Космос. Меридиан.

«Как бесконечные звёздные дали, Мы бы на яркость людей проверяли. Прав лишь горящий, презревший покой, К людям летящий яркой звездой…» Егор Летов

Несмотря на свою репутацию, Мэл считал, что был на самом деле парнем простым и посредственным, и если бы не дерьмовая жизнь, он бы этой посредственностью с удовольствием и остался, но сука жизнь была редкостной, до крайности несправедливой тварью. Мэла колбасило от дерьма в системе, у него, как и у большинства в КС, была своя душещипательная история про сестренку, которую не спасли не потому, что денег не было, а потому что такая система, она ведь минус. Несправедливость доканывала Мэла, люди с невероятными технологиями жили по законам джунглей и от животных отличались лишь тем, что были хуже самой распоследней твари. И Мэл ненавидел их за это, ненавидел за то, что как бы ни пытался, не мог вписаться в эту систему и жить в ней. Всего-то нужно было жить по убогим правилам для стада, не отсвечивать и соглашаться, когда требуется, с тем, что ты отребье, но он не согласен был пресмыкаться ради комфорта, просто потому что внутри у него никогда не будет комфорта, если он преклонит свою пустую голову перед родовитой отрыжкой. Поэтому Мэл жил вне системы. Причем вне настолько, что даже теневая система его с трудом выдерживала, хотя там, несмотря на грязь, было хоть какое-то понятие справедливости и чести, наверное потому, что законы там были неписаные, выкристализированные за долгие годы одних и тех же ошибок. Мэл мог бы быть типичным контрабандистом, таскать незаконку по колониям, перевозить разумных, которым нужно залечь на дно. Мэл мог быть исследователем и поисковиком других планет и жирненьких на руду астероидов, но почетным гражданином ему, увы, не стать, и не только потому, что правовой портфель подвел, а потому, что не стал бы он кланяться этим чванливым мордам, ведь если система сгнила, то она сгнила везде, и в науке тоже. Если бы Мэл был циничным не только на словах, ему бы жилось во много раз проще, а так его раздирало от желания отомстить системе за то, что она с ними сделала, за то, как она обрезала им крылья. За это он драл ей хвост как мог, нападал на грузовые корабли с клонами для сексуальных утех якобы для своей услады, активизировал их коды без администратора и таскался потом с партией озабоченных разумных с бесподобными телами по освоенному космосу, ища, к кому их теперь пристроить, раз послушных рабов из них больше не выйдет. Наверное, и жив-то он до сих пор потому, что особым делом своей жизни считал нападение на транспортные компании, перевозившие заключенных, эти же «заключенные» ему не раз потом прикрывали зад, но некоторых, конечно, приходилось убивать, что уж делать, если ублюдка не зря посадили, не будет же он его персонально везти в камеру, поэтому пуля в лоб при изучении дела, а остальным свобода. За это все считали Мэла психом, а Мэл считал их психами, потому что не понимал, как можно жить, гния заживо. Мэл просто смирился с внутренним неуемным демоном, жгучим, как лава, и абсолютно бесконтрольным, он пытался просить его не впиваться в сердце когтями, не драть грудную клетку, но проклятый черт не желал дарить ему счастье спокойной жизни серой посредственности, бросая из одного пекла в другое. Он смирился с ним и принял. Принял себя другого, себя психа и себя ранимого. Он знал, что бесконтрольный огонь его демона может навредить другим, тем, кто не заслуживает зла, поэтому он вредил себе, надеясь сжечь себя когда-нибудь дотла так, чтобы согреть тех, кто замерз. Поэтому, когда Никлас торговался с ним, предлагая новый корабль и освободить его родственников (как только появится такая возможность), Мэл, конечно, подыгрывал в своем спектакле, не выходить же ему из амплуа, но на самом деле он был согласен уже в тот момент, когда узнал, за кем он полетит, рискуя жизнью. Маленький рыженький Хайко, блеснувшая и погасшая звезда, зажгла когда-то надежду и в нем, но некому было защитить его, рассказать, какое дерьмо этот мир и нельзя! Нельзя! Нельзя! Нельзя доверять никому!  — Пора. Мэл не спал, но низкий голос одного из арноу, бесшумно появившегося в темном проеме двери, заставил вздрогнуть, кажется, он успел расслабиться в брюхе бронированного гиганта. Темные коридоры при их появлении зажигались равнодушно-холодным светом и вновь гасли. Особым шиком внутренней отделки считались белоснежные стены, как один из символов чистоты, но тут стены были темно-серыми, почти черными, и от пещеры каюту отличали скрупулезная строгость и подчеркнутая опрятность, никаких излишеств, только строгие линии и необходимые качественные материалы. Лифт бесшумно открыл свои двери и они вышли на уже знакомом Мэлу этаже — прошедшие два дня он именно здесь на симуляторах отрабатывал план, по которому должен прорваться на орбиту Вельзувия и умудриться забрать пассажиров. Мэл предлагал самый простой способ — кого-нибудь взорвать и под шумок рвануть к планете, но как оказалось, это недопустимо. Никлас не объяснил почему, но нетрудно было догадаться, что, «кого-нибудь взорвав», он даст старт событиям, отмотать которые будет уже нельзя — начнется война. Никлас молча кивнул ему — никаких больше лишних слов, все было сказано вчера. Теперь все зависело от Мэла и от того, насколько «союзники» готовы слушаться и стать хоть ненадолго послушными пешками, готовыми идти ровным строевым шагом туда, куда их направят. Мэл сел в пилотную люльку, Никлас закрепил на его висках две темные присоски, от которых слабо побежал ток, две другие легли на грудь, это было просто, но вот в следующее мгновение в подготовленный за эти дни позвоночник впились контакты корабля, и это было больно, но знакомо — нервы взвыли на максималках, на мгновение его выгнуло дугой, но он быстро вернул себе контроль — умирать для него не ново, что уж говорить о боли, которая даст ему почти полное слияние с кораблем, о таком он даже не мечтал. Последние засекреченные технологии, которых нет даже на вооружении КС, это Мэл точно знал, и он станет одним из первых, кто их освоит. Тело сковали плотные жгуты, надежно фиксируя… Теперь его тело — корабль, он сможет вернуться, разделиться с титановой пташкой, но вот захочет ли? Он уже был не уверен. Ведь это чистый восторг. Волнительные минуты в предчувствии взлета и свободного падения превращались в секунды, ускоряя бег времени, разрывая и расширяя пространство вокруг. Прозрачная крышка медленно опустилась, превращая его в стеклянную куколку, готовую вот-вот разорвать оковы пространства и расправить свои хищные, металлические крылья. Темноту отсека развеял раскрывающийся зев корабля, за которым светилось множество сигнальных огней. По венам побежал знакомый ток, губы растянулись в шальной улыбке, все как он любил — ставки непомерно высоки, за мальчишку начнут войну. Весь мир повис сейчас на кончиках его крыльев, для одних невероятно важно вытащить мальчишку, а для других его побег подобен погибели. Множество опаснейших акул, прекрасных в своей хищной красоте, зависло в космическом океане, и разделял их лишь меридиан, точка отсчета, где находился единственный на планете лифт. Он проложил невидимую грань, разделил две стороны, став меридианом выбора. Жестокого выбора, от которого нельзя отказаться, это выбор жизни, для которой сначала придется умереть, чтобы снова родиться. Две космические армии разделил лифт, словно меридиан делит планету, соединяя два полюса, так и этот ржавый лифт разделил космическое пространство на две части, одна из которых как по команде неожиданно проснулась и пришла в движение. Огромнейшие корабли плавно и синхронно меняли дислокацию, двигались в разных направлениях, вставали на другие, более выгодные позиции, удар с которых по тем, напротив кого они выстроились, делал ситуацию просто катастрофической. КС, естественно, тоже переполошилось и пришло в движение, уводя стратегически важные корабли из-под удара, и во всей этой возне черные дьяволы КС упустили крошечный корабль с ветхой обшивкой. Крошечной прозрачной каплей он летел к голубому сиянию рыжей планеты. Свободное падение корабля без работающей техники позволило обойти сканирующую сеть КС, он ненадолго стал мелким метеоритом, которому положено сгореть на орбите. Мэл бы повеселился, узнав, как на его трюк отреагировал Никлас, решивший, что корабль вышел из строя и вот-вот разобьется, вслед ему даже выпустили несколько космических истребителей, но зря, уже у самой орбиты крылья хрустальной куколки распахнулись, и отчаянная пташка, заложив вираж под носом у черных дьяволов КС, нырнула к центру меридиана и с максимальной скоростью бросилась к мчащемуся навстречу ей лифту. Черные дьяволы рванули следом, но невидимую границу меридиана не пересекли, поняв, что истребители противника также держат границы, двигаясь на грани допустимого. По индивидуальным маячкам определили, что это псих Мэл, но наивных не было, все прекрасно понимали, что стоит на кону, поэтому вслед пташке, пристыковавшейся к лифту, выпустили самонаводящиеся ракеты. КС следил за противником, но тот молчал, как видно, на нарушителя им было плевать, раз не впряглись. Мэл металлической шкурой чувствовал приближение ракет, потому, как только люлька лифта нырнула в брюхо, не заботясь о герметичности и кислороде для пассажиров, не тратя драгоценные секунды, он рванул ввысь, уходя в крутой вираж и надеясь, что пассажиры не превратятся в паштет. Хищные пираньи щекотали затылок, выжимая максимум из себя и титановой крошки, Мэл, обливаясь потом, уходил в виражи, ныряя в плотную атмосферу планеты, почти вплотную приближаясь к поверхности и вновь взмывая вверх. Приборы визжали на максималках, давление то падало, то росло, он уже давно перешел на ручное управления, потому что не было времени обкатывать новую систему, приходилось выкручиваться по старинке, отчего вспотевшие ладони скользили по рулю. Ракеты были так близко, что он вместе с кораблем покрывался мурашками, чувствуя их смертельный холод, но его огня из раза в раз хватало на то, чтобы вывернуться в очередном повороте и уйти с траектории удара. Одна из ракет попала в развалины небоскреба, за который он вильнул, две другие, утратив заряд, упали на планету, взорвав пустоту, остались еще три, самые опасные, потому что они меняли свою траекторию, обманывая его и уходя в стороны. Мэл ошибся, рука скользнула вниз, утратив управление, корабль дрогнул, и благодаря этому ракета, оставив крошечную царапину, пролетела мимо. Нужно было уходить от планеты, иначе его сил не хватит, чтобы сделать этот рывок, его крошка уже и так из последних сил расправляла крылья. Смотрящие ввысь разумные видели, как мечется в небе корабль, словно волнорез, рассекающий туман. Как приближается он к земле и вновь закладывает виражи, как рвутся жилы у стальной птицы, а проклятые ракеты как приклеенные мчатся следом. На этой планете давно уже никто не верил в чудо, поэтому все просто ждали, когда ласточка жизни сдастся и, проиграв навязчивой смерти, поймает ее стрелу и рухнет вниз, а уж они-то ее тут захоронят с доблестью и навсегда запомнят тот чарующий полет, полный борьбы. И так бы оно и было, если бы на планете не нашлась еще парочка шальных сумасшедших, как видно, чувствующих друг друга на расстоянии. Матерясь, Прокс забрался на крышу и, стянув мешающую защиту с лица, припал к стеклянному глазку. Дыхание застыло на губах, а широкая грудная клетка замерла, боясь спугнуть мгновение, по грязным от рыжей пыли вискам тек пот. За такой полет, за эту борьбу он не прочь помочь, хотя альтруизм в нем отпал вместе с пуповиной, но чего не сделаешь ради того, чтобы поднасрать КС! Хотя дело, конечно, не в КС, а в том, что он решил, если птичка вырвется из этой клетки, то и они смогут. Палец ласково провел по курку, нежно прижался к нему… Вот она… маленькая, смертельная крошка, почти касается обшивки, нужно лишь проложить траекторию и выстрелить туда, где он будет через мгновение, так, чтоб не задеть парящих крыльев. Выстрел. Чуда не случилось, заряд пролетел рядом, но мимо, только Прокс знал, что значит бороться за жизнь, потому, переждав отдачу, вновь припал к прицелу. Он целился и не видел, как за его спиной оживились такие же «зрители» и бросились к оружию. Матерые бандиты, циничные подонки судорожно метались в поисках прицелов, лучших стволов, падали на землю, взбирались на машины и целились в маленьких вертких гарпий, а Мэл мчался в небо и камнем вновь падал вниз, распахивая крылья у самой земли и воскресая. Когда одну из ракет сбили с земли, Мэл решил, что ему померещилось. Бросив краткий взгляд вниз, он закружил над небольшой группой разумных, разгоняя туман, и, ни на что уже не надеясь, закладывая виражи и поднимаясь по спиралям, не заметил, как избавился от еще одной ракеты. Оставалась последняя, но у нее вот-вот должен был кончиться заряд, потому Мэл улетел в сторону от того места, где находились разумные, ракета упала, взорвавшись на пустой земле. Мэл развернулся и, вернувшись к разумным, закружил над ними, как можно ближе прижимаясь к земле и мигая им всеми возможными огнями. Те улыбались, махали ему руками и обнимались друг с другом. Мэл смахнул набежавшую влагу с глаз и взмыл вверх, унося свой ценный и, судя по показателям, еще живой груз в небо. Тело было просто каменным от усталости, но в противовес ему душа пела, словно исцелившись от самой гнойной раны, засевшей глубоко внутри. Мэл не знал, почему так, он просто никогда этого не забудет. Прокс смотрел, как сначала в поднебесной исчезла пташка, а затем и её тень, но её след навсегда останется в груди у каждого из них. Мечась по небу, ускользая из лап смерти, борясь за жизнь, она пронзала их черствые сердца и незаметно сшивала друг с другом. Много они видели грязи, много они грязи делали, но, испачкавшись в ней сполна, оказалось, что под слоем копоти еще тлел огонек, и сегодня он засветился ярче, сделав каждого из них причастным к особому таинству жизни.