Шоу продолжается несмотря на смерть Арлекина

      Вместе с сумерками в город пробирается прохлада. Ветер шаловливым юнцом поднимает девушкам юбки и взъерошивает волосы. В такие дни хочется поставить жизнь на паузу, уютно устроившись у окна с чашкой горячего чая и книгой. Ещё час, и небо расчерчится яркими молниями. Может, ради того, чтобы посмотреть на это представление, ветер загоняет всех по домам. Колетт ежится, тяжело вздыхает, прикидывая, сколько времени до дома. На ее плечи мягко опускается пиджак, жизнь становится чуточку лучше.        — Я не ожидала увидеть вас, — Колетт удивлена. Она смущается, прячет улыбку и легкий румянец, поцеловавший ее щеки.        — Прогуляемся?       Колетт кивает и медленным шагом идет за своим попутчиком по улице в сторону леса. Там деревья, волнуемые ветром, рассказывают травам об ужасах этого мира, и те трепещут, впечатленные этими сказками. Колетт поправляет пиджак на плечах. На сотню метров вокруг никого, можно не стесняться своей симпатии. Да и кому придет в голову перед грозой прогуливаться у реки, пусть природа и прекрасна во всех своих проявлениях. Неожиданно ветер стихает, и на плечи Колетт ложатся чужие руки.        — Вам холодно?        — Да, немного.        — Я согрею вас.       Сильные руки прижимают девушку к себе, проводят по волосам. Колетт поднимает глаза на своего попутчика, но не успевает ничего сказать. Флер симпатии сменяется во взгляде непониманием, а через секунду ужасом осознания момента. В спину Колетт легко входит острый нож. Снова и снова, пока взгляд девушки не мутнеет. Небо злится на убийцу и проливается на землю дождем. Бушует, гонит преступника прочь, тот поскальзывается, теряет равновесие и роняет вещицу, незначительную на первый взгляд. Поднявшись, он спешит покинуть это место. Через час, выплакав все облака, небо надевает траур ночи.       Намджун держит в руках пластиковый пакет с кусочком карты, найденным около убитой. Он знает, кому принадлежит эта карта. Даже не так, в городе есть лишь один человек с подобной колодой. Намджун не знает, как представить себе его на месте убийцы. Нет ничего сложнее и, в то же время, нет ничего проще. Память услужливо подкидывает разъяренный взгляд Сокджина в сторону Сунмо. На следующее утро его нашли зарезанным. Убийца скорее всего был в перчатках, поэтому отпечатков никаких. И доказать причастность Сокджина сложно. Но вот его ссора с Колетт — и теперь девушка мертва.       Отбросив всё, нужно искать мотив — то, из-за чего или из-за кого, это было сделано. Намджун не детектив, но он пытается разложить перед собой фотографии, вглядываться в них, искать там хоть что-то. По городу ползут слухи. И многие, да что там, большинство уже косо поглядывает на циркачей, ведь до их прихода всё было тихо. Тихо. Внутри Намджуна тоже было до омерзения тихо. Сейчас там вся эта мируша и сладкая вата, которая никак не прибавляет ясности уму. Намджун не знает, пытается ли он оправдать фокусника или, наоборот, рад поверить в его виновность потому, что обелять было бы неправильно.       Намджуну хочется, как в тех фильмах, шептать: «Скажи, что это не ты», но вдруг Сокджин настоящий убийца и эти действия спугнут преступника. Цирк свернет свою работу, все уедут. Неужели Намджун готов пожертвовать благополучием города ради интрижки?        — Сокджин убил Колетт, — даже проговорить это сложно, примерно так же, как рассуждать о размерах единорога, что вчера гулял в окрестностях города.       Намджун гипнотизирует карту, потом переводит взгляд на часы. Почти полночь. Нужно идти домой. Завтра они встречаются с Сокджином, и может, тогда ситуация станет яснее.       Намджун старается отбросить все ненужные мысли и просто отдаться моменту. Зацепиться за эту среду, за эту встречу, как за якорь для бушующих мыслей.        — Ты тоже фокусник? — смеется Сокджин, когда Намджун нелепо достает из-за спины алую розу.       Проходящий мимо Тэхен просто закатывает глаза и никак не вмешивается в происходящие. У него есть дела поважнее, чем наблюдение за этой парочкой.        — Куда мы… — речь прерывается. Губы Намджуна смыкаются, когда на них ложатся пальцы Сокджина.        — Нужно сначала позаботиться о розе. Идем.       Сокджин заводит Намджуна в свой вагончик, просит посидеть немного, пока он сходит за вазой, кажется, у Тэхена была подходящая. Намджун осматривается. Тут много реквизита, фотографии, мягкие игрушки, скорее всего подаренные фанатами, книги. Ничего, на первый взгляд, сомнительного или пугающего. Намджун мысленно бьет себя по рукам, когда понимает, из-за чего так пристально рассматривает вещи. Он надеется увидеть ту самую карту с оторванным кусочком. Чтобы как-то занять голову, Намджун нажимает кнопку play на небольшом проигрывателе, стоящем на столе.        — Я очень люблю танцевать, хотя делаю это не особо профессионально, — Сокджин заходит в вагончик, держа в руке полупрозрачную вазу, наполненную водой.        — Покажешь? — надо как-то переключить мысли, и такой вариант вполне подойдет.        — Намджун, ты хочешь, чтобы я танцевал для тебя? — Сокджин ставит вазу на стол и опускает розу в воду.        — Да.       Пока секундная стрелка делает полукруг, они обмениваются взглядами. Сокджин явно на что-то решается, а Намджун не может понять, что такого в простом танце.        — Хорошо.       Сделав музыку чуть громче, Сокджин закрывает глаза. Он движется совсем не так, как ожидал этого Намджун — никаких карикатурных движений или танцев робота. Руки Сокджина тянутся вверх весенними ростками, плечи начинают волну, которая плавно спускается вниз, чуть задержавшись на бедрах. Это похоже на ритуальный танец, один из тех, что воспевают луну и солнце. Некоторые движения слишком резкие, другие нарочито плавные. Намджун следит за ними, как завороженный, даже дышит в такт. Он ловит руку Сокджина и прижимается к запястью губами. Встретившись с чужим растерянным взглядом, движется дальше, к локтю. Намджун тянет Сокджина на себя и целует шею, затем ключицы. Повинуясь ритму танца, вытаскивает рубашку из брюк, расстегивает мешающие пуговицы. Намджун припадает губами к груди Сокджина, стискивает его руками.        — Позволь мне остаться здесь, — умоляет в перерывах между поцелуями, осторожно подталкивая к кровати.        — Я не могу, — Сокджин пытается зацепиться за плечи Намджуна, взять паузу, чтобы обдумать как поступить. — Ребятам может быть неуютно от твоего присутствия.        — Обещаю не выходить отсюда без разрешения, — Намджун окончательно заваливает Сокджина на кровать, в поцелуе кусает полные губы, шарит руками по телу.        — Хорошо. Я позволяю.       Это срабатывает, как спусковой крючок, то самое событие, дающее начало необратимым последствиям. Сокджин стонет, когда Намджун, повинуясь ритму все еще звучащей музыки, вдавливает его в кровать и трется пахом так, что от жара сводит живот. В вагончике моментально становится душно. Сокджин шарит рукой по стене, надеясь отыскать там какую-то опору. Спустившись к ногам Сокджина, Намджун без церемоний расстегивает брюки, снимает их вместе с бельем в одно движение. Кусает колени, бедра, сжимает член в руке. Сокджин открывает рот, тяжело дыша, вздрагивает, когда вопреки ожиданию, его живота касаются не зубы, а язык. Намджун яростно целует, не думая о последствиях, растирает пальцами кожу, пока она не начинает гореть. Слишком жарко. Сокджин облизывает губы, дергает Намджуна за волосы, пока тот растягивает его совсем не так осторожно, как в прошлый раз. Хочется отодвинуться, вдохнуть. Влажные от пота тела липнут друг к другу, кровать слишком узкая и не предполагает наличия двоих. Сокджин скулит, пытается отвоевать себе немного воздуха, судорожно вдыхая между поцелуями. Вслед за музыкой куда-то уезжает реальность. Он плавится, превращаясь в бесформенный сгусток сюрреалистического бреда. Невозможно сосредоточиться даже на собственных ощущениях.       Намджун вставляет резко. Он убирает мокрые волосы со лба Сокджина, давая ему пару секунд передышки, после уже не церемонясь. Намджун трахает так, словно выбивает признание, пытаясь найти в невнятных стонах ответ на свой неозвученный вопрос. Сокджин дрожит от напряжения и возбуждения. Он упирается ладонями в плечи Намджуна, но тот напирая, с легкостью подминает его под себя. От подступающего оргазма сводит тело и ком застревает в горле. Сокджин готов ударить Намджуна, скинуть с себя ради возможности полноценно вздохнуть, но вопреки желаниям своего организма, лишь прижимается сильнее и стонет громче, находясь на грани сознания. Чимин с Тэхеном переглядываются, сидя у костра, подбрасывают дровишек и всем любопытствующим предлагают приготовить ужин на их большую семью.       Сокджину требуется не один десяток минут, чтобы отдышаться и прийти в себя. Намджун цепляется взглядом за ближайшую игрушку, спрашивает, откуда она, потом переходит на книги. С тихими разговорами приходит ночь, вслед за ней ложится на веки сон. Намджун просыпается рано, небо только начинает светлеть. У него затекла нога, нужно встать и немного размяться. Он вылезает из кровати, потягивается и ненавидит себя за то, что делает дальше. Намджун обшаривает вагончик Сокджина. Тщательно рассматривая каждый угол, он находит несколько пар перчаток, а затем и ту самую колоду. Одну карту Намджун забирает себе, чтобы сравнить с найденным около тела Колетт кусочком. После небольшого обыска он снова забирается в кровать и закрывает глаза.       Намджун вновь просыпается, когда за окном уже поют птицы. Сокджин гладит его по волосам, по спине и что-то тихонечко поет. Настолько красивое и грустное, что Намджун, пытаясь сохранить вид спящего, с трудом может сдержать слезы. Он не понимает слов, но этого и не нужно. Тоска затапливает его душу. Она, как огромное черное море, не видно границ, не видно суши. Намджун посреди этой стихии, и единственный выход просто расслабиться и идти ко дну. Мелодия зовет за собой. Она настолько красивая, что кажется там на глубине не смерть, а спасение. Сокджин замолкает. Намджун теряет ориентир в этом огромном море.        — Я знаю, что ты не спишь. Но отвечать не нужно, — Сокджин проводит рукой по его щеке. — Принесу завтрак.       Как только дверь закрывается, Намджун открывает глаза. За эту ночь он так ничего и не понял, но в кармане лежит карта и, может быть, она станет пропуском к ответам.