В невыгодном свете

— Гора, а, Гора, принеси, пожалуйста, сверчков, мне от каши плохо, — сверкая оранжевыми глазами, Хрусть жалостливо смотрела из-за решётки темницы. Охранник, двухметровый верзила с терракотовой кожей, игнорировал девушку, продолжая мыть полы. — Гора, зачем тебе эта швабра, — Хрусть, цепляясь когтями на руках и ногах, забралась вверх по прутьям. — Возьми часть моих волос, они любые соринки найдут. А мне сверчков в замен. Охранник драил пол как ни в чем не бывало. Волосы Хрусть вылезли наружу, пытаясь открыть замок. Но не хватало силы — обрезанные по лопатки волосы ощущались как рука без пальцев. Пленница не сводила глаз с неприятеля. Тот поставил новый факел и, зажав под мышкой швабру, отправился наверх. Хрусть обессиленно сползла на каменный пол. «Противные бессердечники! Два сердца, а не один не обернулся!» — мысленно ругалась Хрусть, смотря на тени от факела на потолке. Вчера она сумела поймать несколько мотыльков и перекусить. Они были с привкусом вековой затхлости: даже Хрусть пришлось себя пересилить, чтобы проглотить. Сейчас живот снова урчал от голода. Кашу, что ей приносили, тело отказалось принимать. После трех ложек у Хрусть весь день кружилась голова. Тюремная овсянка не ферментированные листья, да и не луговые сверчки. Съедобной оказалась только вода. Ситуацию толкала пленницу на новые изощрения. Ей грубо обрезали волосы, оставив самый минимум, чтобы она не лишилась осязания. Хрусть оправилась уже на следующий день и пыталась вскрыть замок. Она повторяла попытку каждое утро, но волосы почти не слушались. Тогда она решила во что бы ни стало разболтать охрану. Пусть они не выпустят, зато принесут съедобной еды. План начинал трещать по швам, потому что сердечники исправно приносили человеческую еду, убирались, меняли факелы и уходили, даже не посмотрев Хрусть в глаза. Горы. Молчаливые горы. Один охранник побольше, другой поменьше. Горы из мышц в балахонах. Хрусть слышала, что сердечники преданные слуги, среди гнездовых шла молва о их силе и добродушии. «Добродушно запирать гнездовую девушку в темницы, вот просто образец добродетели». Конечно, сердечники притащили её сюда не по своим соображением: руководил похищением тёмный маг. Такой небритый человек в черных халатах с нервным тиком. Хрусть еле сдержала смех, когда его увидела. От него исходили магические волны, оскверненные чёрной магией с примесью страха. Странный тип. Как он вообще завладел этой землей, замком, слугами, охраной? Зачем ему гнездовая девушка? Хрусть продолжала смотреть на тень от факела. Слово блики танцевали каждую секунду своей жизни. Как ручей в лесной чаще. Как ветер в горах. Как крылья мотылька. Хрусть вспомнила народную песню, состоящую из нескольких подвываний и кликанья языка. Вторя движениям огня пленница тихо запела, заполняя тюремную тишину привычными её ушам звуками. Она и не заметила, как пришел охранник поменьше с едой, которую Хрусть физически не могла переваривать. Он возился с перекладыванием в пустую жестяную тарелку, а гнездовая самозабвенно продолжала петь. — Но меня зовут не «Гора»! — внезапно низкий голос заглушил песню. Хрусть вздрогнула и села на корточки. — Гора, ты меня слышишь? — удивленно произнесла пленница, не понимая, почему охранник вдруг изменил политику. — Я не «Гора», упрямая ты девчонка! Меня зовут Херц, — охранник уставился Хрусть в глаза, желая, чтобы его слова приняли в расчет. И тут до неё дошло. Песня. Древняя народная песня. Её поют всем детям, чтобы надоедливые лесные духи не терзали малышей во снах. Песня, которая снимает чары. — Ох, ну конечно, Херц. Прости, что так называла. Ты ведь не представился. — Да что-то голова была как в тумане, — охранник почесал затылок. — Словно сонного зелья перепил. А сейчас прояснилось. — Я рада за тебя, — Хрусть подошла к самым прутьям, состроив максимально жалостливое лицо. — Я не могу есть кашу, овсяную, гречневую, да и любую человеческую еду. Мне надо сверчков и перебродившие листья березы. Иначе я умру с голоду. Пожа-а-алуйста, уважаемый Херц, спасите меня от голодной смерти. — Да что ж ты раньше не сказала! — охранник суетливо стал убирать кашу обратно в кастрюлю. — Никто не собирался морить тебя голодом. Сейчас поднимусь и раздобуду хотя бы березовых листьев. Надеюсь, ты знаешь как их готовить. — Ох, спасибо, — только и смогла вымолвить Хрусть. Она по-прежнему пленница. Всё ещё слишком много вопросов. Но приличный ужин вселял надежду.