Космос. Меридиан.

После той звездной ночи, проведенной на обдуваемом всеми ветрами балконе в жарких объятиях Августа, лед тронулся и Лу получил больше свободы. Август наконец разрешил имплантировать Лу сложные дыхательные фильтры, позволяющие перемещаться без надоедливых гаджетов в ноздрях и маски. — Уже смысла нет блюсти его «чистоту». Все равно вариант с тем, что мы выпихнем какой-то клан чистейших из первого совета и развалим эту систему изнутри, уже давным-давно отпал, — махнул рукой Август, когда Льюис нашептал Спектронику, что можно попробовать еще раз уломать Вуивра на имплантанты, и Спектроник, поймав момент благодушного настроения начальства, не только разрешение на них выпросил, но и еще на два затянувшихся проекта. Вживления фильтров Лу ждал как манны небесной, потому что теперь всех окружающих, включая самого Льюиса, будут меньше мурыжить анализами и дополнительной защитой. — Это наши фильтры, специально для тебя разработанные, — пока Лу, впившись от боли ногтями в кушетку, терпел это самое вживление, чокнутый Спектроник продолжал с восторгом вещать об новой разработке. — Их можно будет извлечь, если вдруг возникнет такая необходимость, и они не внесут вообще никаких изменений в организм. Спектроник чуть не ляпнул, что он вообще не понимает, почему Августин не дал добро на их имплантацию еще раньше, но на самом деле все всё прекрасно понимали, почему он на неё не соглашался. Так, прикрываясь повышенной угрозой заражения и отравления, Август отсеивал кучу народу и отсекал Льюиса от других. В итоге складывалась пародоксальная ситуация: со СМИ Лу контачить не любил и замыкался в общении, но если появлялась возможность какого-то живого общения, то Лу просто сражал всех наповал своим обаянием и глобальная сеть потом еще долго бурлила, переваривая подобные случаи. Сейчас впервые, к великому неудовольствию Августа, особенно популярным был мем не с Лу, а с ним. Всякие бездельники (по мнению Августа) насобирали фото, где Август закатывает глаза. Причем, судя по всему, выходило так, что закатывать глаза Август стал именно после того, как рядом появился Льюис и периодически на волне вдохновения в каком-нибудь выступлении выдавал очередную дичь, от которой Август с трудом сдерживался, чтобы не шлепнуть себя по лбу от досады или не уволочь чистейшего за ухо домой. Август, пока не увидел этот мем, даже не замечал этого за собой. Тарханов был в восторге, причем мемы сблизили его с Каи, на которого до этого Тарханов посматривал свысока, но так как Август начинал сатанеть от любого обсуждения мемов, то эти двое буквально нашли друг друга, обсуждая на редких встречах очередной мем с Лу или Видаром в главной роли, но после появления мема с Августом глобальная сеть буквально взорвалась, а эти двое спелись. Особенно популярным стало сравнение старых фотографий Августа на публичных мероприятиях, где он был с одинаково каменным лицом, и фотографий после появления в его жизни Льюиса, где Август закатывает глаза или вообще прикрывает их рукой. — Чего ты злишься? — отсмеявшись, спросил Тарханов. — Тебя наконец перестают воспринимать чудовищем. — Если бы взглядом можно было убивать, то Тарханов уже скончался бы в жутких муках. — Публика нашла в тебе что-то человеческое. Теперь все фансообщества кинулись перетряхивать закрома и искать материалы с Августом. Отчасти именно поэтому Августин согласился на очередную затею Льюиса в надежде, что она переместит вектор внимания въедливых фанатов с него снова на Лу. А задумал Льюис плохо спланированное (потому что нужно было спешить, мало ли, вдруг Август передумает), но важное по задумке мероприятие. Он решил собрать молодежь Вавилона на трехдневный фестиваль. Секретари и администраторы, работавшие в команде Льюиса, схватились за головы от этой идеи, но так же, как и Лу, прекрасно понимали, что этот фестиваль необходим. Пришлось проделать огромную работу в сжатые сроки, избежать косяков, конечно, не вышло, потому что никто в новейшей истории ничего подобного не проводил, никаких материалов для подсказки не имелось. Приходилось придумывать не только программу с нуля, но и меры безопасности, а рисков было очень много. Опасность оставалась для самого Льюиса даже несмотря на фильтры, но самым важным было то, что они планировали собрать на одном мероприятии активную молодежь из разных социальных слоев (бывших плюсов и минусов), которая теперь находилась в равном положении, и попытаться наладить между ними коммуникацию. Льюис надеялся, что это даст сильный толчок не только к сближению людей с разными видами мутаций на Земле, но и передаст эту эстафету дальше в КС. Льюис надеялся сделать эту тенденцию сначала модной, а потом заложить ее в основу фундамента нового будущего, где никого не ущемляют за внешность и происхождение. Команда Льюиса попробовала аккуратно прощупать почву относительно того, что студенты и учащиеся старших классов думают о подобном мероприятии, с этого момента пошли слухи, и когда наконец мероприятие было продумано и приступили к его реализации, желающих участвовать оказалось слишком много даже среди бывших плюсов. К сожалению, среди всех заявок одобрить удалось лишь малую часть, но даже она включала больше сотни людей. Чтобы попасть на фестиваль, нужно было заполнить анкету, сдать экспресс-тесты и не состоять на учете как носитель агрессивной мутации. К небольшой анкете можно было оставить комментарий, чего в них только не писали! Льюис сначала сам попытался просматривать анкеты, но администраторы быстро переполошились, потому что, растрогавшись от теплых посланий ребят, Льюис одобрял слишком много анкет. Благо одобрения приходили не сразу и некоторые успели отозвать. Отдельная проблема встала с подходящим местом — его просто не было. Держать еще фактически детей на улице Льюис не хотел, хотя Видар порывался все устроить в военно-спортивном стиле и расселить всех в палатках, но в итоге Льюис выклянчил у Августа разрешение занять два этажа в здании, примыкающем к главной оранжерее Вавилона. Август бы возможно и не разрешил, но подоспели не совсем спокойные новости и ему было просто не до оранжереи, чем воспользовался Льюис. Вообще по напряжению Августа Льюис понимал, что сейчас происходит что-то очень серьезное, но Август не привлекал его, и Льюис малодушно радовался этому. Он, конечно, мог настоять на том, чтобы Август посвятил его во все детали происходящего, но порой им обоим было проще, если он чего-то не знал, потому что принципы Льюиса шли вразрез с некоторыми решениями Августа и одновременно с этим Лу понимал, что иначе никак. К тому же Льюис уже порядком устал, работа на два фронта слишком сильно изматывала, поэтому как-то так негласно пока вышло, что он пытался навести хоть какой-то порядок и равновесие внутри, а Август снаружи. Когда наконец все было готово, а земляне стояли на ушах, двери оранжереи распахнулись для нескольких сотен человек, которые шумной, разноцветной толпой в считанные минуты заполнили собой все уголки не только прекрасного сада, но и центрального здания Вавилона. Кто-то спешил пройтись по оранжерее, а кто-то торопился занять свои места в предоставленных им на три дня комнатах. Все дни были расписаны по часам. Главными и самыми интересными стали часы дискуссий, когда всех делили на три команды и предлагали решить одну и ту же проблему, и если поначалу это было не более чем развлечением, то уже к концу первого дня организаторы, включая Льюиса, осознали, что нужно срочно вызвать сюда всех головастиков, с которыми они советовались до этого, и те должны послушать нестандартные, неожиданные, но вполне себе реальные, где-то даже гениальные идеи по решению насущных проблем землян. В итоге на второй день в дискуссиях участвовали не только студенты и ведущие, но и ученые, которые, растеряв пару десятков лет, спорили с ребятами до хрипоты и были, кажется, вполне себе счастливы. Льюис боялся вмешиваться в этот процесс, потому что не хотел никого отвлекать своим появлением, но администраторы настояли, потому что на второй день ребята заволновались, что обещанный чистейший так и не появился, а Видаром откупиться не вышло, хотя с ним было тоже интересно. В итоге Льюис решил прийти неофициально, не оповестив о своем появлении, поздно вечером, после официального отбоя. Никого, конечно, спать насильно не клали, потому еще много народу бродило по ночной оранжерее, сбиваясь в небольшие группы и что-то обсуждая. Между ними периодически появлялись представители лицензированных СМИ и задавали вопросы, вот именно это время и выбрал Льюис, чтобы появиться на фестивале. Август был занят и вообще не думал, что Льюис уйдет куда-то на ночь глядя, потому он не контролировал его сборы, а зря. Льюис собрал волосы в хвост, надел припрятанную толстовку с вышивкой феникса на спине и маленьким горящим пером на груди, натянул темные брюки с кроссовками, в которых тренировался (другие Август просто категорически запрещал держать, зная, что Льюис наверняка натянет подобную обувь на какое-нибудь публичное мероприятие), и, шикая на охрану, выбрался из здания. Подобные толстовки пошили для всех участников фестиваля, и Льюис, конечно, урвал и себе «плебейскую» одежду, спрятав ее не просто в глубине гардеробной, а в глубине гардеробной «гостевой» спальни. Иначе бы Август по-любому ее вычислил, у него на это особо острый нюх. Льюис был просто счастлив, облачившись в подобную одежду и чувствуя себя тоже немного студентом. Всех организаторов заранее предупредили, чтобы они никого не оповещали о его появлении и не наводили суету, это было очень сложно, но все постарались и появление Льюиса в оранжерее не сразу заметили. Лу как дурачок улыбался, ходя по дальним дорожкам и смотря на ночной сад, освещенный поистине волшебным сиянием уникальных светильников, которые загорались мягким светом то на ветке дерева, то на кустике в виде бабочки, но основным чудом было множество вполне реальных светлячков и раздающийся смех и приглушенные споры, которые, кажется, не утихали даже по завершении дискуссии. В итоге, немного поблуждав по небольшому участку дорожки, на которую никого не пускали, Лу наконец определился с компанией. Его привлекла музыка, которая мгновенно прекратилась, как только он нарисовался перед ошарашенной компанией. Никто не ожидал увидеть чистейшего в это время, еще больше никто не ожидал, что он будет одет как самый обычный участник фестиваля. Неловкая пауза затянулась. Льюис, конечно, уже привык к разным удивленным реакциям, но то, что все будут с открытыми ртами таращиться на него и не моргать, это, наверное, случилось впервые. Если бы он нарядился как «японская куртизанка» (так Льюис называл излюбленные наряды Августа), то скорее всего его появление не так бы сильно шокировало ребят. — Это гитара? — наконец спросил Льюис, и все понемногу стали приходить в себя, невнятно кивать и даже пытаться что-то сказать. Льюис улыбался, наблюдая суету, ему освободили место на лавке, точнее, все с нее резво спрыгнули. Льюис устроился посередине и похлопал ладонью по месту рядом с собой, но никто не решался сесть. — Вы меня уже смущаете. — Лу подхватил брошенную гитару и положил ее на колени. — Я что, прокаженный? Студенты загомонили, отрицая подобное предположение, и как-то резко ломанулись занять места рядом с Льюисом, в результате чуть не передрались в процессе. Администраторы и охрана хватались за сердце, но предупреждающий взгляд Льюиса удерживал их на месте. В итоге все наконец расселись, снова замолчали и восторженно уставились на Льюиса, а Лу перебирал струны, подтягивал колки и был фантастически счастлив, потому что в руках была самая настоящая гитара с шестью струнами, абсолютно не изменившаяся за это время, и это была просто фантастика. — Хотите, спою вам песню, которой больше чем мне лет? Все синхронно закивали, и перебирая отвыкшими от игры пальцами струны, Лу мучительно вспоминал аккорды и переводил слова с одного языка на другой. Он уже и не заметил, как начал думать на современном языке, поэтому потребовалось время, чтобы вспомнить и перевести слова на новый лад, тем более он слишком давно не пел. Вокальные способности у него были довольно посредственными. Хотелось спеть одну песню, но на ум приходили аккорды другой, поэтому сначала Лу спел Nothing Else Matters Metallica, потом к ним присоединился Видар и исполнил песню Фреди Меркьюри Living On My Own. У Видара была просто уникальная суперспособность петь ужасно, но так заразительно, что вся неловкая атмосфера рассеивалась и все либо хлопали, либо подпевали как могли. Льюис слова многих песен и сам не знал, потому вместе со всеми мычал слова в такт. Потом гитару снова отдали ребятам и те спели свои любимые песни. Наверное еще никогда за все время, как Льюис очнулся в капсуле, он не был так счастлив. Администраторы несколько раз подавали ему сигнал, что пора возвращаться, но Льюис их полностью игнорировал, и когда гитара вернулась к Льюису, в оранжерее появился Август. Вообще новость, что чистейший в оранжерее, в считанные минуты облетела всех участников фестиваля, и все, кто уже готовился ко сну, и те, кто небольшими компаниями кучковался по комнатам, рванули в оранжерею. Организаторы запаниковали и попытались как-то остановить эту волну, в итоге запаниковала волна и почти смела организаторов, но, попадая в темную оранжерею, шум прекращался и все, стараясь не шуметь, тихонько пробирались ближе к компании везунчиков. К появлению Августа на всех мощеных дорожках сидели разумные и тихо слушали одну-единственную компанию. И если вначале Август мчался туда злой как черт, то, попав в оранжерею, его злость утихла и даже он проникся атмосферой. Правда, уж его появление незамеченным не прошло, все при его приближении вскакивали со своих мест и освобождали дорогу. Август даже пожалел, что спугнул душевную атмосферу. Лу заметил стоящего за спинами «их компании» Августа, но не подал вида, чтобы не переполошить ребят. Весь вечер Лу усиленно ковырялся в памяти, вспоминая старую песню, и, наконец вспомнив, послал Августу теплую улыбку и, справившись с хрипотцой, запел, периодически поднимая глаза на него.

Просто нечего нам больше терять, Всё нам вспомнится на страшном суде. Эта ночь легла как тот перевал, За которым исполненье надежд. Просто прожитое прожито зря, не зря, Но не в этом, понимаешь ли, соль. Слышишь, капают дожди октября, кап-кап. Видишь, старый дом стоит средь лесов. А мы затопим в доме печь, в доме печь, Мы гитару позовём со стены. Просто нечего нам больше беречь, Ведь за нами все мосты сожжены. Все мосты, все перекрёстки дорог, Все прошёптанные тайны в ночи. Каждый сделал всё что смог, всё что смог, Но об этом помолчим, помолчим. И луна взойдёт оплывшей свечой, Ставни скрипнут на ветру, на ветру. Ах как я тебя люблю, да горячо! Годы это не сотрут, не сотрут. Мы оставшихся друзей соберём. Мы набьём картошкой старый рюкзак. Люди спросят, что за шум, что за гам, Мы ответим: "Просто так, просто так". Просто так идут дожди по Земле И потеряны от счастья ключи. Это всё, конечно, мне, конечно, мне, Но об этом помолчим, помолчим. Просто прожитое прожито зря, не зря, Но не в этом, понимаешь ли, соль. Слышишь, капают дожди октября, кап-кап. Видишь, старый дом стоит средь лесов. Слышишь, капают дожди октября, Видишь, старый дом стоит средь лесов.