Сквозь зубы снова повторить,
Как заклинанье от потери:
Что не смогло тебя убить,
Сегодня сделает сильнее.
Дождь лил третий день почти без перерывов, будто бы в этой точке карты календарь свихнулся, и показывал не конец января, а по меньшей мере начало марта. С другой стороны, вполне могло быть и так. Каждый день был настолько похож на вчерашний, что могло пройти уже и несколько месяцев. Дороги превратились в полужидкую кашу, в ногах противно хлюпало. Как вообще можно жить без машины, особенно в подобном месте, выражаясь цензурно, на краю географии. И она уже убедилась, что вряд ли кто-то будет искать её в такой дыре. Вряд ли вообще кто-то будет её искать. Вслух она выругалась куда менее цензурно, в очередной раз угодив в лужу, ещё и глубокую. Но возвращаться всё ещё не хотелось. Дерьмовая кровать в дерьмовой ночлежке с дерьмовыми соседками, вынужденными заниматься ещё более дерьмовыми делами. Вспомнив об этом, она непроизвольно поморщилась. Есть объективно отвратительные вещи, возможные и доступные в патриархальном мироустройстве, как, например, проституция. Но есть и куда более отвратительные, которые списать на патриархат уже сложнее. И это тоже не увеличивало желания возвращаться. Как и вообще жить в целом. Есть люди, которые ценят жизнь во всех её проявлениях, от безмерного счастья до невыносимой боли. Есть люди, которые живут, плывя по течению и не решаясь сделать ничего, чтобы сменить направление или прервать бессмысленный процесс. Есть те, кто способен прервать бессмысленный процесс. Есть и те, кто всю жизнь пытается жить вопреки: правилам, условиям, ограничениям, происходящим событиям. Но что делать, когда и жить вопреки уже не имеет никакого смысла? Она никогда не презирала и не осуждала самоубийц, а на самом деле даже всегда им немного завидовала. Завидовала умению выбрать лёгкий путь и завершить то, что потеряло смысл. Она никогда так не умела. Никогда не умела выбрать самый простой вариант. И потому до сих пор была обречена существовать как-то, где-то, зачем-то. Вечной врагессой, злобной тенью, досадной помехой. И сейчас она об этом жалела. Выжить вопреки, жить наперекор – это звучало неплохо до тех пор, пока ты не оказывалась в заведомо проигрышной позиции, когда даже те люди, вопреки желанию которых ты выжила, об этом не знали. Для всех: и для врагов, и для не друзей конечно, но хотя бы, возможно, союзниц и союзников, она мертва. И стоили ли тогда хоть чего-то идиотские попытки держаться? И для чего вот это всё вообще было нужно? Не проще ли было сдаться, и, наконец, положить всему конец? Ведь добровольная сдача – это тоже решение, требующее определённой твёрдости. В очередную кучу грязи она наступила уже спокойно и с долей обречённости. Пока заканчивать. Это всё пора заканчивать. Она уже проиграла. И проиграла не сейчас, а много лет назад, просто на этот раз – окончательно. И всё же сегодня слишком темно, прежде она умудрялась как-то обходить препятствия, раз уж удавалось вернуться не по колено в грязи. Она с подозрением подняла голову, и точно: вчера все фонари горели. Быстро осмотрелась: вокруг ни души, но тогда почему подступает к вискам знакомая резкая волна адреналина? Глаза уловили почти незаметное движение в темноте, лёгкое, словно пролетела птица, или ветер смахнул с ближайшего дерева последние чудом уцелевшие с осени листья, и всё же она сжала руки в кулаки, готовясь отбить атаку. Из-за деревьев, словно из воздуха, начали возникать силуэты. Один, два, – она медленно считала, – три, четверо. Четвёртая фигура была последней. Хорошо, кажется, теория, что здесь её точно не найдут, оказалась ошибочной. Но… почему все они – женщины? – Алекс Волф, вы окружены, сдавайтесь. На колени и руки за голову, – скомандовала одна из нападающих, очевидно лидерка группы. – Кому сдаться? – недоверчиво спросила она, оглядывая силуэты выстроившихся в ряд женщин в одинаковой тёмной одежде, отчасти походящей на полицейскую форму, в армейских ботинках, с собранными или короткими волосами, готовых к схватке. Они определённо пришли драться. – Я повторяю, опуститесь на колени, руки за голову, – размеренно и чётко произнесла та же женщина. – Я повторяю: с чего бы мне это делать? – переспросила Алекс, сильнее сжимая руки в кулаки. – Вы же не думаете, что сможете уйти? – вместо ответа недоверчиво спросила её всё та же женщина. Алекс ещё раз обвела их взглядом, более внимательным. Говорившей с ней женщине судя по голосу было лет сорок, она была довольно высокой и в отличной физической форме. Трое других выглядели не менее опасно. Она ещё могла надеяться вырубить двоих, но не четверых. Конечно, сдаться было бы разумнее всего. Сдаться добровольно, как она только что и собиралась. Ага. Алекс улыбнулась. – Четверо бандиток. Конечно я справлюсь. Женщины синхронно шагнули вперёд, а затем окружили её, лишая пути к бегству, одна сзади, одна лицом к лицу и двое по бокам, как по учебнику. Алекс резко выбросила кулак и ударила одну из них под рёбра, вторую, тут же повернувшись, ударила ребром ладони по шее, и, отведя левую ногу назад, сильно пнула третью в колено. Оказавшись лицом к лицу с женщиной, которую она приняла за лидерку, Алекс увидела, что она улыбается, предвкушая хорошую драку. Бандитки или кто бы они ни были – это воительницы. Суровые и безжалостные. И готовили их явно в заведении не хуже её академии. Алекс разогнула локоть, пытаясь ударить противницу, но та перехватила её руку, потянув к себе. Шумно втянув воздух, Алекс шагнула вперёд, с силой наступив ей на ногу и кулаком ударила в лицо. Если первые удары и произвели кратковременный эффект неожиданности, то не смогли задержать ни одну из нападавших. Алекс едва высвободила руку, сгибая и разгибая локоть, как тут же получила скользящий удар по голове, не успев увернуться. Она развернулась, ощутив, как от резкого движения голова закружилась. Движения ускорились, Алекс выставила локти наружу, отчаянно сопротивляясь, защищаясь как придётся руками, ногами, головой, даже, кажется зубами, чувствуя всё новые вспышки боли то в области рёбер, то в плечах и пытаясь удержаться на ногах. Спустя некий промежуток времени, который мог быть как парой минут, так и парой часов, но скорее всё же первое, боковым зрением Алекс увидела быстро приближающуюся землю, почувствовала сильную, но быструю вспышку боли и отключилась. Очнувшись, Алекс резко вскинула голову, готовая встать на ноги и продолжить драться, но одна из нападающих за спиной мгновенно заломила ей руки за спину, пока вторая защёлкнула на её запястьях наручники. – Серьёзно? – не выдержала Алекс, увидев как женщина с короткими светлыми волосами достаёт из кармана чёрную повязку. Ей завязали глаза, подняли на ноги и довольно аккуратно повели через лесопосадку в машину, где посадили посередине в задний ряд. – На кого вы работаете? – грубо спросила Алекс. Если они приехали не исправить промах и не убить её, тогда зачем? – Молчать, – ответил голос слева. Алекс повернула голову, как будто могла видеть собеседницу, и даже от этого движения голова закружилась. – Отвечай. Куда мы едем и для чего? – Дай мне клейкую ленту, – обратилась женщина к кому-то впереди. Алекс отвернулась и замолчала. Машина остановилась по ощущениям примерно через полтора часа. Это могло значить как то, что они в Прентоне, так и то, что они просто ездили кругами. Алекс также аккуратно помогли выйти и завели в здание. Судя по шагам, вошли с ней максимум двое, и одна из них – лидерка, она коротко поздоровалась с кем-то на входе и прошла дальше, не останавливаясь. Подождав, пока они не пройдут на десяток шагов вперёд, Алекс резко толкнула локтём женщину, держащую её под руку, высвобождаясь из хватки и вслепую нанесла удар ногой туда, где, как ей казалось, должна быть лидерка. Нога ударила по воздуху, тут же её схватили за нос ботинка и Алекс растянулась на кафельном полу, в последний момент подставив плечо, избежав удара головой. Также вслепую она перекатилась на бок, и, попыталась ещё раз пнуть кого-то, вместо этого снова попав в воздух. – Поднимайся или протащим по полу, – спокойно ответил знакомый голос. Алекс с закованными за спиной руками с трудом поднялась сначала на колени, потом на ноги, но как только её снова взяли под локоть, двинула ногой в то место, где должно было быть колено женщины, держащей её. Судя по звуку, она попала. – Всё, достаточно, – раздался резкий голос лидерки. Алекс почувствовала болезненный удар по шее, от которого начала терять сознание и сползать вниз, но её подхватили и потащили вперёд. Спустя несколько минут, которые Алекс провела в странном спутанном состоянии, то ли в сознании, то ли нет, с неё сняли наручники и опустили на жёсткую кровать или что-то в этом роде. Ещё не сняв с глаз повязку, помещение, в котором она оказалась, Алекс безошибочно определила как тюрьму по характерному звуку закрывающейся металлической решётки. Чёткость зрения после долгого пребывания с завязанными глазами, постепенно возвращалась, возвращалась и ясность мыслей. Алекс определённо была в тюрьме, не имея ни малейшего понятия, кто её сюда привёл и для чего. И всё же это было интересно. Куда более интересно чем всё, что происходило с ней за последние несколько недель. Наверное, всё должно было измениться после того, как она едва не умерла, точнее после того, как её едва не убили. Наверное, она должна была научиться ценить жизнь, радоваться каждому моменту, улыбаться прохожим, делать добрые дела или что там ещё делают люди, которым дали второй шанс. Хрена с два она просила об этом шансе. Просто не могла позволить расправиться с собой вот так: легко и глупо. Просто всегда нужно было оставить последнее слово за собой. И как ловко замяли это дело. Без долгого расследования, без экспертизы ДНК. Интересно только, чьи останки они всё-таки нашли: какого-нибудь из неудачливых соседей по этажу? И что тогда с ними, неужели никто их не искал? Напрашивался один простой и логичный вывод: в полицейских структурах тоже был кто-то, симпатизирующий деятельности ВНМО. Чёрт, даже полицейских похорон с выстрелами в небо ей не досталось, из полиции-то её успели уволить. Прищурившись, Алекс посмотрела за прутья решётки, но картинка перед глазами всё ещё кружилась, темнота не позволяла ничего разглядеть, а усталость мешала трясти решётку, требуя внимания, поэтому она легла на кушетку, отвернулась к стене и попыталась заснуть. … Дело ведь не в том, что ей так уж сильно хотелось жить. Хотелось, пожалуй, досмотреть кино до финала, но если в кинотеатре отключили свет, какой смысл сидеть перед погасшим экраном. Просто слишком уж не в её привычках было завершать игру не по своим правилам. Просто если кто-то всерьёз настроен её убить, ему следует как можно старательнее оберегать ей жизнь, может быть тогда что-то и получится. На самом деле Алекс вовсе не была уверена, что эта штука сработает. Какое-то время она даже не знала о её существовании, пока однажды не зацепилась ногой за лямку и не растянулась прямо на балконе, оставив шишку на колене и ссадины на ладонях. Тогда она и вытащила эту штуковину из-под старого шкафа, развернула и недоумевающе прочитала пожелтевшую от времени этикетку: "Домашний парашют HS-221-533" и инструкцию к его использованию. Вспомнилось, что когда-то в академии, на одном из очередных учебных предметов, посвящённых безопасности, она про это читала: лет 20 назад такими парашютами обеспечивали каждую квартиру выше пятнадцатого этажа. Пренебрежительно хмыкнув, Алекс затолкала его глубже в угол балкона, не выбросив только потому, что квартира ей всё же не принадлежала. В день, когда она поняла, что её вот-вот убьют, когда жар от огня в квартире стал невыносим, вынуждая скрываться на балконе, понимая, что огонь доберётся и сюда, Алекс снова достала его из-под шкафа. Крайне сомневаясь в успехе, она всё же набросила на плечи лямки рюкзака, нащупала шнур, предназначенный для раскрытия купола. Огонь тем временем медленно пожирал балконную дверь и здесь тоже становилось жарковато. Вдохнув запах дыма, теперь отдававший не только бензином, но и сожалением, Алекс в последний раз посмотрела вниз с головокружительной высоты, перешагнула через перила, сделала шаг вперёд, и перед ней разверзлась чернота. Сработал парашют или нет, но Алекс продолжала падать, разве что медленнее, гораздо медленнее, чем представлялось ей свободное падение с 47 этажа. Тем не менее, земля приближалась быстро, Алекс едва успела сгруппироваться и прикрыть голову руками, как сильно ударилась о землю и несколько метров проехалась по снегу, на автомате пытаясь зацепиться руками и ногами. Дуя на ободранные ладони, Алекс встала, не удержавшись от стона. Времени на передышку не оставалось. Кое-как прихватив рюкзак с уже бесполезным парашютом, Алекс скомкала его и, прихрамывая, так быстро как могла двинулась в сторону от дома. Одна необходимая остановка, и можно двигаться дальше. Но куда? Этот вопрос Алекс пока оставила открытым. Парашют она выбросила в первый попавшийся мусорный контейнер. Краткая ревизия карманов позволила выяснить следующее: телефон, хоть и остался визуально целым, был разряжен, немного бумажных денег уцелело, как и ключи от автомобиля, а больше ничего у неё с собой не было. Охранник на парковке торгового центра дремал перед включенным телевизором с какой-то новогодней передачей, что позволило Алекс незаметно проскользнуть к своей машине. Это всё ещё не отменяло развешанных везде камер, но маловероятно, что во-первых, кто-то будет искать её после такого сильного пожара, а во-вторых, что у тех, кто вдруг соберётся её разыскивать, есть доступ к камерам города. С дальней части парковки не было слышно ни звука сигнализации, ни шума открываемой двери. Алекс открыла бардачок, не успевая ловить падавшие из него вещи и довольно улыбнулась, достав всё самое необходимое: смятые купюры и монеты, две пачки сигарет, зажигалку, а всё остальное затолкав обратно, прижав дверцей. Также удачно получилось и пройти мимо охраны обратно. Куда теперь? Алекс рассмеялась, вполголоса проговорив “Куда Бог пошлёт”. – Куда ближайший автобус? – В Хэллси*, через полтора часа, – ответила недовольная кассирка, вынужденная проводить новогоднюю ночь на работе. – Дайте мне билет, – протянула Алекс смятую купюру. Хэллси так Хэллси, кажется, она там ни разу не была. А главное, как звучит. В том, что название города весьма соответствует его обстановке, Алекс убедилась практически сразу. Мрачные улицы, хмурые люди, нечищенные дороги. Сначала она хотела остановиться в отеле на столько дней, насколько хватит найденных в машине купюр, и отель даже удалось найти минут за десять быстрой прогулки по центральной (а возможно, единственной) улице, больше похожий на заброшенную гостиницу, чем на ныне действующую. – Мне нужна кровать в вашем самом дерьмовом номере. – Дермовый номер – это твоё появление здесь, дорогуша, – меланхолично ответила ей женщина за стойкой, сидевшая на кресле с откинутой назад спинкой и даже не попытавшаяся вернуть её в нормальное положение. – Я хотела сказать в самом дешёвом номере, – сквозь зубы выдавила Алекс. Не факт, что не имея интернета, она быстро найдёт другой вариант. – Для тебя здесь ничего нет. Иди к своим коллегам. – Куда? – нахмурилась Алекс. – Роузбланш, ты же оттуда пришла. Вот и вали обратно. Алекс вышла, захлопнув дверь. Да за кого её тут приняли? На улице она оглядела свои содранные ладони, джинсы, порванные на коленях, куртку, тоже рваную, принюхалась, понимая, что её одежда насквозь пропахла гарью и устало выдохнула. Где здесь интересно, улица Роузбланш, если это хотя бы улица? … Алекс проснулась от звона металлической решётки. На этот раз сил вскочить и сопротивляться уже не осталось. Хотелось есть, ещё больше – пить, и невозможно было двинуть, кажется, ни одной частью тела, не ощутив болезненной вспышки. Прилив адреналина, позволяющий вчера игнорировать боль, ушёл, ныла каждая мышца, но голова больше не кружилась. Алекс потянулась, пожалев, что это сделала, и снова, более трезвым сознанием, задумалась, зачем она здесь, кто её сюда привёл, и что это, чёрт возьми, за место. Долго думать ей не пришлось. Вдали звякнула решётка, потом ещё одна, и через пару минут в камеру зашла докторка в медицинском халате в сопровождении вчерашней лидерки группы с плохо замаскированным синяком на скуле и парой пластырей на носу и подбородке. Алекс довольно хмыкнула, подозревая, однако, что её лицо выглядело похуже. Алекс позволила докторке осмотреть её, в это время пользуясь ярким светом, изучая обстановку за пределами камеры. Она не сопротивлялась, пока ей обрабатывали раны, накладывали повязки, согласилась переодеться в чистую одежду, но вот пичкать её таблетками – это было чересчур. – Я не буду пить никаких лекарств. – Это только обезболивающее, – мягко проговорила докторка. – Я сказала нет. – Я же вижу, как вам больно. – Не в первый раз. Алекс понимала, что если неизвестные похитительницы решат накачать её, то сделают это силой, но слишком легко это у них не выйдет. Докторка собрала свой чемоданчик и окликнула охранницу, которая подошла, открыла ей дверь в камеру и, как только она вышла, закрыла на ключ. Можно было попытаться напасть на охранницу в этот момент, можно было постараться отнять у неё ключ, но Алекс молча слушала звяканье ключей, а потом снова легла на жёсткую кровать. … Роузбланш она нашла быстро. Это была не улица, а название конкретного здания на весьма безвкусно и ярко украшенной вывеске чуть поодаль от улицы, принятой Алекс за центральную. Она постучала в дверь, одновременно сильно желая оказаться как можно дальше от этого места, и заполучить горячий душ и чистую постель. – Привет, – открыла ей женщина, смутно похожая на хозяйку гостиницы, хотя скорее причёской и ярким макияжем, чем лицом. – Я могу здесь переночевать? – Алекс стиснула зубы, злясь на себя за то, что не выбрала какой-то другой маршрут, пусть и пришлось бы всю ночь просидеть на вокзале. – А то! Конечно, можешь. Тебя кинули? Алекс скривила гримасу, пытаясь понять, что её собеседница имеет в виду. – Я говорю, клиент кинул? – переспросила женщина, думая, что она не расслышала. – Меня хотели убить, – ответила Алекс, надеюсь что в этом месте, чем бы оно ни было, это сойдёт за уважительную причину, и чётко осознавая, что о её работе в полиции, пусть и бывшей, упоминать не стоит ни в коем случае. – Бывает, – пожала плечами женщина, отходя назад и впуская Алекс внутрь. – У нас есть пара свободных комнат, можешь оставаться сколько понадобится. Впрочем в том, что это всё же за место, Алекс убедилась довольно быстро. По вечерам часть девушек наряжалась, накладывала яркий макияж и уходила, возвращаясь под утро. Некоторые исчезали на несколько дней, возвращаясь как ни в чём не бывало. Никто никого ни о чём не спрашивал, впрочем как и её. И в принципе, это было не худшим местом для того, чтобы скрываться от возможного преследования. Через неделю вопросы всё же появились. Алекс не споря отдала "взнос за аренду", после которого у неё даже осталось ещё немного денег, но то, что она все вечера проводила в комнате, для обитательниц этого места было странно. Пару раз выслушав довольно мягкие и завуалированные, но всё же претензии, она стала каждый вечер уходить на 3-4 часа, бесцельно слоняясь по окраине города. Почти та жизнь, о которой она когда-то мечтала. Свобода и полное отсутствие внешнего контроля. Почему-то это не радовало так, как радовало бы в 14 лет. Однажды Алекс не выдержала и обратилась к Роуз, а именно так звали хозяйку этого … приюта, просто живя здесь, называть вещи своими именами Алекс почему-то не хотелось. – Женщины работают каждый вечер. Неужели до сих пор так много мужчин пользуются их услугами? Это действительно было странно, учитывая наглядную статистику, которую она видела, живя на юге. Роуз пренебрежительно фыркнула. – Понятно теперь, почему ты сидишь без работы. – А почему я сижу без работы? – уточнила Алекс, подозревая, что спросила что-то весьма глупое. – Среди нынешних клиентов женщин не меньше, чем прежде мужчин. Все, кто реально хочет работать, перестроились. С другой стороны, может и правильно, что ты к ним не ходишь. Если честно, с мужчинами было проще, всегда знаешь, что им нужно. Хотя кому-то женщины нравятся больше. Попробуй. – Я попробую, – пробормотала Алекс, стараясь не покраснеть. Мало вещей способны были вызвать у неё стыд, но сейчас он буквально пульсировал в висках. Женщины. Покупают других женщин. Это настолько противоречило всему тому, к чему Алекс привыкла, общаясь с феминистками, и было настолько дико само по себе, что никак не получалось этого осознать. То, что мужчины считают женщин низшим сортом было понятно и привычно, хотя и не менее отвратительно. То, что женщины считают себя вправе покупать других женщин, казалось практически каннибализмом. Что это? Выученная жестокость? Попытки имитировать патрирхальный мир и играть свою роль до конца? Склонность к жестокости и властности, возможно свойственная женщинам не меньше, чем мужчинам? Обо всём этом следовало подумать однажды, при более удачном стечении обстоятельств. Так или иначе, вечерним прогулкам по окраине городка и за его пределами Алекс стала уделять гораздо больше времени, чувствуя всё сильнее и сильнее нарастающую злость. Пожалуй, если бы её не задержали вчера, эта злость вылилась бы во что-то, что заставило бы её искать новое жильё немедленно. … Снова звякнули решётки камеры, но на этот раз дверь не открылась. К решётке опять подошла вчерашняя лидерка группы. – Алекс Волф, вчера вы были арестованы. Если откажетесь сотрудничать, вам предъявят обвинения в убийстве, оставлении места преступления и фальсификации доказательств. Алекс моргнула. Обвинения звучали абсурдно настолько, насколько это было возможно. Может она и успела кое-кого, убить, но зачем бы ей фальсифицировать улики? – Чего? С кем сотрудничать? Женщина с другой стороны решётки молчала, и Алекс спросила ещё раз: – С кем, чёрт возьми, я должна сотрудничать? Собеседница отступила на два шага влево, а к прутьям решётки подошла другая женщина, уже довольно много лет знакомая Алекс по телевизионным выступлениям и фотографиям в газетах. – Со мной. * hell (англ.) – ад