***
Джие шесть, Какаши десять. Это не вторая их встреча, да и не третья. На самом деле никто не считал. Хатаке уже давно сирота, ученик Жёлтой молнии; Джия же только недавно поступила в Академию. Иногда у Минато не оставалось выбора, и он брал девочку с собой на тренировку. Она честно не лезла под руку и вопросы задавала только по делу. Но всё равно успевала похихикать с Рин, немного пообщаться с Обито и развеселить Какаши, хоть он этого никогда и не признавал. Джия же хотела, чтобы Хатаке больше улыбался, и искренне расстраивалась, что у неё ещё не разу не получилось. Юный чуунин пришёл на одну из тренировочных площадок и тут же пожалел об этом, ведь она оказалась уже занята. Знакомый красный цвет привлёк внимание. На середине площадки сидела дочь его сенсея. Какаши уже хотел уйти, когда заметил, что девочка выглядела так, как будто дралась: порванная одежда, ссадины на руках и ногах и небольшая ранка чуть выше локтя, которая продолжала кровить. На руках у младшей Узумаки уместился кот, которого девочка гладила. О том, что Джия часто дерётся, Какаши знал. Он не раз слышал её споры с матерью, а иногда даже становился свидетелем этих драк. Девочка очень любила защищать интересы тех, кто не мог сам за себя постоять. — Опять подралась? — спросил он, подойдя к девушке. — Я сказала им, что котёнку больно, но они не хотели отпускать его, — сказала девочка, все ещё слишком увлечённая котёнком. — Смотри, какой красивый. — Красивый, — вежливо согласился Какаши. Собаки были ему ближе. — У него на ошейнике есть адрес? — Есть, — кивнула девочка. — Только я не знаю, где это. — Я помогу найти. Но для начала давай я обработаю твою ранку, — сказал Какаши и достал аптечку. — Спасибо, — благодарно кивнула девочка и затараторила, описывая, какой же это красивый котёнок, не замечая, что Хатаке уже давно закончил с раной и теперь просто слушал, улыбаясь под маской. Во время этой встречи Какаши признал, что кошки тоже красивые, а Джия так и не узнала, что у неё все же получилось развеселить Какаши.***
Джие девять, Какаши тринадцать. Всё было разрушено. Четвёртый Хокаге погиб, Девятихвостый разрушил деревню, и это не самое худшее. Самое худшее то, что Джия пропала. Её не было дома, на кладбище, в больнице и к, большему облегчению, среди погибших. Копирующий лично проверил. Но факт оставался фактом: девочка пропала. Несколько АНБУ по приказу Третьего перевернули всю деревню, но дочка Четвёртого буквально сквозь землю провалилась. Какаши проклинал всё на свете, но продолжал искать. Девочка обнаружилась в одном из самых очевидных мест — вершина Горы Хокаге. Точнее, голова Четвёртого. Джия свернулась калачиком на земле, между зубцов, и негромко всхлипывала. Она не подняла головы, когда подросток приземлился рядом с ней. Хатаке был плохим утешителем, но сейчас он знал, что сказать. — Я видел Наруто. Фраза произвела ожидаемый эффект. Девочка подняла голову и села, скрестив ноги. — Наруто? — Наруто, — утвердительно произнёс джоунин и протянул девочке руку, помогая подняться. Во время этой встречи Какаши напомнил Джие, что она осталась не одна, но забыл об этом сам.***
Джие тринадцать, Какаши семнадцать. Джия была на тренировочной площадке, когда поняла, что не одна. Она подождала несколько минут и отправила кунай туда, где, как ей казалось, затаился наблюдатель. Прошло ещё несколько минут, когда рядом с ней оказался Какаши. — Что ты здесь делаешь? — спросила куноичи, не поворачиваясь к нему. — Я очень занята. — Я слышал, что ты тренируешься, и хотел помочь, — ответил Какаши. — Ты хотел помочь? — повторила Джия. — Мне не нужна твоя помощь. Прежде, чем что-либо ещё можно было сказать, сзади на неё полетел кулак. Джия успела отразить удар прежде, чем он достиг цели. Джия развернулась и впервые с момента начала этого диалога посмотрела Копирующему в глаз. Она не нуждалась в нём. Конечно, он всё ещё возглавлял охрану её брата, и им приходилось общаться, но она никогда не позволяла делать это чаще, чем необходимо. — Зачем ты всё это делаешь? И вообще, почему ты так любезен со мной? — проворчала она, опустив глаза. — Если это очередной приказ Хокаге… — Нет, Хокаге тут ни при чём. — Он поджал губы под маской. — Я знаю, что ты злишься на меня. У тебя есть полное право. Я оставил вас, когда был нужен больше всего, и тоже злюсь на себя за это. Но, Джия, больше я никуда не уйду. Чуунин сглотнула, моргнула, её сердце колотилось в груди, и она проклинала себя за то, что была всего лишь человеком. В его глазах было столько цели — твёрдой, но не такой жестокой, как раньше. Теперь было чувство… решимости. Всё, что ей оставалось — это кивнуть. После этой встречи Джия перестала злиться, а Какаши продолжал держать обещание.***
Джие шестнадцать, Какаши двадцать. Конечно же, очередная миссия Хатаке пошла не так. Во-первых, его команда не вернулась вовремя. Через неделю после отъезда: ничего. Две недели спустя: по-прежнему ничего. Три недели: ничего. В начале второго месяца его команда, наконец, вернулась с разбитым, грязным, истощенным и, вдобавок ко всему, травмированным Какаши, висящим на спине у Генмы. У него на спине была обширная инфицированная рана, и он валялся в отключке несколько суток. Когда Копирующий выздоровел достаточно (самовольно сбежал из больницы) его отправляют долечиваться дома. Джия навещала его несколько раз в день. Ключ дал ей сам Хатаке несколько месяцев назад, и девушка нагло этим пользовалась, вторгаясь без приглашения. Она готовила ему еду, обрабатывала рану, разговаривала, поила горькими лекарствами. Хатаке было неловко. Джия и раньше занималась его лечением, но у него дома — никогда. С другой стороны, у него не было сил с ней спорить, а возвращаться в больницу он не хотел. Узумаки, как и всегда, хотела помочь. Она знала, что такое одиночество. Конечно, у неё был Наруто, и он очень старался быть полезным, но Джинчурики едва исполнилось семь, и девушка не хотела слишком его перегружать. Какаши был один много лет. Всё время в одиночестве. Никакой семьи, только несколько друзей и ничего больше. Он проводил большую часть своих дней либо на тренировках, либо у мемориального камня, где разговаривал с призраками своих давно ушедших друзей и сенсея. Узумаки далеко не сразу поняла, каким чудом было то, что он сам инициировал их общение. А когда поняла, то решила, что не только он должен отдавать. За Какаши некому было присматривать. И куноичи решила, что это — чем бы это ни было — того стоит. Её забота следить за тем, чтобы он не перенапрягался, помогать с лечением. После этой встречи Джия выучила медицинскую карту Какаши наизусть, а ему самому пришлось научиться принимать заботу,***
Джие двадцать, Какаши двадцать четыре. На миссии всё пошло не так с самого начала. Длительное пребывание в горах, стратегии, которые рушились одна за одной, и команда, состоящая из джоунина и двух слишком самонадеянных чуунинов, один из которых погиб. Враг не оставил шиноби и шанса, и тот истёк кровью буквально за несколько секунд. Ничего нельзя было сделать. Именно такое заключение написала Джия, когда осмотрела тело погибшего. А потом просто выслушивала, как жена погибшего — гражданская — проклинала всех шиноби, била Копирующего в грудь, а тот лишь молча всё принимал. Какаши сам запечатывал тело, нёс рюкзак погибшего и сам отдал хитай-атэ жене погибшего. Хатаке едва реагировал на окружавших. И он вряд ли понимал, что девушка была свидетельницей этой сцены в больнице, где мужчину поливали грязью, а потом пошла с ним домой. Она не собиралась оставлять его одного. Ситуация не изменилась, когда они зашли в квартиру. Какаши молча разулся и сел на кровать, низко опустив голову. Джия уже не была уверена в том, что он хочет её видеть. Эмоции Какаши Хатаке были непостоянными и непредсказуемыми, и ей нужно было действовать осторожно. Подождав несколько минут, она преодолела расстояние между ними и присела на корточки. — Какаши, — позвала Джия и, немного помедлив, положила руку ему на колено. — Какаши… Секунда — и девушка оказалась прижата к кровати. Чужие руки по-хозяйски снимали одежду, оставляя девушку голой. К рукам присоединились зубы, оставляющее укусы по всему телу. Какаши приподнялся, приспуская штаны и резко вошёл. Джия вскрикнула и прикусила губу. Глубокие толчки следовали один за одним. Чужие пальцы касались подбородка девушки, поворачивая голову и заставляя смотреть в глаза. Узумаки почувствовала, что тёплое семя наполняет её изнутри. Хатаке опустился на неё, придавливая сверху, всё ещё пристально глядя на неё. — Что ты хочешь увидеть? — почти шёпотом спросила Джия. Она наблюдала, как Какаши обдумывал свой ответ, по-прежнему не отрывая взгляда. — Отвращение, ненависть, презрение… Джия подняла голову и коснулась губ мужчины, прерывая его. — У тебя вряд ли получится это найти. Ты был груб, но мне не было больно, — мягко сказала девушка. — Но если ты с меня слезешь, то дышать мне будет намного легче. Какаши медленно откатился, укладываясь рядом с ней, и, чуть помедлив, накинул на куноичи покрывало. Узумаки всегда была мерзлячкой. Та же в свою очередь приподнялась на локтях, чтобы вновь посмотреть ему в глаза: — Я люблю тебя, и это не твоя вина. Чужие руки обвились вокруг её талии и притянули ближе. Хатаке немного поменял их положение, сползая ниже и пряча лицо на плече куноичи. Если она и почувствовала слезы на коже, то предпочла сделать вид, что не заметила этого.***
Джие двадцать пять, Какаши двадцать девять. За всю свою жизнь он никогда не был так обеспокоен. Война, тысячи миссий, одна команда генинов, рождение ребенка… И его ужасала перспектива жениться на девушке, которую он любил много лет? Нет, его волновало не это. Он боялся, что она не хотела выходить за него замуж. Хотя эту свадьбу организовывала она. Она вынашивала и воспитывала их дочь. Даже если она каждый день подтверждала свою любовь к нему, просто существуя. Он всё ещё беспокоился, что каким-то образом поймал её в ловушку. Заставил вступить в брак, которого она не хотела, забеременев. И только голос разума говорил: как ты объяснишь ваши отношения до этого, дурак? Джия почувствовала на себе долгий взгляд и обернулась. Какаши стоял поодаль, будто не решался подойти, и девушка поёжилась под его взглядом. Её красные волосы великолепными локонами ниспадали на плечи. Хотя она выглядела потрясающе, и традиционное кимоно идеально подходило ей, но Какаши не мог оторвать глаз от её лица. И дышать стало легче. С того момента, как она позволила ему подойти к ней, как мужчине, а не как ученику её отца, он был зачарован, буквально поглощён. Он не мог насытиться ею. Он хотел утонуть в бесконечных милях её волос и каждую ночь засыпать с ней в его руках, с её головой, прижатой к его груди. Наконец-то она заставила его почувствовать себя достойным. Он провёл так много времени в одиночестве, забытым и брошенным ребёнком, переполненным желанием любить и быть любимым; чувством, что нигде не было безопасно. Какаши любил прикасаться к ней так часто, как только мог, ему нравилось, как они делили раковину, чтобы чистить зубы и ухаживать за собой каждое утро, ему нравилось, как она всегда еле слышно напевала, когда готовила или убирала, хотя он не был уверен, что она действительно замечала, что делает это. Ему нравились морщинки в уголках её глаз, когда он приходил навестить её на работе, принося обед. Он хотел пообещать, что проведёт её сквозь грёзы и кошмары, и в хорошие, и в плохие дни. Он хотел написать на её коже кончиками пальцев и языком все слова, которых не знал, все маленькие чувства, которые глубоко хранил, показать ей с плотью и удовольствием все способы, которыми мог лелеять её. Он хотел дать клятвы, чтобы каждый мог увидеть, как сильно он любит её, насколько абсолютна его преданность ей, сильная и нерушимая. Джия заслуживала лучшего от него, и он был полон решимости рассказать ей во всех мельчайших подробностях, которые мог сообщить, как много она для него значит; как сильно он хотел провести каждую жизненную минуту, удостоверяясь, что она счастлива, и что у неё есть всё, что она хочет. — Простите, — наконец, сказал он. — Это может показаться безумием, и я знаю, что мы только что встретились, но я не могу нигде найти мою невесту. Он немного наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза и не пропустить искорки смеха в её глазах. — Знаете, это действительно странно, но я не могу найти моего жениха, — девушка закусила губу, чтобы не рассмеяться. — Это невероятное совпадение… Может, раз уж мы здесь, лучше поженимся? — предложил мужчина, и Узумаки рассмеялась, утыкаясь головой ему в плечо. Звук её весёлого смеха — самая сладкая песня, которую он когда-либо слышал. Когда она приподняла голову, чтобы встретить его радостной улыбкой, он снова затаил дыхание. — Я тебя люблю, — прошептал Хатаке, и девушка почувствовала, как колотится её сердце. Он редко озвучивал свои чувства, предпочитая показывать их действиями. Рядом с ним она спала крепче и лучше, чем когда-либо в одиночку, и почти постоянные мешки и следы напряжения вокруг её глаз постепенно исчезали. Он делал массаж её плечей после долгих операций. Какаши пресёк любые её попытки сесть на диету после беременности. Когда несколько лишних килограмм не желали уходить даже после усиленных тренировок, Хатаке продолжал настаивать на полноценном питании и соблазнял её блюдами собственного приготовления. Неудобство адаптации к её новому весу было сглажено тем, как Какаши практически боготворил её умеренно улучшенные изгибы. Иногда казалось ошеломляющим, быть центром такого сильного обожания и желания. Лазерный фокус внимания Копирующего был неизбежен, даже когда он ничего не делал, кроме того, что стоял через комнату от неё, даже не глядя в глаза, но всё ещё полностью осознавая её. Узумаки переплела их пальцы, не отрывая глаз от него. — Я тоже тебя люблю.***
После окончания церемонии у молодожёнов не было возможности оставаться рядом. Их таскали из стороны в сторону, из группы в группу, не давая побыть вдвоём. Копирующий не был известен как мастер социального взаимодействия и любитель быть в центре внимания, а значит, хотел убраться отсюда, как можно дальше. Джия посылала ему сочувственные взгляды на протяжении всего вечера, но это мало помогало. Какаши пробирался сквозь толпу, стараясь не попасть на глаза Гаю с его очередным соревнованием или, не дай бог, Цунаде, которая каким-то образом заполучила ещё сакэ. Он вообще не был уверен, что в их доме хранилось столько саке. — Знаешь, эта свадьба такая неприятная, — протянул Хатаке, пробившись к девушке. — Не хочешь убраться отсюда? Джия улыбнулась: — Какаши, я уверена, что наше исчезновение заметят, учитывая, что это наша свадьба. — Мы можем уйти прямо сейчас, и я уверен, что никто не заметит. — Мужчина кивнул в сторону веселящийся компании. — К тому же мы просто немного побудем снаружи. Узумаки кивнула, и Копирующий, взяв её за руку, потащил в сторону выхода на задний двор. Они остановились у скамейки, которую когда-то установил Сакумо Хатаке. Какаши сел на сиденье и притянул жену себе на колени, расположив её так, что девушка сидела к нему боком. Некоторое время они сидели молча, просто наслаждаясь присутствием друг друга. Джия, повернувшись лицом к мужчине, стянула с него маску, чтобы увидеть его улыбку. Кончиками пальцев начала исследовать лицо мужа: обвела изгиб скулы, провела по нижней стороне челюсти, нижней губе и, наклонившись, легко поцеловала его в губы. — Эй! — позвал их громкий голос. — Семпай, я думал, что это ваша свадьба. — Я же говорила, что они заметят, — негромко сказала куноичи, разрывая поцелуй. — Им всё равно придётся побыть без нас ещё немного, — сказал Копирующий и сильнее прижал к себе Джию.