Сестра

      После того, как об их теории узнала Цунаде, у Джии ещё долго звенело в ушах. Пятая понимала её мотивы, но тот факт, что ещё один Учиха возможно жив, не мог быть оставлен без должного внимания.       Они начали искать способ проверить данную теорию. Какаши и Саске буквально окопались в архивах Учиха, ища способ проверить данную теорию. Цунаде попросила о помощи даже кланы Яманака и Хьюга.       Информация, естественно, держалась в строжайшем секрете, но то, что в квартале Учиха снова появилась активность, не осталось незаченным от всеведущих шиноби. И слухи о проклятии Шарингана. Некоторые вспомнили о «Хладнокровном» Какаши и о печальной судьбе Сакумо.       В отличии от предыдущих лет эти комментарии было легко выслушивать. Не то чтобы Какаши было всё равно, что говорили люди, но он привык к этому. Он слышал большую часть этого всю свою жизнь с небольшими перерывами, и почти не возражал. В течение многих лет он каждый день говорил себе в десять раз худшие вещи. Какаши уже почти не обращал внимания, что о нём говорили.       С другой стороны, Джия защищала его, когда понимала, что ситуация выходит из-под контроля, но всё равно пыталась быть деликатной. Седьмая команда же рьяно отстаивала интересы своего сенсея, влезая в дискуссии по поводу и без.       Едва ли можно было отправиться в город, не защищая его и не уверяя всех, кто готов был слушать — а чаще тех, кто отказывался слушать, — как сильно он заботился о своих учениках не только тогда, когда они были его ответственностью, но и сейчас.       Какаши долгое время не беспокоился о своей репутации в деревне, но когда услышал, как люди начали говорить о его семье и его команде после их неуместной поддержки, он застыл на месте.       Ему не нравилось, что люди так высказывались о них, и он хотел встать на их защиту также, как это сделали для него, но боялся сделать только хуже, поэтому придержал язык. Однако, он также не мог попросить их остановиться.       Он не был уверен, слышали ли его ученики что-нибудь из этого, но Джия точно слышала. Некоторые комментарии касались их дочери. Сердце Копирующего разрывалось при мысли, что кто-то может косо посмотреть на Юки.       Он по-прежнему пытался держаться на расстоянии в течение дня, чтобы улучшить восприятие своей семьи другими, но вечерами тихонько проскальзывал домой, используя возможность компенсировать изоляцию, которую навязал себе при дневном свете.       Каждый раз он вздыхал с облегчением, когда Джия обнимала его, и зарывался в неё, жадно прижимаясь губами к её рту и шее, чтобы показать свою признательность и любовь.       Какаши будет поклоняться телу Джии до тех пор, пока она сможет это выдержать, используя свой рот и руки, чтобы доставлять ей удовольствие, пока она не будет трястись и умолять его о перерыве — клянясь, что не сможет продолжать, по крайней мере, не отдышавшись. Он просто хотел, чтобы девушка чувствовала себя ценимой, любимой, обожаемой.       Он не хотел в этом признаваться, но это был единственный способ, которым он мог получить хотя бы час спокойного сна: изнурить себя и уткнуться лицом в еë кожу или волосы.       Каждую ночь он видел Обито, раздавленного валунами. Он видел, как Рин кашляла кровью, когда его Чидори пробил её грудную клетку. Какаши видел своего отца мертвым. Слышал, как ученики обвиняли его в том, что он недостаточно хорош. И плач Юки, когда она стояла над телом своей мёртвой матери.       Члены седьмой команды привыкли к тому, что у их сенсея много секретов, и никогда не расспрашивали его, предпочитая судить о нём лишь по его поступкам. Но все эти слухи, заставили их задуматься о прошлом сенсея.       И Какаши понимал это. Поэтому, когда они, наконец, загнали его в угол, он и не думал убегать.       — Думаю, надо начать с этой фотографии, — сказал Копирующий, положив перед подростками фото своей первой команды. Они сидели в гостиной поместья Хатаке. Вся седьмая команда сидела напротив сенсея, приготовившись внимательно слушать.       — Эй, это же Четвёртый, — удивлённо сказал Наруто.       — Да. Я был в команде у Минато-сенсея. Я ведь говорил тебе, Наруто, — напомнил Хатаке их недавний разговор.       — Да, я всё не могу к этому привыкнуть, — тот широко улыбнулся.       — А кто остальные двое? — спросила Сакура, возвращая их к теме разговора.       — Ну, это Обито. — Какаши показал пальцем на юного Учиху. — Он был Учихой и всегда носил эти дурацкие очки… — Джоунин фыркнул, качая головой. — И всегда говорил, что хочет стать Хокаге. Это сводило меня с ума.       — Вы дружили? — негромко уточнил Саске.       — Нет, совсем нет. Мой отец умер незадолго до того, как был сделан этот снимок. Это заставило меня вести себя так, будто у меня в заднице была эта большая палка, всегда придерживаться правил, и я даже пытаться обмануть Минато-сенсея на тесте с колокольчиками, — Хатаке улыбнулся своим воспоминаниям, но потом вернулся к фотографии, указывая на девочку. — Рин была… сердцем нашей команды. Обито любил её. Я знал это. Я знаю, это звучит глупо, учитывая тот факт, что мы были так молоды, но… Я не уверен, ответила ли она на его чувства, по крайней мере, так, как Обито ожидал. Помню, как она довольно часто стояла с Минато в стороне, когда мы с Обито ссорились. Я был тогда слишком глуп, чтобы понять, что они обсуждают нас. — Копирующий перешёл на шепот и сказал скорее себе, чем еще кому-то: — Приятно помнить, что она смеялась вместе с ним.        — Что с ними случилось? — спустя пару минут спросила Сакура.       — Обито был Учихой. Ему ещё предстояло разбудить свой шаринган. Минато-сенсей поручил нам задание на вражеской территории. И миссия оказалась провальной. Рин похитили. Я потерял свой глаз. Обито пробудил свой шаринган, а затем и второе томоэ. — Какаши поморщился, заставляя себя продолжать. — Когда мы спасли Рин, то Обито был погребён под камнями. И…       — И он отдал Вам свой Шаринган, — закончил за сенсея Саске. Тому оставалось лишь кивнуть.       — После этого Рин снова похитили. На этот раз им удалось засунуть в нее Трёххвостого, желая использовать её, как своего рода джинчурики-бомбу. — Какаши возвёл глаза к потолку, желая оттянуть момент.— Минато-сенсей уже тогда был Хокаге. Меня послали за ней, и я убил её.       — Вы не могли… — попыталась возразить ему Сакура       — Мы были окружены, я активировал чидори, а потом… Она подставилась под удар.       Какаши ожидал, что троица отречётся от него. Ну, какая-то его часть. Но он не ожидал, что после секунды переглядок эти трое бросятся его обнимать. Прежде ему не приходилось быть поваленным тремя подростками.       Когда все вернулись на свои места, Сакура заговорила первой:       — От нас не так легко отделаться, Какаши-сенсей.       — Но попробовать-то стоило, — улыбнулся Копирующий.       Они разговаривали ещё долго. Какаши рассказывал забавные истории из своего детства, вспоминал Четвёртого и его жену, параллельно снабжая подростков историями про маленькую Джию, и даже вспомнил парочку историй про Учих.       Саске ушёл, чтобы проводить домой Сакуру, но в этот вечер все негласно решили оставить этот факт без внимания.       Наруто и Какаши остались вдвоём, и блондин решил задать вопрос, который мучал его давно. В конечном итоге, сегодня был вечер сложных разговоров.       — Вы когда-нибудь ненавидели меня за то, кто я есть?       Какаши посмотрел на него пустым взглядом, застигнутый врасплох:       — Я…       Наруто посмотрел в его сторону с болезненной улыбкой и кивнул.       — Я понимаю.       Он собирался встать, но Какаши удержал его на месте.        — Наруто, я… — он нахмурился, а затем решил сказать правду: — Наруто, я очень любил твоих родителей. Они умерли той ночью, когда ты родился, а я был ещё молод, моложе, чем ты сейчас, и долгое-долгое время я ненавидел то, что произошло. — Хатаке вспомнил опустошение, которое он чувствовал тогда. — Но я… Я всегда знал, что это не твоя вина. И я заботился о том, чтобы другие тоже это понимали.       Наруто фыркнул, а затем, кивнул.       — Спасибо, сенсей.       — Всегда пожалуйста. — Он поднял руку и легонько щёлкнул Наруто по лбу. — Бака.