***
Наруто был зол. Зол с тех пор, как Пятая позвала их к себе в кабинет, чтобы сообщить это. Он был зол на неё, за то, что она отправила его одного. Не отправила кого-то с ним, чтобы поддержали, чтобы этого не произошло. Наруто был зол на любимую сестрёнку. Наверное, впервые в жизни. Она вытащила его из резиденции Хокаге, не дав ему покричать на Цунаде вдоволь. Джия не говорила ему о том, что он их крёстный в течение многих лет. И даже сейчас вела себя, как обычно. Как будто всё было в порядке, и ничего непоправимого не произошло. Он злился на Совет, который запер его в деревне, лишая возможность сделать хоть что-то. Лишая возможности быть рядом. Он злился на Какаши, привычно спрятавшего эмоции за синей маской. Он злился на Саске и его внешнее безразличие. Он злится на Ямато, дежурившего на крыше соседнего дома и помогающего контролировать Девятихвостого. Он злился на самого себя. Злился за то, что недостаточно усердно учился, чтобы поладить с Девятихвостым и помочь, когда в этом была необходимость. Наруто злился на себя. Ему казалось, что он пренебрёг всеми возможностями, что у него были. Он столько всего не спросил, столько всего не сказал. Всегда казалось, что будет следующий день, но теперь он больше никогда не настанет. Но больше всего Наруто злился на него. Каким самонадеянным идиотом надо быть, чтобы отправиться туда в одиночку. Джирайя всегда учил его не недооценивать соперника, а сам? Он переоценил себя. Даже не попрощался. Наруто был в ярости. Он находился один в своей комнате и рушил всё, что попадалось под руку. Он бросил небольшую жабу, купленную во время путешествия, в стену. Та разлетелась на множество осколков. Примерно через минуту дверь открылась, и в комнату вошёл Саске. Он лишь окинул взглядом бардак и снова вышел. Наруто почувствовал, как очередная волна гнева, направленная на Учиху, поднимается где-то внутри. И тут же утихла, когда тот вернулся со всем необходимым и молча начал убирать разрушения, причинённые другом. Узумаки выскочил в окно и исчез среди соседних домов. Когда он вернулся домой, на улице уже давно стемнело. Саске уже крепко спал и внешне никак не отреагировал на его появление. На подушке Наруто ждала жаба. Та самая, что он разбил в порыве злости. Та самая, что он купил в качестве сувенира в путешествии. Аккуратно склеенная и, казалось, ни один кусочек не пропал. Волна гнева, прибывавшая в Наруто в последние дни, понемногу отступает. Он свернулся калачиком, поставив многострадальную жабу в поле своего зрения и заснул крепким сном.***
Какаши во всём произошедшем винил себя, но это практически никого не удивляло. Он практически всегда чувствовал себя виноватым в гибели близких людей. Джирайя был не просто автором его любимых книг. Он был учителем его сенсея, крёстным его жены. Одним из немногих людей, что помнили его отца и не винили его за проваленную миссию. Джирайя был одним из тех, кто видел в нём Какаши, а не Копирующего ниндзя. Хатаке винил себя в его смерти. Он несколько раз встречался с саннином для обмена информацией. Что было бы, если бы он хоть раз настоял на том, чтобы отправиться в деревню Дождя вместе с ним? Что было бы, если бы он настоял на замене? Отправился бы в логово Акацуки вместо жабьего отшельника. Возможно, Джирайя остался бы в живых. «Возможно» — потому что Какаши не идиот. Он знал, что в их мире никто и никогда не даст стопроцентной гарантии. Возможно, что всё дело в том, что они все восприняли угрозу Акацуки слишком лично. Это не допустимо. Но могло ли быть иначе, когда речь шла о его семье и команде? Если бы кто-то другой был связным Джирайи, то какие пути решения он бы предложил? Возможно, Джирайя бы выжил. Опять-таки, всего лишь «возможно». А одно небольшое слово не вернёт к жизни одного из сильнейших шиноби Конохи. Возможно ли, что путь по которому пошёл Джирайя, был ошибочным с самого начала, и отшельник погиб зря? Возможно ли, что именно неясная информация, переданная жабьим саннином приведёт их к успеху? Возможно ли, что эро-саннин выжил? Какаши задался этим вопросом однажды ночью, но тут же прогнал от себя эту мысль. Фукусаку никогда не принёс бы в Коноху эту новость, если бы не был уверен. Он торговался сам с собой несколько дней, пока однажды Джия не попросила перестать это делать. — Мы всё равно не можем что-либо изменить. Поэтому перестань думать: «А что если», «Возможно ли» или какие ещё формулировки есть в твоей голове. Джирайя прекрасно знал, на что он идёт, и чем это может закончиться. А ты не несёшь ответственности за его действия, и никогда не нёс. — Как ты узнала, о чём я думал? — в недоумении спросил Копирующий. Джия поцеловала его в губы, сняв маску, и только вернув её в изначальное положение, произнесла: — Ты, может быть, и гений, но иногда слишком очевиден. — Девушка погладила его по щеке и спросила: — Но, возможно, я чего-то не уловила. Что у тебя на уме? Какаши вздохнул. И вывал всё, что было на душе.***
— Цунаде-сама, могу я Вам что-нибудь принести? — Голос Шизуне пробился через пелену её размышлений. Женщина только покачала головой. Она чувствовала себя просто отвратительно. Только понимание того, что она Хокаге, а эти Акацуки всё ещё не прекратили свою деятельность, удерживали её на грани. На самом деле, она не могла заставить себя заботиться о чём-либо. Бумаги на её столе остались бы нетронутыми, если бы не Шикаку и Шизуне. Кроме этого, кто-то должен был позаботиться о похоронах, хотя и хоронить было нечего. Но всё ещё надо было решить, какого типа похороны устроить. Конечно, были ещё Джия и Наруто, но они едва ли были в лучшем состоянии, чем сама Цунаде. Что-то, казалось, перегорело в них всех. Это было похоже на то, что она внезапно оказалась под водой в глубокой, тёмной пещере и не могла найти выход. Казалось, она не чувствовала ничего осязаемого. Были вспышки эмоций, но они исчезли так быстро, что она не смогла разобраться в них. Неудачница Цунаде. Потерять одного из немногих дорогих людей. Потерять того, кто был рядом с ней с тех пор, как она стала генином. «Это её вина… это её вина… это её вина», — кричало всё вокруг. Казалось, что все вокруг обвиняли её в этом. Даже Третий обвинительно смотрел на неё с вершины горы Хокаге. Она хотела исчезнуть настолько сильно, что не было сил здесь больше находиться. Она хотела бежать из Конохи, забыть это всё, как страшный сон. Но она не могла этого сделать. Этот идиот Джирайя попросил её приглядеть за деревней. Он попросил её стать Пятой Хокаге. И она не могла так подвести его. С этими мыслями женщина выпрямилась в кресле и притянула к себе ближайшую стопку бумаг. Она отвечала за целую деревню и не могла просто так размякнуть. Она должна была помочь одному несносному блондину добиться своего и разобраться с Акацуки. А потом у неё будет вся жизнь на оплакивание извращенного отшельника.***
Саске подумал, что Джирайе наверняка понравились бы его похороны. Столько красивых девушек в одном месте редко можно было увидеть. Конечно, приходили не только красивые девушки, но и многие шиноби Конохи и гражданские. Учиха искренне задавался вопросом: они пришли почтить память великого саннина или известного писателя? Но все эти вопросы исчезли, когда все гости разошлись, и остались только самые близкие. — Что вам нравилось в нём больше всего? — внезапно для всех, спросила Шизуне. — Он был болтлив, но также умел слушать, — ответила Цунаде. — Я могла рассказать ему абсолютно всё, и он бы только поддержал и просто… выслушал. Я могла рассказать ему обо всех моих недостатках, и он каким-то образом нашёл бы способ доказать, что это не так. — Он был так отвратительно упрям. В некоторых случаях это было больше недостатком, чем достоинством, — сказала Джия, вызывая усмешки у собравшихся. У Джирайи был талант выводить всех из себя просто потому, что он до последнего стоял на своём. — Мне нравилась его внимательность по отношению к окружающим, — сказал Саске. Не секрет, что свои романы он писал, наблюдая за девушками. Но он также научился наблюдать за людьми. И замечать то, что было скрыто от остальных. — Мне нравятся имена, которые он нам дал, — негромко произнёс Наруто, и Джия согласно кивнула. Их имена могли стать большим бременем, но они были напоминанием о семье. — Мне нравятся сюжет его книг, — остался верным себе Какаши. Собравшиеся закатили глаза словно по команде. Что же ещё мог сказать Копирующий. Они замолчали. Тишина не была гнетущей. У всех появилось понимание, что Джирайя погиб не напрасно, что его будут помнить ещё многие годы и не только как одного из величайших саннинов. Но как обычного человека со всеми его недостатками и достоинствами. И у собравшихся здесь было понимание, что они не одни переживают потерю, и это чувство стоило многого. Только вечером после похорон Саске понял, что за чувство он испытывал. Это было смирение.