Little Universe

Танец гейши — искусство в чистейшем виде. Это торжество изящества, грации, чистоты и невинности. Ни одного резкого движения, ни одного промаха: каждый лёгкий выстрел — точно в цель. Этому обучаются годами, с самого детства, в суровых условиях, со строгими наставниками, держащими крылья учеников и помогающими научиться расправлять их широко, уверенно и величественно. Тэхён тоже учился этому искусству долгие, долгие годы своей жизни. Он — ангел во плоти, прекрасный, как мимолётное цветение лотоса, изящный, как белоснежный лебедь. Каждое движение его рук достойно всех богатств этого мира, а созерцать это явление небесного жителя грешной земле может лишь один единственный зритель. Настоящее чудовище. Монстр. Сатана. Чонгук ловит каждое движение с жадностью изголодавшегося тигра, взирающего на белоснежного павлина, не в силах наброситься и окропить кровью это произведение искусства, но и не в силах оторвать глаз. Ужасающие красно-чёрные глаза — последнее, что видят жертвы Чона перед смертью, и этими глазами Чонгук наблюдает за своим ангелом уже долго, в удовольствии ухмыляясь и никак не насыщаясь. Только он по-настоящему видит, как греховно это прекрасное, изгнанное с небес создание. У Тэхёна крылья сожжены, покрыты слоем пепла, изуродованы, сломаны, но Чонгук никогда не видел прекраснее них. Крылья Тэхёна — это движение длинных, тонких, как ветви сакуры, пальцев по бамбуковому стержню белоснежного традиционного зонта; это изысканный, игривый, словно самое дорогое вино, изгиб искусительных алых губ, накрашенных кровью, соблазняя Монстра попробовать их на вкус; это мгновенные взгляды полуночно-чёрных глаз падшего ангела, зовущего самого владыку Ада в пучины собственного бездонного царства. Танец гейши — абсолютная невинность и девственная чистота. Тэхён же испорчен, порочен, распущен, и оттого восхитителен более, чем любой из безгрешных серафимов. Музыка постепенно угасает и падший ангел кланяется своему преданному зрителю, складывая зонт и садясь на колени напротив, словно послушный мальчик, ожидающий похвалы. Он улыбается так очаровательно и непогрешимо, но в его глазах — Чонгук видит прекрасно — пируют черти и правят некогда чистой душой. Тэхён хочет похвалы, а Чонгук знает, как его похвалить. На тарелке гуля сашими из человеческой плоти, а в бокале остывает ещё горячая кровь. Чон протягивает бокал Тэхёну и тот принимает его, улыбаясь, но намеренно не поднимая глаз, потому что знает, что его Монстр этого не выдержит и накинется на любимое тело, не желая пережидать прелюдию. — Пей, — приказывает гуль и с пламенем в демонических глазах наблюдает, как багровые губы касаются стеклянного края, как густая алая жидкость стремится к ним и как содрогается при глотках подвижный острый кадык. Тэхён покорно делает три глотка и, склонив голову, двумя руками отдаёт Чону бокал. А Чонгук готов в сие мгновение броситься на этого демонёнка, так мастерски прикидывающегося непорочным, даже испивая с рук самого Дьявола человеческую кровь. Тэхён превосходный актёр. — Повернись, — вновь командует Чон и Ким послушно повинуется, разворачиваясь спиной, полностью доверяясь тому, кто может убить его в одно движение. Однако не делает этого. — Раздевайся. Чонгук рычит хищно, когда небесно-голубое одеяние стекает с узких плеч его ангела и обнажает золотую, поцелованную солнцем кожу спины. Все тормоза сносит напрочь, когда Тэхён ухмыляется кровавыми губами в полуобороте и стреляет коварно-обольстительным взглядом прямо в зверя, заставляя того в бешенстве выломать прутья клетки и вырваться на волю. Гуль оказывается вплотную к жертве в мгновение ока и окольцовывает руками чужую тонкую талию, прижимаясь губами к выбеленной шее. Тэхён выгибает её, расслабляясь, и с его губ срывается сладкий вздох. — Господин... — шепчет он едва слышно, а Чонгук заглушает его голос, впиваясь в губы и яростно их терзая, испивая кровавый вкус. Демонёнок улыбается в поцелуй и высовывает язык, который сразу же оказывается во рту Чона. У Тэхёна слюна имеет вкус крови, сам он — кровопийца в овечьей шкуре, который истинный лик раскрывает лишь перед тем, кто страшнее и опаснее его в десятки раз. Чонгук сам его раздевает, обнажает сантиметр за сантиметром, изучает сильными руками, безжалостно и нагло, а Тэхён ластится, позволяет себя любить. Он обнажён перед Монстром, жаждущим его тела, голодным и диким. Чон освобождает его от кимоно, опрокидывает на пол и нависает над своим грешным ангелом, утыкаясь носом в основание шеи, где золотистая кожа с солоноватыми каплями пота граничит с выбеленной до идеала. Гуль проводит пальцем по белой краске, смазывая её и открывая истинный цвет кожи. Тэхён обнимает его ногами, прижимая к себе. Чонгук опускается к груди, целует долго и жарко, и на местах его поцелуев распускаются цветами засосы. Он опускает руку, касаясь чужого полувозбуждённого члена, и от прикосновения Тэхён чувственно ахает и крупно вздрагивает, толкаясь бёдрами вверх. Чон хищно скалится, а омега глядит из-под опущенных ресниц томно, туманно, похотливо, так что у гуля от желания сводит челюсти. Чонгук подбирается ближе: разводит длинные стройные ноги, открывает себе доступ к самому ценному и желанному. Тэхён весь мокрый внизу, трепещет и сам подаётся навстречу, когда гуль ныряет внутрь двумя пальцами, зная, что его преисподненный ангел примет их легко. Грудь омеги поднимается высоко и замирает, брови заламываются, а рот раскрывается в первом порочном удовольствии. Чон облизывает губы, чувствуя, как сводит спазмом живот от голода. Он не ел полноценно полтора месяца, всё насыщаясь телом своего ангела, бесстрашно отдающегося Монстру без мысли о том, как Чонгук хотел бы вонзить зубы в его горло, напиться крови, выпотрошить, сожрать, как делал с сотнями до него. Однако Тэхён на самом деле гораздо более проницателен, умён и смел, чем можно подумать, зная, что как бы болезненно Чон не переносил голод, он никогда не перейдёт их негласную границу. Гуль хватает стоящий неподалёку бокал с почти остывшей кровью и залпом выпивает всё его содержимое, припадая к чужим припухшим от поцелуев губам. Тэхён обнимает его за шею, сам жадно выпивая кровавый вкус с губ Чонгука, и гуля кроет. Он грубо сжимает упругую ягодицу, продолжая плавно двигать пальцами одной руки в горячем нутре распластанного на татами омеги. Чёрные, как вороное перо, волосы Тэхёна раскиданы вокруг его головы, словно тёмный нимб, грудь часто и высоко вздымается, влажные бёдра дрожат. Настойчивые ласки заставляют его трепетать, стонать сладко и порочно, выгибая спину и насаживаясь на любимые пальцы, знающие все его особенности. Чонгук освобождает тело Тэхёна от своих пальцев и облизывает их один за другим под вожделеющим, заволочённым похотью взглядом омеги. Его ангел грешен больше, чем многие из смертных людей, но на его крыльях всё равно остаются нетронутые, чистые, как на небесах перья. Испортить истинную красоту не может даже владыка Ада. Гуль разрывает на себе строгое чёрное кимоно и в миг оказывается над человеком, заполняя его собой резко и полностью, врываясь без спроса в открытый от удара удовольствия и неожиданности рот. Тэхён отвечает страстно, желая взаимно поглотить и быть поглощённым, переплетаясь горячими языками, стоня в поцелуй и посылая дрожь по телу гуля, когда тот толкается в его тело, подминая под себя. Омега полосует короткими ногтями широкую смуглую спину, на которой не остаётся ни малейшего следа, сам насаживается на толстый, твёрдый член, то и дело исчезающий внутри него. Чонгук из последних сил держит себя в руках, чтобы не попереламывать Тэхёну все кости, не раздавить и не вырвать к чертям собачьим его крылья в порыве страсти. Он безумно хочет что-то сломать, сожрать, уничтожить, но пусть это будет кто угодно, кроме его поддавшегося искушению и ставшего искушением ангела. Чонгук остервенело вгрызается в плечо омеги, кое-как останавливая себя от того, чтобы не оторвать лакомый кусок плоти. Тэхён кричит и в этот же миг изливается на свой живот, пачкая спермой и чужое сильное, влажное от пота тело. Кровь Тэхёна — лучше любого вина, любого коньяка и ликёра в этом мире, пьянит сильнее и ярче. Одной капли на языке и зубах гулю хватает, чтобы прорычать любимое имя и кончить на содрогающееся чувствительное человеческое тело. Омега лежит под ним — удовлетворённый, уставший и прекрасный в своём обманчиво невинном облике. Чонгука и его жадности хватило бы ещё на несколько раз, но Тэхён такого однозначно не выдержит. Потому гуль вылизывает его губы, целует шею и опускается к своей кровавой метке, зализывая её. Ким боль игнорирует, чувствуя себя слишком измотанным, чтобы обращать внимание на что-то ещё. Гуль с лёгкостью подхватывает его на руки, и переносит в другую комнату, где есть обыкновенная комфортная кровать. Чонгук насухо вытирает изнемождённое тело, укладывает, укрывает одеялом, чтобы нигде не проникал прохладный воздух, и ложится рядом, обнимая одной рукой. Тэхён, убаюканный действиями гуля, успевает сладко задремать. А Чонгук сторожит его сон. Ангелы всегда спят очень чутко. Даже если они — падшие.