Всё как обычно куришь, свой кофе пьёшь,
Всю тяжесть мира себе кладёшь на плечи,
Ищешь ответы: где здесь правда, где ложь,
Но от ответов не становится легче.
– Почему я так легко тебя обнаружила? Твоя сестра сказала, что ты сбежала, узнав о моей смерти. Зачем? Мой вариант сработал бы, только если бы она оказалась права. Так она права? Кортес-младшая выглядела не просто растерянной, а загнанной в угол. Ситуация слишком походила на допрос, чем в общем-то и являлась, но всё же если Кортес-старшая узнает о чём-то подобном, не видать ей выполнения оставшихся условий сделки. – Не хватает лампы, да? Светить ей в глаза? Голос Эмили звучал сухо и осуждающе. Алекс и сама ощущала, что перегибает палку, а ещё понимала, что её мысли в последнее время приняли несколько параноидальную направленность. С самого возвращения ей повсюду мерещилась слежка, а в последние пару дней ещё и казалось, что встречающиеся в городе патрульные дорожной полиции как-то чересчур внимательно провожают её взглядом, когда она проезжает мимо. Но ещё она понимала, что вещи вроде поджога квартиры, прыжка с допотопным парашютом, жизни в притоне и последующего похищения не способны были нанести серьёзного урона её психике, а значит всему происходящему должно было найтись объяснение, настолько простое, что оно даже не приходит в голову. – Мне просто нужны ответы, – бросила Алекс. – Как тебе такой ответ: не всегда есть мотивы, направленные тебе во вред. Иногда люди что-то делают из чувства доброты, благодарности, человечности. Иногда по личным причинам, не имеющим к тебе никакого отношения. Эти слова перекликались с мыслями, недавно посетившими Алекс на парковке торгового центра. Люди могут быть человечными, вот и всё. Могут помогать друг другу просто так, не пытаясь усыпить бдительность, а потом разыграть собственную партию. Но, наверное, очень редко, пожалуй, почти никогда. – Но всё-таки это было глупо – заявляться в мою квартиру, – не собиралась так просто отступать Алекс. – Я не думала, что мой план сработает, это был ход вслепую. Эмили шагнула вперёд, рассерженная, словно Алекс задела чём-то её лично. Её голос звенел от сдерживаемого гнева. – Тогда тебе стоит допрашивать меня, а не Ану. Это я уговорила её пойти на место пожара. Я неделями ходила вокруг твоего дома, хотела узнать о тебе хоть что-то. Но войти в опечатанное помещение, взломать дверь – для меня было чересчур. Краем взгляда Алекс следила за Кортес-младшей, поднявшей брови словно в изумлении. Да, разумеется, бывшая напарница была не настолько глупа, и эта мысль даже не пришла бы ей в голову, но вот сестре погибшей она отказать не смогла. Человечность. Глупость – вот верное название. – Так что, будут ещё вопросы? Думаю, обойдёмся без лампы. Ана, захвати, пожалуйста, с кухни нож, зажигалку, и где-то в ящике были плоскогубцы. Кортес всё ещё в недоумении смотрела на Эмили, спокойно стоящую напротив Алекс и не отводящую взгляда. Алекс отвернулась. Можно подумать, она реально кого-то здесь пытает. Можно подумать, ей больше нечем заняться, кроме как играть в эти игры. Сегодня Алекс не предложили кофе. Или виски. Эмили сказала, что ей нужно заниматься работой, а Ана сообщила, что ей пора ехать по делам, а ещё нужно позвонить сестре. Пожав плечами, Алекс обулась и надела куртку, не предложив Ане подвезти её. Что ж, этот ответ оказался простым, как она и ожидала. Вот бы решить ещё задачу с ноутбуком, загадочными схемами, непонятным, возможно несуществующим, преследованием, и кое-чем ещё, требующим немного более тщательной подготовки, чем она продемонстрировала сегодня. Дороги в будний день были почти пустыми, может быть поэтому большой тёмный внедорожник, едущий на довольно приличном расстоянии сзади, сразу привлёк внимание Алекс. Но скорее всего не поэтому. Алекс прищурилась: слишком далеко, чтобы разглядеть, кто сидит за рулём, но интуиция в подобных случаях редко её подводила. Два следующих перекрёстка автомобиль держался позади, не пытаясь пойти на сближение, однако на очередном светофоре, когда Алекс резко прибавила скорость и скрылась за поворотом, внедорожник не повторил её маневр. Совпадение это или нет, Алекс снова почувствовала острую нехватку пистолета за поясом. Привилегии полицейской не ограничивались физическими навыками и предоставляемыми полномочиями, они крылись ещё в одном неочевидном и редко используемом Алекс преимуществе: в знаниях. И, в отличие от остального, они не прекращали действовать даже для бывших полицейских. Алекс не так долго проработала в полиции Прентона, но для того, чтобы знать, где незаконно продают оружие, алкоголь и еще какие-то нелегальные товары, этого было достаточно. Главное не перепутать, и явиться на место как покупательница, а не как полицейская. И всё же что-то в идее покупки пистолета на чёрном рынке неприятно царапало изнутри. Оружие, которое продаётся не для защиты, а для совершения преступлений. Оружие, из которого вероятнее всего уже убивали. Похожее ощущение Алекс сегодня уже испытывала: когда Эмили встала перед ней, словно она реально собиралась причинить кому-то из них вред, словно от неё нужно было защищаться. Алекс вспомнила вдруг дилемму своих шестнадцати лет, когда, оказавшись с обратной стороны решётки, изнутри, а не снаружи, впервые подумала о том, чтобы учиться на полицейскую. "Я могу стать либо полицейской либо преступницей", – всплыла в памяти чёткая мысль. Алекс грустно усмехнулась. Учитывая, что желание накрыть чёрный рынок оружия и посадить его организаторов или организаторок за решётку вместе с теми, кто в той же полиции и выше прикрывает его существование, грело гораздо сильнее, чем желание почувствовать в руке тяжесть пистолета, выбор, сделанный много лет назад, принёс свои плоды. Понимая, что скоро об этом пожалеет, Алекс остановилась недалеко от места назначения: неприметного вагончика-киоска, в котором продавались всякие мелочи от жевательных резинок до чехлов на телефоны, а ещё, насколько ей было известно, и, если за пару месяцев ничего не изменилось, оружие. Она подошла к маленькому окошку и постучала. Стекло сдвинулось вбок и на Алекс посмотрела женщина, сильно напомнившая ей администраторку гостиницы в Хэллси. Не говоря ни слова, Алекс протянула пачку денег, всё, что у неё было, наобум, сколько может стоить пистолет в подобном месте, она даже примерно не представляла. – Порошок или железо? – равнодушно спросила продавщица, и Алекс поморщилась. Не только оружие, но и наркотики. – Железо, – сквозь зубы процедила она. Стекло с мерзким скрипом задвинулось. Продавщицы не было так долго, что Алекс подавила желание обойти вагончик сзади и посмотреть, не сбежала ли она через задний ход, прихватив деньги. Но она не сдвинулось с места, а через несколько минут окошко снова приоткрылось. Женщина толкнула ей бумажный пакет, в котором могло находиться что угодно, и сдачу в несколько некрупных купюр. Алекс кивнула, забрала пакет, заглянула в него и ещё раз удовлетворённо кивнула. Не полицейское оружие, конечно, но вполне неплохой пистолет. Номера стёрты. Хоть сейчас иди с ним на ограбление. Алекс вздохнула, понимая, что скорее всего его заберут как улику. Что там говорила Кортес-старшая? Что-то вроде того, что ей необязательно быть президенткой, чтобы решить проблему. Итак, будущая президентка способна вытащить человека из тюрьмы. Способна разобраться с местом, где торгуют женщинами. Может быть её заинтересует место, где торгуют оружием? Алекс набрала один из трёх номеров в списке контактов. Два звонка остались неотвеченными, и она записала голосовое сообщение. – Эй, Найт, это Волф. Я помню насчёт больше не звонить. Нет, я не собираюсь в очередной раз напоминать о себе. Хотя нет, напоминаю. Я ещё не получила новые документы, как и автомобиль. Я хотела спросить, госпоже президентке случайно не нужно несколько дополнительных баллов от избирательниц? Ну или, предположим, немного очистить город. Так вот… Передав информацию, Алекс покачала головой. Эрин Найт скорее всего обсмеёт её вместе с Кортес-старшей и будет права. Всё дело в скуке последних недель. От этого мозги набекрень и действительно может начать мерещиться что угодно. Алекс снова завела машину и направилась в съёмную квартиру. Куда ещё. Но полный бак бензина, а также пистолет на пассажирском сиденье, наталкивали на мысли проверить некоторые подозрения, поэтому она решила немного покружить по городу. Дороги к вечеру постепенно заполнялись машинами, а спустя полчаса и несколько десятков километров со включенными сиренами мимо пролетел автомобиль дорожной полиции. Офицерка, сидевшая на пассажирском сиденье, абсолютно точно проводила Алекс взглядом. Алекс пристально посмотрела в ответ. В её подозрениях становилось всё меньше параноидального и всё больше реального. Ещё немного покружив по улицам, не удаляясь от места встречи с патрульным автомобилем, Алекс стукнула ладонью по рулю: есть! Вдалеке снова замаячил тёмный внедорожник, почти сливаясь с попутным потоком. Заметить его можно было, только зная, что искать. На этот раз Алекс не пыталась оторваться, она поехала, куда и направлялась изначально: в свою квартиру. Поворачивая во двор, она заметила, что внедорожник за ней не последовал, проехав мимо. Это всё ещё могло быть совпадением, не так ли? Срочных дел, ждущих дома, не обнаружилось. В последние недели у неё вообще не было никаких дел. Перебрасывая из руки в руку пистолет, из которого убили неизвестно сколько людей, Алекс включила телевизор. В последнее время она старалась быть в курсе новостей. А что ещё. По федеральному каналу шло что-то вроде дебатов с одним из кандидатов в президенты. Алекс в который раз подумала, что остальные кандидаты как-то слабоваты по сравнению с Марией. Они были мужчинами, а у мужчин всё ещё были бы хорошие шансы на победу, будь их предвыборные программы хоть сколько-нибудь интересны. Неужели не нашлось ни одного харизматичного лидера мужского пола, способного наобещать женщинам счастливое будущее, а мужчинам – спасение. На это ещё слишком многие ведутся. Такое чувство, будто либо наиболее успешные мужские экземпляры уже вымерли, либо оставили борьбу. Очень странно, учитывая агонию с ВНМО. Алекс пощёлкала каналы, останавливаясь на политике. Её прошлые выборы происходили после смерти действующего президента, логично, что он никак в них не участвовал, разве что кто-то от его имени называл Джона Эйдана его преемником и лучшим претендентом. Ещё одни выборы, когда Алекс ещё училась в школе, были плановыми, после истечения пятилетнего срока полномочий президента. Бывший президент тогда не выдвигал свою кандидатуру повторно, но активно участвовал в обсуждении кандидатов, тогда, разумеется, только мужчин, давал рекомендации и советы, в пределах, допустимых законом о выборах, и ожидаемо занял высокую должность в Совете. Джон Эйдан же после отставки не только не появлялся на экране, он вообще нигде не появлялся. Он словно исчез, возможно, действительно нуждался в лечении, и Алекс была рада не видеть его мерзкую физиономию, как и, она считала не будет преувеличением так сказать, все женщины, питая к нему острую ненависть. Алекс, не раздеваясь, с полчаса или час гипнотизировала взглядом телеэкран, а потом сунула пистолет в карман и снова спустилась вниз. Времени должно было хватить. Она направилась к своему автомобилю, но, не доходя до него, резко повернулась и двинулась в другую сторону. Подойдя к заведённому тёмно-коричневому внедорожнику с затемнёнными стёклами, цвет которого на расстоянии было не разглядеть, Алекс дёрнула ручку с пассажирской стороны. Дверь не поддалась. Алекс безуспешно дёрнула ещё раз и обошла автомобиль сзади, подходя к водительской двери. Дверь открылась так резко, что Алекс едва успела отдёрнуть руку. Из машины, наступив сначала на подножку, а потом спрыгнув на землю, вышла очевидно невысокая женщина. И, очевидно, очень знакомая. Из всех возможных вероятностей, из всех возможных подозреваемых на роль преследователя, а Алекс успела рассмотреть разные варианты, этот был бы последним, если бы вообще каким-то чудом попал в список. Глория Файерберд, столкнувшись с ней лицом к лицу, несколько раз быстро и удивлённо моргнула. Кажется, она тоже считала, что Алекс мертва. Но откуда она вообще об этом узнала? Что она-то здесь делает? – Что ты-то здесь делаешь? – озвучила свой немой вопрос Алекс. – Слышала, ты умерла, – растерянно проговорила Глория, всё ещё разглядывая её. – Бывает. Алекс пожала плечами, по какой-то причине не в силах оторвать взгляд от собеседницы. Очень знакомой, и всё же совсем другой. Пока непонятно в чём именно, но другой. Глория быстро взяла себя в руки и посмотрела на Алекс уже более сосредоточенно. – Я искала тебя. Только думала, что уже не найду. Алекс прижала пальцы к вискам, спасаясь от ощущения, что информация вот-вот переполнит голову и выйдет наружу. Патрульная служба, похищение женщины, убийство похитителя, которым оказался преступник, взявший в заложники Кортес-младшую, пропавшие бумаги, имеющие отношение к деятельности Союза продолжения жизни, Глория Файерберд лицом к лицу спустя почти три года. Что она делала все эти годы? Как оказалась в патрульной службе, будучи одной из лучших курсанток академии? Когда в ней появилась эта, Алекс наконец-то смогла оценить произошедшие перемены, жёсткость, сменив излучаемую ею прежде лёгкость и сияние? После каких событий? Слишком много вопросов, и Алекс не могла задать ни один из них, чувствуя себя странно онемевшей, заледеневшей как после ночи на морозе. Но о чём там спрашивает Файерберд? Алекс сосредоточилась. – Я действительно застрелила мужчину, но не знаю ни о каких бумагах, – произнесла она. – Ты очевидно связана с этими событиями, поэтому я прошу рассказать о том, что тебе известно. Голос Файерберд окончательно лишился растерянности и неуверенности и звучал холодно и равнодушно, как у следовательницы на допросе. Ни единого обвинения, ни единого вопроса, никаких эмоций, не считая мимолётной растерянности в первые секунды. Алекс не боялась направленной в её сторону ненависти, как не боялась нацеленного оружия. Ненависть – это своего рода признание. То, что нужно заслужить. Да, ощущать на себе ненависть Глории было тяжело, и пару недель в буквальном смысле больно, и всё же это было до определённой степени привычно, и даже стало за годы неким компасом, практически моральным ориентиром. Но сейчас, встретив её взгляд, раньше вечно непоседливый и искрящийся любопытством и энергией, а ныне холодный и целеустремлённый, Алекс чётко осознала, что для Глории Файерберд она – пустое место. Свидетельница по делу, важному до такой степени, что она не поленилась раскопать настолько старые связи, но более – никто. Не противница, не врагесса, не заслуживающая даже ненависти. Это было как-то неприятно. Чёрт возьми, это было унизительно. В конце концов Алекс ведь пыталась что-то с этим сделать, исправила свою ошибку. А у неё вообще это получилось? Алекс хотела ответить что-то вроде "Какого чёрта ты меня допрашиваешь", или "Я буду разговаривать только в присутствии адвокатессы", или "Зря ты искала меня, мне нечего сказать", но вместо этого спросила, не успев остановиться: – Как Линда? – Не тебе спрашивать о ней, – холодно и коротко оборвала её Глория. Алекс подумала, что разговор окончен и больше ничего она не получит, так долго Глория молчала. Но она всё-таки ответила, кратко, словно не желая раскрывать чересчур личные подробности: – Она в порядке. Всё хорошо. Алекс вдруг почувствовала, будто откуда-то изнутри, с несуществующей души, отваливаются и падают тяжёлые комки засохшей грязи, о существовании которых она даже не догадывалась, будто даже становится легче дышать. Она коротко кивнула и, поддерживая заданный тон беседы, сухо ответила: – Я рада. – Ты ничего не знаешь, и не имеешь права за неё радоваться. Алекс пожала плечами. Отсутствие груза в душе ощущалось на физическом уровне. – Думай что хочешь. Но я тоже жила в аду. Глория снова долго смотрела мимо неё, видимо обдумывая свои следующие слова. Наконец, она заговорила, негромко и спокойно. – Ни мои родители, ни родители Линды нас никогда бы не приняли, мы знали об этом, и соответственно нигде не могли найти поддержки. Я ничем не могла помочь Линде, когда ты отправила её в тюрьму. Я ничем не могла помочь ей потом. За попытки встретиться с ней меня дважды увольняли с работы, каждый раз переводя на новое место, пока переводить ниже стало уже некуда. Мой отец умер, а я приехала только на его похороны. Мы с Линдой за эти годы виделись два раза. Ты не знаешь, как это, когда твой близкий человек рядом, а ты не можешь увидеть его, знаешь, что он страдает, но не можешь помочь. Расскажи мне ещё про свой ад, давай. Алекс вдруг поняла, что поторопилась расстаться с грузом, как и поторопилась решить, что загладила свою вину. Что есть вещи, которые не исправить. – Мне жаль, – выдавила она. – Ты всегда думала только о себе, – продолжала Глория. – Как будто у тебя одной проблемы. Мы ведь не особо скрывались, достаточно было посмотреть чуть глубже. Даже сейчас в её голосе не было слышно ярости, это был спокойный голос судьи, зачитывающей обвинительный приговор. – Мне правда жаль, – пыталась Алекс оправдаться, сама не зная зачем. – Я ничего не могла сделать. – Ты даже не пыталась. Разрушила мою жизнь и молча ушла. – Ты избила меня. – А ты была только рада. Избавилась от необходимости извиняться, ведь правда? – Ты бы не стала со мной разговаривать. Даже если бы я извинилась. Вот сейчас Глория перешла к обвинениям. Но злость в её голосе не приносила облегчения. – Ты даже не попыталась! Тебе было плевать, что я осталась совсем одна. Я не могла общаться с одногруппницами, потому что никто не знал о нашей незаконной деятельности, и я не могла открыто общаться с движением, чтобы не выдать, что я полицейская. Я осталась без любимой девушки, без тебя, которую считала подругой, без поддержки семьи. Глория остановилась отдышаться и подняла руку, не давая Алекс ответить. – Я всегда тебя защищала. Когда ты сбежала на месяц, когда разбила машину, когда устраивала драки. Я ни разу тебя не бросила. Конечно, ты ничего мне за это не должна, но я могла рассчитывать хотя бы на извинения. Раз уж ты разрушила мою жизнь. За это я тебя избила. Не за Линду, а за твоё молчание. Глория замолчала и разжала кулаки, усталая и опустошённая. Алекс вдруг почувствовала, что всё снова трещит по швам. Броня, которую она выстраивала и усиливала. С момента возвращения в Прентон всё пошло наперекосяк, не по плану, и вот достигло критической точки. Алекс опустила голову. – Прости меня, Глория. Глория молчала, дольше чем прежде, но в конце концов подняла голову, чтобы встретиться взглядом с Алекс и медленно, по словам, произнесла: – Нет. Я тебя не простила и никогда не прощу.