я найду тебе другую работу, где не надо будет общаться с мужчинами.       – Договорились.       Так Алекс стала полноценной участницей одного из прентонских движений феминисток. Это было достаточно опасно и отнимало достаточно много времени, чтобы не думать о чём-то ещё.       …       Вырвавшись из очередных воспоминаний, слишком много их накатывает в последние дни, Алекс уже в 2048 году снова оказалась в той же комнате, сидя на своей кровати и смотря на соседку. Уже два года они жили в одной комнате и ругались почти непрерывно. Моменты, когда они беседовали спокойно и без взаимных оскорблений, можно было пересчитать по пальцам. Джессика училась на два курса младше, была гораздо более общительной и часто приглашала в комнату одногруппников и одногруппниц. Они вместе что-то учили, громко смеялись, в такие минуты Алекс чувствовала себя словно на двадцать лет старше и предпочитала уходить гулять. А потом возвращалась и после отбоя включала свет, делая вид, что готовится к лекциям, мешая ей спать. Они постоянно находились в состоянии холодной войны. Вспышки открытой агрессии перемежались с молчаливым сообщничеством: Джесс тоже иногда сбегала из общежития по ночам.       Алекс вернулась к неоконченному диалогу.       – Нет, ты определённо не сдашь гражданское право до сентября. Преподка влепит тебе подзатыльник и снова отправит на пересдачу.       – Ну ты и стерва. Видишь же, что я готовлюсь.       – А я не нанималась в твою группу поддержки.       – Поэтому никто и не хочет с тобой общаться. Что ты делаешь, когда уходишь из общаги? Бегаешь в лес? Джессика поднесла руки ко рту, сложив их рупором и изобразила волчий вой:       – Аууууу, уууууу.       Алекс демонстрировала вежливый интерес, разглядывая её.       – Как ты прошла медкомиссию при поступлении, Сандерс? Я имею в виду психиатра. Или это общение со мной так повлияло? Будь осторожнее, бешенство заразно.       Перехватив её рассерженный взгляд и считав намерение встать с кровати, Алекс отвернулась к стене. Настроение после всех этих воспоминаний и событий последних дней было странно меланхоличным. Драться не хотелось. Да она ведь и правда только что ходила в лес. Алекс фыркнула, и Джессика, наверное, подумала, что она смеётся над ней.       – А ну встань, я не договорила.       – Иди к чёрту.       Алекс, не поворачиваясь, уткнулась в подушку, делая вид, что пытается уснуть. Скоро ей будет не до прогулок по лесу, а может быть и всем будет не до своих обычных дел. Но уж конечно, делиться с соседкой своими занятиями и своими планами она не собиралась. Перемены ждут всех, и скоро, а реализм подсказывал ей, что изменения будут не к лучшему. До хороших новостей ещё слишком далеко.