Время близится к полудню, а за окном в медленном вальсе опускаются с неба снежинки, что кружатся, сталкиваясь друг с другом, впопыхах пытаясь найти себе пару для танца. Ни одной повторяющейся. Все по-своему особенные, такие робкие, блестящие, маленькие и хрупкие, что в конечном итоге станут единым целым, называемым в простонародье, сугробом. Солнце не падает на землю и не светит в окно из-за застеливших небо бело-серых туч, что осыпают город своеобразной сахарной пудрой. Ветер не колышет деревья и редкие иссохшиеся коричневатые листья на них. Тишь, гладь, штиль. Прекрасная, но одновременно крайне холодная погода для ноября.
Тэхен глубоко и довольно шумно вдыхает носом прохладный воздух, просачивающийся из приоткрытого окна в спальню, и, пробуждаясь, потягивается на кровати, ненамеренно стягивая ступнями со своего тела одеяло. Кожу неприятно холодит и она сама собой покрывается мелкими мурашками. Ким медленно открывает глаза и поворачивает голову в сторону другой половины кровати, которая, на удивление, оказывается пустующей.
Шум воды, доносящийся из-за закрытой двери в ванную, сразу же отсекает все положительные доводы, заставляя кратко закатить глаза и цокнуть языком.
Доброе утро в полдень.
Лень охватывает все тело, но времени на «просто полежать» все же мало. Тэхену еще нужно как-то тактично намекнуть мальчишке, чтобы тот свалил, пока сам он преспокойно проведет свободное дневное время и после поедет в участок, где, подготовившись, встретит Хосока и выйдет с ним на очередное дежурство.
Кожа неприятно липкая и местами сухая, но все же мерзко прилипающая к когда-то чистым простыням. В голове непонятный гул, а поясницу, разве что, не совсем приятно ломит даже будучи неподвижным.
Ким с тяжелым вздохом поднимается с кровати, не удосужившись даже подобрать свое белье, валяющееся на полу, и медленным шагом направляется в сторону источника шума, ступая босыми ногами по холодному и немного пыльному паркету. Надо будет как-нибудь заняться уборкой.
Он настолько расслабленный и ленивый, утомленный прошедшей ночью и постепенно нарастающими как снежный ком утренними мыслями, что веки полуприкрыты, а нажать на дверную ручку, ведущую в ванную, кажется чем-то действительно затруднительным.
Вид в смежной ванной комнате отменный. Воздух чересчур влажный и теплый, и, кажется, все покрыто испариной, что, проведи пальцем по раковине, и на нем останется небольшая капелька воды, холодящая кожу. Стекло душевой, что стоит у стены напротив, практически все запотевшее, что дает разглядеть за ним лишь силуэт. Тэхен крайне ненавидит духоту, но больше всего сейчас он хочет в душ. Он бы мог просто выйти и подождать, не мешать (или даже не вмешиваться), но от запредельной влажности тело становится еще более липким. Это же его квартира, в конце концов.
Ким подходит к душевой и, уложив ладонь на стекло, отодвигает то в сторону.
— Доброе утро, офицер, — Чон будто ждал момента, пока тот зайдет. — Намылите мне спинку?
Чонгук стоит под теплыми каплями, что с каждой минутой все больше и больше распаривают юношескую кожу и после разбиваются о кафель у самых ног, предварительно стекая по темным волосам, что от воды стали будто чёрными, достаточно широким плечам и проходят путь вдоль позвоночника, затем стекая меж ягодиц или огибая их. Тэхен неосознанно для себя ведет взглядом по чужому телу, будто облизывая его, как эти теплые капли. С каким рвением нужно было ходить в зал, чтобы к почти что совершеннолетию иметь
такое тело? Парень же продолжает смотреть на загипнотизированного копа через плечо, внутренне усмехаясь, а после вовсе выводит того из транса, поворачиваясь к нему лицом и прокручивая на пальце металл, разбрызгивая по инерции стекающие с него капли:
— Я тут порылся в твоем шкафу и нашел эту интересную вещичку, — ехидная ухмылка на губах, пока на пальце все еще крутятся наручники.
Тэхен заходит в душевую, игнорируя попадающие на него капли, и задвигает за собой стекло. Медленно облизав губы и взглянув на явно инородный предмет в душевой, что сейчас так лихо набирает обороты на чужом пальце, Ким понимает, что откровенно бесится. Бесит этот мальчишка. Бесит то, что он совершенно не стесняется. Бесят его выходки и эта дьявольская улыбка на губах, которые на самом деле безумно мягкие и вкусные, такие, что... Стоп. Коп раздраженно цокает языком и выхватывает тонкую прочную сталь, сжав в руке.
— Лицом к стене и руки за спину, — голос все еще низкий и хриплый ото сна. Ему бы постоять немного под душем, взбодриться и придти в себя, чтобы потом наконец-то поесть.
Парнишка довольно хмыкает и послушно поворачивается к стене, а уже вскоре чувствует, как запястья стягивает металл. И каждый раз как в первый. Чонгука откровенно кроет от всех этих полицейских примочек, к которым он за все время успел пристраститься. Любой бы сказал, что это
ненормально, но тут дело либо в профессии, либо в одном очень привлекательном (
и узком) госслужащем. Парень все еще послушно стоит у влажной кафельной стены, покрытой множеством мельчайших капелек воды, уткнувшись в нее лбом и рассматривая эти самые капельки в ожидании того, что Тэхен встанет позади и... начнет мыться. Серьезно? Он просто встал под душ, взял первый попавшийся гель и стоит себе преспокойненько, намыливает тело?
Так дело не пойдет. Не тем утром, когда Чон в полной мере хочет получить свое без остатка. И если многих можно сравнивать с выпечкой или иными сладостями, то Тэхен — многослойный леденец, внутри которого безумно вкусная жвачка, но чтобы добраться до того, ради чего ты, собственно, этот самый леденец покупал, надо хорошенько поработать ртом. Звучит опошлено, не правда ли? Только суть тут совсем в ином: Кима нужно стараться разговорить, и лишь тогда он начнет постепенно оттаивать, открываться, оставляя за собой сладкий привкус, потому что слушать эрудированного человека — услада для ушей и ума.
Юноша неспешно поворачивается, наблюдая за тем, как мыльное кружево плавно стекает по крепкому мужскому телу, а после делает шаг и встает за чужой спиной. Не получая ответной реакции, он наклоняется вперед и, разомкнув губы, проводит теплым языком по выпирающим шейным позвонкам так тягуче и медленно, что стекающие по еще не до конца распаренной коже капли попадают в рот. Чон останавливается у линии роста волос и оставляет легкий поцелуй, сам же проглатывая скопившуюся во рту воду.
— Что ты делаешь? — тихо, но раздраженно произносит замеревший от действий мальчишки коп.
— Желаю доброго утра, — так ехидно-приторно звучит у самого уха.
Ким растягивает губы в улыбке. Такой безумно обаятельной и притягательной, не предвещающей ничего хорошего. Ему хватило духу не дать себе в очередной раз билетик на слабость и не покрыться мурашками от слегка шершавого языка, так легко скользящего по коже, и безумно мягких губ, каждый раз целующих крайне нежно. Хватит и сейчас. И на потом. И вообще...
— Правда? — Тэхен разворачивается к мальчишке и бесцеремонно ведет взглядом по его телу, что не остается незамеченным. — Хочешь сделать утро действительно добрым? — вскинутая бровь и ухмылка, пока мокрые ладони касаются чоновых плеч.
Чонгук и сам откровенно пялится, потому что за ночь насмотреться было невозможно, да и сейчас, проводя взглядом по каждой части тела с ее плавно выпирающими мышцами или косточками, наглядеться, кажется, нереально. Уложенные ладони на плечи сулят о том, что стекла в скором запотеют, видимо, не только от горячей воды. Парень тянет вверх уголки губ и делает небольшой шаг навстречу, вставая почти вплотную и открыто спрашивая:
— И как же мне это сделать, офицер?
Облизав мокрые губы, Ким кончиками пальцев проводит по чужим плечам, внимательно наблюдая за своими действиями, будто специально оттягивая момент, но уже меньше чем через минуту возвращает взгляд в чернильные омуты напротив, все так же ухмыляясь:
— Закрыть глаза и... — язык игриво скользит по собственным губам, пока ладони давят на чужие плечи, — открыть рот. Но не подсматривать, Чон.
Игра выходит на новый уровень, снова Тэхен диктует свои условия, но именно за такого полицейского Чонгук бы отдал все на свете. Слишком безнравственный и раскрепощенный, когда этого
сам захочет. А потому, не думая, парень послушно закрывает глаза и медленно опускается на колени, пока руки за спиной все еще сжимает тонкая звенящая цепочкой сталь.
Ким от такой послушности готов помахать рукой своему здравомыслию и уйти совершенно в другую сторону далеко и надолго. Он этим видом упивается: мокрый мальчишка с прилипшими прядями челки ко лбу, стоящий на коленях совершенно нагой и уже настолько разомлевший от одного лишь ожидания. Тэхен уверен, что тот не подсматривает. Они никогда не врали друг другу, предпочитая этому тактично умалчивать о чем-то, либо элементарно «съезжать» с тем. А потому он лишь протягивает руку и с нажимом проводит большим пальцем по чоновым губам, лишний раз убеждаясь, насколько те мягкие. Чонгук послушно размыкает губы, а Ким дьявольски улыбается. Убирает руку и бесшумно, благодаря льющейся воде, обходит мальчишку, все еще верно ждущего чего-то, по-видимому, вкусного, а затем и вовсе выходит из душевой, хватает первый попавшийся под руку полотенец, бегло повязывая вокруг бедер, и выходит из ванной, выключая за собой свет и слыша отчаянный крик своего доверчивого оппонента.
Здравомыслие победило.
В ванной слышны нескончаемые шорохи и тихий мат, пока Тэхен неспешно обтирает тело полотенцем и одевается в чистую одежду.
— Включи свет и дай мне ебанный ключ! — звучит слишком безнадежно за закрытой дверью, что еще больше веселит Кима.
— Не выражайся. Он у тебя, — будничным тоном, но с дьявольской улыбкой отвечает коп, пока расчесывает влажные волосы и внимательно рассматривает их у корней.
— Я не взял его! — кажется, в ванной что-то падает с очередным криком.
Ким лишь тихо смеется и, закончив с разглядыванием едва отросших светлых корней, подходит к двери, ведущей в ванную. Если бы Чонгук мог видеть его взгляд, то наверняка бы был утянут чертями в пляс. Это что-то глубоко нездоровое. Тэхен касается кончиком носа дверного косяка, будто так его можно будет почувствовать, и произносит на грани слышимости для мальчишки, выделяя каждое слово:
— Твои. Проблемы.
— Офицер!
🚨🚨🚨
Отливающий глубоким синим Порше тормозит у уже знакомой стеклянной высотки, располагающейся в одном из престижных, а значит чистых, районов города. Только вот не всегда состояние улиц сулит об их постояльцах, но эти мысли Тэхен плавно опускает, желая поразмышлять на
иные темы несколько позже. Сейчас же он сидит в авто прямо напротив нужного подъезда и судорожно постукивает пальцами по рулю, постоянно ныряя в свои мысли и тут же всплывая, возвращаясь к реальности, которую необходимо разрешить или принять здесь и сейчас.
Чонгук же, сидящий справа на пассажирском сидении, выглядит совершенно расслабленным. Он рассматривает свои покрасневшие и местами исцарапанные запястья и кисти, то и дело потирая их и наблюдая за тем, как от слишком сильных прикосновений белеет кожа.
«— И все же, все мусора — пидарасы, — наигранно-озлобленно выдает Чон, пока проходит по коридору в спальню с болтающимся на одной руке все еще застегнутым наручником.
— Не выражайся, — мямлит Ким, сидя за столом и жуя овсяное печенье. Видеть его, хоть и краем глаза, таким — как минимум непривычно и странно. — Обидно это. Да и я не до конца застегнул.
Парень лишь недовольно цокает и открывает шкаф, принимаясь мокрыми руками рыться в вещах, где некоторое время назад все уже успел перебрать.»
Тэхен нервно облизывает губы, первым разрушая тишину:
— Прежде, чем ты откроешь дверь, я хочу попросить.
Он говорит достаточно тихо для салона заведенного авто и тихо льющейся музыки с какого-то безымянного радио. Чонгук отвлекается от разглядываний своих рук и медленно поворачивает голову к мужчине, вскидывая бровь и выжидая продолжения, кажется, интересных очередных кимовых требований.
— Одежду ты лучше оставь себе, — Ким все так же смотрит перед собой, пока уголки губ приподнимаются в подобие улыбки. — Тебе она больше подходит.
«— Тебе же на службу, офицер? — одевшийся в свои вещи Чон проходит на кухню, потрепывая мокрые волосы.
— Именно. Я довезу до дома, — будничным тоном отвечает Тэхен, не удосуживаясь отвлечься от чтения свежей статьи с экрана телефона.
— Я дойду сам, не вол...
— Возьми теплые вещи в шкафу. В этом, — все же поднимает взгляд на юношу, показательно осматривая того с головы до ног, — ты из квартиры не выйдешь.»
Чонгук на это лишь ухмыляется и переводит взгляд на лобовое стекло, где свою жизнь заканчивают только что упавшие на него белые снежинки.
— Мы не увидимся больше, — четко произносит Тэхен, а потом и сам поджимает губы, поворачиваясь к замеревшему парнишке, мол «
виноват, знаю, а как иначе?»
— В каком смысле мы... — хмурит брови юноша, аналогично поворачивая голову и сталкиваясь взглядами.
— В прямом, Чон, — отрезает Ким. — Нам просто не стоит больше связываться.
Кажется, Чонгук только что стал одной из тех снежинок, погибших на стекле. В салоне довольно тепло, машина прогрета, но почему-то по спине пробегается неприятный холод, невзначай вызывая мурашки по всему телу. Ему же скажут сейчас, что это шутка? В глазах напротив совершенно не читается безразличие или холод, так почему же...
— Да, я понимаю, — Тэхен усмехается с подобной реакции. Что ожидал, то и получил. Только от этого не лучше, потому что все-таки он не готов, но отступать сейчас нет смысла, потому что рано или поздно он всю ситуацию их примет, смирится. Внутренний подписанный кровью договор был совсем не об этом. У взрослого человека должна быть голова на плечах. — Спишем все на неудачную шутку. У нас бы все равно ничего не вышло. У тебя впереди экзамены и затем поступление, у меня же — абсолютно ничего кроме, возможно, повышения, к которому я даже и не стремлюсь, — и вновь нервное облизывание так раздражающе быстро пересыхающих губ. — Я ни к чему в своей жизни не стремлюсь, Чон. Ни к чему, понимаешь?
— Я не прошу тебя меня любить, — все такой же сосредоточенный, понимающий, что шутка — лучшее, что могло сейчас случиться.
— Я не хочу даже думать об этом, — выходит немного громче. Ким снова бесится. Почему этот мальчишка не может сказать простое «
ладно» и выйти из машины? — Впереди много новых знакомств, встреч. Если... — он лишь переводит взгляд на чоновы руки, чтобы тот не заметил, насколько стыдно произносить каждое слово, — для тебя эта ночь что-то значила, то для меня это был лишь спортивный интерес. Не более, — браво.
Добил.
— Я не прошу тебя влюбляться в меня, — былая шокированность ушла на второй план, уступив место скребущей до кровавых царапин обреченности.
«
Это уже случилось», — проносится глубоко в мыслях, но вместо того, чтобы это озвучить, Тэхен лишь поднимает полный безразличия взгляд, твердо произнося каждое слово:
— Иди домой, — играет желваками и ровно усаживается на сидении, цепляя указательным и средним пальцами внизу руль и смотря перед собой на едва заснеженную дорогу. Потому что чернильного взгляда он попросту
не вынесет. — Если мы встретимся на улице, то не рассчитывай на обыденность, Чон. Хватит, — последнее, кажется, предназначалось самому себе, но он продолжает бить и бить, вот только не себя ли?
Чонгук лишь ведет взглядом по будто выточенному до малейших деталей профилю. Замечает, как тот опускает взгляд и нервно сглатывает, видимо, понимая, что слишком увлекся и сильно задел. Крайне сильно. Режуще и разрывающе.
Сидя в этой машине по пути домой он и подумать не мог, что все обернется именно так. Он планировал как и всегда нежно поцеловать тэхеновы губы, сразу же предложить сходить на очередную выставку, обозначив место встречи, и, в силу обстоятельств, упомянуть, насколько Ким был ночью красив. Все что угодно, но только не такой исход. Летальный для «них», пусть и называть эту непрочную связь так было неприемлемо. Но ведь «они» были же? Каждый взгляд, касание, согласие... Неужели...
— Я понял, — выходит слишком раздраженно. Чон нехотя отводит взгляд и открывает дверь. Разум застилают юношеские эмоции. — Если это был «спортивный интерес», то че ты стонал подо мной так?! — парень уже не сдерживается, пока Ким молится, чтобы никто не прошел рядом с машиной и не услышал всего этого шума.
Чонгук наклоняется ближе к замеревшему телу, и цедит сквозь зубы:
— Каждый твой взгляд, каждый твой жест, каждое твое слово говорит об обратном. А ты сейчас сидишь тут и затираешь мне про просто «спортивный интерес»? Серьезно? — в смешке слышна готовая вырваться наружу истерика. — Ты, конечно, можешь и ни к чему в своей жизни не стремиться, продолжать быть замкнутым мудаком, которого хуй растрясешь, и ложиться в постель с первым встречным, которого наутро даже не вспомнишь, потому что ночью в крови был алкоголь или что получше, а утром тот просто ушел. Съебался, блять, слышишь?! Ты вообще не хочешь видеть, что творится вокруг тебя в действительности? — Чон лишь сжимает ладонь в кулак, пока глаза краснеют то ли от злости, то ли от скопившейся в уголках влаги. — Прежде, чем желать все проебать вот так в один момент, ты бы спросил сначала хоть что-то у себя.
Смысла выговариваться больше нет. Чонгук выходит из машины и плавным движением закрывает за собой дверь. Поругать себя за вспыльчивость он еще успеет, как и прокрутить в голове все «от и до».
«Ноль эмоций на лице, как из под ареста.
Я, молча, выхожу из ... подъезда.
Все честно, мы друг другу не обязаны.
Но, я чувствую себя разбитым и грязным.»
Услышав тихий хлопок двери, Тэхен наконец-то поднимает взгляд, устремляя его на тающие в одно мгновение снежинки. Вот и все. Все по заранее продуманному сценарию. Браво.
Последнее, что видит Ким — спину Чонгука, что скрывается за массивной железной дверью, ведущей в подъезд.
«Болит голова, но нет аспирина.
Так зачем, же я пью эти таблетки от кашля?
Не нужны заменители этого мира -
Есть болезнь, от которой нет лекарства.»
