Алекс Волф

Когда мир превращается в ад, На чьей ты стороне баррикад?

      "Март скатился в пропасть, а за ним катится в полный ад апрель".       – Эй, эээй, над чем ты там думаешь? Сделай лицо попроще.       Алекс, даже не повернув голову, на лету поймала брошенный в неё карандаш, покрутила в руке, оторвалась от страницы в блокноте, на которую смотрела уже целый час, и нехорошо усмехнулась.       – А что, тебя это пугает?       – Пишешь список всех своих врагов? Или только тех, с кем хочешь успеть расправиться до выпуска?       – Успокойся, соседка, тебя там нет.       Алекс захлопнула блокнот и зашвырнула под кровать. Что люди находят в личных дневниках? Глория часто рассказывала, как ей жаль, что в условиях академии слишком опасно вести личный дневник и приходится сортировать и раскладывать свои мысли прямо в голове, а это не всегда получается. Она даже извинилась за случай годовой давности, когда неделю изводила её подозрениями, будто это Алекс растрепала Изабелле про её день рождения. Идиотка. Как будто ей не наплевать на чужие дни рождения, впрочем, как и на свой.       Апрель и правда наступил слишком внезапно, будто мир набирал скорость, пытаясь как можно быстрее добраться до конечной станции, или просто врезаться со всей силы в бетонную стену, не оставив ни шанса выжить. И хорошо бы, если что-то из этого случилось поскорее. Неопределённость – тяжёлое испытание, особенно для тех, кто не умеет спокойно наблюдать и выжидать. Но, как минимум, одна остановка в ближайшее время случится. Послезавтра президентские выборы, и, хотя большинству людей было ясно, чем они закончатся, оставалось неясным, что будет дальше. То есть, насколько всё станет хуже.       – За кого ты будешь голосовать?       Джессика меланхолично пожала плечами.       – Я не пойду на выборы, если только нас всех не заставят. Как будто ты не знаешь, кто выиграет.       – А ты не думаешь, что стоит сходить хотя бы для того, чтобы показать Эйдану фак?       – Ну да, он очень расстроится, если некая Алекс Волф проголосует не за него. Ты права. Конечно, надо идти.       – Заткнись.       Уткнувшись в первую попавшуюся книгу, чтобы не продолжать разговор, Алекс задумалась о завтрашнем дне. Завтра по городу пройдут мирные шествия в поддержку кандитатов и кандидатки, и Алекс хотела бы на него попасть. Но получится ли сбежать с пар, и не отправят ли их вместо этого на шествие в поддержку Эйдана в качестве массовки? Туда она точно не пойдёт, любым способом.       Уже неделю Алекс находилась в странно тревожном состоянии. Это было не похоже на неё – Алекс Волф редко чего-то боится и уж точно не тревожится о том, что от неё не зависит. Но тем не менее тревожность окутывала, отравляла дни, мешала нормально спать. И не только она это чувствовала – Глория тоже за последнюю неделю как будто похудела, осунулась. "Она слишком много в это вложила, чтобы оставаться в стороне", – думала Алекс.       Когда следующим утром Алекс догнала Глорию по пути в академию, та разговаривала по телефону и не заметила её приближения. Алекс вслушалась в разговор. Может быть, это кто-то из движения с новостями, а значит, она тоже вправе их знать.       – Не ходи, пожалуйста. Там будет куча людей и без тебя.       Собеседница видимо спорила, потому что тон Глории стал почти умоляющим.       – Я не знаю, почему. У меня плохие предчувствия. Серьёзно, я боюсь, не могу объяснить, чего, но мне кажется, что случится что-то плохое.       Глория долго молчала, слушая ответ собеседницы, а когда ответила, её голос зазвучал спокойнее:       – Ты права, как всегда. Ты не можешь не пойти, как не смогла бы и я в другой ситуации. Я просто переживаю, что не смогу быть рядом.       Глория отняла телефон от уха и, только что заметив Алекс, вздрогнула, чуть не выронив его из рук.       – Кто это?       – Стефани, – мгновенно ответила она.       – Почему ты отговариваешь её идти?       – Я боюсь за неё. За них всех, – тут же осеклась Глория, – у меня действительно плохие предчувствия, кажется, будто мы что-то упускаем.       – С чего бы? В отличие от наших прошлых вылазок, это абсолютно законная прогулка в поддержку официальной кандидатки. Никаких нарушений, – добавила Алекс скорее для себя, тревожное настроение нарастало пропорционально приближению выборов.       – Да, ты права. Просто прогулка. Жаль, что мы не сможем пойти.       – Сбежим после третьей пары. Как будто в первый раз. Присоединимся к остальным по пути.       Глория неуверенно улыбнулась. По непонятной причине она слишком глубоко реагировала на последние события. У тревожности Алекс не было логического основания, но Глория боялась чего-то конкретного и знала, чего именно. Алекс вдруг тоже захотела это узнать.       – Сбежим и пойдём вместе, – повторила она.       Удалось бы сбежать без последствий или нет, девушки так и не узнали: после второй пары по срочному приказу ректора всех курсантов и курсанток пятого курса собрали во дворе академии. На все вопросы Глория качала головой: она тоже не знала, что это значит.       Построившись на территории, все переглядывались, перешёптывались, пытаясь понять, чего ждать. Ректор подошёл через десять минут. Высокий, строгий, с седеющими волосами, он прошёл мимо ровных рядов вперёд, остановившись в центре, и это вдруг напомнило Алекс её первый день в академии. Тогда ректор тоже собрал их, чтобы рассказать о службе в полиции, о том, как это почётно и ещё какую-то вдохновляющую чушь. Несмотря на пренебрежительное отношение к подобным выступлениям, в тот момент Алекс ощутила невольную гордость за то, что будет причастна к чему-то важному: охранять порядок, поддерживать справедливость. Даже сейчас, когда она знала и видела полицейскую систему изнутри, Алекс не жалела о своём выборе. Но, когда ректор Платт заговорил, было трудно об этом не пожалеть.       – Как вам известно, завтра состоятся выборы президента Кассии. Напоминаю, что это ваш гражданский долг – прийти на выборы и отдать свой голос за кандидата, которому вы доверяете. Я настоятельно советую вам сделать это. Джон Эйдан был правой рукой нашего президента, скоропостижно скончавшегося. Он уже проявил себя как ответственный руководитель, способный сохранить мир и процветание страны в нынешние трудные времена. Да, разумеется, есть и другие кандидаты, но делайте свой выбор осознанно и с мыслями о будущем Кассии.       – Вызвать нас для того, чтобы сказать это? – недоверчиво шепнула Алекс ближайшей соседке: Глория стояла где-то в конце строя.       Как бы отвечая на её вопрос, полковник Платт продолжил:       – Моя обязанность – напомнить вам об этом, потому что позже сегодня с вами побеседовать не удастся, но здесь вас собрали по другому поводу. Как вам также скорее всего известно, сегодня по всему городу проходят шествия в поддержку четырёх кандидатов в президенты. Сборы больших групп людей всегда рискуют перерасти в беспорядки, а людей в полиции не хватает, и департамент внутренних дел попросил у нас помощи в организации охраны порядка. Поэтому я принял решение направить на помощь вас, пятикурсников. Вас распределят на отряды по несколько человек, закрепят за группами офицеров, выдадут оружие и защитную форму.       – Прекрасно, – хмыкнула про себя Алекс, – я всё-таки попаду на шествие, и даже не нужно будет прогуливать пары. Она нашла глазами Глорию, та была бледной и испуганной.       – Сейчас секретарь зачитает фамилии, – продолжал Платт, – запоминайте, к какому командиру вас распределят, затем вас отвезут к вашим отрядам.       Алекс прикрепили к майору Сименсу. Она ехала в автобусе с остальными, переодетая в чёрную защитную форму, вооружённая наручниками и резиновой дубинкой (огнестрельное оружие было только у офицеров), и чувствовала себя крутой полицейской. Даже звенящая надоедливым колокольчиком тревожность на время утихла, сменившись насмешливой радостью: да, ей досталось распределение именно на шествие в поддержку Марии Кортес.       Не теряя времени на знакомство, майор Джеймс Сименс представился им уже в автобусе, представив также двух других офицеров: женщину лет сорока звали капитан Ким, а молодого мужчину, ненамного старше пятикурсников – лейтенант Стоун. Оглянувшись на остальных, Алекс назвала своё имя первой. С ней был одногруппник Нейт и две девушки из параллельной группы: Тереза и Ана.       Майор Сименс определённо не любил тратить время впустую и почти всю дорогу до центра города не замолкал, выдавая бесконечно длинный инструктаж.       – Вас собрали здесь, чтобы создать если не численное превосходство, то хотя бы подобие равенства. Людей в полиции не хватает, увы, но это факт. Насчёт оружия, которое вам раздали – будет очень хорошо, если вы к нему не притронетесь. Все, кто присутствуют на шествиях, просто осуществляют свои гражданские права. Наша задача – наблюдать, охранять, и, при необходимости, – это слово он особо подчеркнул интонацией, – пресекать возникновение беспорядков.       Джеймс Сименс был худощавым, невысокого роста и не производил впечатление опытного и закалённого в боях офицера, но на этих словах Алекс почувствовала к нему невольное уважение. По сути, шествие в поддержку Марии было выступлением против действующей власти, но он лишь советовал наблюдать, держать строй и не допускать вспышек агрессии. Делать свою работу, не нарушая права других.       Подходя к своему участку, Алекс без остановки оглядывалась по сторонам. Масштабность события поражала. С плакатами, от больших, распечатанных в типографии до маленьких, нарисованных на скорую руку, декламируя лозунги, люди шли, спокойные и уверенные, среди рядов женщин то и дело встречались мужчины, и это почему-то удивляло.       – Почему здесь так много мужчин? – вполголоса произнесла она, больше обращаясь к себе.       – Потому что это общая борьба, – ответил ей тот молодой лейтенант, Стоун.       – Я ни разу не видела мужчину, выступающего за женские права.       – Разве Мария Кортес выступает за женские права? Её предвыборная программа обещает значительную поддержку мужчинам и почти ничего не говорит о женщинах. – Молодой полицейский смотрел на курсантку насмешливо, как будто точно зная, почему женщины поддерживают Марию несмотря на все её заявления. Алекс не стала отвечать.       Они стояли в стороне от толпы, высматривая очаги агрессии, наличие оружия, но ничего подобного не было, потоки людей, радостных и оживлённых, проходили мимо. От скуки Алекс изучала плакаты и держащих их женщин: она успела прочитать: "ЭйданаПрочь", "Кассии нужна женщина", "Прентон за Марию". Неожиданно хотелось присоединиться к этой толпе, слиться с ней, придумать смешную кричалку, размахивать цветным флажком. Алекс потрясла головой, стряхивая наваждение, и вытерла со лба струйку пота: день выдался солнечным, и несмотря на приверженность к чёрному цвету, неподвижно стоять в тёмной форме под ярким апрельским солнцем было непросто.       – Возле администрации, где митинг за Эйдана, уже начались беспорядки. Провокации. Повезло, что у нас всё спокойно. – Стоун стоял рядом с ней.       – Там хотя бы веселее. А здесь мы зачем? Стоять и ждать, что все испугаются и разойдутся?       – А ты хочешь напасть на них?       – Конечно нет, – Алекс выделила обращение интонацией, – лейтенант. Я просто не понимаю, для чего мы здесь, они просто, ну, идут. Они не собираются драться или делать что-то подобное.       – У них своя работа, а у нас своя. Мы не сражаемся с ними. И не надо называть меня лейтенант, моё имя Алекс.       Алекс моргнула. Это что, шутка какая-то? Он и так был чем-то похож на неё, отдельными чертами: высокий рост, крупный нос, тонкие губы, выраженные скулы, разве что улыбался чаще. Глаз за солнечными очками она рассмотреть не могла. И правда, стоило взять у соседки солнечные очки: можно было бы незаметно закрыть глаза и отключиться. Она вернулась к разговору.       – Тогда меня можешь называть Волф.       – Тебе не нравится твоё имя?       – Мне не нравится, что у тебя такое же.       – Ну извини.       Время шло слишком медленно. Два раза автобус перевозил их в другое место, ближе к конечной точке шествия. Уже начало темнеть, когда все оставшиеся участники собрались на одной из центральных площадей.       – Сдвигаемся ближе, – услышала Алекс команду кого-то из офицеров. Капитан Ким, стоявшая ближе к ним, повторила команду:       – Двигаемся вперёд, чем быстрее все разойдутся, тем быстрее мы сможем уйти.       Алекс шагнула вперёд, тут же её оттеснили куда-то влево, и уже немного с другого ракурса она оглядела поредевшую толпу, прикидывая, как скоро всё закончится. Взгляд зацепился за что-то и тут же двинулся дальше, не задерживаясь. Алекс помотала головой в молчаливом отрицании. Зажмурила глаза на секунду. Ещё секунду поборолась с желанием зайти за спину Алекса номер два и не выглядывать наружу. Выдохнув, она снова перевела взгляд на то место, которое предпочла бы не видеть. Среди толпы стояли Нина, Стефани, Лина, и ещё небольшая группа девушек, которых Алекс не знала. А ведь можно было подумать об этом заранее. Подумать, и не радоваться так сильно тому, что её отправили именно сюда, а не на митинг Эйдана. Уже по-новому воспринималось испуганное лицо Глории – она-то сообразила, чем они рискуют. Не просто выдать себя – а показать, словно бы демонстративно: смотрите, вот я, ваша сообщница и подруга – на противоположной стороне баррикад. Алекс тихо выругалась. Как будто специально капитан Ким направилась в их сторону, доставая громкоговоритель.       – Время собрания окончено, расходитесь по домам.       Отряд приближался к группе девушек, а Алекс всё оглядывалась по сторонам, надеясь, что они ещё развернутся, что удастся избежать нежеланной встречи. В очередной раз повернув голову, она столкнулась взглядом с Линой. В глазах девушки вспыхнула искра радости, она улыбнулась и начала поднимать руку для приветствия, но тут увидела её форму, пристёгнутые к поясу наручники, резиновую дубинку. Радость во взгляде Лины потухла, сменившись неуверенностью и одновременно спокойной решимостью. Девушка шагнула вперёд.       Едва ли не первый раз в жизни Алекс было страшно. Она никогда не боялась опасности, не боялась рискованных действий и их последствий, но сейчас была готова трусливо сбежать. Снова и резко вернулась тревога, парализуя тело и мысли. Краем сознания Алекс отметила, что её узнали и остальные девушки. Лина вышла вперёд, что-то шепнув остальным, чтобы они оставались позади. Алекс оглянулась по сторонам: группа куда-то разошлась, рядом была только капитан Ким. Игнорируя Алекс, Лина обратилась к ней.       – Офицер, на каком основании вы приказываете нам разойтись? Мы можем оставаться на улице столько, сколько посчитаем нужным.       – Оставайтесь хоть всю ночь, а утро встретите в изоляторе, – бросила Ким и отошла, увидев какое-то движение в толпе.       Алекс отступать было некуда, да и слишком поздно. Вдруг стал понятен смысл выражения «время остановилось». Вокруг стоял шум и суета, но Алекс не видела движущихся людей, не слышала громких голосов, она стояла напротив Лины, лицом к лицу. Вопреки непреодолимому желанию опустить голову, отвернуться под осуждающими и непонимающими взглядами, она заставила себя стоять прямо, не отводить глаза.       – Что это значит, Алекс? Почему ты с ними? – требовательно спросила Лина.       – Я… – Алекс начала что-то говорить, но остановилась.       Есть факты, которые говорят за себя. Она стоит рядом с теми, от кого они скрывали свои незаконные и опасные вылазки. Рядом с теми, чья задача – поддерживать действующую власть, если понадобится – с оружием. Алекс с запозданием поняла, что никогда не воспринимала сложившуюся ситуацию как войну, и не пыталась определить своё место среди баррикад, хотя следовало бы. Было вполне весело, достаточно опасно, а о моральных дилеммах Алекс прежде не слишком задумывалась. Словно поймав нить её мыслей, Лина продолжила, не дожидаясь ответа:       – Так значит ты полицейская? И сейчас ты здесь, с оружием против нас. Тоже считаешь, что нам надо разойтись по домам?       Алекс сжала пальцы в кулаки. Можно было всё объяснить. Сказать, что она не против них, просто курсантка, которую послали в поддержку, что она ничего им не сделает. Но Лина делала собственные выводы из её молчания, продолжая и продолжая спрашивать, обвинять, осуждать.       – Тебе просто хотелось острых ощущений, да? Немного развлечься? Поэтому ты присоединилась к нам? Или… ты никогда на самом деле не была на нашей стороне?       "Она считает меня предательницей. Думает, что лучше меня. Что честнее меня. Хотя я рисковала гораздо сильнее." Тревожность, давящая всё сильнее и сильнее, собралась в жгучий комок где-то в груди и вдруг взорвалась, заволакивая сознание и мысли тёмным туманом.       Прищурив глаза и положив руку на пояс с пристёгнутыми наручниками, Алекс криво улыбнулась и шагнула вперёд.       – Да, с вами было весело. Но я действительно полицейская. У меня есть значок и пистолет, и целый список закрытых дел. Моя работа – задерживать нарушительниц, а не устраивать цирк на улицах. И да, вам пора по домам, игры закончились.       Мысли путались. Алекс даже не знала, зачем говорит это. Вложенная где-то на генетическом уровне неисправимая привычка спорить, возражать, стоять на своём до последнего, подтверждать худшие подозрения о себе. И абсолютное неумение оправдаться, когда обвинения несправедливы.       – Как ты можешь? Ты же понимаешь, насколько всё серьёзно, это вопрос жизни и смерти, вопрос будущего. Как ты можешь называть это игрой?       Да, теперь Алекс понимала, насколько всё было серьёзно. Лине бы сейчас замолчать, а лучше уйти.       – Как ты можешь? Мы считали тебя подругой, а ты, ты..., – она не договорила, голос вдруг стал испуганным. – А Глория… Ты и её обманывала всё это время?       Туман в голове стал ещё более густым, пульсирующим мрачной злостью. Алекс шагнула ещё ближе, нарушая допустимые границы.       – Кто я? А кто ты? Ты не лучше меня. Не смей меня осуждать.       – Может быть я и не лучше, но я не предавала то, что делала.       – Что происходит? – вмешалась снова подошедшая капитан Ким. – Если она мешает тебе выполнять свою работу, просто задержи её. Мы не будем стоять здесь до ночи.       Офицерка молча переводила взгляд между девушками, понимая, что здесь происходит что-то большее, чем обычная стычка.       – Курсант Волф, ты с ней знакома?       На слове "курсант" Лина подняла брови и посмотрела на Алекс насмешливо, словно наблюдая, выжидая, сколько ещё услышит от неё лжи.       – Мы сталкивались несколько раз, – выдавила Алекс, чувствуя, как горит лицо и словно рвётся что-то внутри. Разжав кулаки, она с силой надавила пальцами на виски.       – Нет, – возразила Лина, медленно покачав головой. – Нет, я её не знаю. Я совсем не знаю этого человека.       Она продолжала смотреть на Алекс в упор, и насмешливое выражение её лица внезапно сменилось сочувствующим. Этого Алекс уже не могла вынести. Сочувствие – нет. Для неё – ненависть, злоба, презрительное равнодушие, безразличный холод, но не сочувствие, скрывающее за собой жалость. Жалости она принять не могла.       – Заткнись и уходи сейчас же, – резко сказала Алекс. – Иначе я действительно тебя арестую.       Лина снова медленно покачала головой, и этим жестом вынесла приговор им обеим.       – Да, арестуйте меня, … офицер, – спокойно и официально ответила девушка, продолжая смотреть с той же нелепой, непостижимой жалостью. Кому в здравом уме пришло бы в голову её жалеть.       Алекс достала наручники. Хоть бы она сопротивлялась, хоть бы пыталась сбежать. Но Лина никак не помогала ей, спокойно ожидая, а может быть давая шанс отступить. Алекс завела ей руки за спину, застегнула наручники. Из рук Лины выпал плакат "Женщины за любовь".       – Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на адвоката и медицинскую помощь. Вы имеете право на телефонный звонок. – Кто-то из подошедших офицеров отвёл Лину в сторону, где стоял транспорт.       Тут же захотелось бежать, исчезнуть, хотелось проснуться и понять, что это сон, но Алекс стояла неподвижно, не пытаясь уйти, не делая ничего, чтобы стало легче. Чудес не случается, Алекс. Не с тобой. Минуты, казалось, стали бесконечными часами, они тянулись и тянулись, и наконец она почувствовала, что туман в голове немного рассеялся, напряжение ослабло, что наконец можно дышать, а не глотать воздух, как ядовитый газ, обжигающий лёгкие.       – Ничего не случилось. Через пару часов её отпустят, в крайнем случае завтра. Я не сделала ничего плохого.       – С кем ты разговариваешь?       Лейтенант Стоун подошёл незаметно и тихо, и Алекс вспомнилось сегодняшнее утро, которое было, казалось, много недель назад. Она подошла также неслышно, когда Глория разговаривала со Стефани. Глория сказала, что боится за девушек, что у неё плохие предчувствия. Эти предчувствия были о ней? Что скажут остальные? Да и нужно ли что-то говорить в такой ситуации? Как вообще можно объяснить, что ты арестовала девушку, которую считала почти подругой? Как бы дождаться утра.       – Я разговариваю сама с собой. Давно ты здесь стоишь?       – Я был в той части площади с Сименсом, мы только что подошли. Что-то произошло?       – Просто размышляю. Я видела по крайней мере десять задержанных, думаю, отпустят ли их через пару часов или завтра утром.       Стоун смотрел на неё (снова этот невыносимый взгляд!) с долей сочувствия. Но его сочувствие почему-то не так оскорбляло, казалось искренним, без унизительной жалости       – Не смотри на меня таким взглядом. Что не так?       – Я не думаю, что их отпустят сегодня или завтра. По меньшей мере, пока не закончатся выборы.       – С чего бы?       Он медленно, как бы размышляя, ответил:       – Завтра выборы. А Эйдану пригодится любая доступная поддержка. Девушек задержали на митинге Марии, а значит, это можно использовать против неё.       – То есть, она, они, они все будут сидеть в изоляторе, пока не подведут итоги выборов, а может быть…       Алекс похолодела. Сегодня ей пришлось выбирать свою сторону. И она, пусть неосознанно, пусть ненамеренно, – слова для адвокатесс, а не для неё, уже вынесшей себе обвинительный вердикт, – выбрала неправильно.