Modern Family

х х х

Home, let me come home Home is wherever I'm with you Home, let me come home Home is wherever I'm with you

May, Chóngqìng Чунцин утопает в зелени и дымке утреннего тумана. Говорить так о таком гиганте, как этот мегаполис, может быть немного непривычно, но это факт. Пахнет влагой, горечью трав и, конечно же, лапшой. Рисовой лапшой. Сяо Чжань улыбается Ван Бао, тот любопытно вертит головой по сторонам: они редко бывают в таких местах, а это жутко интересно! «Такое место» — это когда улочки узкие, людей становится все больше, но те вообще-вообще их не замечают, запахи странные, плотные, перемешиваются друг с другом и из-за этого нос чешется, и вокруг много-много каких-то вещей. Ван Бао сложно объяснить это щекочущее чувство радости, когда они оказываются в таких… как говорит па… «засранских» местах. Па держит его за руку, как и папа, но в какой-то момент па решает поднять его и устроить на своем боку. — Ты себе так грыжу заработаешь, А-Бао вполне себе шустро бегает везде сам. Это уже папа ворчит. А-Бао немножко обидно, он ведь обожает кататься на них и на всех, кто согласен. Па помогает ему взобраться к себе на шею. Конечно, сидеть на шее папы предпочтительнее, ведь тот выше, но Тони не жалуется. Просто держится покрепче. — Может и заработаю, но тот день, когда поднять его так будет куда сложнее, уже приближается. Сейчас так просто удобнее. Сяо Чжань тихо фыркает и отворачивается, но улыбка не сходит с его губ. Он обещал своим парням лучшую лапшу в их жизни и намерен воплотить обещанное в реальность. Ноги ведут его сами, хоть он и не был здесь страшно подумать сколько. Чжань и не пытается выяснить. Они проходят мимо очередного ряда мелких магазинчиков. Пара стариков уже вытащили низкие табуреты на солнце, расставили их вокруг столика, явно готовые начать резаться в карты, все трое курят что-то настолько мерзотное, что даже в глазах слезится. Ван Ибо секунд на пять устраивает ладонь на лице сына, чтобы не надышался, и они немного ускоряют шаг. У этой лапшичной нет вывески, и она точно такая же, как помнит её Чжань. В семь утра работа кипела вовсю: чаны, которые казались в детстве огромными, были наполнены горячим бульоном, дяденька Джинхэй искусно расправлялся с прозрачной лапшой, нарезая её сразу же перед тем, как бросить в порцию. Его жена, немного тучная и всегда улыбчивая Юйлань, шинковала грибы вместе с мясом, затем и овощи, взбивала яйца, прежде чем зажарить их, чтобы те были пышными, но с сочным желтком ровно посередине. Это была абсолютно домашняя лапша, которая не сравнится ни с одним рестораном «с репутацией» и уж тем более с сетью лапшичных. Большие порции и совершенно смешная цена, золотистый бульон и ничего из серии «усилителей вкуса». Чжань проводил здесь раннее утро перед школой, практически каждый день. Дяденька Джинхэй узнает его, сразу же бросает свое занятие с помешиванием бульона и выходит к ним, чтобы крепко обнять «мелкого засранца!». Ван Бао ну очень интересно, почему же для этого дяди его папа мелкий, учитывая, что тот вскидывает голову, чтобы на него смотреть, и почему же папа ещё и засранец? С па этот дядя ограничивается рукопожатием, а самому Бао достается… да. Его тягают за щечку. Но у дяденьки доброе лицо, а во всю руку набита какая-то странная женщина с хвостом. А ещё он готовит, а люди, которые умеют вкусно и хорошо готовить — они не могут быть плохими! Ван Бао опускают на пол. Он обнимает па за ногу, пока осматривается вокруг. Помещение маленькое, большинство столов вынесено за его пределы, расставлены пластмассовыми кляксами вокруг входа. Стульев меньше, чем столов, есть ещё столешница, длинная и узкая, которая тянется за окнами со стороны улицы. Взрослые о чем-то говорят, Ван Бао отлипает от ноги па, чтобы прилипнуть к ноге папы. Тот треплет его по волосам, а затем присаживается перед ним, чтобы обратить внимание Тони на раскладку с меню. Там много картинок и это хорошо, иначе пришлось бы очень сильно сосредоточиться, чтобы понять слова-картинки. Они, конечно, куда веселее буковок, но Ван Бао путался. — Баобао, какую лапшу хочешь? Больше бульона или самой лапшички? Яйцо? Овощи? Мясо? — М-м… хочу как у па и папы. Точно такую же! Папа называет это хорошим выбором и Ван Бао улыбается, довольный тем, что его выбор практически всегда хорош. В последний раз он проштрафился только тогда, когда решил втихаря съесть всю плитку шоколада за раз. Папа оказался прав — у него потом болел живот, очень хотелось пить и он лежал, как сказал па, «несчастным тюленем» и тихонько страдал. Па потом пришлось гуглить тех самых тюленей, чтобы показать, и Тони загорелся идеей увидеть этих животных вживую. И это свершилось! Оказалось, что кроме тюленей есть ещё и морские львы, и все они обожают пирс на Кони-Айленд. Лежат там и воют, очень громко. А ещё воняют. У Ван Бао были вопросы насчет того, почему же он тюлень! Он ведь так не пахнет?! Папа поручает ему важное задание: выбрать для них столик. Тони начинает придирчиво рассматривать те, которые внутри. Выглядывает, стоя на пороге и удерживаясь за косяк двери, рассматривает столики снаружи: белый, два желтых, один зеленый и красный. Последний под большим зонтом с надписью о кока-коле. Зонтик выглядит преимуществом, так что Ван Бао кивает сам себе и возвращается к родителям. — Красный! Красный стол! Их его выбор устраивает. Единственное отличие лапши Ван Бао от лапши его родителей: она и вполовину не такая острая, но знать ему об этом необязательно. Па просит передать ему бутылочку с уксусом, и хоть папа мог спокойно протянуть ему руку с ним, он сначала дает бутылек Ван Бао, чтобы тот передал. Тони нравится, когда он так участвует в процессе, получает за это «спасибо, бао», да ещё и поцелуй в макушку. Лапша действительно настолько вкусная, что Бао начинает откровенно жалеть о своих маленьких размерах. Он берёт паузу, прожевывая часть яйца, и смотрит на папу. Тот ест совсем не так, как па. Па наклоняется ближе к тарелке, может жевать и при этом говорить, у него смешные щечки и он часто любит крутить палочками, пока жует. Папа же ест иначе. Он наклоняется к еде, но совсем чуть-чуть, предпочитает брать тарелку к себе ближе. Никогда не говорит, пока не дожует, а жует он долго и тщательно, так что часто приходится мучиться в ожидании, если что-то спросил. Па подкладывает в тарелку побольше овощей. — У тебя ничего не болит, А-Бао? После тренировки? Ван Бао делает задумчивую мордочку, «чтобы правда подумать и почувствовать свое тело, важно его слышать». Его так учили и па, и папа, это было важным. Тело нужно уважать и тело нужно любить, но ещё и воспитывать. Во всем этом Бао нравилось только то, что он проводил время с па или папой, а порой и вместе. Сегодня была совместная ранняя тренировка, когда сначала папа показывает всякие упражнения (плавные, чтобы проснуться и потянуться) и они с па повторяют. А потом па показывает: бег на месте, чтобы сердце так тукало-тукало-тукало, потом всякие прыжки, отжимания от стены и от пола, таскание бутылочек воды из мини-бара, приседания, очень много разных приседаний! И самое веселое — безумные танцы. В конце они любят валяться на полу в позе звезды, которую папа называет «шавасана», но Ван Бао предпочитает залезть на кого-то из них сверху и лежать так. Тони крутит ручками, осматривает свои ноги, зажмуривается, чтобы прям вот всё-всё почувствовать. Потом пожимает плечами и берётся за лапшу по новой, болтая ногами. — Не-а, ничего не болит. Ван Ибо и Сяо Чжань переглядываются. Последний начинает издалека: — Бао-бао… тебе нравится больше танцевать или петь? Или всё вместе? А может, что-то другое больше всего на свете? Тони смотрит на папу, переваривая вопрос. Больше всего на свете он любит… кушать с папой и па, но, наверное, это не совсем тот ответ? Ван Бао наклоняет голову набок, болтает ногами усиленнее, пока думает. — Я люблю всё! Ибо усмехается, расправляясь со своей лапшой, шумно втягивает её в рот, до смачного «чпок» в конце. Чжань бросает на него короткий взгляд и переключается обратно на Бао. — Когда мы вернемся, а это уже скоро… надо будет выбирать, какие занятия из всех ты хочешь оставить. Потому что всего слишком много, Бао, а начинается садик. Помнишь, мы говорили с тобой об этом? Ходили в такое яркое-яркое здание, рядом с парком, где ещё недалеко твой любимый чай с шариками, м-м? Чай с шариками. О, эта дивная, вкуснейшая смесь молочного чая и шариков тапиоки, которые нужно раскусить во рту, и тогда сладкая, ягодная или какая угодно еще, жижа разольется на твоем языке. Ван Бао вздыхает. Надо сосредоточиться. — М-м… хочу всё вместе. И скейт! Сегодня будет скейт? Папа треплет его по волосам, па достает из рюкзака бейсболку и надевает на него. Они оба обещают, что скейту сегодня быть. х х х Можно было бы поспорить на тему того, что более ответственно: оставить ребенка с его бабушкой и дедушкой, пока ты будешь занят весь день опять, или взять ребенка с собой. Ван Ибо выбрал последнее, потому что сегодня утром, прежде чем встать с постели, они с Чжанем поняли, что за все эти дни видят Тони только во время завтрака, и уже тогда, когда он спит, так их и не дождавшись. Возможно, они оба недостаточно убили в себе ребенка, ведь прекрасно помнили, каково это: засыпать до того, как мама или папа вернутся домой. Сегодня был не самый загруженный день. У Ван Ибо фотосессия для nike, которая теперь станет легендарной, ведь он дал согласие на то, чтобы она была совместной с сыном. Думается, это красивый жест — первая официальная фотосессия с Ван Бао пройдет в Китае, а не в Штатах. У Сяо Чжаня же сейчас ряд интервью в другой части города: Bazaar, GQ, Vogue на очереди. Он согласился на фотосессию только для последних, остальные «обойдутся парой кадров во время диалога». Ибо снова пишет ему, точно ли тот в порядке с тем, что первая фотосессия будет без него и для nike? Сяо Чжань отвечает, что он не придурок и за пятнадцать лет это уже можно было бы понять, и главное, чтобы не для hike: дети и пиво... это не самое выгодное сочетание. Ван Ибо усмехается и посылает ему кучу kiss-смайликов, которые так того бесят, и успевает за секунду до того, как стилист начнет мазать что-то на щеки его сына. Ибо буквально хватает девушку за локоть, это происходит на чистом рефлексе, но он тут же одергивает руку. Девушка в маске, смотрит на него в явном ступоре. — Извини, но я не разрешаю ничего мазать Ван Бао. Если нужно будет что-то там сделать, сделайте в фотошопе, не надо, окей? Спасибо. Ван Ибо старается выдавить вежливую улыбку, но понимает, что наверняка получилось что-то устрашающее. Ну и хорошо, на самом-то деле. Тони сползает со своего стульчика, совершенно не вникая в драму вокруг. На нём новая коллекция для детишек: синие штанишки, кроссовки с неоновыми вставками, которые светятся при ходьбе, белое худи с лого nike, а ещё ему вручили скейт! Он сразу же начинает обкатывать его по павильону, падает два раза и смешно пыхтит. Парочка человек из стаффа снимают его и Ибо ощущает какое-то странное чувство внутри себя. Нечто неприятное, темное, ворочается от грудной клетки к желудку, комкается там и ползет к горлу, чтобы сжать. Он подходит к фотографу и шепчет пару ласковых на ухо. Через пять минут все телефоны стаффа собраны и лежат на расчищенном специально для этого столике. Не совершают ли они ошибку, когда даже так, поверхностно, но позволяют Тони окунуться в их мир, или же стоит охранять его от этого как можно дольше? Ван Бао сначала стесняется, когда понимает, как много людей просто пялятся на него, но через пару минут все приходит в норму: он просто веселится с па и ничего не имеет значения, даже если это щелканье и писк со вспышками такие громкие и частые. Место для интервью-сессии выбирал сам Чжань. Такая роскошь была ему неведома в те года, когда интервью для китайских изданий у него были расписаны чуть ли не на каждый день. Он благодарит баристу за кофе, тот вышел лично и принес ему латте. Конечно же с артом. Кролика. Очень мило. Чжань мягко улыбается и благодарит дважды. Он вроде бы знает, как это влияет на людей, но уже подзабыл этот особый налёт безумия, который бывает только в Китае. Если повернуть голову — за стеклянной стеной кофейни плотная толпа, которую сдерживает ряд полицейских. Собственная охрана стоит у дверей со внутренней стороны, а Джонни и Алекс сидят через столик, кажется, те все ещё не привыкли за эти дни к такому масштабу. Да, в штатах безумие могло твориться тоже, но оно, всё же, имело границы, а случаи чего-то из ряда вон были единичными. Тут была другая картина. Чжань делает мелкий глоток кофе. Он знает, что Джонни пробовал отдельно молоко из питчера и эспрессо прежде чем все это соединили, это «параноидальная просьба Ван Ибо», но, может, тот прав и это Чжань слишком беспечен? У них сын. Об этом стоит помнить. Твоя жизнь вовсе не твоя теперь, так что быть немного параноиком — это оправданно. Часть этой толпы до сих пор игнорирует факт того, что у него есть муж. Забавно, они вовсе не отрицают наличие сына, но придумывают такие байки и легенды, что становится дурно: про какую-то возлюбленную (а кто-то из них считает себя таковой), про трагически погибшую любовь всей его жизни, которая подарила ему дитя, но была из Северной Кореи (Ибо зачитывал эту сплетню вслух и ржал все утро позавчера), а пост о том, что это государство даровало ему сына набрал около семи тысяч лайков. Все эти нелепые выдержки собирали менеджеры, Чжань попросил их об этом, чтобы более специфически понимать то, каким его видит аудитория. По итогу: больший процент людей предпочитал игнорировать факт его открытой гомосексуальности. Ну, а как ещё это назвать, когда у тебя есть муж, да? Чжань примеряет это словосочетание, вдумывается в каждое слово. И смущенно улыбается, когда понимает, что журналист уже сидит перед ним. — Простите, я задумался. — Может, стоит пересесть куда-то, чтобы было более комфортно? Сяо Чжань усмехается и качает головой. Девушка оборачивается пару раз на толпу, ей явно не по себе, хоть она должна быть профессионалом своего дела. Harper’s Bazaar, как никак. — Только если некомфортно вам, со мной все в порядке. — М-м. Действительно, это ведь часть вашей жизни. О ней и поговорим, верно? Сяо Чжань замечает эту лукавую нотку. Что ж. Перед ним правда профессионал. Он ставит кружку обратно на столик и улыбается: — Давайте начнем. Harper’s Bazaar CHINA Xiao Zhan interview (for June, rec May) non-editing ver., Q&A HB: Что для вас истина? XZ: Это довольно сложный вопрос, но в то же время и простой. Истиной обычно называют то, во что вам удобно верить. Остановлюсь на этом, иначе буду долго рассуждать, а времени мало. Это же блиц, да? HB: Да, конечно. Какие добродетели вы цените больше всего? XZ: Бескорыстную помощь. HB: Ваша главная положительная черта? XZ: Я бы сказал… оптимизм, но мой муж может сказать, что это спорно. Рядом с близкими в критические моменты я нуждаюсь в том, чтобы этот оптимизм в меня влили извне. Наверное. Я терпеливый? Хотя, тоже спорно, это не всегда позитивная черта, как показал опыт. М-м. Честно говоря, не знаю. Не могу быть объективен в таком вопросе, со стороны виднее лучше. HB: Если не собой, то кем вам хотелось бы быть? XZ: Собой. И всем желаю, чтобы ваш ответ был таким же. Без раздумий. HB: Если бы у вас была возможность встретиться с любым человеком, который когда-либо жил на земле, кто бы это был и что бы вы ему сказали? XZ: С моей бабушкой. Что я люблю её и у неё есть прекрасный правнук. Сегодня он попробовал сяо мянь, так что я сохранил традицию. HB: Когда и где вы были счастливее всего? XZ: Каждый день. Потому что каждый день наполнен людьми, которых я люблю. HB: Если бы вы могли изменить прошлое, что бы изменили? XZ: Ничего. Хотя, можно было бы обойтись без того эпизода, когда я отравился курицей в Гуанчжоу на съемках. С другой стороны, кто знает, к чему это привело? Эффект крыла бабочки, все такое. Так что ладно. Ничего. HB: Где вам хотелось бы жить? XZ: «Где» никогда не важно, важно — с кем. HB: Что вы считаете самым большим несчастьем? XZ: Глубокое одиночество. Которое не в меру, а когда ты правда один. HB: Ваш любимый цвет и цветок? XZ: Цветок… пион. М-м. Цвет… пусть будет киноварь. Но это сегодня. Цвета я люблю в принципе. Все. HB: Причуда, которую вы иногда себе позволяете? XZ: Не считаю, что это причуда, но так считает мой муж, так что… черный кофе с лимоном по утрам. Только по утрам. В остальное время я так его не пью. И арт-игрушки. HB: Что для вас свобода? XZ: Свобода… это ответственность и возможность выбирать. Ответственность за то, как ты живешь и за свой каждодневный выбор. Мы никогда не сможем управлять внешним миром, но через внутреннюю свободу, через эту ответственность, мы всегда сможем контролировать то, кто мы. Это и есть свобода для меня.