Бастилия
21 января 2022 г. в 03:13
— Жоффрей! Любимый мой, любовь моя! — Анжелика сжимала плечи мужа, покрывала его лицо поцелуями, зарываясь пальцами в великолепные, хоть и укороченные волосы*. Она чувствовала его ладони на своем теле — сильные, горячие, уверенные. Его губы непривычно жадно целовали ее, подчиняли себе, но не это всё было главным.
Анжелика обнимала его, чувствовала и хотела видеть, хотела понять, как он, хотела полюбоваться, вобрать в себя… Если бы она могла увести его отсюда! Поскорее бы остаться с ним навсегда! Она соскучилась. Она уже привыкла жить без него, и только теперь почувствовала, насколько сильно любит Жоффрея. Ее любовь очистилась от шелухи рутины, удобства и развлечения, и проявилась теперь в полноте нежности, сочувствия, познания, восхищения, любования.
Как высокомерный граф де Пейрак мог не поверить этой любви? Как он мог не откликнуться на ее порыв, от которого перехватывало дыхание? Он чувствовал, он верил. Если и были прежде какие-то сомнения, то они развеялись. Анжелика, его прекрасная дама, пришла к нему — воплощение нежности, женственности. Его возлюбленная, его жена, мать его детей. Его подруга — он не называл ее так, но предвосхищал это чувство. Дружба — вот синоним не любви, не страсти, но преданности. Не загадывая, что будет дальше, он видел истовую преданность и понимал, что Анжелика душой не отделяет себя от него. В ее сердце не было жалости, а только сочувствие.
А кровь бурлила, пьянила. Впервые желание было настолько всепоглощающим, настолько безразличным к обстановке и обстоятельствам, настолько сосредоточенным на женщине. Она любила, но ее всепоглощающая любовь не оставляла места для желания, и он должен пробудить в ней плотской отклик, чтобы вернуть свою власть над нею, чтобы они не стали врагами и чтобы он не стал заложником ее силы.
Анжелика отдавалась ему ради него самого, он это чувствовал, но чувствовал и то, что ее природа не противится действу любви. Он было оскорбился, уязвимый в путах своего положения; за эти минуты он шаг за шагом постигал смирение, при иных обстоятельствах недостижимое, наверное, за всю жизнь. Но он увидел в глазах жены такую отдачу, такое желание принадлежать ему, что не смог отвергнуть ее и не стал противиться стремительному потоку.
Влечение к женщине делает мужчину уязвимым, но его исполнение делает мужчину чрезвычайно сильным. И вместе с влечением к своей возлюбленной граф де Пейрак принял свою уязвимость, и приняв ее, вдруг перестал быть уязвимым.
* Интересно, как было с гигиеной у узников Бастилии? Обычная для того времени практика — мыться частями; ванну принимали только богатые люди, а озабоченные гигиеной горожане ходили в баню (хотя не только такие туда ходили). Вряд ли Пейрака водили в баню, но принести в камеру воду для «помыться частями» можно. Будем считать, что граф заодно мыл и голову (по вторникам, а сегодня была среда).
— Жоффрей, любовь моя… — Анжелика отдыхала на его плече. Ее рука спокойно лежала на его груди. Вдруг женщина напряглась.
— Жоффрей, вы ранены, это правда? — поднялась она на локте.
— Пустяки, — он ласково коснулся ее щеки, но безмятежье забвения ушло.
Нехотя граф закатал рукав и показал бинты на предплечье. Лезвие не зацепило ни вен, ни сухожилий. Под повязкой проступила свежая кровь. Анжелика хотела перевязать рану, но муж не позволил, и Анжелика, поняв почему, не стала настаивать.
— Мой прекрасный рыцарь, — шептала она, медленно целуя его лицо, шею, ключицы, грудь, приоткрытую в вороте сорочки, широкие плечи. Ей хотелось плакать, излить всю свою измученность, тревогу, беспомощность, но она держала себя в руках. Она должна быть сильной.
Ее боль, скрываемая, но ощутимая, стала упреком ему в былой беспечности. Приняв сочувствие Анжелики, мужчина взял ответственность за нее. Ее немой плач с откровенностью любви говорил о том, в чем он сам не признавался: его участь достойна оплакивания. Он в Бастилии замер, заполняя время в выжидании неизвестно чего, а Анжелика не опускала рук. Наверняка это результат ее усилий — недавний приход Мазарини, прервавший монотонность его нынешнего существования, подавший надежду на хоть какое-то движение.
Пейрак был рад даже тому, что его пытались убить. Это означало одно: враги не забыли его, и в мире за стенами камеры происходило что-то, касающееся его дальнейшей судьбы. И вот появление Анжелики…
— Как вы пришли сюда? — неожиданно жестко спросил он.
— Кто-то из служащих Бастилии сообщил Дегре, что на вас напали, что вы ранены, и я получила повод обратиться к королю, — четко ответила Анжелика, и смягчившись, провела пальцами по шраму на лице мужа. — А он позволил мне повидаться с вами. Любимый мой…
Слезы предательски застилали глаза, и Анжелика поспешила продолжить:
— Его задело то, что даже в Бастилии кто-то может обойти королевскую власть, и он распорядился расследовать покушение. Мне кажется, что сейчас пришло время, чтобы снова поговорить с ним о вашем освобождении. Кардинал поддерживает вас.
— Зачем ему это?
— Он вам не говорил при встрече? — удивилась Анжелика.
— Он мимолетно спросил о добыче серебра, а остальной разговор вел исключительно на светские темы.
— Наверное, он хотел понять, что вы за человек.
Жоффрей пальцами взял ее за подбородок и насмешливо посмотрел прямо в глаза:
— Более походило, будто он хотел понять, что я за соперник.
— Он не тот человек, который может настолько увлечься женщиной, чтобы встречаться со своим соперником.
— Прежде вы бы уверяли меня в своей любви.
Анжелика немного смутилась, но взгляд не отвела.
— Жоффрей, неужели вы не верите в мою любовь к вам?
Он ответил уклончиво:
— Такой, как он, вполне способен вскружить голову самой искушенной женщине.
— Тогда зачем, по вашему, я здесь?! — толкнув его в грудь, Анжелика оттолкнулась сама, а мужчина остался неподвижен, как скала.
— Потому что вы моя жена.
Анжелика неверяще смотрела на него.
— Тогда я буду защищать вас исключительно как жена защищает мужа*, — она забарахталась под одеялом, чтобы выбраться и встать.
— Остановитесь, — он мягко, но ловко и властно перехватил ее. Анжелика выворачивалась, силясь освободиться. Она понимала, что им нельзя прощаться в обиде и недоверии, но слова Жоффрея оскорбляли ее до глубины души, и оставаться с ними было невозможно.
— Остановитесь, любовь моя, — он, похоже, тоже понял, что перешел черту. Воспользовавшись своей физической силой, Жоффрей подмял Анжелику так, что она могла бы отталкивать его, имея такое желание, но не могла выбратся сама. — Любовь моя!.. — повторил он, глядя ей в глаза, когда она замерла, готовая к рывку.
Анжелика смотрела на него, готовая принять решение после первых же его слов. Сможет ли он спасти положение?
— Любовь моя… моя жена, моя радость, мое счастье, моя слабость и моя сила… — он шептал, перемежая слова с короткими жгучими поцелуями, которыми покрывал ее лицо и шею. Анжелика ослабела, и он, наконец, припал губами к ее губам.
Они сумели примириться.
Уже позже Анжелика и Жоффрей вернулись к разговору о кардинале.
— Так чего же хочет от меня Мазарини?
— Он хочет, чтобы… — Анжелика замерла на полуслове. Она стыдливо укрылась краем одеяла и перевернулась так, чтобы сказать тихонько на ухо:
— Он хочет, чтобы вы свергли Фуке и не позволили чиновникам оттеснить дворянство.
Дальнейший разговор провели еле слышными шепотом.
На столе трепетала свеча.
В зеве камина жарко горел огонь.
* О верности, преданности вопреки всему шла бы речь в XIX веке, когда Романтизм, нуклеарная семья и прочие буржуазные радости. А в XVII веке только личная привязанность между женой и мужем могла бы сподвигнуть жену не забыть проштрафившегося мужа, если о нем все забыли и его фигура не бросает тень на плетень всего рода или дома.