Алекс Волф

Не сближаться, не привыкать, не давать обещаний. Сердце крепче, его не сломать, когда оно – камень.

      С момента подведения итогов выборов прошло два дня и четыре часа. Два дня и двести сорок длинных, тяжёлых и тревожащих минут, каждая их секунда громким тиканьем часов врезалась в мозг. Неопределённость казалась Алекс мучительной, и это было странно. Всегда на краю, на испытательном сроке, на канате, подвешенном над пропастью. Так интереснее. Всегда было. Что изменилось теперь? Видимо то, что теперь эта неопределённость связана не с ней лично, а с кем-то другим. Цена сближения или цена предательства?       Впрочем, Лину, скорее всего, давно отпустили, да и с чего бы держать её и остальных под арестом, как будто изоляторы пустуют. Плевать, что там наговорил этот Стоун, не будет же Эйдан, грёбаный президент Эйдан, несмотря на весь свой мерзкий послужной список, держать невиновных девушек в заложницах. Точно не будет. Но всё-таки, узнать бы наверняка.       Наверное, нужно было подойти и поговорить с Глорией. Объяснить, что она ничего плохого не хотела, что просто разозлилась, что Лина могла уйти, но не ушла, что она сама виновата в том, что случилось. «Неправда. Я могла прекратить всё в любой момент. Я не просто поступила непрофессионально, я хотела сделать ей больно. Хотела доказать, что могу это сделать». О чём тогда говорить? Хорошо, что нет телефона, и никто не может написать гневных сообщений о предательстве, но та, кто могла бы бросить обвинения в лицо, молчит. И это было бы удобно, если бы Алекс не понимала, что получила всего лишь отсроченный приговор.       Ни одного шанса отвлечься, ничего, что могло бы принести облегчение. Ещё и монотонный моросящий дождь, зарядивший аккурат в день выборов и постепенно превращающий всё вокруг в мерзкую мокрую грязь. Ни дежурства на выборах, на которое на этот раз привлекли четверокурсников, ни обещанных ректором дней наведения порядка в городе. Что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями и этой чёртовой неопределённостью, разрешить которую не представлялось возможным. Никаких контактов, ни единой возможности кому-то позвонить. Заявиться в офис и надеяться, что её не выгонят оттуда сразу же? Поговорить с Глорией всё ещё казалось самым простым вариантом и оттого самым невозможным.       Ещё через пару часов Алекс, почти доведённой до предела вынужденным бездействием и непониманием происходящего, улыбнулась удача. Хотя, если бы она заранее знала, чем закончится этот день, то сказала бы, что удача оскалилась и предупреждающе зарычала.       Уже успевшее надоесть ощущение дежавю – курсантов и курсанток снова собрали во дворе академии. Платт, после выборов повеселевший и довольный собой, объявил, что сегодня отличная погода, а городу нужна помощь в уборке территории после масштабных выборов. И правда, с утра дождя не было, а асфальт уже успел высохнуть.       – Президент Эйдан уделяет большое внимание чистоте городов, общественных территорий и придомовых участков, – гладко, словно по бумажке, декламировал ректор, – поэтому я не сомневаюсь, что курсанты младших курсов будут рады помочь в восстановлении чистоты и порядка в Прентоне.       – Понавешать кучу листовок за Эйдана они могли без посторонней помощи, – шепнул кто-то рядом.       Алекс не оглянулась, уже не слушая, кто и о чём говорит. Она шагнула вперёд.       – Полковник Платт, причём здесь мы? Пусть ищут кого-нибудь другого, мы и так участвовали в охране и дежурстве на выборах.       – Курсант Волф, вы заканчиваете пятый курс и до сих пор не знаете, что приказы не обсуждаются? Вы первая в списках на уборку. Встать в строй.       Алекс вернулась назад, мысленно усмехнувшись. Всё, как по нотам. Она хотела работы, любой – пусть монотонной, бессмысленной, и она её получила.       Мстительный придурок. Ей одной досталась территория гораздо большая, чем другим, работавшим в команде. Почти половина парка. Тем лучше. Отдирая листовки с оград, собирая разбросанный мусор, снова перекрашивая только недавно окрашенные металлические ограды, Алекс чувствовала, что давящее, тяжёлое ощущение в груди немного ослабевает. Даже дышалось вдали от академии свободнее, запах краски не мог перебить прохладную свежесть и густой аромат мокрой земли. В парке было почти безлюдно и на удивление спокойно. Похоже на кладбище, куда группу Алекс однажды возили на субботник на первом или втором курсе и где царило похожее умиротворение. Здесь тоже был прохладный ветер, мягкая свежая трава, но картину портили несколько молодых парочек и пожилых компаний на скамейках. Возле одной из таких компаний Алекс докрашивала чугунную ограду чёрной краской. В разговоре проскальзывали слова "Эйдан", "выборы", "правительство". Как будто больше нечего обсудить.       Кивнув на неё, женщина лет шестидесяти довольно сказала своим подругам:       – Наконец-то в городе будет порядок.       – Чисто и красиво, – поддержала её вторая, тоже немолодая женщина с ещё тёмными, но с сильной проседью волосами.       – Красиво, – мечтательно подумала Алекс, – седые волосы выглядят красиво. Интересно, можно ли добиться такого оттенка?       На ботинок что-то капнуло, и Алекс тут же ругнулась – пока она отвлеклась, с кисточки накапала куча капель на ботинки, и что ещё хуже – на асфальт. Она встала и быстро затёрла пятна подошвой ботинка. Вроде бы даже незаметно. В процессе девушка потеряла нить разговора пожилых подруг и поэтому удивилась внезапному переходу.       – Хорошо, что на улицах станет меньше этих экстремисток.       О чём, интересно, они говорят. Алекс подвинулась чуть ближе и снова присела на корточки, опустив кисть в банку с краской.       – И правда, будет спокойнее. Никаких уличных беспорядков, никаких шествий. Моя дочь тоже ходила последний раз. А я ей говорила. Теперь-то она будет знать, что её могли посадить на несколько лет в тюрьму.       Алекс почувствовала, что теряет опору под ногами, а мир вокруг становится каким-то ватным, искусственным, ненастоящим. Ощущая себя героиней сюрреалистической комедии, она повернулась к компании пожилых дам.       – О чём вы рассказываете? Что за экстремистки?       Третья из женщин, с идеальным макияжем и крашеными рыже-коричневыми волосами без капли седины, хмыкнула, посмотрев на Алекс.       – Влезать в чужой разговор невежливо, тебя разве не учили?       – Не ваше дело меня учить. Так о ком вы говорите?       – А о таких же, как ты. Ты, наверное, тоже ходишь на митинги? Но Эйдан молодец, сразу всё взял под контроль.       Алекс встала так резко, что ближайшая к ней женщина отшатнулась вправо.       – Несёте какую-то чушь. Вам ваши старые мозги совсем промыли? Хоть понимаете, что делает ваш любимый президент?       – Он всё делает правильно. Нам не нужна война, наоборот, нам как никогда нужна стабильность. Натравить женщин на мужчин, когда их и так всё меньше – это ли не настоящий экстремизм?       Алекс поперхнулась и закашлялась, на несколько секунд утратив дар речи.       – Натравить КОГО? Мужчины годами издевались над женщинами и продолжают это делать. Нас лишают свободы, лишают выбора, лишают всего. Если это грёбаная стабильность, то пошла она к чёрту.       Поджатые губы, приподнятые плечи, сведённые брови.       – Ну, я же говорю ещё одна такая же. Пойдём отсюда.       Женщины встали со скамейки, двинувшись в сторону.       – Подождите, – резко сказала Алекс, шагнув вперёд и преградив путь. – О чём вы говорили до этого? Кого посадили в тюрьму на несколько лет?       – Дорогая, смотри телевизор, просвещайся. Перед выборами на этих ваших шествиях было задержано несколько опасных экстремисток, у некоторых было оружие. Уж не знаю, чего они точно хотели, но к счастью их задержали. В новостях сообщили, что их ждёт суд и обвинение будет требовать максимального наказания.       – Какого наказания? За что?       – Кажется, что-то около пяти лет тюрьмы.       – По-моему семь.       – Чем больше, тем лучше. Экстремистки, террористки, феминистки, одно и то же.       Медленным шагом, продолжая обсуждать президента, терроризм, феминизм и всё, что казалось им опасным, незаконным и безнравственным, пожилые подруги направились в сторону выхода из парка. Алекс сильно пнула ведро с краской, и растерянно наблюдала, как чёрное пятно на дорожке становится всё больше, тонкими струйками растекаясь по трещинам в асфальте. Запах краски остро напоминал последнюю встречу под мостом. Лина, Стефани, Глория. Их единство, представлявшееся почти реальным, когда всё ещё казалось простым и понятным. Почему всё должно было обернуться именно так? "Не должно было. Это я повернула всё именно так". Алекс попыталась достать из кармана пачку сигарет и удивлённо заметила, как дрожат руки.       …       Тикающие часы в голове замолчали, да и незачем уже было следить за временем. Судя по накрывающим город сумеркам, был поздний вечер. Снова начал капать раздражающий мелкий дождь. Алекс курила рядом с беседкой на улице, в паре десятков метров от общежития. Руки уже не дрожали, в голове была звенящая пустота. За сигаретным дымом она не видела ничего вокруг, не заметила и тень в тёмной одежде, подошедшую со стороны общежития.       – Потуши сигарету.       Алекс едва узнала в этом жёстком ледяном тоне голос Глории. Она сделала ещё одну затяжку, затушила сигарету пальцами и бросила в урну. Глория подходила медленно, словно видя в ней врага. "У неё такая же подготовка, как и у меня», – запоздало подумала Алекс. Остановившись на расстоянии полуметра, Глория посмотрела на неё новым, тоже не свойственным ей, холодным и одновременно злым взглядом, предупреждающе сузив глаза.       – Ты ничего не хочешь сказать?       Алекс смотрела на бывшую подругу, одну из самых близких в её жизни. Да что там, единственную. И эту дружбу она тоже разрушила своими руками.       …       – Ты ничего не хочешь сказать?       В голове Алекс уже проигрывала этот диалог. Много раз, каждую из последних ночей, в которые она почти не спала.       – Ты ничего не хочешь сказать?       – Я не хотела этого делать.       – Но сделала, и тебя никто не заставлял.       – Ты ничего не хочешь сказать?       – Она сама напрашивалась на конфликт.       – Но я почему-то умею решать конфликты словами, а ты нет. А ведь мы учились в одной академии.       – Ты ничего не хочешь сказать?       – Я предлагала ей уйти.       – Почему она должна была уходить? Почему должна была ждать от тебя опасности?       – Ты ничего не хочешь сказать?       – Она и моя подруга тоже.       – Ха. Ха-ха-ха.       Ни одно из оправданий не сработало бы, потому что не было правдой. Правдой было то, что Алекс, не имея никаких на то серьёзных причин, приговорила свою подругу к тюрьме. К тюрьме, в которой следовало оказаться ей, и уже давно. Ещё тогда, в шестнадцать лет. Её следовало запереть надёжнее, закрыть в одиночную камеру и выбросить ключ, может быть тогда больше никто бы не пострадал.       …       – Ты ничего не хочешь сказать?       – Нет. Не хочу.       – Не хочешь.       Глория постояла пару секунд, раздумывая. «Она всё-таки пришла за диалогом, не за местью, после всего», – подумала Алекс за мгновение до того, как Глория, замахнувшись, ударила её кулаком по лицу.       Алекс не сопротивлялась. Она прислонилась к стене беседки и позволила бывшей подруге хладнокровно избивать её. Частью сознания, способной думать вопреки боли, Алекс отметила, что Глория отлично контролирует себя. Жёсткие удары, болезненные, но не опасные. Ни одного запрещённого приёма. Эта рассчитанная ярость поражала. Разогнувшись после очередного удара под рёбра, Алекс почувствовала, что начинает сползать по стене, и из последних сил делала попытки удержаться на ногах.       Разжав кулаки, Глория отвернулась и, глядя в темноту, произнесла:       – Лина, её настоящее имя Линда, – моя девушка. Если с ней что-то сделают в тюрьме, я тебя уничтожу.       После всего случившегося Алекс всё же нашла силы удивиться.       – Я не знала.       – Если бы знала, что-то изменилось бы?       Глория снова повернулась и посмотрела на неё в упор. Алекс не отвела взгляд.       – Нет.       – Ты предала её, предала меня и всех нас. Но в первую очередь предала себя, запомни это.       Глория развернулась и ушла в темноту. Алекс окончательно сползла на пол, попыталась достать из кармана джинсов сигарету и выругалась, увидев, что вся пачка смята. И как теперь идти в общежитие – лицо опухшее и в крови, да и получится ли вообще идти. Она снова попробовала встать, опираясь о стену, но руки соскользнули по мокрой поверхности, и она снова упала на землю.       – Люблю дождь, – Алекс внезапно рассмеялась, – в нём можно спрятать свою кровь.       Посидев ещё немного на мокрой земле, она наконец встала, вытерла кровь с лица футболкой, застегнула рабочую куртку, в которой была на уборке, натянула капюшон и направилась к общежитию.       С утра Глория была сияющей и улыбчивой как обычно, только теперь Алекс понимала, чего это ей стоило. Неужели она все время носила эту маску? Стало понятно и многое другое: полное информирование, постоянные отлучки, встречи, на которые она не звала Алекс, или звала, но таким способом, чтобы Алекс точно не изъявила желания пойти. Телефонные разговоры, даже то, как она похудела за последние недели, – всему нашлось логичное и простое объяснение. Алекс пожала плечами, всё ещё пытаясь осознать то, что услышала вечером, и тут же закусила губу от боли в мышцах.       Все странно косились на неё, но никто не задавал вопросов. Ей что, объявили бойкот? Или она слишком агрессивно вела себя в последние пару дней? В последние пять лет, если быть точной. Нет, Глория не стала бы рассказывать. А если бы могла сделать это, не рискуя выдать себя?       Следуя за своими мыслями, Алекс повернулась, снова поморщившись от боли на этот раз в рёбрах, и тут же столкнулась взглядом с Глорией, словно та наблюдала за ней. На секунду Алекс померещилось в её глазах сочувствие, которое тут же сменилось холодным презрением – больше ни злости, ни ненависти. Она не простит, это ясно. Вот и здесь наконец-то настала определённость.       …       – Ты Алекс? Комендантша сказала, ты в этой комнате. Тебя внизу ждут.       Алекс удивлённо смотрела на высокую и очень худую девушку с бритыми висками, явно первокурсницу, которая только что постучала к ней в дверь.       – Кто ждёт?       – Он сказал, что Алекс. Это прикол такой?       – Да нет, не прикол.       – Ты спустишься?       – Думаешь, стоит?       Прежде чем первокурсница начала отвечать, Алекс остановила её.       – Уходи.       Она захлопнула дверь в комнату. Почти восемь вечера. Что ему здесь нужно? Может быть, есть какие-то новости о Лине, то есть о Линде? Ага, и он пришёл, чтобы ими поделиться. С другой стороны, зачем ещё ему сюда являться?       – Что за прикол с Алексом? – спросила Джессика, впрочем, без особого интереса. Алекс не ответила. Она подошла к зеркалу. Хотя бы фонаря под глазом нет. Зато разбитые и все ещё опухшие губы, синяки на скулах, шишка на лбу. Пожалуй, стоит спуститься.       – Возьми тональник. Если хочешь, помогу тебе это замазать, – с тем же грубоватым равнодушием сказала Джесс. Про происхождение синяков она даже не спросила.       – Незачем.       – Лейтенант Стоун. Как-то неожиданно.       Парень отвернулся от окна и улыбнулся, но тут же нахмурился.       – Привет. Что...       – Это от ликвидации беспорядков после выборов, – уже привычно начала объясняться Алекс, но спохватилась:       – А, ты ведь знаешь, что ничего такого не было.       Парень смотрел на неё с лёгким любопытством. Давай, спроси, – транслировала мысль Алекс, – спроси, и я отвечу так, что ты больше тут не появишься. Он, однако, молчал.       – Так что вы тут делаете, лейтенант Стоун?       – Меня зовут Алекс. А сегодня у меня, наконец, выходной. Подумал, может быть ты захочешь покататься по городу?       Алекс смотрела на него, пытаясь прочитать мысли. С чего бы ему тратить кучу времени на то, чтобы приехать сюда. Если это как-то связано с последними событиями, ей стоит это знать. Да и уйти из общежития хотелось.       – Только давай выедем из города, не хочу здесь находиться.       – Без проблем.       Вырваться из клетки воспоминаний так просто не удавалось. Они проезжали тот самый мост, под которым Алекс сидела с Линдой и Глорией ещё пару недель назад. Теперь этот мост был для неё символом рухнувшего мира. Мира, в который она успела войти и который успела даже полюбить. Алекс вспомнила, как недоумевала, с чего это Глория, ответственная староста и одна из лучших курсанток, сама предлагает запрещённую ночную вылазку. А ей просто хотелось лишний раз встретиться со своей девушкой. Алекс поморщилась: всё это было слишком странно. Чтобы отвлечься, она отвернулась от окна и посмотрела на Алекса, парня, присвоившего её имя. Вблизи оказалось, что первое впечатление о внешнем сходстве было всё же ошибочным. Да и глаза у него карие, а не серо-синие. Но что ему всё-таки нужно?       – Хочешь за руль? – спросил он, уже выезжая за пределы города.       Алекс неопределённо пожала плечами, снова погрузившись в мысли. Оказывается, есть правда в том, что от себя не уйти, даже если уехать далеко.       – У тебя же есть водительское удостоверение? Мы сдавали экзамен на четвёртом курсе.       – Мы тоже.       – Уверен, ты сдала с первого раза.       Алекс встряхнулась и насмешливо посмотрела на собеседника, забавляясь над его ничем не обоснованной уверенностью.       – Меня не допустили к экзамену.       – Почему?       – Разбила машину.       Алекс нахмурился и бросил на неё короткий озадаченный взгляд, тут же вернувшись к дороге.       – Как это случилось?       Алекс задумалась. Может быть нежелательные воспоминания отпустят, если вспомнить другую, более старую историю.       – Было очередное занятие. Одногруппница сидела за рулём, а я сзади. Инструктор сказал, что по его опыту девушкам-курсанткам сложнее учиться водить, чем парням, что они часто невнимательны и теряются при виде опасности. А потом за руль села я, и, как только мы свернули с оживлённой дороги, въехала в ближайший столб. Он даже не успел нажать на тормоз. Я сказала, что растерялась, я же девушка в конце концов. Я говорила тебе, что терпеть не могу мужчин?       – Ты не пострадала? – Алекс снова отвёл взгляд от дороги, зачем-то изображая, будто беспокоится о ней.       – Сработала подушка, чуть не сломала нос. Ещё пострадали мои уши: было очень много криков. Ну и машина, конечно.       – Почему тебя не отчислили?       Справедливый вопрос. Алекс почувствовала от него резкую боль где-то за рёбрами, видимо, слишком глубоко вдохнула. Её не отчислили, потому что этого добилась Глория. Она как профессиональная адвокатесса объясняла ректору, что любой человек может растеряться, что это случайность, а потом торговалась за наказание Алекс, как будто заключает самую крупную сделку в своей жизни. Полгода исправительных работ по академии с удержанием части стипендии. Лишение возможности сдать экзамен до конца обучения. Практика в самой пыльной дыре на юге Кассии. Алекс понимала, что очень легко отделалась.       Съехав с трассы, Стоун остановил машину недалеко об берега реки.       – Если бы я знал, что мы уедем, взял бы что-то перекусить. Я думал, может быть, заедем в кафе?       Услышав такую отборную чушь, Алекс с облегчением расхохоталась, не заботясь о рёбрах.       – Так ты приехал за мной, чтобы позвать на свидание? Серьёзно?       Его, однако, было не так просто смутить.       – Почему сразу свидание? Ты показалась мне интересным человеком, захотелось узнать тебя получше, вот я и приехал.       – Это плохая идея – узнавать меня получше.       Алекс молча вышла из машины, хлопнув дверью, прошла несколько шагов и упала в траву лицом вниз. Было хорошо и прохладно, только немного сыро. Отличное место, чтобы остаться здесь навсегда и больше не возвращаться. Стоун подошёл следом и лёг на спину недалеко от неё. Алекс была просто рада, что он молчит, впервые за последние дни и мысли в голове замолчали, она просто ощущала ночь, погружалась в неё, сливалась с ней.       – Во сколько у тебя поверка?       – В одиннадцать.       – У нас ещё максимум полчаса, – спустя какое-то время заговорил Стоун, бросив взгляд на часы.       Краткое очарование моментом пропало. Алекс встала на ноги, сделала последний глубокий вдох, на этот раз медленный и осторожный.       – Идём в машину.       – Почему ты спрашиваешь, во сколько поверка, разве ты учился не в той же академии?       – Нет, я здесь по распределению, как и большинство моих однокурсников. Видимо, в столице офицеры-мужчины нужны сильнее.       – А откуда ты родом?       – С севера. Город Нертейн, вряд ли ты о нём слышала.       – Не слышала. Он маленький?       – Почти как любой северный рыбацкий посёлок.       – Я тоже из такого же городка. Только на юге.       – Ты скучаешь по нему?       Алекс рассмеялась.       – Упаси бог, если бы я в него верила. Нет, я не скучаю. Год назад мне пришлось туда вернуться, и это было отвратительно. Ненавижу жару, ненавижу солнце и песок, который забивается в любую обувь.       – А я бы хотел побывать на юге. Увидеть, что такое настоящая жара.       – Ты сбежишь оттуда через месяц, максимум два. Там не происходит абсолютно ничего, плавится буквально всё, а солнце выжигает твой мозг так быстро, что ты даже не успеваешь ничего заметить.       Алекс перевела взгляд в окно и удивлённо заметила, что они уже подъезжают. Возле общежития Стоун припарковался и посмотрел на неё серьёзно. Слишком серьёзно. Она уже видела такой взгляд раньше.       – И всё-таки, что у тебя с лицом?       – Скажем так, это закономерный результат моих ошибок.       Алекс продолжал смотреть на неё своим странным взглядом, как будто признавая в ней что-то большее.       – Я предупреждаю. Если ты попытаешься меня поцеловать, я тебя ударю. Я уже не раз так делала.       – С чего бы мне это делать, я просто хотел сказать, что было весело.       – Тогда у тебя странные представления о веселье.       – Так и есть. Я позвоню?       – Вряд ли. У меня нет телефона.       – Тогда я приеду ещё, ты не против?       Алекс молча вышла из машины, хлопнув дверью.       Первый раз это можно было расценить как что-то странное, но в целом объяснимое: может быть, он проезжал неподалёку и поэтому заехал, или все остальные друзья были заняты, или у него вообще нет друзей, но, когда спустя четыре дня он приехал снова, это уже вызывало подозрения.       – Не делай недовольное лицо, он классный парень.       – Ты-то откуда знаешь? – с тем же недовольным лицом повернулась Алекс к соседке.       – Он ведь приехал к тебе снова. Значит, его точно интересует не внешность.       Шутками про внешность Алекс было не задеть, тем более сейчас. Лицо выглядело ужасно. Отёки спали, но сине-жёлтые гематомы цвели по всему лицу. Краем глаза Алекс увидела, что Джесс тянется к косметичке.       – Даже не пытайся.       Алекс спустилась, понимая, что нужно прекращать это, чем бы оно ни было, прямо сейчас.       – Что ты здесь делаешь?       – Я же сказал, что приеду. Хотел прийти раньше, но вызвали на внеочередное дежурство.       – Я не сказала, что хочу, чтобы ты приезжал.       – Ты промолчала, я расценил это как согласие. У тебя всё хорошо?       – А тебе не наплевать?       Алекс пожал плечами.       – Да в общем-то всё равно, если это не помешает тебе прокатиться со мной.       Алекс на несколько секунд задумалась. Торчать в общежитии с вечно раздражающей соседкой или уйти куда-то и остаться наедине со своими мыслями – варианты один не лучше другого. Она тоже пожала плечами и села в машину.       – Ты прыгала с парашютом?       Это был неожиданный вопрос, Алекс нахмурилась, не понимая, чем он вызван.       – Конечно нет. Где я возьму на это деньги? И почему ты спрашиваешь?       – У нас это входило в программу подготовки полицейских.       – Тогда вам повезло, – не без доли зависти ответила Алекс.       – Мне кажется, тебе бы это понравилось. Сначала ты поднимаешься вверх, к облакам, это совсем не то же, что лететь на самолёте, а потом резко падаешь вниз. Вот в это мгновение, доли секунды перед раскрытием парашюта, ты по-настоящему чувствуешь жизнь, ощущаешь её пульс.       Алекс молчала, внезапно заворожённая возникшими перед глазами картинками. Она и на самолёте-то ни разу в жизни не летала, что говорить о парашютах. Но мечтала об этом давно, ещё когда до поступления в академию залпом прочитывала все случайно попадавшиеся на глаза брошюры о путешествиях, об экстремальных видах спорта.       – Что тебе ещё нравится, кроме парашютов? – спросила Алекс, не успев подумать. Теперь он ещё и сочтёт, будто ей интересно с ним беседовать. Не объяснишь же про картинки в голове.       – Леса, горы, пешие походы. Сплавы по горным рекам. Автомобили. Полёты. А тебе?       Алекс снова замолчала. Походы с рюкзаками и вообще что угодно, что требует тащить с собой огромную кучу вещей, её не интересовали. А что до остального, – да к чёрту, думает, он такой особенный? Всем людям нравятся леса и автомобили. Абсолютно всем.       – Я люблю стрельбу и боевую подготовку, – ответила Алекс. – Чтобы в случае чего врезать, если человек задаёт слишком много вопросов.       …              Стоун вообще любил задавать неожиданные вопросы, как будто вычитывая их в какой-то книге типа "О чём общаться с девушкой".       – Как ты представляешь своё будущее? – спросил он однажды, уже в начале мая, в парке, где асфальт ещё не плавился, но к вечеру уже сильно нагревался от тёплых солнечных лучей.       Мыслей о будущем Алекс пока старалась не допускать. Впустив новые мысли, требовалось принимать новые решения, а ей пока удавалось этого избегать, оставив будущее на волю судьбы.       – Никак не представляю. Будущее меня не заботит. Скорее бы дождаться выпуска и уехать из академии.       – И куда ты поедешь?       – Туда, куда направят. Плевать. Хочется просто чёртовой определённости, окончательной как топор, отрубающий голову.       – Не слишком оптимистично.       – Я никогда не была оптимисткой.       – Хотя, уж если кому и волноваться о будущем, то мне.       Пожалуй, впервые в жизни Алекс посочувствовала мужчине. И тут же рассердилась на себя за эти идиотские мысли.       – Да, ты прав. Я изучала статистику. Пять лет назад коэффициент смертности мужчин от болезней был 7,8, три года назад 16,7, в прошлом году 31. При этом смертность женщин держится примерно на одном уровне. У тебя не слишком много шансов дожить до старости.       Это должно было прозвучать обидно, но Алекс смотрел на неё так, будто увидел впервые.       – Не знал, что ты любишь статистику, ты же ненавидишь такие предметы.       – Я ненавижу экономику. А статистику я уважаю. Она безжалостна, никому не делает скидок.       – Прямо как ты.       Алекс смотрела на него, пытаясь придумать резкий ответ, но неожиданно для себя рассмеялась. Злиться на него почему-то уже не получалось.       – Так что насчёт будущего? Если ты думаешь, что не заслуживаешь ничего хорошего, то…       А, нет, получалось, всё в порядке. Алекс резко встала на ноги, не давая договорить.       – Ты меня не знаешь. Продолжишь, и я тебе врежу.       – Почему ты соглашаешься видеться со мной, если постоянно угрожаешь меня ударить? – с весёлым любопытством спросил Алекс.       – Потому что не хочу проводить всё время в общежитии, – ответила Алекс, и это было правдой. С ним разрушительные мысли хотя бы на время покидали голову, и можно было ненадолго выдохнуть. А вот в его ответе проскальзывала фальшь, которую заметила даже Алекс.       – Я тоже не хочу проводить время дома, тем более в начале мая. Считай, мы квиты.       В тот вечер, лёжа в постели, Алекс снова никак не могла уснуть. В голове крутились странные образы, непонятные картины: полёт на вертолёте, апартаменты на последнем этаже высотки, спортивный автомобиль, несущийся по скоростной трассе, быстроходный катер. Эти картины были абсолютно бесполезны и более того, опасны, ибо совершенно невозможны. Как прыжок с парашютом: пока ты ещё в самолёте, ты можешь вернуться на землю, но настаёт время сделать шаг вперёд, тот, после которого ничего нельзя будет вернуть назад. И пришло время шагнуть.