Благороднейшее и древнейшее семейство Блэков

Лукреция вышла в большую столовую. Это была просторная и длинная комната с большим малахитовым столом. Вся комната была отделана в тёмно-зелёных цветах. Первым, кого увидела девочка, был дедушка Арктурус. Он стоял у камина, опираясь на трость, и смотрел в огонь — Лукреция увидела, как было напряжено его лицо. Чуть поодаль сидела его жена Мелания — это была холодная и безучастная женщина, во всем подчиняющаяся властному мужу. У окна она увидела Альфарда, но тот, не отрываясь, смотрел на сестру так, что, по всей видимости, даже не заметил появления девочки. — Лукреция, иди сюда, — позвала девочку Белла. Будущая Лестрейндж в гордом одиночестве сидела на диване в противоположном углу комнаты. Поздоровавшись и пройдя мимо других взрослых, Ция села рядом с кузиной. Что-то было не так. Не то, чтобы обычно Семейные встречи Блэков отличались теплотой и лаской, но сегодня градус холода достиг абсолютного минимума. Вальбурга сидела за столом, на котором пока было только фамильное серебро. В присутствии всей Семьи она занимала второе место по правую руку от Арктуруса. Нарочито небрежно откинувшись на своём стуле, словно на троне, она гневно смотрела на Альфарда. Младший брат всегда раздражал её. Сейчас же она выслушала увлекательную лекцию о том, как должна и не должна воспитывать своих же детей. В споре участвовала почти вся взрослая Семья и Белла. Предметом, как и следовало ожидать, был Сириус. Вальбурга с Орионом твердо вознамерились не выпускать его на Рождество и на неопределённый срок после. Арктурус с молчаливой поддержкой Мелании и довольно красноречивыми комментариями Кассиопеи и Беллы (это был первый раз, когда она не выступала на стороне Вальбурги) хотели ужесточить наказание Сириуса. Оппозицию составляли Поллукс, который иногда был даже более настойчив, чем его двоюродный брат, и Альфарад. Последний был взбешен, узнав о том, что прямо сейчас его любимый племянник сидит запертый в подземельях собственного дома. Мать Вальбурги, Ирма благополучно воздержалась и так же, как и Сигнус, сохраняла нейтралитет. Друэлла попыталась встать на сторону Вальбурги, но её участие в дискуссии пресеклось злым взглядом, который на неё бросил муж. Казалось, Вальбурга была уже в шаге от того, чтобы достать палочку и швырнуться в брата парочкой особо изощренных проклятий, но спор был вынужден прерваться с вошедшим раньше времени Регулусом, на которого чуть не обрушилась злость матери, но того быстро спас Сигнус. Рег был его любимцем: самый младший в семье, вечно всем не угодивший, хотя, ничего плохого и не сделал, тихий и застенчивый — Сигнус видел в нём себя. Лукреция через слово слушала Беллу. — А после свадьбы мы поедем во Францию. Ненадолго, дела заставляют Родольфуса всё время быть здесь. Он приближен к одному очень важному и великому человеку, — Беллатриса остановилась, испытующе смотря на двоюродную сестру. — Я бы хотела поехать куда-нибудь в другое место… — Ция ухватилась за последнюю информацию, которую уловила. — Скажем, в Новую Зеландию. Да, что-нибудь такое. — Довольно необычно, милая, — Белла улыбнулась, и в её лице, как обычно, промелькнуло что-то злое и неприятное. — Довольно разговоров по кружкам, за стол, — Вальбурга как хозяйка дома скомандовала и дала команду домовикам. На столе тут же появилась разнообразная еда. Все сели за свои места в зависимости, что называется, от значимости в этой Семье. Центральное место занимал Арктурус. По правую руку от него сидел его старший сын и наследник Орион. Затем на почетном — для неё — месте сидела Вальбурга, после неё — Поллукс, Альфарад, Сигнус, Лукреция, сёстры и Регулус. Обычно как старший сын место перед кузинами занимал Сириус. Сейчас это место отдали Лукреции. Девочка внутренне смутилась, однако выдержала взгляд сурового Арктуруса с равнодушным видом, будто бы всё время занимала это место. Слева по традиции сидели женщины, пришедшие в эту Семью: Мелания в девичестве МакМиллан, Ирма — Крэб, Друэлла — Розье. Кассиопея самовольно сидела отдельно, с противоположной от Арктуруса стороны стола. Арктурус поднялся, подняв свой бокал. — Чистота крови навек! — девиз дома повторили все присутствующие. — Ещё одно Рождество, — Кассиопея обвела взглядом Семью. Старая волшебница усмехнулась. — Скоро наш Дом понесёт потерю. Наша Белла составит честь Лестрейнджам, войдя в их семью. Также она станет главной женщиной этой семьи, единственной, я бы даже сказала. — речь Мелании всегда была приторной, словно дешёвая патока. — Ты готова называться Мадам Лестрейндж? — Да, Бабушка, я понимаю, с какими обязанностями это связано. — А с какими потерями? — Кассиопея что-то гоняла по тарелке. — Простите? — Ты лишишься поддержки рода, — Арктурус метнул через стол взгляд, похожий на Аваду, в свою кузину. Та лишь по-девически улыбнулась. — Твоя кровь останется при тебе, поэтому известная тебе часть родовых заклинаний будет тебе доступна. Однако после брачной клятвы ты лишишься поддержки Рода и не сможешь черпать оттуда магические силы и энергию. — Чтобы не стать слабее как волшебница, тебе нужно, чтобы тебя признала родовая магия Лестрейнджей. Надеюсь, она у них менее капризная, чем наша, — по самолюбию Мелании всю жизнь било то, что родовая магия Блэков её не признала. Впрочем, как и никого из вошедших в Семью девушек. — Ей это не грозит, — Сигнус посмотрел на дочь. Белле не нужна была поддержка, но он решил оказать её. Лукреция молчала за столом — права голоса у неё ещё не было. Она, как и другие дети, знала, что может заговорить, только если к ней обратятся. Андромеда уже вполне могла участвовать в беседах, но, как обычно, предпочитала молчать. Старинные часы пробили полночь. — С Рождеством, — все ещё раз подняли бокалы, и вечер был закончен, во всяком случае для детей. Выйдя из комнаты, Ция больше всего жалела, что не смогла переговорить с Альфарадом. Лукреция поднялась по лестнице и уже было направилась в свою комнату, как её окликнул Регулус. — Может, посидим немного вместе? — Рег был печален весь вечер, и, несмотря на усталость, Лукреция согласилась провести время с младшим братом. Они решили посидеть в детской гостиной. Лукреция непринужденным движением взяла подушки с дивана и кинула их на пол, около французского окна. Сев туда, она стянула туфли и подобрала под себя ноги. Рег устроился напротив сестры. В своём строгом костюме он смотрелся ещё серьёзнее, чем обычно. — А он там, один, — Рег бесцельно смотрел в окно. — Спасибо, я помню, — Ция была раздосадована собственным бессилием. — Не злись, просто, когда кому-то из вас плохо, мне тоже… нехорошо. — Это нормально, — девочка выдохнула. — Но ты же, не так реагируешь. — Я? — Лукреция с недоумением смотрела на брата. — Ты хочешь сказать, что я не переживаю?! — увидев, как Рег осунулся, девочка собралась. — Ладно, прости, я очень волнуюсь. Поэтому и сорвалась, но что я могу? Пойти туда и тоже получить наказание? Да я даже не дойду до Сириуса. — Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что он решит, будто нам всё равно. Он это может — со мной уже было несколько раз. То, как он смотрит, говорит после этого со мной. На тебя он никогда так не смотрит, — Рег опустил голову. — Так скажи ему, — Ция подползла к брату. — Скажи, что ты волнуешься о нём, а не посылай меня, как сову, помогать ему и передать твои же слова. Именно потому, что я говорю с ним, он и считает меня ближе, хотя, и половину придумала не я сама. Я не такая умная и добрая, в отличие от тебя, — она обняла брата. — Я пытаюсь, но каждый раз он перебивает или не придает значения. Тебя он хотя бы точно выслушает. — Письма он нам обоим, знаешь ли, не писал. Дети ещё много говорили о грустном, о весёлом. Всё кончилось, тем что они хохотали, вспоминая особенно удачливые проделки Сириуса. Это было чем-то вроде способности Лукреции — она могла незаметно успокоить и развеселить практически любого человека. Она плохо понимала эмоции, возможно, потому, что в её доме их мало кто выражал. Единственным, что она угадывала и чувствовала инстинктивно, было одиночество. Она слишком часто видела это вокруг себя. Мать, отец, вся Семья. Каждый был одинок. Даже она и братья. Сириус был одинок в бунтарских попытках изменить окружающую его действительность. Регулус всегда искал внимание брата и родителей. Ей же хотелось, чтобы мать ей гордилась, но при этом она боялась потерять Сириуса. Лукреция, сколько себя помнила, вела легкую лицемерную игру, лавируя между Сириусом и матерью. Регулус и Лукреция были близки. Но Регулусу нужен был Сириус. Понимающая и готовая помочь ему сестра была для него данностью. Ция же всегда отдавала братьям всю себя. Могла бросить любое дело по первому зову любого из них и любила их обоих одинаково. При этом Ция тоже порой чувствовала некую покинутость. Уже уйдя к себе, Лукреция, сняв, наконец, платье, запустила руки в волосы и удивительно легко сняла украшение с головы. Положив их в шкатулку, девочка забралась в мягкую кровать.