Little Universe

Вампиры пахнут не очень хорошо. Чонгук, будучи оборотнем, чувствует это особенно остро. Вампиры пахнут смертью. Кровью, гнилью, сырой землёй. Чонгук любит запах жизни: цветов, ароматной домашней еды, леса, дождя. Запах вампиров — абсолютная этому противоположность. Но запах Тэхёна почему-то всё равно нравится. Он пахнет кровью, особенно после того, как поест, пахнет тошнотворно сладко, когда не ест долго — это запах разложения. Когда Тэхён не ест по несколько недель, по нему это заметно сразу. Не только по запаху: он шатается, когда идёт, спотыкается на ровном месте, часто смотрит в пустоту, иногда даже падает в обморок. Будто вот-вот на части развалится. Чонгук привык к тому, что его любимый человек — живой мертвец, но иногда действительно кажется, что рано или поздно его придётся собирать по частям. Тэхён гордый и надменный — настоящий вампир. В своём мрачном доме, похожем на замок, он может сидеть месяцами, если под рукой есть источник крови. Это могут быть запасы, собранные Чонгуком, или же живой человек-сосуд, приведённый, разумеется, тоже Чонгуком. И трудности возникают только тогда, когда наступают холода. Тэхён, хоть и мертвец, существо теплолюбивое. В середине зимы, когда температура достигает минимума, он надевает по несколько пар носков, шарф, свитер и шапку, даже тогда, когда находится дома. Отопления в его доме, отдалённом от ближайшего человеческого поселения слишком сильно, нет. Есть только камин, горение которого поддерживает Чонгук. В этом году сделать достаточно запасов крови он не смог — зима началась рано, людей и животных в округе стало заметно меньше. Сосуд, к несчастью, тоже оказался недолговечным — рано скончался от болезни. И теперь Тэхёну приходится не только существовать в ненавистном холоде, но и голодать. Он много спит, когда голодает. Не впадает в спячку, но находится в близком к ней состоянии. Чонгуку это даже иногда нравится, потому что не приходится выслушивать недовольное ворчание, но на самом деле в такие моменты ему Тэхёна жаль. Сам он зимой чувствует себя замечательно, может даже ходить без рубашки по холодному дому, потому что кровь у него горячая, как у любого оборотня, и холода он почти не чувствует. Тэхён мог бы попросить его лечь рядом и побыть личным обогревателем, но Чонгук знает — не попросит, гордость не позволит. Будет дрожать, свернувшись в клубок под тремя одеялами, но обнять не попросит. Чонгук и кровь свою предлагает. Она, возможно, не самая чистая, не самая изысканная, но всяко лучше, чем уже две недели лежать у камина почти неподвижно без капли крови во рту. Чонгуку Тэхён нравится. И взгляд его острый, надменный, нравится, и запах смертельный тоже нравится. Тон голоса, часто почти приказной, прохлада серовато-бледной кожи, хрупкость тонких запястий — Чонгуку нравится всё. В стае его выбор не одобряют: как можно ухаживать за кровопийцей, да ещё таким скверным и нелюдимым? Но Чонгук свой выбор сделал давно и ухаживать будет столько, сколько потребуется, пока вампир не согласится принять его в качестве своей пары. А вампиры — одиночки, любую компанию на дух не переносят, так что Чонгук готов ещё не один год ухаживать за любимым человеком. — Дрова сырые, нужно подождать, пока просохнут, — он сложил стопку дров у камина. Тэхён не ответил. Он лежал напротив камина на диване под двумя одеялами и смотрел не на тлеющий огонёк, а в пустоту. Чонгук знал этот взгляд хорошо, и он ему не нравился. У Тэхёна губы высохли и посинели, щёки бледные впали. Он напоминал мертвеца ещё больше, чем обычно. Чонгуку, разгуливающему в одних штанах по едва тёплому дому, даже стыдно стало, хотя Тэхён сам отказывался пить его кровь. — Тэхён, — Чонгук присел на колени напротив него. Туманный взгляд медленно перетёк на сильную загорелую шею и широкие плечи. — Выпей, — Чонгук подвинулся ближе, так что его шея оказалась всего в паре десятков сантиметров от лица Тэхёна. У вампира не было достаточного количества слюны во рту, чтобы сглотнуть. Из-под одеяла вылезла костлявая рука и со всем мизерным количеством силы, что осталось в теле, толкнула Чонгука в плечо. Оборотень даже не покачнулся. — Иди к чёрту, — прохрипел Тэхён. Чонгук мало того что маячил кирпичной кладкой пуза, соблазнял запахом, обычно раздражающим, так ещё и кровь свою предлагал. — Я не собираюсь… тебя к себе привязывать. — Я был бы не против быть с тобой чем-то большим, чем просто парой, — улыбнулся Чонгук. — Пусть даже и слугой. Связь «хозяин — слуга» возникала тогда, когда вампир пил кровь жертвы, но не убивал. Тэхён устанавливал такую связь с сосудами, но она была недолговечной. Если же такая связь возникнет между ним и Чонгуком, от этого оборотня он больше никогда не отделается. Чонгук раздражает его, постоянно ошивается рядом, хотя не просили, помогает непонятно почему, но убить его Тэхён не сможет. Он почувствовал, как мир вокруг расплывается и его поглощает темнота. Провалиться в забвение не получилось, потому что Чонгук оказался рядом слишком быстро, обхватив лицо обжигающе-горячими ладонями. — Тэхён, ты такими темпами больше не проснёшься. — Ну и замечательно, — Тэхён закрыл глаза, но рука исчезла с его щёки, оставив после себя неприятный холод, и в следующую секунду глаза распахнулись от ударившего в нос запаха крови. Собственные когти впились в шею достаточно глубоко, чтобы кровь потекла, скапливаясь в выемке ключиц, по груди. Чонгук обнял Тэхёна, не оставив ему возможности отказаться. — Пей, — прошептал он. Сначала Чонгук почувствовал язык на своей шее, затем губы. Тэхён собрал языком стекающую кровь, а после прильнул к ране, жадно высасывая кровь. Чонгук вздрогнул, когда в шею впились клыки, но сразу же расслабился, ощутив прилив тепла. Тэхён приник к нему на несколько блаженных минут, но отстранился, когда рана начала затягиваться. Рана от когтей зажила быстро, но след от его клыков остался. Тэхён вытер кровь с губ рукавом, размазав её по лицу. Теперь на его щеках теплился непривычный нежный румянец, но взгляд, хоть и стал более осознанным, остался таким же ледяным. — Псина, — фыркнул Тэхён и ударил в плечо уже с большей силой, но всё ещё недостаточно, чтобы сдвинуть оборотня с места. — Ненавижу. Теперь вообще от меня не отлипнешь. — Не отлипну, — рассмеялся Чонгук, усевшись на полу перед диваном. — Больше никогда.