World Peter Parker.

— Малыш, всё хорошо? Питер поворачивает голову к Ванде, которая заходит к нему в комнату, и может лишь кивнуть на это. Хорошо? Можно ли этим словом описать то, что происходит сейчас? Наверное, для кого-то и да, но не для него. У него ведь… — Всё отлично, — тихо говорит он и прижимает колени к груди, чтобы освободить место для Максимофф рядом с собой на подоконнике. — А что? Что-то случилось? — Тебе по порядку или по алфавиту? — спрашивает она, откидываясь спиной на стекло и глядя на него с грустной улыбкой. — Как тебе будет удобнее, — чуть нервно смеётся Паркер, кажется, догадываясь, что сейчас услышит. Глупо было надеяться, что никто не заметит, но многие, и правда, не заметили, в чём нет сомнений. — Знаешь, я сейчас буду говорить, как типичный взрослый человек, или, как старшая сестра, по словам Пьетро, но так нельзя. На одних газировках и каких-то перекусах долго не продержишься, Пит. Тем более с твоим метаболизмом. А ещё кроме патрулей есть отдых и развлечения со своей командой и семьёй. И, заметь, я не только о Старке и Стрэндже говорю. Ты совсем забыл о нас с Пьетро, — строго произносит Ванда, довольно подмечая у него маленькую улыбку. Не такую, как раньше, но тоже искреннюю. — Ро меня бутербродами снабжает, — бормочет Питер и спускает ноги с подоконника, чтобы подвинуться к ней ближе. — И я о вас бы никогда не забывал. Ты ведь знаешь это, Ван. А с вами в подарок идёт Баки, с ним идёт Стив, со Стивом и все остальные. — И то верно. Правда, у меня есть ещё много чего, что я хочу тебе сказать. Только надо ли? — вздыхает Максимофф, обнимает его за плечи и утыкается носом в висок. Проходит всего несколько мгновений в тишине, как она не выдерживает и тихо произносит: — Ты ведь любишь его, малыш. — Люблю, — подтверждает Паркер, даже не думая отрицать очевидное. Зачем? Ей и так всё известно, так зачем строить из себя кого-то и отрицать это? — И он тебя любит, — снова не вопрос, а утверждение. Правда, легче от этого не становится. — Наверное, любит, — кивает Питер, устало прикрывая глаза. — А толку-то? — Зачем тогда вы расстались? Вы любите друг друга, а теперь страдаете. Зачем, Пит? — искренне интересуется Ванда, не понимая этого. Все знают, что они были вместе. И все знают, что они расстались, потому что невозможно не понять этого, когда оба стали тенями тех, кем были ранее. Только никто не может понять, почему. — Ван, ты любишь Баки? — внезапно спрашивает Питер, поднимая на неё взгляд. — Да, люблю. И ты это знаешь. — Знаю. А он тебя любит? — Любит. К чему эти вопросы, Пит? — Представь, ты влюбилась в него. Прошёл месяц, примерно, как ты поняла это. Прекрасное время, на самом деле, когда в тебе всё крепла любовь, а ты наблюдала со стороны, потому что понимала, что ничего общего у вас нет, и он не ответит. Но, вот чудо, Баки отвечает тебе взаимностью спустя ещё месяц. Вы пробуете быть вместе, учитесь этому. И чувство в тебе крепнет настолько, что это уже любовь, не влюблённость, — медленно говорит Паркер, кажется, не замечая, что начинает улыбаться, однако улыбка меркнет, когда звучит продолжение: — А потом появляется тревога. Ты начинаешь чувствовать себя, словно взаперти. Тебя никто не ограничивает, ничего не запрещено, но чувствуешь, будто находишься в ловушке. Всё начинает давить, хотя получаешь ты лишь поддержку и любовь. Появляется страх, что из-за тебя может пострадать близкий человек, что любовь, так прочно засевшая внутри, исчезнет вмиг. Ты начинаешь паниковать и в один момент не выдерживаешь, разрывая то, что так дорого тебе. — Малыш… — Да, Ванда, я люблю его. Безумно. Знаю, что причинил ему боль, но ничего не могу с собой поделать. Оно… сильнее меня, а я оказался слишком труслив, чтобы поговорить с ним, — пожимает плечами Питер, пытаясь не показывать, что и ему больно. — Я ужасен, да? — Ты уставший, а не ужасный, Пит, — качает головой Максимофф, обнимая его сильнее, и судорожно думает, что здесь можно сделать. Пока можно лишь уложить его спать, ведь круги под глазами явно намекают на то, что у кого-то недосып. Потом уже и продумывать план стоит начать. — Как ты смотришь на то, чтобы попросить Пятницу включить нам фильм здесь? — Смотрю на это очень положительно, — хмыкает Паркер, кивая, и перебирается на кровать, а рядом с ним опускается Ванда, позволяя ему выбрать кино. — Тогда пойдём по классике. Гарри Поттер. — Вот уж точно, малыш. По классике, — смеётся тихо Максимофф, ставя себе цель: не уснуть на первой же половине фильма. Как же хорошо, что за первый час засыпает Питер, сворачиваясь в калачик, так как у неё уже тоже начинают слипаться глаза. Попросив Пятницу, чтобы выключила фильм через минут пятнадцать, Ванда тихо выходит из комнаты и идёт в гостиную, где сидят Мстители, судя по шуму. Все ей сейчас не нужны, но вот один конкретный… очень даже.

***

Питер не удивляется, когда просыпается не один в комнате. Кажется, они вчера с Вандой смотрели фильм, а после уснули, так и не досмотрев первую часть Гарри Поттера. Она ведь знала, что так и будет. Наверняка из-за этого и предложила посмотреть что-нибудь. И он ей благодарен, на самом деле, потому что иначе бы ещё долго не лёг спать, размышляя о разном. — Ты ведь уже не спишь, — раздаётся тихий голос, в котором нет ни капли сна. — Открывай глаза, Питер. Паркер вздрагивает и действительно распахивает глаза, удивлённо, хоть и всё ещё сонно, глядя на… Локи. Вот уж кого он не ожидал увидеть спросонья. И можно даже подумать, что Лафейсон не настоящий, а лишь ещё не ушедший сон, однако ладонь натыкается на вполне материальную руку. Настоящий, не сон. Вот чёрт. — Ванда, да? — тихо спрашивает Паркер, прокашливаясь. — Ведьма, да, — согласно кивает Локи, не отпустив ладонь после того, как он ощупал его руку. — И вот у меня появился всего один вопрос после разговора с ней. Маленький такой. Ты действительно любишь или соврал ей? Или ты соврал мне? — Я… соврал Ванде. Ты ведь знаешь, что тебе соврать невозможно, — стараясь звучать уверенно, говорит Питер, пока в голове крутятся предположения. Что ему известно? Максимофф что-то рассказала? Что именно тогда? И как? Может, она молчала? Так нет, Лафейсон сам подтвердил, что от неё пришёл. Чёрт, как же всё сложно. — Невозможно, ты прав. Тогда зачем сейчас врёшь? — с прохладной насмешкой спрашивает Локи и невесело усмехается. — Знаешь, почему я поверил тебе в тот день? Понимал, что ты врёшь, но решил поверить. Потому что видел в твоих глазах решимость, знал, что без меня тебе будет лучше. Ты ведь так уверенно говорил, что не любишь меня, словно это действительно правда. Поэтому решил отпустить и поверить. Только, сколько бы ни смотрел, лучше тебе не становилось никак. До сих пор не становится. Да? — Без тебя не становится лучше, — бормочет Питер, обречённо кивая. — Но и с тобой тоже. Понимаешь? Я не могу без тебя, не могу с тобой. Это замкнутый круг. — Ванда мне рассказала. И я вот только понять не могу: почему ты мне не рассказал? Предпочёл сбежать, струсить, так ничего и не сказав мне, но уничтожив, по сути, отказом. Это нынче считается геройским? — задаёт вопрос Лафейсон, подцепляя его подбородок указательным пальцем и заставляя смотреть на себя. — Ну же. Ты так уверенно произнёс, что не любишь меня, но сейчас прячешь взгляд? — Да. Да-да-да. Ты во всём прав. Я оказался трусом, сбежал. Сказал, что не люблю, хотя чувствую к тебе безумно сильные чувства. Но что мне оставалось? — шепчет Паркер, чуть прищурив глаза. — Может, сказать мне? Или хотя бы намекнуть, что чувствуешь, так сказать, тревожность постоянно. Или Стрэнджу. Хоть кому-то, Питер. Но ты снова решил побыть героем, борясь со своей проблемой в одиночку, да? Паркер поджимает губы и кивает, потому что это так. Он никому ничего не сказал. Просто закрылся в себе, решив, что остальным необязательно знать об этих проблемах, которые постоянно появляются, стоит найти того, кто становится ближе всех. Правда, за всю жизнь это только второй человек, что немного Бог. Со Стефаном прошло относительно быстро, но с Локи так и не проходило никак. Поэтому пришлось идти на такие меры. — После нашего расставания тревожность исчезла? — спрашивает напрямую Лафейсон, понимая, что других ответов не дождётся сейчас. — Да… — кивает Питер, сглатывая, когда замечает, как темнеют глаза Локи напротив. — Чёрт возьми, хватит врать, Паркер! — с рычащими нотками произносит Лафейсон, поднимаясь резко на ноги, чтобы ненароком не ударить его. — А кто сказал, что я вру? — усмехается он, садясь на постели. — Ладно. Действительно, глупый вопрос. Не смотри так на меня. — Как мне ещё на тебя смотреть, если не так? — хмыкает Локи, опираясь бедром на изножье кровати, и смотрит на него тяжёлым взглядом. — Оно того стоило? — Что? — непонимающе спрашивает Паркер. — Тебе стало легче после того, как ты решил всё за обоих и ушёл? Стало легче, когда понял, что ничего не изменилось, но ты закрылся ото всех? Оно того стоило? Весь этот твой личный и одинокий мир стоил того? Питер вскидывает на него взгляд и издаёт тихий смешок, кивая. А что ещё сказать? Он знал о последствиях, понимал, что будет ждать его в будущем. Был готов к этому. Возможно, ещё не привык, но уверен, что дальше будет немного легче. Самообман? Конечно. Что мешает ему поверить в это самому и стремиться к этому? — Стоило. Ещё как стоило, Локи, — почти уверенно говорит Паркер, пока встаёт на ноги и медленно подходит к нему. — Я понял, что люблю проводить время в одиночестве. Мне нравится почти постоянно бегать на патрули и помогать людям. Мне это нравится. Я забываю о том, что у меня было чувство, словно я попал в ловушку. Не переживаю о том, что могу в один миг потерять любовь и причинить этим кому-то боль. Так что да. Оно того стоило. Скажу тебе больше: я ни о чём не жалею. Лафейсон усмехается и кладёт ладонь ему на щеку, проводит пальцами по линии челюсти и останавливается на подбородке. Да, кажется, всё именно так. Снова этот уверенный голос, огонёк решимости в глазах и желание поверить в свои же слова. Он может сейчас легко сломить этот настрой, может вернуть всё обратно, но будет ли счастлив кто-то из них тогда? — Ты уверен, что не пожалеешь потом? — спокойно спрашивает Локи, когда Питер перехватывает его ладонь и сжимает её своими руками. — Я не могу загадывать на будущее. Оно мне не подвластно, поэтому скажу, что сейчас я уверен только в одном: у меня не получится причинить тебе большей боли, чем уже, — чуть нервно улыбается Паркер, пожимая плечами. — Как глупо, — усмехается Лафейсон, закатывая глаза, и отходит от него. — Как же всё это глупо, о Норны. Питер не успевает спросить, что именно глупо, хотя хочется знать. Только Локи не даёт ему такой возможности, потому что резко подходит вплотную и, обхватив его лицо ладонями, целует в губы: чуть грубо, но в то же время и мягко, видимо, чтобы не спугнуть. Сам поцелуй уже пугает Паркера. Не тем, что неожиданно, не резкостью. Тем, что из-за него внутри снова вспыхивает тепло. Такое привычное и родное, позабытое за пару месяцев разлуки. Ему бы оттолкнуть Лафейсона, но не получается. Просто нет желания сделать это. — Уйди, — шепчет Питер в перерывах между поцелуями, правда, в следующее мгновение притягивает его за затылок ближе к себе, снова целуя. Сумасшествие, думает Паркер, когда Локи подхватывает его под бёдра и несёт к подоконнику. Им нужно разойтись уже. Раз и навсегда. Так будет намного меньше боли, и легче получится забыть друг друга. Так ведь? Почему тогда они делают всё с точностью до наоборот? — Уйду, — выдыхает Лафейсон, сажая его на подоконник и вставая между ног. — Прямо сейчас. — Ты прав. Прямо сейчас. Иди, — слабо кивает Питер, но не отпускает, оставляя мимолётные поцелуи на губах. — Иду, — соглашается Локи, затягивая его в долгий поцелуй. И Паркер понимает, что вот он, последний поцелуй. Прощальный. Странно, конечно, потому что этот ничем почти не отличается от других, но ощущается иначе всё. Прикосновения, более тягучие движения, нежные даже. Не выдержав, Питер отстраняется от него и прижимается лбом ко лбу, быстро дыша. — Я такой эгоист. — Ты понял это? Я думал, что ты уже не додумаешься до этого. — Это та причина, по которой тебе следует меня ненавидеть, Локи, — усмехается Паркер и опускает руки ему на плечи, отталкивая от себя несильно. Лафейсон смотрит на него пару мгновений, а после тихо смеётся и направляется на выход из комнаты. О, Норны. Стоило же так влипнуть полгода назад. Знал ведь, что ничего хорошего от людей ожидать не нужно, но нет, на миг показалось, что Питер будет другим. Так и оказалось, но счастливые концы не для таких, как он. Где это видано, чтобы злодей был счастлив? Люди же считают его именно им, злодеем? Вот и получается, что это так. — Стрэндж, открой портал в Асгард, — просит чуть резко Локи, мысленно чертыхаясь, и добавляет: — Пожалуйста. Мстители удивлённо смотрят на него, но ничего спрашивать не решаются, видя сжатые в кулаки руки, что сложены на груди. Это явно не признак великолепного настроения и примирения. Так что Стефан без слов открывает портал, хмуро поглядывая на Лафейсона. — Надолго? — только и спрашивает Тор, даже не пытаясь скрывать обеспокоенный тон. — Завтра-послезавтра вернусь, если нужно будет, — беспечно пожимает плечами Локи и уходит в Асгард, про себя смеясь. Они серьёзно думают, что его это задело? Это так смешно. Смешно… Да.

***

— Я его оттолкнул. Окончательно. — Да, Пит. Я уже это поняла. — Я его ранил. Причинил много боли. — Это мне тоже уже известно, малыш. — Я надеюсь, что он будет счастлив в будущем. Он достоин большего, чем я. — Но любит Локи именно тебя, Питер. — Ему нужен тот, кто будет любить его в ответ, Ван. А я… Я ужасен. Он ответил мне, и всё было хорошо. Но потом я начал терять интерес к нему. Понимал, что люблю, однако эта самая любовь просто начинала исчезать. Разве кому-то хочется такого? — Раньше такое уже было, да? — Однажды попробовал встречаться с одноклассницей, которая нравилась. То же самое. Спустя неделю отношений просто пустота. — Пит, но вы же с Локи встречались около четырёх месяцев. И ты до сих пор его любишь. Причём сомневаюсь, что намного меньше, чем раньше. — К чему ты клонишь, Ван? — Что в этот раз могло быть всё иначе. Может, до сих пор можно. — Нет. Думаю, Локи теперь меня ненавидит. Тем более, это жестоко: использовать чувства ради эксперимента. — Дурак ты, малыш. Никакой это не эксперимент. — Дурак… Я бы сказал похуже, но суть одна. Питер тихо смеётся, получая подзатыльник от Ванды, и думает, что портит не только свою жизнь. Но что делать? Ошибки уже сделаны, а менять что-то… не в его силах.