Шоу продолжается несмотря на смерть Арлекина

      Намджун ступает осторожно, озирается по сторонам, прислушивается к звукам. Он не знает, в каком домике кто живет, поэтому придется стучать во все подряд. Было бы неплохо встретить Хосока, тот, кажется, вставал довольно рано, чтобы заниматься своими лисами. Намджуну он показался довольно дружелюбным, и, возможно, разговор с ним приведет к чему-то. На стоянке циркачей тихо. Намджун пытается понять, откуда начать свой осмотр, ведь помнит он лишь домик Сокджина.        — Привет! — Тэхен вырастает перед ним, словно из-под земли.       Намджун дергается. Сердце в панике ищет выход и не знает, с какой стороны будет быстрее.        — Ты как так? — он пытается улыбнуться Тэхену, постепенно приходя в себя. Хочется сесть или облокотиться, но как назло под рукой нет ничего подходящего        — Учуял, — невозмутимо отвечает Тэхен. — Сокджина освободят?        — Нет, — Намджун качает головой. — Я поэтому и пришел, хотел поговорить.        — Я всех уже позвал, — за спиной материализуется Чимин и, уложив голову на чужое плечо, грозит Намджуну вторым инфарктом за сегодняшнее утро. В этом цирке, видимо, все перемещаются бесшумно.        — Зачем он здесь? — Чонгука видно и слышно издалека. И он явно не рад видеть Намджуна. Встает за спиной Тэхена, кладет ладони тому на плечи, что-то шепчет на ухо.        — Я хочу поговорить. Против Сокджина есть улики, и его не собираются выпускать. Мне жаль, — Намджун опускает взгляд. — У меня есть вопросы, и мне больше некому их задать.        — Что, Сокджин не отвечает? — продолжает спрашивать Чонгук, дожидаясь, пока Намджун поднимет голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он ищет ответы именно в них.        — Нет.        — Ещё бы. Он скорее сгинет в болоте, чем откроет рот, — откуда-то справа, обходя вагончик, появляются Юнги и Хосок. Намджун безумно рад уже тому, что у них нет привычки к материализации из пространства. — Задавай свои вопросы.       — Мне не дают покоя часы. Почему Сокджин так трясется над ними, что готов подписать чистосердечное? Не похоже на простую реликвию. Я их осматривал. Я не эксперт конечно, но мне кажется… — Намджун пытается подобрать правильные слова. Он толком и не понимает, что конкретно хочет узнать.        — Хочешь фокус? — перебивает его Тэхен. У него чертенята в глазах пляшут. У Чимина, стоящего рядом и виснущего на нем, такие же. Они переглядываются, улыбаются друг другу, а Чонгук почему-то закатывает глаза и дергает Тэхена за свитер, небесно-голубой, явно ему не по размеру, рукава почти полностью закрывают пальцы.        — Фокус? — переспрашивает Намджун.        — Да, — ещё раз синхронно кивают Тэхен и Чимин, видимо, за то время, что они работают вместе, это вошло в привычку. Даже одеты похоже, только свитер Чимина солнечно бежевый. — Сокджин же был фокусником.        — Юнги? — Чимин поворачивается к нему, виснет уже на его плече и смотрит так, что хочется разрешить ему всё на свете и бонусом сладостей в ладони насыпать.        — Он чужак, мы его совсем не знаем, почему мы должны ему доверять? — стонет Юнги и отворачивается от Чимина, жмуря глаза.        — Джин ему доверял, — отвечает Тэхен, не сводя с Намджуна глаз и улыбаясь ему же самой яркой улыбкой из возможных.        — Джин доверял и той тётушке из пекарни, а мы потом очередь в туалет занимали. Не ты ли долбился громче всех и орал, что тебе нужнее, — возмущается Юнги, поворачиваясь и вновь натыкаясь взглядом на Чимина. Он снова стонет, потом вздыхает как-то обреченно, смиряясь, наконец, со своей участью. — Черт с вами, если что сожрешь его?        — Сожру, — утвердительно кивает Тэхен и облизывается.       То, что происходит после этих слов, нужно было назвать магией или волшебством, фокус — слишком мелко для такого события. По эффекту оно схоже с ударом по голове огромной дубинкой. Намджун ждет, что после этого, как в мультиках, начнут мигать символы, петь птички и летать бабочки. Он ощупывает голову на предмет повреждений, трет глаза. Вполне логично посчитать случившееся галлюцинацией, поэтому Намджун на всякий случай еще и нюхает воздух. Кажется, у Конан Дойля с его собакой Баскервилей было подобное, а может, и не у него. Намджун сейчас не рискнет утверждать что-то конкретно, есть большие сомнения в собственной адекватности. Вместо людей он совершенно четко видит перед собой тигра, его сложно игнорировать, лисицу, полярного волка с милейшим хорьком на голове. Маленький зверек обнимает чужое белое ухо и выглядит самым дружелюбным в этой компании. Намджун хочет спросить у Чонгука, который всё ещё выглядит как человек, видит ли он тоже самое, но не успевает. Тигр прыгает на Намджуна сверху, валит на землю. Огромные челюсти щелкают в паре сантиметров от лица        — Помнишь кролика из шляпы? — Намджун не сразу понимает вопрос. Он может сейчас лишь моргать и переводит взгляд с тигра на Чонгука и обратно. — Так вот, это я.       Намджун вновь смотрит на тигра, и, видимо, удивление на его лице настолько комично, что Тэхен, лежащий сверху, начинает смеяться. Стоп. Тэхен?        — Это фокус? — Намджун инстинктивно пытается выползти из-под Тэхена, несмотря на то, что он вроде бы не собирается откусить ему голову.       Кролик снова становится человеком и протягивает руку, чтобы помочь подняться.        — Нет, это не фокус, — улыбается ему Чонгук. Остальные один за другим вновь становятся людьми.        — Кто вы? Что вы? Черт возьми, что происходит? — Намджун в шоке, только этим он может объяснить себе, почему не бежит из этого проклятого места куда подальше.        — Нас много таких по разных лесам, в цирках и зоопарках тоже порядочно, — начинает Хосок. Он приглашает Намджуна пройти к костру, там можно сесть и поговорить спокойно.        — Но как вы? — слова с трудом складываются в предложения. У Намджуна в голове сейчас такая каша, что через сотню мысленных витков он просто прекращает анализировать произошедшее и принимает это как данность, как превращение гусеницы в бабочку, тоже процесс, на первый взгляд, невозможный.        — Оказались здесь? — продолжает за него Хосок.       Намджун кивает. Он не совсем это хотел узнать, но и подобная информация лишней не будет.        — Сокджин собрал нас по разным уголкам планеты, сколотил цирк. Изначально он показывал фокусы на улицах, угадывал карты, доставал лиса из шляпы. Представляешь, какой у людей был шок, все ждали кролика? — хихикает Чонгук.        — Я старался быть милым! Правда, — возмущается Хосок на его слова. Он, между прочим, проявлял чудеса гибкости в тот момент. Зрители на улице его обожали, особенно дети. Они всегда с восторгом хлопали. И в отличие от скучных взрослых, не возмущались, что у него нет длинных кроличьих ушей.        — Сокджин тоже такой? — Намджун пытается представить его в образе какого-нибудь животного.        — Да. Когда-то был. Он самый старший среди нас таких. Он не знал, — Чонгук сжимает губы в тонкую полоску.        — Сокджин был оленем, — продолжает за него Юнги. — Невероятно красивым. Я никогда в своей жизни не видел настолько прекрасного существа, а я, уж поверь, оленей повидал. — Он улыбается, вспоминая, как впервые Сокджин показался в животной ипостаси. Юнги был заворожен его видом. До сих пор тот образ иногда всплывает в мыслях — Сокджин был невероятно грациозен и большие рога не мешали этому, лишь подчеркивали его благородство. Шерсть оленя была до того мягкая, что волком Юнги любил уткнуться носом ему в бок. Они иногда спали вместе. Юнги с невозмутимым видом устраивался рядом с Сокджином и засыпал, согретый чужим теплом, утром обнаруживая лиса на себе сверху. Огромный рыжий хвост Хосока всегда щекотал ему живот. Юнги скучает по тем временам.        — Но в ваших выступлениях нет ни одного оленя, — Намджун прекрасно помнит номера, и такое животное он бы не пропустил.        — Его не суждено больше увидеть никому, — Хосок берет какую-то палку, ковыряет угли в костре. Они давно не говорили об этом, не вспоминали те дни. — До определенного возраста нужно выбрать кто ты: зверь или человек. Пока не наступит момент, есть возможность попробовать обе жизни и решить. Двадцать седьмой день рождения стал для Сокджина адом. В тот день мы поняли, что у нас не так много времени, как казалось. Нас всех забрали из дома детьми, и никто точно не помнил, когда это случается.        — Сокджин был в ужасе, когда не смог обернуться. Мы честно думали, что он не выкарабкается и просто умрет от горя. Сокджин не ел, не спал, был безутешен, — Тэхен ежится и жмется к Чонгуку.        — А потом, однажды утром, снова улыбка, завтрак на столе, — Хосок кидает палку в костер и смотрит на Намджуна. — Мы не верили. Ждали, что это временно, но Сокджин задался целью спасти нас от своей участи. Считает, что мы должны побывать дома прежде, чем выбрать, кем быть. Он больше всего жалеет, что не смог побыть с семьей, не попрощался. Сокджин дарит нам время, чтобы мы успели прийти домой и обнять родных. Даже если кто-то упорствует, он не слушает. Бывали у нас случаи, когда вернувшись в стаю, человек решал остаться зверем.        — Но вы ещё можете обратится. Вы не выбрали формы? Судя по рассказам, вы с Сокджином очень давно вместе?        — Мой лес слишком далеко, а Хосока забрали совсем мелким. Он не помнит свой дом. Мы останавливаемся около каждого леса в надежде, что что-то покажется ему знакомым, — Юнги кладет руку Хосоку на плечо, и тот еле заметно улыбается.        — Хорошо, я вроде понял, — Намджун кивает сам себе. Ему ещё предстоит уложить в голове все сказанное, но что-то уже прояснилось. — А что с часами?        — Как Хосок и сказал, Сокджин дарит нам время. Те часы, — Юнги вздыхает, понимая, что разговор будет долгим. — В одном городке, где лес граничит с горами, на представление пришел старик, очень дряхлый, про таких говорят, что они одной ногой в могиле. Но с Сокджином они как-то сразу нашли общий язык. Юмор у них одной категории. Оказалось, что старичок тот не простой, долгожитель, да и в цирк зашел не просто так. Он рассказал Сокджину, что выкрал из своей деревни реликвию — часы, которые задерживали время и давали возможность тем, кто никак не определится, пожить ещё немного на две стороны. Старейшины той стаи позволяли растянуть выбор ещё на год. Но, видимо, тому старику и года оказалось мало, поэтому, не желая подчиняться, он просто сбежал с часами. А потом воровал время у тех, с кем встречался, с кем дружил. Это, на первый взгляд, здорово, но когда люди вокруг тебя стареют и умирают, постепенно охватывает ужас. Ты ведь не меняешься. Они начинают ненавидеть тебя за долгую молодость, потом это вызывает вопросы. И вот толпа уже разжигает костры. Однажды он просто отложил часы, поднялся с любимой девушкой в горную деревню и прожил там до старости, правда, умерла она все равно раньше. Говорил, что нас почуял, что это знак, возможность искупить грехи, просил вернуть часы в храм, ведь сам он уже не в силах. Сокджин обещал ему. Но пока мы воруем время для себя. Немного. У каждого человека по несколько минут. На выступлениях людей много, так что на какое-то время хватает. Пока часы в воздухе, ваше время капает тому, кто их подкинул.        — Мог Сокджин вам не все рассказать? Возможно, для ритуала нужны смерти? — Намджун думает, что убийства тоже могут быть с этим связаны.        — Он не стал бы врать. Мы забираем лишь время, никаких смертей, — Хосок качает головой на предположение Намджуна.        — Он не мог! От него никогда не пахло смертью, — фыркает Тэхен. — Сексом да. Ещё как! Счастьем, — добавляет он на грани слышимости.        — Тогда я не понимаю. Сокджин так или иначе оказывался около каждой жертвы. Отказал мне во встрече тогда у магазина, и в этот же вечер продавщица умерла.        — Дороти рожала, — отвечает ему Хосок        — Что? — Намджун не понимает, о какой Дороти речь и при чем тут ее роды.        — Он помогал мне принимать роды у лисицы, Дороти, ты должен помнить ее, она постоянно воровала еду и слишком располнела, — Хосок не держит на нее зла.        — В магазине мы как раз покупали все необходимое, — объясняет Чимин. — Дороти же девочка — ценит комфорт. Мы покупали пледы, пару тазов, наши совсем плохи. Кажется, взяли что-то ещё, уже не вспомню. Та продавщица, она была милашкой, флиртовала со мной довольно активно. Я привык, да и Сокджин тоже. Но в тот момент нам совсем не хотелось выбирать между шоколадным пледом и одеялом цвета Брауни. Мы переживали ужасно, что роды вот-вот начнутся. Сокджин психовал, я пытался как-то смягчить ситуацию. Вышло плохо.        — Щенята прелесть, если тебе интересно, — говорит Хосок. Он совсем недавно перестал таскать под курткой одного любителя погреться. — Сокджин потом ещё пару дней от них не отходил, сам как мамашка.        — А его вещи рядом с убитыми? — Намджун продолжает задавать вопросы. — Карта, пуговица? Как это объяснить?        — Пуговицу помню, чуть не подавился тогда, — Тэхен морщится. — Заигрался, пытался развеселить Сокджина, ну и зубами за подол пиджака хватанул, а там она.        — Намджун, ты пройди вокруг арены после любого нашего выступления, на кого-угодно компромат наберешь, там чего только не валяется. И карты, и блестки, — добавляет Юнги, озвучивая вполне банальные и очевидные вещи.        — Мы как-то даже деньги находили, — мечтательно шепчет Чимин.        — Следы от кроссовок?        — Мы нашли его в лесу! — Тэхен встревает слишком громко, так что все оборачиваются к нему. Эту историю он обещал держать в секрете, но ситуация не позволяет молчать. — Он уже был мертв. Я тогда злился на Чонгука и Юнги, Сокджин был расстроен, — смотреть в глаза Намджуну сложно, хочется ему рассказать и о подслушанном разговоре, но это точно не то, куда стоит лезть. — Мы частенько идем в лес, когда нам плохо, вот там и наткнулись на парня в ботинках. Точнее на его труп.        — Попробую выяснить наличие других следов на местах преступления. Поговорю с Сокджином, чтобы он не горячился с чистосердечным, — в голове Намджуна столько новой информации, что он просто не способен обработать ее за раз. Нужна пауза, время, чтобы сложить новую картину мира.        — Ты уж постарайся. И Намджун, — Юнги подходит к нему вплотную, когда они уже прощаются, шепчет на ухо: — все, что он там плетет тебе про бабочек — не слушай. Всё серьезнее, чем он хочет показать. Слушай себя, не его.