Пегилен в сапогах

      В комнате перед приемной Его Высокопреосвященства Анжелика сидела вдвоем с еще одним посетителем, также ожидающим аудиенции. Это был довольно угрюмый коренастый мужчина, судя по одежде и манерам — высокопоставленный клерк. Четверть часа они провели наедине, обменявшись всего парой фраз — и то по инициативе Анжелики.       Вышел секретарь:       — Мадам, Его Высокопреосвященство не может принять вас. Приношу вам свои извинения, — подчеркнул он предпоследнее слово.       Анжелика в досаде закусила губу.       — Месье Кольбер, прошу вас, — услышала она дальше. — Его Высокопреосвященство ждет вас.       Может, все дело в том, что кардиналу важнее решить деловые вопросы с этим чиновником, а на нее, Анжелику, у него просто нет времени? Нет, если бы так, то Мазарини передал бы слова о встрече в другое время, или еще что-то.       Анжелику задело и обидело такое пренебрежение. Она искренне симпатизировала кардиналу, уважала его, очень ценила его доброе к ней отношение и еще больше — те мгновенья, когда он проявлял уважение к ней.       Но сегодня даже не это было главным. Жоффрей! Зачем первый министр встречался с ним? Дегре не удалось поговорить с графом или хотя бы связаться с ним через тюремщиков. Таково было строжайшее распоряжение кардинала — никаких встреч, разговоров, писем.       Это страшно беспокоило, и Анжелика старалась не поддаваться панике. Даже Дегре, хоть и силился держать бодрый вид, был встревожен.       — Клянусь всеми окнами Бастилии, насчет вашего мужа приняли какое-то решение, и вряд ли оно в его пользу. Я бы предположил, что вы или он сам разворошили осиное гнездо, и теперь от графа попытаются избавиться…       Анжелика охнула.       — Ему грозит суд?       — Вряд ли. На суде он может заговорить, причем достаточно громко. Скорее, его отправят в какую-нибудь Богом забытую крепость где-то в горах, например, в Пиньероль. Вы про узника в железной маске слышали?       — Нет, а кто это?       — Никто не знает, в том-то и дело. Говорят иногда, что брат-близнец короля, от которого решили таким образом избавиться, чтоб не создавать путаницы и соперничества.       — Разве такое возможно? Кровь Бурбонов имеет абсолютную ценность.       — Вот поэтому его и не убили. Но дело не в том. Те, кто стоят за королевским троном, действуют именно таким образом. Подобные слухи не возникают на пустом месте. Подобных историй множество, и все они имеют какую-то подоплеку, хотя отнюдь не такую сумрачную, как в самом рассказе. Вы слышали о полковнике де Ле Грефю? При жизни он щедрой рукой жертвовал деньги на церкви и монастыри, но после его смерти пошли слухи, что он каждую ночь выезжает на карете без кучера из церкви, где похоронен, мчится к своему замку и с первыми петухами исчезает.       По коже Анжелики, привыкшей к истории о Жиле де Ре, пошли мурашки.       — Потом начали бесследно пропадать люди, главным образом красивые девушки. И из соседнего монастыря вышла процессия во главе с епископом и настоятелем. Они встретили призрака на мосту на его обычном пути. Епископ поднял большой крест, осеняя мертвеца, и карета провалилась прямо сквозь мост, оставив дыру размером во всю упряжь. Карета не утонула, а поднялась над водой и растворилась в сером тумане.       — После этого церковная процессия последовала дальше, и епископ заново освятил могилу Ле Грефю, — послышался спокойный голос позади Анжелики.       Женщина вздрогнула. Это был Раймон, он продолжил.       — Только Ле Грефю умер не полковником, а военным интендантом. После того, как призрак остановили, над его могилой поменяли плиту на более увесистую и водрузили на нее огромный крест. Это произошло лет тридцать тому в Оверни*.       Дегре с интересом естествопытателя слушал иезуита.       — Оказалось, что де Ле Грефю был отнюдь не таким благочестивым, как можно было бы подумать, судя по его пожертвованиям. Он не говел в Страстную пятницу, никогда не причащался и отказался от предсмертной исповеди, грубо прогнав аббата… Хотя тогда его не похоронили бы в церкви монастыря.       — Скорее всего, он не был богохульником, но вел довольно развратную жизнь. Недаром его представляли с голыми девками, — Дегре странно усмехнулся, а иезуит наклонил голову, соглашаясь. — Как бы то ни было, Ле Грефю наверняка внушал людям страх, иначе история о бурной посмертной жизни не прилипла бы к его имени.       — Такую историю могут и о моем муже сочинить! — воскликнула Анжелика.       — Несомненно, — с удовлетворением произнес Дегре. — Ведь она придаст благочестивый флер любым действиям против графа де Пейрака и заткнет рты всем несогласным. Так что будем слушать во все уши, не появятся ли дивные истории о нем, и тогда действовать соответственно.       — Но как?       — Что-нибудь придумаем, сестра, — ответил вместо адвоката иезуит.       Наверное, он был прав, но Анжелика уже не могла так. Жуткая история совершенно вывела ее из равновесия, и когда мужчины покинули особняк, Анжелика, помаявшись около часа, засобиралась к Мазарини, чтобы расспросить его об итогах его разговора с ее мужем.       А теперь кардинал отказал Анжелике в аудиенции, и это беспокоило куда больше, чем запрет на встречи с графом и все страшилки Дегре.       * На самом деле это вольный пересказ про полковника Черниговского и генерального обозного Василя Дунина-Борковского.

      * * *

      Скандал вокруг графини де Суассон все-таки имел продолжение — кому-то показалось, что ее сдавленный корсетом живот слишком большой для шестого месяца беременности. Кто-то снова разбередил оскорбленные чувства короля, и Олимпия, хотя и вела себя как королева посреди придворных, в кругу королевской семьи вдруг стала практически изгоем. Она оставалась за одним столом с Бурбонами и другими Мазарини, но такая близость только подчеркивала отчуждение.       — Кардинал мог бы смягчить ее положение, — размышлял Пегилен, — но как на зло, он не на шутку занемог.       — Он действительно настолько болен? — спросила Анжелика. Она держала на руках спящего Кантора, только что сытно пообедавшего.       — Доктора не ручаются за его жизнь, хотя это тайна. Я поведал вам ее лишь ради нашего дорогого графа, чтоб вы что-то предприняли, очень срочно.       — Кардинал отказал мне во встрече.       — Очень скверно. А что говорит ваш шатенистый адвокат? Он кажется на редкость сообразительным.       — Пугает тайной расправой…       — А что говорит его пес? — перебил ее Пегилен. — Дог с таким именем должен быть еще более умным.       — Когда вы успели познакомиться с его догом?       — Придется спросить у самой Сорбонны, что она думает по этому поводу, а то графиня не в духе.       — Вот и спрашивайте! — огрызнулась Анжелика. — Пегилен, что мне делать? Мы надеялись, что Раймон сможет что-то узнать через иезуитов, но увы. А теперь его самого высылают в Рим. Мне не на кого рассчитывать, и если станет известно, что Мазарини не захотел разговаривать со мною…       — …то вы превратитесь в парию, подобно тигрице де Суассон. Дорогая, вам нужно идти на прорыв. Отправляйтесь в Лувр, блистайте, покоряйте уязвленное сердце короля и говорите с ним!       Анжелика ничего не ответила. У нее не оставалось других ходов, но и этот был даже не рискованным, а определенно провальным.

      * * *

      На следующий день в дю Ботрей пришло письмо от Мазарини — приглашение в Венсенский замок.       Взяв листок с собой, Анжелика отправилась в загородную кардинальскую резиденцию. Там ни сном, ни духом не ведали о приглашении, но признав печать личной канцелярии первого министра, доложили самому Мазарини о приходе графини де Пейрак.       Анжелику ввели в комнату кардинала. Он полулежал в кресле и выглядел совсем плохо. Сердце женщины сжалось от сочувствия. Слуги, секретари, врачи оставили их наедине. Взгляд Джулио Мазарини был живым, острым, но совершенно бесстрастным.       — Так-так, рыбка моя золотая! Всё вы бьетесь, словно об лед. Какая легкая добыча, не боитесь?       — Кого я должна бояться больше всего, монсеньор? И как должна была бы действовать при таких обстоятельствах?       Кардинал слегка запнулся.       — Затаиться, моя дорогая, затаиться на дне и искать тайные входы. Я думал, вы так и поступили.       — Но разве те, кому я неугодна и кого должна остерегаться, разве они не догадались бы о моих усилиях?       — Да уж, трепыхаться куда лучше, — съязвил Мазарини.       — Во всяком случае, я не рискую быть уличенной в уловках, и Ваше Высокопреосвященство все-таки ответили на мои искания письмом.       — Сомнительное достижение. И я не посылал вам письма.       — Как это? — Анжелика подняла руку, будто держит лист бумаги.       — Дорогая моя, чтобы не быть уличенной, нужно иметь целую сеть агентов, которые сами вовремя передадут вам ценную информацию.       — Это нужно тем, кто занимается политикой, — возразила она.       — Вас это не привлекает? Зря. Вот как вы узнали, что я встречался с вашим мужем?       — А как Ваше Высокопреосвященство узнали, что я об этом знаю?       — Я, конечно, мог бы побыть самонадеянным и допустить, что вы искали встречи со мною ради дружеских чувств ко мне, — он с удовольствием отметил гневное смущение на лице Анжелики, — но я знаю, что интересует вас на самом деле.       — Монсеньор, Ваше Высокопреосвященство действительно встречались с графом де Пейраком?       — Король должен опираться на высшую знать королевства, и хотя граф де Пейрак менее всего похож на опору королевской власти, он может быть полезен для обуздания дворянства мантии, — кардинал говорил медленно, все еще не поставив точку в размышлениях. — Он богат и умен, и мог бы противопоставить свои силы, например, месье сюринтенданту Фуке, — Анжелика глубоко вдохнула. — Таких вельмож слишком мало, чтобы пренебречь даже одним.       — Монсеньор, Ваше Высокопреосвященство желает, чтобы граф де Пейрак занялся политикой?!       — Именно так. Но не в Тулузе, а здесь, в Париже, среди равных ему игроков. Тогда не нужно будет даже лишать его имущества.       Женщина вздрогнула.       — И он согласился? И пойдет ли на это Его Величество?       — Еще не знаю. Но вы должны стать посредником между своим мужем и королем.       Анжелика проигнорировала двузначность его тона.       — Монсеньор, я могу поговорить со своим мужем? Я могу встретиться с графом? Сейчас с ним не может связаться даже его адвокат.       — Это распоряжение сделано ради его же безопасности, девочка моя. И вы должны сами принять решение.       — Я не могу принять решение за своего мужа.       — Только за себя.       Анжелика молчала, размышляя. Кардинал ее не торопил.       — Это слишком сложно. Мне не достанет ни ума, ни опытности.       — Опыта у вас мало, это правда. Но если не вы, то никто другой не способен этого сделать.       — Сделать что?       — Без вас графу де Пейраку суждено было бы одно из двух: либо эшафот, либо пожизненное заточение где-нибудь в Альпах.       Анжелика побледнела.       — Времена уже изменились, и будут меняться еще больше. И горе тому, кто не понял этого или отказывается принять. Я предлагаю вам хорошее решение, прям-таки отличное. Подумайте. Только времени у вас крайне мало. Времени мало у меня, — закончил он без капли дрожи или жалости к себе.       Анжелика вгляделась в его лицо.       — Вы смерти не боитесь?       — Я люблю жизнь. Но и смерть стоит того, чтобы жить.       — Я молю Бога, чтобы он даровал вам долгие дни и здоровье, и я… я искренне хочу, чтобы вы жили долго! — Анжелика взяла его руку и почтительно поцеловала ее — жест, которого почти не было в их светском общении.       — Как вы прелестны! — кардинал пальцами коснулся ее лица.