Презирать и Ненавидеть

      — Какая неожиданная, но приятная встреча! — томящую тишину разрезал хриплый баритон. Федерация подавился слюной. Он никогда не забудет этот голос с лёгким немецким акцентом.       Юноша перевёл ошарашенный взгляд на нежданного гостя. В омегу впились кроваво-красные глаза. Такие бывают у альбиносов, но мужчина таковым не является. Было бы забавно быть тем, кого не жалуешь. У альбиносов очи светло-алые, что можно разглядеть явные переходы между оттенками. Глаза Третьего Рейха намного темнее, в цвет наливной спелой вишни. И сейчас они ловили каждое, даже еле заметное изменение в мимике младшего русского.       — Искал ответы, а нашёл того, кто порождает вопросы, — национал-социалист двинулся в сторону Федерации. При каждом властном и плавном шаге блондинистая чёлка, зачёсанная на один бок, чуть подпрыгивала на голове. — Я весьма удачлив, не правда ли?       — Рейх?! — не верил, что видит нациста меньше чем в сотне метров от себя. — Что ты здесь делаешь?! — нервно спросил-прокричал республика.       — Считаешь, это место удачно для переговоров? — недоверчиво изогнул брови, подвергая мнение мальчика сомнениям. — Может быть, я расскажу тебе то, с чем ты в будущем не помешаешь воплощать мои задумки. Но только после того, как мы вместе покинем этот ужасный переулок.       — Не подходи ко мне! — опасливо отшатнувшись назад, попытался встать, но не смог подняться из-за ослабших ног. Стало ещё хуже. Восточный славянин чуть вздрогнул — штаны были уже мокрыми. — Я никуда не пойду с тобой!       Ганс обиженно хмыкнул и состроил лицо, будто его это сильно задело.       — Весь в отца: горд во вред себе, — вздохнул, после вернув клыкастую ухмылку. — Интересное дело. В последний раз я прощался с милым вежливым мальчиком, а встретил грубую неблагодарную омегу, — подошёл совсем близко, что между ними было не больше десяти шагов. — Не предполагал, что у тебя будет именно такой гендер.       Нежно-голубые глаза вмиг стали мокрыми. Зачем ему надо было давить на больное? Вот зачем?! Хотя это же Нацистская Германия, разве можно ожидать от него чего-то иного? Но слышать из чужих уст о своей ущербной сущности оказалось очень неприятно. Тем временем ариец встал перед своей жертвой, словно Россия был загнанным в угол крольчонком, а немец — голодной змеёй. Анакондой. Гигантской рептилией, убивающей жертву удушением и ломкой хрустящих косточек в своих смертоносных объятиях, после отрыгивающей чуть переваренную пищу, чтобы заглотить её снова. Словно повторное отправление некогда живого существа туда, откуда более нет обратного пути, доставляет ей особое садистское наслаждение… Иностранец воспринимался как эта змея, такое же порождение зла, такое же хладнокровное и жестокое. В ином русле о наследнике Кайзеровской Германии никто не думал.       Будучи не в силах убежать и спастись, сын СССР получил эксклюзивную возможность лучше рассмотреть бывшую тоталитарную державу. Чёрные военные берцы, штаны и длинный плащ со стоячим воротником. «Ночь» разбавляла лишь алебастровая рубашка, не застёгнутая на верхнюю пуговицу. За столько лет, похоже, Рейх изменился лишь в выборе одежды, став настоящим педодракулой. Однако, зря, очень зря Федерация изучал внешность альфы. Внизу живота скрутило ещё сильнее, и, как бы сильно ни старался РФ сдвинуть ноги, возбуждение разливалось по нему с удвоенной силой. Он неосознанно приоткрыл рот, вдыхая больше необходимого кислорода из-за участившегося дыхания. Омеге внутри него было абсолютно плевать, что перед ним злейший враг отца и безжалостный диктатор. Она видела лишь здорового альфу, не обделённого внешними данными. Ещё раз взглянув на аристократическое лицо немца, явно превосходящего его в росте и в ширине плеч, русский сам подлил масла в огонь.       — Отойди… — голос стал предательски тихим и жалобным. Создалось впечатление, будто республика попросил, а не сказал. Пальцы его рук намертво вцепились друг в друга под неестественными углами, будто это могло помочь ему хоть немного успокоиться. С тем, что получаешь при рождении, со всем данным природой, естеством, которое никуда не денешь, очень сложно бороться.       — Зачем? — склонил в вопросе голову, что волосы спереди вторили за ним. У Рейха всегда, даже из-под фуражки, выбивалась одна прядь, будто лезущая наперёд хозяина разузнать чужие тайны. Нацист сделал пару шагов вперёд. Русский с силой сжал губы. Третий стоял и издевался. Ничего не делал, но позволял своим феромонам заключать бедную омегу словно в оболочку аналогичную клетке. Юный славянин различил его запах. Настоящий свежевыжатый вишневый сок. И аромат, заставляющий всплыть картинки в памяти русского. Запах огнестрельного оружия. Когда наследник Советов учился обращаться с ним, навсегда запомнил этот вкус. Скорее всего, пахнут не сами автоматы, винтовки и пистолеты, а материал, из которого те сделаны. Однако, этот запах навсегда стал ассоциироваться с тем, чем можно убивать. Он шёл Третьему Рейху.       — Отойди, — также просяще повторил сжимающийся Федерация. Слушать голос изувеченного разума становилось всё труднее и труднее.       — Ты действительно считаешь, что то, что придёт после того, как я уйду, будет лучшим вариантом для тебя? Думаешь, те, кого у вас именуют гопниками, отнесутся к тебе благосклоннее, чем я? Уверен, на твой сладкий запах придёт явно не один альфа. Они не будут церемониться: возьмут так, как захотят и сколько раз захотят. Отымеют во все щели, — понизил голос, сощурившись. — На твоё безрезультатное сопротивление ответят грубостью. Разорвут. Наивно полагаешь, что заранее выйдут и не кончат в твоё растерзанное нутро, чтоб ты не залетел часом? Очень сомневаюсь, — крауц скептически покачал головой.       Россия сжался в комочек. Он ни о чём таком не думал! Он даже не успел осознать в насколько кошмарной ситуации сейчас находится! Остекленевшие глаза округлились до тонких морщин вокруг них, дыхание спёрло, дикий животный ужас пытался выдавить из РСФСР слёзы. Хотелось плакать, зареветь от всей гадости, что накопилась у него за этот промежуток времени в четверть жизни. Но Федерация не был бы самим собой, если бы позволил себе разрыдаться, показав в первую очередь самому себе, насколько ему больно. Юношеские плечи нервно подрагивали, как от икоты, пока славянин глушил всхлипы.       — Идём со мной, — настаивал фриц. Омега не знал, что ответить. Страх перед нацистом сильнее страха того, что произойдёт, если этот альфа уйдёт? РСФСР не мог определиться, поэтому лишь сильнее сжал ткань одежды в чуть вспотевших пальчиках. — Поверь, если бы я хотел причинить тебе вред, то давно бы уже сорвал с тебя одежду, прижал к стене и отымел бы до потери сознания. А после отнёс к себе в апартаменты и повторил бы ещё парочку раз, — улыбнулся, будто говорил не об насилии, а о чём-то светлом.       «И поставил бы метку», — продолжил в мыслях. Это было бы неплохо. Достаточно выгодно, хотя Союз бы так рассердился! Интересно, как бы он поступил при таком раскладе? Блондин мог бы упомянуть о метке, но глазки России и так выражали столько ужаса от безысходности. Немец никогда бы не подумал, что наследник Советов позволит кому-либо увидеть у него эту постыдную эмоцию. Но вот, прямо перед ним сидит беспомощный комочек, который, если оставить одного, не справится, а, может, даже погибнет. Он всего лишь республика, а не действующая страна. Навредить ему намного легче, почти как обычному человеку. Впрочем, у ганса такая же ситуация… Однако, почему правопреемник коммуниста в таком состоянии? Внутри арийца горело любопытство всё разузнать. Оказывается, семья русских куда интереснее, чем ожидалось. Нацистская Германия протянул Федерации руку, стоя уже около него:       — Моей целью не является причинение тебе вреда, Россия. Я отведу тебя к твоему дому.       Омега захлопал глазками, удивляясь происходящему. Фриц не тащит младшего на «свою» территорию, а предлагает отправиться туда, где, теоретически, Россия будет в безопасности? Чуть посомневавшись, он ответил:       — Мне нельзя домой. Там брат-альфа. Ещё несколько часов сидеть будет.       — Тогда к отцу на работу. Только я доведу тебя лишь до здания. Остальной путь до него тебе придётся идти как-нибудь самостоятельно. Я хочу сохранить своё присутствие здесь в тайне.       — Только не к нему!!! — испуганный вскрик России выбил блондина из колеи. Почему славянин так странно и резко среагировал на это, казалось бы, хорошее предложение? — Я не хочу грузить его проблемами… связанными с моим… полом, — выдавил из себя объяснение и скорбным голосом заключил: Мне некуда идти.       — У меня здесь квартира неподалёку, — отойдя от откровений республики, молвил Третий. — Не хотел съезжать с неё, но, думаю, наша с тобой ситуация — повод после сменить мне местожительство. Купим тебе подавители и там ты придёшь в себя.       — Почему… — с подозрением глянул на альфу, — ты мне помогаешь?       — Расскажу на месте. Мне очень некомфортно здесь находиться. — Ариец не любит грязь и беспорядок. А типичный подобный советский двор смахивал на старую, давно позабытую европейскую кладовку, где лежит чёрт знает что. — Ну так что, ты принимаешь помощь, великодушно предоставленную мной?       РСФСР сглотнул ком в горле. Блондин описал картину того, что ждёт омегу, если тот откажется от услуги фрица. Поэтому республике стало ясно как день, что выбор очевиден. Есть небольшой, маленький шансик, что милитарист не обманет и не причинит вреда. Но, в любом случае, оставаться одному на улице — не выход.       — Да, — голубоглазый протянул свою руку. Горячая кисть соприкоснулась с холодной ладонью. Из-за разницы температур показалось, что они обожглись друг о друга. Но старший решительно потянул на себя, помогая сыну СССР встать.       Росс с трудом поднялся, сразу же вцепившись пальчиками в чёрный плащ. Ноги согнулись в коленях, неуверенно поддерживая хозяина, уткнувшегося взглядом в дорогу, стесняясь посмотреть на педодракулу. Иностранец взял славянина за талию, не давая тому и шанса упасть. Аромат альфы сильнее врезался в сознание. Однако, отчего-то это не сносило крышу, побуждая со страстью наброситься на нациста, умоляя взять его; а, наоборот, отрезвляло. Сознание потихоньку становилось более ясным, будто шовинист намеренно заглушал инстинктивные порывы, контролируя подчиняющие феромоны. А запах оружия словно напоминал, кем является Россия и через что он прошёл. Когда РСФСР уже мог самостоятельно стоять на своих двух, Третий повёл его к выходу из двора-переулка на оживлённую улицу. Юноша старался смотреть только вперёд и ни в коем случае на национал-социалиста.       — Я могу сам, — произнёс младший, когда до выхода из темноты оставался один шаг.       — Только не отходи далеко от меня, — убрав руку с талии, напомнил крауц.       — Пойдём быстрее, — слишком сухо для просьбы проговорил русский. Хотя кому было бы комфортно идти с мокрыми штанами посреди города?       Нацистская Германия кивнул с непринуждённой полуулыбкой, словно ничего катастрофического недавно не происходило для юного собеседника. Ариец имел такое свойство оставаться невозмутимым при любых обстоятельствах и, словно насмехаясь над миром, улыбался, когда всё ехало к чёрту на куличики. Однако, быстрым шагом пойти не получилось — узел внизу живота и плохое самочувствие России давали о себе знать. Он старался не смотреть на прохожих, уткнувшись взором вниз. Но вся улица так и пялилась на них, на этого странно одетого статного альфу, но больше на омегу. По его внешности и походке стало понятно, кто он. Россия чувствовал на себе все эти по-мезки раздевающие взгляды. Даже незаинтересованные лица в виде бет с любопытством скользили глазами по его телу. Если юношу и так передёргивало от внимания к своей скромной персоне, то сейчас славянин чувствовал себя ещё хуже. Вдруг они оборачивались? Федеративная республика был готов сгореть со стыда. Русский не мог предположить, как сзади выглядит его одежда.       Людской поток увеличивался, и омега уже не мог пропускать мимо ушей посвистывания, издаваемые сильными, но, похоже, обделёнными интеллектом альфами. Похоже, даже мрачная фигура Рейха не была для них препятствием. Хотя, скорее всего, последнего просто не воспринимали как сопровождающего молодого омеги. Блондин наблюдал за поведением низменных существ. Его не волновало, что по иерархии те высшие. Раз они ведут себя подобным образом, то не достойны стоять на одной ступени рядом с ним. Знающий толк в чтении по лицам, немец распределял граждан Союза по категориям. Были немногие, кому было вообще до лампочки, что мимо проходит юноша в тяжелой ситуации, они были заняты своими проблемами, не видя ничего дальше своего носа. Те, кто просто удивлялись течной омеге посреди города, но ничего предпринимать не собирались. Те, кто хотел бы разок оказаться с ним в постели. Или те, не обделённые похотливой фантазией, явно воображающие нечто масштабное с бедняжкой.       Фриц презренно сощурил глаза. Никто не сочувствовал. Никто не выглядел так, будто бы если что помог. Если бы нацист не оказался в нужном месте, в нужное время… Но почему ни в одном взгляде не мелькнуло желание помочь? Ведь бывшая и будущая страны шли не так близко друг к другу, словно они не знакомы. Ганс в очередной раз испытал отвращение к человеческому обществу. А в белобрысой голове шаловливо промелькнула мысль, подтверждающая его изначальные намерения: раз никто не подумал поддержать омежку, то это сделает он. Он же исключительный. И свершения его были и будут исключительными. Это ласкало не упавшую имперскую самооценку, да и сущность альфы была только рада стать спасителем, героем в глазах маленького русского.       — Держись ближе, — пододвинул к себе юношу, сжимающего в руках края распахнутой куртки, испуганного и сбитого с толку совсем не нужным вниманием. — Веди себя так, будто мы идём вместе.       — Нужно зайти в аптеку, — не противясь, подал тихий голосок.       — За презервативами?       — За подавителями! — вмиг нахмурился и гневно шикнул на Рейха. — Не до дурацких шуток сейчас! — голубые глазки стали лучше преломлять свет, образуя красивые блики. Подобный прикол от нациста только пугал.       — Состоящие в отношениях обычно шутят и переговариваются. Если мы будем вести себя как пара, то до этих австралопитеков дойдёт, что на тебя лучше не смотреть, — вернул руку на талию, словно пустил младшего под крыло. — Запечатли реакцию жалких созданий, — Нацистская Германия свел светлые брови к переносице, сощурив алые глаза, точно готовые сжечь первородным огнём все живое, что притронулось к тому, что принадлежит их господину. Россия заметил, как вмиг физиономии встречающихся по пути альф вместо пошлого желания стали выражать страх, чуть ли не трепет. Поток испуганных людей стал огибать немца и русского, держась на почтительном расстоянии. Посвистывания сразу же прекратились.       — Ого, — не мог сдержаться восхищённый РСФСР, поддерживаемый шовинистом. — Не думал, что кто-то кроме отца может так влиять на окружающих.       — Я могу считать это комплиментом? — кинул секундный взгляд на восточного славянина.       Росси чуть разомкнул губы в удивлении. Третий умел за долю секунды изменять выражение лица. Тут он мысленно сжигает заживо в пепел случайных прохожих, а через секунду по-доброму ухмыляется русскому. Румянец тронул щёки младшего уже не от поднявшейся температуры, а от смущения, когда один человек смущается от слов или действий другого, того, кто ему не безразличен. Конечно, наследник Советов подумал об ином.       Омега случайно поймал себя на мысли, что ему спокойно идти так, чуть ли не под ручку с Третьим Рейхом. Впервые Федерация чувствовал себя в безопасности, не волнуясь о своей сохранности, несмотря на странные реплики бывшего диктатора. Немец, насколько он знает, всегда был таким, с отменно ужасным юмором, оцененным лишь им самим и, пожалуй, Японской Империей. Россия даже понял, как изменяется его хрипловатый баритон, когда шовинист говорит несерьёзно: на тон, почти незаметно, но изменяется! Как раньше никто этого не заметил и не использовал в своих целях? Ещё большим источником вопросов был факт, что именно этот альфа дал уверенность, что данная ситуация, пару минут назад бывшая трагедией, будет с благоприятным исходом.       — Поворот, — Нацистская Германия повернул РСФСР направо, и они оказались перед аптекой. Страны поднялись по лесенке, но, увидев гигантскую очередь через стеклянную дверь, славянин начал упираться. Фриц не стал давить на него, а смерил вопросительным взглядом.       — Может, мне не стоит туда заходить? Там замкнутое пространство… Можешь купить за меня? — Россия стал неумело из-за своего состояния рыться в карманах куртки.       — Я куплю на свои, — остановил попытки светло-русого, взяв того за запястья.       — Нет! Так я буду тебе должен…       — Пока ты идёшь со мной, будь добр, не перечь мне, — беспрекословно перебил, чуть опустив светлые брови. Росси будто поперхнулся. Поняв, что сказал это слишком жёстко, алоглазый иностранец, смягчившись, пояснил: Я протянул тебе руку помощи, взамен я тоже хочу кое-что получить, — внутри русского всё напряглось, — В нашем случае, это то, что я делаю всё так, как считаю нужным, — альфа потянул в сторону от двери, не сдавливая чужие хрупкие руки, и плавно доставил омегу в уголок рядом со стеной. — Постой тут и подожди меня. Я мигом, — подмигнул. — Не будет же истинный ариец в очереди коммунистов стоять.       «Может, презервативы всё-таки купить?» — продолжил про себя. Однако, Третий не променяет шутку на рассказ о скелетах советской семьи. Высокомерно расправив плечи, национал-социалист с идеальной осанкой вошёл в аптеку. Голубые глаза удивлённо начали лицезреть, как бывший диктатор начинает какое-то представление, призывая толпу пропустить его к кассе.       Россия не мог осмыслить сказанное немцем. Точнее, он был не в силах понять, почему нацист так добр с ним? Какие великие цели он преследует, раз окружает Федерацию заботой? Неужели некуда излить отцовские чувства после изъятия Германии, как героина у наркомана? С розоватым румянцем наследник СССР опустил взгляд. Всё же внимание крауца была приятным, особенно после десятилетий отсутствия какой-либо заботы. Светло-русому хотелось узнать подлинную причину странного поведения неудавшегося художника. С полуулыбкой, появившейся неосознанно, он, задумавшись, смотрел вниз и сдерживал возбуждение, вновь посетившее многострадальное тело. Однако, Рейху стоило бы поторопиться, ведь крайне опасно оставлять течную омегу на улице совершенно одного…