Modern Family

х х х

«It is not flesh and blood, but the heart which makes us fathers and sons.» — Johann Friedrich Von Schiller

Январь, Нью-Йорк 6 месяцев Это подстава. Если бы Ван Бао умел говорить сейчас — он бы так и заявил. Подстава как она есть. Поймите правильно: вот ты спокойно себе лежишь в теплой и приятной жидкости, тебя кормят (и всегда вкусно!), тебе не о чем волноваться, то есть — ну абсолютно не о чем. Можно немного поплавать, вслушиваться в какие-то странные, мутные звуки, иногда даже приятные, но все это не имеет значения. Ты в безопасности, тотальной и непоколебимой. А потом происходит пиздец. Что-то там двигается, водички больше нет, в какой-то момент становится просто охренеть как холодно, шум нарастает и нарастает, а затем что-то внутри расправляется, и это не самое чудесное чувство, и ты начинаешь кричать, хоть вообще не был в курсе, что способен на такое, выплевывая остатки своего прежнего мирка. И не только изо рта, прошу заметить. Потом снова тепло, но уже как-то не так. Всё очень и очень не так. И что с этим делать? Существование становится похожим на непредсказуемую, опасную игру. Но, слава богу, кое-что от прежней жизни было: если бы Ван Бао имел обширный словарный запас и его понимание (а когда-то придет время работать над этим, он просек фишку), он бы назвал это «островками доверия». Конечно, приходилось прилагать намного больше усилий, чтобы достичь былого уровня безопасности и комфорта: Ван Бао вовсю использовал своё новое умение — кричать. Если делать это достаточно громко и прям вот тужась всем телом, обязательно появится нечто теплое, важное, воркующее, укутывающее в себя. Обязательно тебя либо покормят, либо отогреют, издадут совершенно замечательные звуки и будут приятно пахнуть. На это можно пускать слюни, трогать и дергать (это так забавно!), пытаться издавать звуки на уровне (Ван Бао же не лысый, не только кричать умеет, знаете ли), этому можно улыбаться и довериться на все сто. Конечно, иногда бывают огрехи. Например не так давно Ван Бао ощутил первые тревожные звоночки предательства. Он смутно подозревал, что подобное уже бывало с ним. Но в этот раз так ярко. В общем, какие-то чужие существа, совсем не такие теплые и вообще не заслуживающие доверия, похожие на аляповатые пятна, громкие и странные, сделали ему… бо-бо. Нет. Ему вроде бы пытались намекнуть, что да, оно будет, это самое бо-бо. Это будет коротко, неприятно, но почему-то этого не избежать. Более того — это зло, которое необходимо. Что за срань?! Ван Бао был не согласен всем своим существом и пытался продемонстрировать это доступными методами, мастерство которых отрабатывал день ото дня: он кричал, он пытался вырваться, он плакал так, чтобы плакали все вокруг, дрыгал ногами, пускал слюну, в надежде на то, что если в ней и нет ядовитых свойств его отчаяния, то она хотя бы затопит аляповых монстров с погремушкой в виде башки Микки Мауса. В какой-то из особо красноречивых заходов его попыток освободиться, островок безопасности и доверия, который чаще засыпал с ним, чем кормил, начал тихонько петь. Дескать, коварно завёл его любимую песенку. Ван Бао не мог устоять, собственный крик мешал услышать мотив, который он так любил, особенно в этом исполнении. Его буквально уносило на волнах наслаждения и былого теплого чувства тотального комфорта. Он расслабился, и настолько, что даже… тупо не заметил, что бо-бо свершилось. Вашу мать. Это было слишком хитро. Слишком коварно. Он не ожидал такого от поющего островка! Но злиться на него было невозможно, вот честно. Ван Бао много раз пытался злиться на кого-то из них, но это быстро проходило. В конце концов, надо понимать: они залог его безопасности, вкусной еды, всех этих чудесных и волшебных штук, которых не было в его жизни раньше. Они всегда были рядом, даже если приходили не сразу же (дурачье, как будто это могло его остановить, Ван Бао имел безграничное терпение и океан энергии, вы чего). В общем. Постепенно Энтони Ван Бао приходил к мысли, что хоть это и было явной подставой, но… здесь куда интереснее. И с каждым днём он может всё больше и больше. х х х Сон. Что такое сон? Сяо Чжань уже не уверен. Как-то забылась эта причуда, знаете. На часах семь утра. Чжань сокращает период сна до минимума, словно он снова участвует в бешеной гонке китайского медиа, кочует с фотосессии на фотосессию, с проекта на проект, и спит в машинах и самолетах. Правда, его жизнь сейчас ощущается куда более полной, чем тогда. Странно, но когда баобао родился, поставив жирную точку в предыдущих главах их достижений, Сяо Чжань неожиданно… расслабился. Он недавно поделился этим чувством с Ибо и тот его полностью понял. Они так волновались, что их обычный уклад жизни изменится навсегда, будет трудно отказаться от любимых привычек, да и ещё от кучи вещей, и та свобода, которую они зарабатывали себе кровью и потом, окажется под вопросом. Какие философские трактаты, а. На деле всё оказалось намного проще: ты больше не главный. И это не страшно. Это просто значит, что больше не нужно никуда бежать, ничего доказывать себе и другим, постоянно думать, что же делать, чего ещё необходимо достичь. Всё это сейчас кажется пройденными уровнями игры, которые были необходимы, чтобы понять кто ты и чего стоишь. Центр твоей Вселенной не сузился, он просто сместился. На нечто, что разверзлось перед ними черной дырой. Это страшно и очень… очень интересно. Чжань стоит посреди кухни, которая перетекает в зал, и осматривает пространство вокруг с точки зрения маленького, непоседливого существа, которое обожает ползать, хватать и тащить всё в рот. Мойра придет к восьми, когда они уже будут завтракать, и снова тщательно помоет пол и ковёр ближе к окнам. Симба сейчас в Миннесоте, осваивает новые владения вместе с четой Ченгов, которые согласились довести дом до ума: китайский новый год решено праздновать там, при этом выписав большую часть семейства из Чунцина и Лояна. Главным событием, конечно, будет не очередной год, а их малыш. Чжань курсирует по пространству, помешивая свой кофе. Черный, без сахара, с двумя дольками лимона. Ибо застает его в тот момент, когда поставив кружку на столик, Чжань полез под него, чтобы достать какую-то мелкую, вражескую пуговицу. Вот же срань! — Какой шикарный вид… Чжань мрачно оборачивается, а затем садится по-турецки, рассматривая пуговицу в своих пальцах. Он был в халате, но уже давно не на голое тело — привычка канула в лету, теперь они спали в белье, спасибо большое. Он пытается понять, как пуговица оказалась там, где оказалась и что это вообще было? Ибо забирает кружку со столика и отпивает, морщась. Ему никогда не нравился этот особенный тип кофе, который Чжань пьет по утрам, но Ибо каждый раз пробовал, чтобы снова в этом убедиться. Он всматривается в пуговицу, чуть наклонившись. — Это пуговица от моей рубашки. Две недели назад, когда мы оставили Бао с Мойрой и новой тест-няней, которая в итоге не понравилась тебе, потому что не смогла поддержать разговор о вопросе выборов нового мэра и ты потом ещё два часа вежливо сочинял для неё мейл с отказом. Мы вернулись, отпустили их. Бао крепко спал, так что… — Он мог заползти, взять её, проглотить и… — И высрать через пару часов? Не говоря о том, что у него мега-короткие ручки, если ты не заметил. Да и он умный, зачем ему туда лезть. Ты перегибаешь. Ибо проходит мимо и треплет своего мужа по волосам. Тот останавливает его, перехватив руку, смотря снизу вверх большими глазами. — Какой сегодня день? — А? — Ты на телефон смотрел, когда проснулся? Какой сегодня день? — Э… господи. Должен быть вторник. Да, вторник. А что такое? Чжань поднимается с пола, мимолетно хлопнув Ибо по бедру. — У нас сегодня третья прививка АКДС и от гемофильной инфекции, а также полиомиелита. У тебя выходной, у меня выходной, так что едем вместе. Подвергать нашего сына пытке. Твое любимое. — Вечно я у тебя живодёр. Ибо делает ещё глоток, подходя к столу. Чжань возвращается к кухне, открывает холодильник с душераздирающим вздохом молодого родителя. Пуговицу он кладет в бокал, который рассчитан на бренди, но теперь служит емкостью для сбора «потенциально опасной мелочовки которая попадается тупо везде». На завтрак будет омлет и рис. Чжань как раз загружает рисоварку и забирает из рук мужа кружку, чтобы допить свой кофе. — Это ты снял видео о том, как опускаешь его в кроватку и отходишь на шаг, а он начинает орать. И проделывал это десять раз. Просто садизм. И мне ещё потом отправил. — Я пытался уловить закономерность? Чжань кивает в сторону бутылочек. Сегодня очередь Ибо заниматься смесью, так что тот приступает, выбирая из стерилизатора бутылочку побольше, с машинками. Перед таким стрессом Бао точно нужно подкрепиться и чем-то вкусным. Учитывая, что они пытаются впихнуть в рацион пюре из цветной капустки, которая сейчас весело фырчит в одной из кастрюлек… Ибо не успел предложить тыкву, а вернее — забыл её вчера купить. Эти страдания сейчас будут на его совести. Чжань выливает яичную массу на квадратную сковородку, а затем тянется, чтобы щелкнуть по чайнику ещё раз — теперь он заварит им, по-быстрому, нормальный кофе «по-польски». Без всяких лимонов. — Знаешь, Эйнштейн говорил, что это верх тупости, повторять одни и те же действия ради достижения другого результата. — У Эйнштейна были дети? — Трое. Но вряд ли он так глубоко вникал в процесс, но как знать… О, я кое-что забыл. Ибо поворачивается к Чжаню, вопросительно вскинув брови. Только не какая-то важная хрень по работе и его сейчас бросят одного. Чжань тянется к нему и коротко целует ближе к уголку губ, ощущая привкус кофе и мяты от зубной пасты. — Доброе утро, учитель Ван. Ибо коротко прихватывает мужа за шею свободной рукой, чтобы удержать и поцеловать куда основательнее, невзирая на риск того, что омлет может пригореть. Но их сын не допустит этого. Он проснулся и решил оповестить об этом мир. — Нет, мам, мы не… что? Боже, вспышка кори и была, потому что одна из общин отказалась от прививок, поэтому общий иммунитет и понизился, это было пять лет назад! Нет, Бао чудесно всё переносит… Мы не можем каждые пару месяцев мотаться в Китай ради этого, не говоря о том, что перелет в принципе большой стресс… мы с Миннесотой вот в первый раз только попробуем… М-м? Что? Мам… Чжань стоит у полок в Wegmans, пытаясь определиться с бесконечными баночками овощных и фруктовых пюрешек. Ибо ушел пока в другие отделы и появляется, словно добытчик из прерий, притаскивая то био-подгузники, то канистры с молоком, и, конечно же, две огромные пачки Lucky Charms. В этот раз он вернулся с гелем для бритья. Маленький Энтони благополучно задремал в слинге, так что Чжань продолжает вести разговор шепотом. Он кивает на гель и говорит одними губами «бумага». Ибо щурится, не понимая. Чжань пытается ещё раз. Нет контакта. Сяо Чжань вздыхает и отводит от себя смартфон, теперь голос его матери слышен куда четче. А всё потому что Чжань забыл свои airdrops этим суматошным утром, но хоть не страховку. — Говорю, бумага. — Для выпечки? — Для жопы, Бо-ди. — А-а. Ибо снова уходит на охоту, Чжань поворачивается к стеллажу. И всё же. Наверное лучше овощные. Овощи всегда чувствуются более безопасным выбором, фрукты ещё рано. Кроме бананов, но он сам делает из них пюрешки, и это вообще трава. Кажется. — Мам, мне кажется, мы всё никак не дойдем к сути. Ты начала разговор с того, что у тебя есть важные новости, в чем дело? Всё в порядке, да? Никто не заболел? Как папа? — О. А я ещё не кидала тебе ссылку? Ты вообще открываешь вичат, несносный ты ребенок? Чжань отрицательно мычит, аккуратно складируя баночки детского питания в корзину. Когда мама говорит, что Коммунистическая партия Китая взяла на рассмотрение закон о легализации однополых союзов, Сяо Чжань выпускает последнюю банку из рук. Морковное пюре растекается по белой плитке супермаркета. — А-Чжань? Ты слушаешь? Нет, конечно, это только рассмотрение, но о таком и не мечтали ещё пару лет назад. И вы внесли такой большой вклад в это, особенно когда так удачно всё сложилось и вы смогли возвращаться, разве это не чу… — Мам, я перезвоню. Спасибо. Да, перезвоню. Чжань сбрасывает вызов. Как-то ему не очень хорошо. Сердце колотится, он рефлекторно, как-то заторможенно, обнимает Бао в слинге и прижимается губами к его макушке, чтобы заземлиться. Тот ворочается, просыпаясь, замирает, рассматривая своего папу. Чжань чуть улыбается и целует его у лба, глубоко вдохнув. Так. Странная реакция. Да. Определенно. Ибо застает именно эту картину. Он кидает в корзину пачку туалетной бумаги, обходит разбитую баночку и встает рядом, заглядывая в слинг. Ван Бао переводит на него взгляд и улыбается, выдавая свой фирменный лепет. Можно подумать, что это уже даже разные тона, почти что связная китайская речь. Ибо усмехается и «бипает» его по носу. — Что, Чжань-гэ, старость не радость? Баночку не удержал или качнуло? Я серьезно, голова болит? Сяо Чжань отрицательно мотает головой. В пролете появляется уборщица и он извиняется перед ней трижды подряд, но та только машет на них рукой, принимаясь за дело. Ибо откатывает тележку в конец ряда и оборачивается на Чжаня с легким беспокойством. Тот… какой-то странный. — Чжань? Какие-то новости? Чжань отрицательно мычит, целует сына куда-то в макушку ещё раз. Он говорит, что им нужен запас кофе и что-то из мяса. Сяо Чжаню нужно подумать, а во время разделки у него это получалось лучше всего. В конце января снег довольно часто радует Нью-Йоркцев. Мягкий и пушистый, он опускался на затихшие улицы их боро. Гипнотизирующее зрелище. Ибо аккуратно укрывает сына дополнительным одеялком до середины пузика, хоть в этом нет особой нужды: малыш все равно раскроется через время, но Ибо почему-то было важным так сделать. Сублимировал ли он такими мелочами всё то, чего был лишен в детстве сам? Да бросьте, кто не делает так со своими детьми, если вас недолюбили и вы это осознаете. Чжань не всегда одобрял это, но сам делал похожие вещи. Да, малыш Энтони ещё не умеет говорить толком, а уже первоклассный манипулятор. Они не могут быть достаточно строгими, когда это необходимо, и чаще ведутся, чем нет. Но это ведь тоже проявление любви — дисциплина с малых лет. Когда-то они пытались игнорировать его плач целых десять минут. В умных книжках писали, что когда объективной причины для рыданий нет и это просто капризы, нужно уйти, чтобы ребенок потерял аудиторию и ему надоело «давать концерт». По итогу их попыток поступить по-умному, нервы Ибо сдали и он послал на хрен всех Рейчал Ву, многодетных блоггеров и форум how to dad. Дело вот в чем: все эти советы и инструкции работают с их детьми, но ваш собственный — это совершенно другой человек. По итогу у них сформировались другие традиции для отхода ко сну. Оказалось, что если Чжань тихо споет малышу на ночь песню из Мулан или Спящей Красавицы, их сына просто… отрубало волшебным образом. Важным было, чтобы спел именно он, на оригинальные треки Бао реагировал иначе — просто внимательно слушал. Скорее всего, он будет фанатом мюзиклов. Что добавляло очков к предположению, которое было уже скорее фактом: Ван Бао генетически был явно сыном Чжаня. Эти огромные глаза, смешные мордочки. Для Ибо это было очевидно и прекрасно, на самом-то деле. Если уж говорить о первопроходцах, то это определенно должны были быть гены Сяо Чжаня, только благодаря им этот ребенок может выдержать таких родителей, это точно. Ибо не сдерживает и еще один порыв — осторожно целует сына у лба, прежде чем наконец-то разогнуться — до этого он полчаса курсировал по детской, баюкая его, пока Чжань тихо пел. Тот наблюдал всю эту картину с легкой улыбкой на губах, но сейчас снова повернулся к окну. У него было достаточно времени для того, чтобы подумать, пока он готовил сегодня. Расщедрился на китайское барбекю, что уже заставило Ибо заподозрить неладное. Тот уводит своего мужа из детской за руку, тихо прикрыв за собой дверь. Радионяня, которая раньше верой и правдой служила им, когда Симба был щенком, заняла новое место рядом с кроваткой. Как и камера. Да, они максимально предусмотрительные родители. Чжань выдавливает зубную пасту на щетку и смотрит на себя в зеркало. Ибо стоит у своей раковины, уже занят тем, что обтирает лицо лосьоном после бритья. Чжань засовывает щетку в рот и принимается остервенело чистить зубы. И где-то в процессе, выплевывает вместе с пастой: — Ты смотрел новости? Ибо пожимает плечами. Не то чтобы он не следил за происходящим в мире, но у него был собственный мир, куда более важный, чем все эти извечные перетурбации с курсом доллара, конфликты и новая коллекция трусов Кардашьян, которая ставит под вопрос толерантное отношение к каким-нибудь голопопикам Танзании или что там ещё происходит. А если случится что-то сверхважное, не узнать будет невозможно, так что… — Китай рассматривает возможность легализации однополых браков. Не думаю, что примут в ближайшее время, но ты сам понимаешь их политический курс в последние годы. Это просто выгодно, с точки зрения рынков, той же демографии, учитывая, что мы задали тренд, в каком-то смысле, так что… но это же не будет правдой. Просто красивая бумажка. В плане, ты понимаешь, как это обычно происходит… Сделаем вид, что да, на деле как-то не очень, а так «посмотрим, как будет». И будут мариновать, как и всегда. Ибо выдает фирменное «вау», похлопывая себя по щекам. Чжань берет стакан воды, чтобы прополоскать рот, и все ещё смотрит на себя. — И что мы об этом думаем? Ибо задает вопрос на полтона ниже, подходя к Чжаню. Он внимательно смотрит на него, пытаясь уловить настроение. Ничего, кроме раздражения и чего-то другого. Нервозность? Ибо уточняет: — Ты переживаешь, что семья начнет намекать и давить? — Я не хочу, чтобы ты занимал мою позицию по этому вопросу и не хочу, чтобы ты сейчас пытался угадать мои мысли. Что ты сам об этом думаешь? Чжань не смотрит на него. Он занят щеткой. Омывает ее, затем трет щетинки о брусок мыла, только после этого поставив её в стаканчик. Он наконец-то поднимает взгляд на мужа. Да, своего мужа, к чему так привык по итогу, словно иначе никогда и не было. — Я думаю, что мы, как и прежде, постараемся быть максимально далеко от всего, что не наше дело. У нас есть А-Бао, есть наша семья, свой бизнес и свои контракты. Политика и другие игры — не наше дело. Мы живем свою жизнь, а не устраиваем перфоманс. — На сайте с этой новостью по бокам твое лицо с Miniso, а внизу баннер с моей рожей и продукцией Olay.  Вся наша жизнь и есть перфоманс с их точки зрения, даже рекламная компания, и что бы мы не делали, это все равно влияет, потому что мы… черт. Чжань морщится от собственных слов и старается спокойно выдохнуть, упираясь руками в раковину. Ибо зарывается пальцами в его волосы на затылке, массирует, спускаясь к шее. Чжань прикрывает глаза. Ибо говорит тихо и немного хрипло, продолжая массировать и поглаживать: — Потому что мы выбрали жить так, как хотим сами и делаем это ярко? Ну что поделать, раз мы с тобой такие припизднуто звёздные, и Энтони Ван Бао точно уж пойдет этим в нас. Особенно в тебя. — Было бы ужасно. Хочу, чтобы он мечтал стать юристом или врачом. На хер это всё. И я до сих пор не могу поверить, что ты так провёл меня с этим Энтони… до последнего не понимал, пока однажды не ляпнул Тони… — М-м. Говоришь как типичный китайский папаша. М-м? Да брось, это лучше, чем если бы я развел тебя на «Питер». Питер Ван Бао? Хрень. И тебе ведь нравится. Будет у нас гений, миллиардер, филантроп… Ибо усмехается и целует мужа в волосы, после прижимается губами к виску, поглаживая от лопаток до поясницы. Чжань устало выпрямляется, заключает Ибо в объятия, уткнувшись носом в его шею. Ван Ибо старается обнять в ответ покрепче. Все будет хорошо.