Можно жить одной лишь слепой охотой,
Можно прятаться, всю жизнь убегая,
Или обменять борьбу на свободу,
Обрести свой город, и дом, и стаю.
Алекс никогда не верила в хэппи-энды. Должно было быть что-то, что делает горьким самый вкусный кофе, самую крепкую сигарету и самые лучшие повороты событий. Никто не получает того, что заслуживает. И тем не менее, жизнь не просто продолжалась, а была хорошей. Страной руководила президентка, и в принципе после этого перечисление плюсов уже можно было не продолжать. Но эта же президентка платила Алекс зарплату. Хорошую зарплату. За неё, конечно, приходилось много работать. Что тоже было хорошо. А у Алекс появилось что-то вроде семьи. Или стаи. На самом деле, оказалось, что когда ты перестаёшь сопротивляться себе и спорить с собой, по крайней мере в глобальных вещах, жизнь становится куда интереснее. Да, порой случались и плохие новости. Во всём мире существовало не так много людей мужского пола, смерть которых хоть сколько-нибудь огорчила бы Алекс, на самом деле их почти не существовало. Но почти всё же не равнялось нулю. В тот день Ана Кортес подошла к Алекс со странно блестящими глазами. – Тебе следует кое-что узнать. Насчёт Алекса Стоуна. – А что с ним? – Он в больнице. С вирусной инфекцией. Голос Кортес звучал тревожно, так что сразу становилось понятно, что речь не о гриппе или другой инфекции, поддающейся лечению. Эффективная вакцина от генетического вируса всё ещё не была разработана, несмотря на периодически раздающиеся с трибун уверения Марии Кортес, но, надо сказать, раздающиеся всё тише. – Этого следовало ожидать, – пожала плечами Алекс, не пытаясь спорить с очевидным. – Если хочешь сходить в больницу, я могу тебя отвезти. – Мы с Эмили хотели, – кивнула Ана. – Но нам сказали, что к нему не пускают, он в закрытом отделении. Алекс нахмурилась. Прежде она не слышала, чтобы тех, кто заканчивал свою жизнь в больнице, как-то изолировали. – В реанимации? – уточнила она. – Нет, в закрытом отделении, так нам сказали. – Что ж, он всегда знал, что так всё и закончится, – отвернулась Алекс. – Но всё равно жаль, он мне нравился. Он и правда знал. Они как-то разговаривали об этом, много лет назад. Да и как ещё могло это закончиться? Да, Алекс Стоун был не самым худшим из представителей мужского пола, но что можно сделать, если вирус выбирает людей не исходя из их плохих или хороших качеств? Через неделю Кортес-младшая сообщила о его смерти. Алекс пыталась найти в себе скорбь, сочувствие, сопереживание его жене и ребёнку, но находила вместо этого только сомнения. Закрытое отделение, закрытый гроб, быстрая кремация. Смахивает на её "смерть" от пожара четыре года назад. Тогда тоже никто не видел её труп, и останки кремировали. За прошедшие годы, имея гораздо больший доступ к информации, чем раньше, Алекс имела и гораздо больше знаний. А ещё терпения. И, возможно, прямо сейчас её терпение окупалось. Алекс толкнула дверь комнаты Аны. – Эй. Когда церемония похорон? Я тоже пойду. Жена Алекса Стоуна была связана с политикой, так он говорил. На похоронах она была в чёрном и мрачной, как подобает вдове, с опухшими и покрасневшими глазами. Ребёнка с ней не было, наверное, оставила няне. Алекс сама не знала, чего именно ищет, но её отпустили на церемонию всего на три часа, а она всё ещё не напала на след. Уже решившись подойти к Брук Стоун, она начала ловко скользить сквозь толпу собравшихся. Толпа, кстати, была солидная, не то что на её "похоронах". Одновременно с ней через потоки людей пробиралась незнакомая Алекс женщина в полицейской форме. Ещё лучше. Алекс подкралась поближе. Чёрная форма охраны президентки сидела на ней как вторая кожа, идеально подходя к окружающей траурной обстановке. Она тряхнула волосами, прикрывая гарнитуру в левом ухе и опустила голову, демонстрируя глубокую скорбь. Подошедшая к жене Стоуна офицерка поздоровалась, назвала своё имя и вежливо выразила соболезнования, рассказывая о том, каким майор Стоун был храбрым, и добрым, и… Скучно. Но потом полицейская спросила: – Что вы собираетесь делать дальше? Глупый вопрос. Никто не собирается ничего делать, столкнувшись с потерей. Скорее всего ей хочется сбежать, закрыться, и чтобы никто не докучал тупыми расспросами и соболезнованиями. Алекс с удивлением обнаружила, что что-то вроде сопереживания она всё же испытывает. С ещё большим удивлением она выслушала ответ Брук. – Я собираюсь уехать отсюда. В Прентоне мне будет слишком тяжело без Алекса. Хочу уехать подальше, может быть даже в другую страну. Начнём новую жизнь вместе с дочкой. Ого. Её мужа едва соскребли в урну из кремационной печи, а она уже строит планы новой жизни. Достойно восхищения. А кстати, где конкретно она работает? Алекс быстро вбила имя в поисковую строку и с любопытством наблюдала за результатами поиска. Первым в выдаче стоял сайт министерства внутренних дел, и в структуре учреждения имя Брук Стоун было далеко не на самых нижних строках. Последние пару лет она занимала должность заместительницы начальника главного департамента по гражданству и миграции. Неплохой карьерный путь. Начинать новую жизнь, когда ты уже почти министресса? Окей, бывает. А им вообще разрешено покидать страну? Мобильный телефон Брук вдруг завибрировал, она посмотрела на экран и заторопилась куда-то. Алекс последовала за ней. А, прощальная церемония полицейских похорон. Несколько офицерок зарядили оружие и подняли вверх. Кто-то, кого Алекс не видела, подал сигнал, и они одновременно дали залп. Вот Алекс нашла в себе и грусть. На её похоронах такого не было. Надо бы указать в завещании, для следующего раза. В последующие несколько недель Алекс мало спала, мало ела, много курила, много работала и много думала. На этот раз ей понадобится всё. … Лицо Марии Кортес было непроницаемо, как и почти всегда, но она молчала. Перед ней лежал скомканный, а потом тщательно расправленный лист пожелтевшей бумаги, что-то вроде схемы с геометрическими фигурами, стрелками, цифрами и буквами. Внизу карандашом, судя по всему недавно, было перечислено несколько букв, и, через тире, их расшифровки. Е – эксперимент S – здоровье / здоров P – пациент V – вакцина. Последнее слово читалось с трудом, бумага под ним была слишком тонкой, надорванной в одном месте, как будто прежде, чем прийти к этому варианту, слишком много раз писали и стирали, писали и стирали снова. – Я подготовилась получше, госпожа президентка, – оскалилась Алекс, договорив до конца. – И чего ты хочешь? – устало спросила Мария. – Теперь-то чего ты хочешь? – Никакого шантажа. Никаких требований. Я просто хочу знать. Всего один вопрос. Это правда? Да или нет. Одно ваше слово. – Есть вещи, которые лучше не знать никому. Знание – это груз, который не сбросить, который ты будешь нести с собой всю жизнь. Подумай, о чём просишь. – Я. Хочу. Знать, – по словам повторила Алекс. Мария жёстко посмотрела на Алекс. Её выражение лица из политически-бесстрастного стало ледяным: лицо судьи, выносящей смертный приговор. – Личная ответственность. Если хотя бы что-то, хотя бы единожды выйдет наружу, любая деталь, любая мелочь, любой намёк, ты ответишь головой. Я не шучу. Алекс прищурилась, оценивая ситуацию. Это она пришла ставить условия и торговаться, но условия ставят ей. – Если готова положить на весы свою жизнь, скажи "я согласна". Нет – уходи, но если расскажешь где-то ещё то же, что сказала мне, то тоже ответишь. Алекс помолчала. В общем-то было бы довольно наивно предполагать, что она припрёт президентку страны к стенке и заставит играть по своим правилам. Она и не предполагала. Просто хотела получить ответ. Да и разве возможно отступить сейчас? Когда она уже продемонстрировала отсутствие лояльности? – Я согласна, – кивнула Алекс. В конце концов, за себя она могла отвечать. Могла гарантировать, что никто и ни о чём от неё не узнает. А насчёт тяжести груза – груз знаний однозначно весит не больше, чем груз сомнений. Мария кивнула на лежащий перед ней лист бумаги. – Кто ещё знает об этом? Ана? В криминальных историях после ответа "нет, больше никто не знает", единственную свидетельницу обычно убивают. Но за эти годы Алекс немного лучше узнала президентку. Её волнует не первый вопрос, а второй. Знание Марии подтверждало её причастность, или, как минимум, безучастное наблюдение. Вряд ли она хотела бы, чтобы сестре стало об этом известно. – Я ни с кем и никогда это не обсуждала. Ана ничего не знает. – Возвращаясь к твоему вопросу. – Мария пристально посмотрела на Алекс. – В любом случае они все умрут, ты же понимаешь. Всем придётся умереть. Алекс замолчала, пытаясь сопоставить свои подозрения и выводы со словами Марии. Наконец, она поняла. – Правда. Мария молча кивнула. – Но как... – Ты сказала: один вопрос. Я дала на него ответ. Теперь уходи и постарайся, чтобы я не видела тебя хотя бы пару недель. – Да, госпожа Кортес, – рассеянно пробормотала Алекс, думая о том, что услышала. Всё правда. Всё, что казалось фантастикой, никем не рассматривалось всерьёз, представлялось очередной глупой и смешной теорией заговора. Это, чёрт возьми, было не смешно. Это было Потрясающе. – Стой, – окликнула президентка Алекс уже возле двери. Алекс остановилась и развернулась. – То, что ты узнала, что-то изменит? Алекс задумалась. Не над ответом, а над самим вопросом. Что именно интересовало Марию? Не её моральное состояние, точно. То, способна ли Алекс, зная то, что знает, продолжать на неё работать? Алекс снова на миг задумалась. Определённо способна. Зная настоящую цену, пожалуй, работать лучше, чем прежде. Она покачала головой. – Нет, не изменит. – Свободна, – бросила президентка. Через четыре минуты на дисплее появилось имя Эрин Найт, и Алекс удивлённо подняла брови. Нет, она ожидала звонка, поэтому и держалась поблизости, но это было слишком быстро. Словно Марии не требовалось вводить её в курс дела, посвящать в предмет попытки шантажа. Словно она уже была в курсе. Или всегда была в курсе. Короткие волосы на затылке встали дыбом. Алекс всегда подозревала, что Эрин Найт была не просто случайно нанятой телохранительницей и главой охраны. Не просто все эти самые опасные и сложные годы сопровождала Марию, охраняла её, защищала от реальных покушений на её жизнь и власть. Какова её настоящая роль? – Ты всё это время знала тоже, – произнесла Алекс, ответив на звонок. – Разумеется. И ты снова забываешься. С любыми вопросами ты идёшь ко мне. Не к госпоже Кортес. – В голосе Эрин Найт появился лёд. – Жду у себя, сейчас. Алекс отключилась и улыбнулась. За несколько лет её боевые навыки значительно улучшились, и сейчас собеседование в охрану президентки она прошла бы более достойно. Но Эрин всё ещё оставалась превосходящей её оппоненткой. Сильная противница, способная выбить из неё дерьмо. Что могло быть лучше. Найт не собиралась с ней драться. Она лишь чуть более подробно расписала Алекс последствия, с которыми она столкнётся, если хотя бы крошечная часть информации просочится наружу. Последствия для страны, мира, и для Алекс конкретно. Хорошо, последнее она расписала весьма подробно. – Ты отстранена от работы. На два месяца, – закончила она. Алекс резко вздёрнула голову. – Президентка сказала только, чтобы я не попадалась ей на глаза. Пару недель. Не месяцев. – Ты видишь здесь президентку? Или видишь только меня? Я понимаю, что тебе всё ещё трудно даётся концепция субординации, но однажды ты привыкнешь. Или нет, не важно. Алекс посмотрела на свою начальницу, главу службы охраны президентки. Несколько недель планируя разговор с президенткой, Алекс понимала, что больше чем на один вопрос Мария не ответит, да и даже на него она не ответила прямо, лишая возможности сослаться где-то на её слова, но всё же результатом Алекс была довольна. Точнее, он превосходил ожидания. Но чёрт возьми, как Найт связана со всем этим? Кто она, чёрт побери, такая? – Кто ты такая? – спросила Алекс. Эрин Найт молча посмотрела на неё. Не требовалось владеть особыми навыками распознавания эмоций, чтобы понять: она не ответит ни сейчас, ни когда-либо потом. Алекс склонила голову, признавая поражение. – Уже ухожу. – Сначала сдай оружие, – распорядилась Найт. – Эй, как тогда я смогу себя защитить? – Сиди дома, – пожала плечами Эрин. Алекс вытащила из-за пояса автомат и положила на стол, с сожалением проводив взглядом. Это не полицейские пистолеты, громоздкие и шумные, это оружие, достойное охраны президентки. Которого она тоже старалась быть достойной. … Алекс и не подумала бы называть их своей семьёй. Или стаей. Ладно Эмили, она хотя бы приходится ей сестрой, ладно Ана, они знакомы, кажется, так давно, что это действительно походило на старую семейную историю, но Оливия-то тут вообще причём? Но прошло четыре года, на протяжении которых ни Кортес-младшая ни Волф-младшая не изъявили желания съехать, более того, ещё и Джонс-младшая полтора года назад объявилась снова. Она, конечно, поступив в академию, жила в общежитии, но бывали и каникулы, те, в которые Оливия не уезжала на юг, а гостила у них, и Ана даже уступала ей свою спальню, соглашаясь ночевать в комнате Эмили. Чёрт знает зачем, когда гостиная всегда была свободна. Общая территория и достаточно длительный срок. Вполне явные признаки. И ещё эта фотография. Точнее, книга с фотографией. Алекс получила её три месяца назад, передала одна из секретарок президентской службы. На толстом конверте аккуратным почерком было написано "Для Алекс Волф". Знакомым почерком, из какого-то давнего прошлого. Прежде чем дать волю воспоминаниям и понять, кто адресантка письма, Алекс разорвала конверт и моргнула, не понимая. В конверте лежала эта чёртова книга. "Голос из тишины" – гласило название на фоне стальной клетки, подозрительно напоминающей тюремную решётку. Алекс покрутила книгу в руках и перевела взгляд на фамилию авторки. Окей, существовала только одна Линда Эпплтон, чья книга могла попасть к ней в руки. И только одна женщина, за исключением, собственно, Линды Эпплтон, которая могла прислать ей эту книгу. Та, чьим почерком было написано её имя на конверте. Алекс одобрительно фыркнула. Отличный и нестандартный способ, узнав, где она работает, напомнить о том, как она засадила в тюрьму невиновную женщину. Глория хороша. Алекс быстро пролистала книгу. Однажды она её прочитает. Не из чувства долга или вины, а потому что любопытно, о чём она. Не каждая из твоих бывших подруг способна написать целую книгу. Но на одной из страниц Алекс наткнулась на что-то, что сначала сочла закладкой, бесплатным бонусом к книге. Вытащив кусочек плотной матовой бумаги, Алекс моргнула. А потом ещё раз, зажмурившись посильнее. Это было семейное фото. С изображения, довольно улыбаясь, на Алекс смотрели два знакомых лица: Глории Файерберд и Линды Эпплтон, и одно незнакомое и довольно отвратительное, сморщенное, без волос и с надутыми щеками – лицо младенца. "Где они взяли этого мелкого и страшного ребёнка?" – подумала Алекс за пару мгновений до того, как осознала ответ на этот вопрос. Крошечная краснолицая младеница с сощуренными глазами могла быть только их дочерью. Пытаясь свыкнуться с этой мыслью, Алекс повертела фотографию. "Моя семья", – прочитала она надпись на обратной стороне, написанную тем же почти каллиграфическим, знакомым со времён академии, почерком. Алекс вспомнила бы его так или иначе. Вспомнила бы, как старательно Глория во время их феминистских собраний заполняла свои блокноты конспектами, инсайтами, планами. Неутомимая староста, талисманка группы, успевающая всё и везде, умеющая договариваться с самыми несговорчивыми преподавательницами и преподавателями. Глория сказала, что никогда её не простит. Глория прислала ей фото своей дочери. Между этими двумя поступками было явное противоречие. Зачем посылать своей врагессе фото своего ребёнка? … Алекс потрясла головой. Они всегда так шумят днём? Она-то обычно заявлялась домой ближе к полуночи, а на выходных брала дополнительные смены или уезжала куда-нибудь за город, подальше от людей. Повыть на луну, ага. Чёрт, если так пойдёт и дальше, то вынужденный неоплачиваемый двухмесячный отпуск обернётся настоящей пыткой. Правда Найт, несмотря на то, что лично отстранила Алекс от работы, нашла чем её занять. Уже после ухода Алекс из Дома президентки Найт прислала ей сообщение, в котором написала что-то вроде того, что так как Алекс выбрала владеть информацией, которая может уничтожить не только её, а всё, что создавалось годами, ей придётся пройти спецкурс для военных. Она сама его проходила когда-то, и это полезная вещь. – Что за курс? – напечатала Алекс. – Обеспечение сохранности ценной информации при проведении следственных и дознавательных действий. Как молчать при пытках. Звучало интересно. Президентка часто заявляла в своих выступлениях о глобальных и чересчур наивных на взгляд Алекс планах постепенного отказа от вооружённой армии и перехода на мирное сотрудничество, в том числе и внутри страны. Но пока, хотя таких крупных организованных мужских группировок как ВНМО не возникало, отдельные локальные вспышки агрессии ещё случались. Они подавлялись весьма оперативно, но то безопасное будущее для женщин, которое обещала Мария в предвыборной программе, ещё не наступило, хотя уже и ощутимо маячило за горизонтом. Зная то, что она теперь знает, это, пожалуй, может пригодиться. – Когда ближайшая дата? – набрала ответное сообщение Алекс. Но эти неумолкающие разговоры прямо у неё за стенкой посреди дня... Она что, одна работает, чтобы прокормить эту стаю? Алекс постучала кулаком в стену. Голоса затихли, послышался звук открываемой двери. – Извини, – заглянула в её комнату Эмили, – мы не слышали, что ты пришла. Ещё только полдень, всё в порядке? – Да что вы там делаете, зачем так шуметь? – раздражённо зашипела Алекс. Эмили пожала плечами и скрылась в соседней комнате. Через пару минут снова послышался смех и голоса, более приглушённые. Алекс бросила взгляд на книгу, три месяца назад отправленную на книжную полку, и направилась по следам. Неслышно приоткрыв дверь, она обнаружила пасторальную картину: на полу, на коленях возле окна, глядя на улицу, стояла Ана, Эмили рядом приобнимала её за плечи и показывала пальцем на что-то снаружи. Слева, на полу же, сидела Оливия Джонс, как будто в этой грёбаной квартире не было ни одного дивана, ни единого чёртова кресла. Оливия первой увидела Алекс и затихла. Оглянулись Ана и Эмили, явно желая узнать, почему она вдруг замолчала. Сцена была настолько анекдотической, что Алекс открыла камеру в телефоне и сделала снимок. Она собиралась тут же выйти, но Ана окликнула: – Алекс, подожди. Эмили бросила на неё обеспокоенный взгляд, Ана в ответ решительно кивнула. Следующий взгляд Эмили был брошен на Оливию, и та, быстро поняв намёк, исчезла из комнаты, прикрыв дверь. Алекс насторожилась, не понимая, что происходит. С ней явно хотели поговорить, но о чём? – Алекс, ты ничего не заметила? – осторожно начала Кортес-младшая, несвойственно ей смущаясь. – А что я должна была… Вы же не разбили мою машину? Ей всего полгода, и если… – Твоя машина в порядке, – успокаивающе заговорила Эмили. – Мы к ней даже не подходим. – Да и зачем бы, – подтвердила Ана. – Тогда в чём проблема? – Никаких проблем, – улыбнулась Ана, как показалось Алекс, слегка виновато. – Какого чёрта тут происходит? – прорычала Алекс. Повернувшись к Ане, она подошла ближе. – Говори, Кортес. Ана ещё более несвойственно ей покраснела. Алекс сжала кулаки, готовая, если придётся, выбивать признание силой. Эмили шагнула вперёд. – Ничего не происходит. Всё в порядке. Никто больше не умер, не пострадал и всё такое. Просто мы с Аной встречаемся и решили, что тебе следует знать. Алекс прищурилась, отступив назад, и подозрительно обвела взглядом обеих собеседниц, выглядящих как пойманные заговорщицы. – Давно? – Несколько месяцев, – расплывчато ответила Эмили. – Почти год, если считать с того дня, когда… – Стоп. – Алекс подняла руку в останавливающем жесте. – Без подробностей, окей? И почему рассказали именно сейчас? – Показалось, что ты могла заметить, – сказала Ана, всё ещё неловко. Алекс подумала, что ничего не заметила бы, даже если бы застала их в одной постели. Чёрт. Они ведь действительно спали в одной постели. Алекс покачала головой, смиряясь с неизбежным. Вряд ли у Найт есть курс о том, как замечать то, что происходит у тебя перед глазами. Но, по крайней мере, это не мешает ей работать. – И зачем мне следует это знать? – Ну, в нашей странной семейке ты вроде как лидерка. Лидер. Лидируешь. В общем, мы решили ввести тебя в курс дела, – путано закончила Эмили. – Вы что-то путаете. Если я временно организовала нам жилье, это ничего не значит и точно ни к чему меня не обязывает. Насчёт обязательств Алекс могла быть права, охрана Кортес-младшей больше не была её трудовой функцией, но временное сожительство постепенно превратилось в постоянное, сложно было этого не заметить. И временные сожительницы тоже. Алекс, снова покачав головой, вышла из комнаты. За неплотно закрытой дверью собеседницы продолжали негромко переговариваться. – Кажется, Алекс что-то задело, – озвучила Эмили. – Надо ещё раз поговорить с ней про формы обращений. – Может быть, её задели наши новости, – задумчиво проговорила Ана. Эмили помолчала. – Ты бы хотела, чтобы её это задело? – Нет, – резко бросила Ана, но тут же послышалось какое-то лёгкое движение, поворот или смена позы. – Да, хотела бы. Но это не, что ты думаешь. Хотелось бы знать, что Алекс тоже способна на человеческие чувства. Что ей не всё равно. Ана выдохнула. – Прости меня. – Всё в порядке. И если ты в любой момент поймёшь, что не хочешь этих отношений, всё тоже будет в порядке. – Нет, я… Алекс фыркнула, тряхнув головой. Как будто посмотрела отрывок слащавой мелодрамы. К чёрту всё это, неужели кто-то действительно способны получать удовольствие от отношений? Хотя, если это так... Она снова заглянула в комнату. – Если это то, чего вы хотите, я за вас рада. Спустя неделю Алекс всё-таки достала с полки книгу Линды. Больше не было поводов сослаться на занятость на работе. И не смогла оторваться, пока не дошла до финала. Вопреки первоначальным ожиданиям, книга не была осуждающей. Скорее обнадёживающей. Линда писала о женщинах, которых встречала в тюрьме, о тех, кого видела лишь несколько раз и тех, с которыми проводила годы. О семьях, которые складываются внутри, в пределах, ограниченных стальными решётками. О работе, занятиях. О любви. О творчестве. Она не писала о том, что тюремное заключение стало худшим периодом её жизни. Не писала, что это сломало ей будущее. Фактически Линда описывала свой арест как опыт, без которого вполне можно обойтись, но лично ей принёсший много хорошего. Перелистнув последнюю страницу, Алекс вернулась к началу, чтобы перечитать посвящение. “Моей семье: жене Глории и дочери Эвелин. А также женщинам, бывшим моей семьёй по ту сторону решёток: Джине, Хэлен, Мори, Сэнди и Роберте”. Эвелин, серьёзно? Алекс казалось, что Глория Файерберд должна была бы назвать свою дочь каким-то величественным именем, связанным с надеждой, или уверенностью, или справедливостью. Скажем, Джастис*. Виктория. Либерти**. Или, например, Фемида. С другой стороны, Глория ведь упоминала что-то о том, как тяжело нести имя, к чему-то обязывающее. Она ведь даже брала псевдоним когда-то. И Линда тоже. Закрыв книгу, Алекс подумала, что маленькой Эвелин, пожалуй, повезло с родительницами. А ещё о том, что такие книги не посылают, чтобы отомстить. В них не вкладывают фото своих детей, чтобы заставить испытать чувство вины. Это подарок. И, по правилам вежливости, на него следует ответить. "Моя стая", – фыркнула Алекс, запечатывая фото в конверт. У неё тоже есть семья, которую, как известно, не выбирают. Она просто есть, вот и всё. И, к счастью, её хотя бы не обязательно рожать. Почему-то Алекс была уверена, что Глория родила дочь с помощью Союза продолжения жизни. Сейчас это была крупнейшая во всём мире организация, помогающая желающей женщине родить ребёнка от другой женщины. Да, всё ещё существовал банк замороженной спермы, и им тоже активно пользовались, но женщины в партнёрских отношениях или браках с другими женщинами всё чаще выбирали Союз. После веков угнетения логично, что не всем хотелось использовать биологический материал мужчины. Кому-кому, но Глории этого бы точно не захотелось. Конечно, родить могла и Линда, но Алекс нелогично и необоснованно всё же считала, что родила этого ребёнка Глория. Вообще-то Алекс тоже воспользовалась кое-какими услугами Союза. Это стало разрешено гораздо быстрее, чем президентка объявила о запуске репродуктивной деятельности. Алекс давно хотела решить проблему с менструациями и даже несколько лет назад разговаривала об этом с докторкой из Союза. Не будучи хорошо осведомлённой о современных технологиях, она была готова на операцию по удалению матки, но та же докторка, Джейн Майер, которая, казалось, была рада её видеть, предложила вариант менее травматичный, но высокоэффективный, разве что требующий обновления раз в пять лет. Алекс ощупала своё плечо. Противозачаточный имплант, одновременно предохраняющий от нежелательной беременности, что, к сожалению, для некоторых женщин до сих пор было актуально, и отключающий менструации. Просто потрясающе. Больше никаких пробуждений среди ночи в луже крови. Больше никакой боли, мешающей нормально бегать, тренироваться и драться. Сколько же лет мудаки у власти отняли у женщин. Сколько лет, которые женщины могли провести, наслаждаясь комфортом и свободой. Пытаясь подавить женщин, они даже не представляли, что отняли у себя всё. На самом деле, у визита в Союз была и другая цель. Алекс хотела ещё раз встретиться с Джейн Майер, пусть даже не имея возможности сказать ей ни слова помимо основной темы разговора. Джейн Майер, главдокторка Союза, не могла не знать. Обязана была знать. Алекс снова подумала о словах, которые сказала Марии. Это ничего не меняет. Разве что заполняет лёгкие неким мрачным, но довольно приятным чувством удовлетворения. Признать свою тёмную сторону. Признать свою звериную природу. Перестать этому сопротивляться. Эмили, поступившая после окончания университета в магистратуру по вновь введённой программе "Гендерные исследования" и пребывающая от неё в восторге настоящей исследовательницы, всё пытается помочь ей с определением гендерной идентичности, заговаривая то об агендерности, то о гендерфлюидности. Эти разговоры, вопросы и искреннее желание принять и поддержать, что бы она ни выбрала, развлекали Алекс. Но надо сказать ей, что с лидеркой всё в порядке. Просто всё немного сложнее. Просто иногда ты не вписываешься в границы, насколько бы расширенными они не были. "Волфгендер", – так Алекс это назвала, и, пожалуй, поделилась бы с остальными, если бы испытывала хотя бы малую толику прежнего упрямого желания кому-то и что-то доказать, в первую очередь – себе. Нежелание было абсолютным и совершенным. Гармония с собой, как оказалось, несёт в себе бесконечное число преимуществ. Алекс заклеила конверт, написала на нём имя адресатки и сунула одной из секретарок, не той, что отдала ей книгу. – Это для Глории Файерберд. Адреса не знаю, телефона тоже. Скорее всего работает полицейской, хотя возможно сейчас в отпуске по уходу за ребёнком. – Я отправлю письмо, майоресса Волф, – вежливо кивнула секретарка, словно получила максимально исчерпывающую информацию. Алекс улыбнулась. Возможно однажды она даже получит ответ. * justice (англ.) – справедливость ** liberty (англ.) – свобода