***
Чжоу идет на бал с Седриком. Чжоу. С Седриком. Этот год способен стать паршивее? И чего он тянул до последнего? Очевидно же было, что хорошеньких сразу разберут. Как Фред и говорил. С кем тогда идти? Летел по коридору в какой-то легкой, дымчатой злости и в мыслях прокручивал имена однокурсниц с Гриффиндора, живо и отчетливо представляя перед глазами лицо каждой, когда он подойдет и пригласил на бал. Одна реакция хуже другой. Джинни, насколько он знал, идет с Невиллом. Лаванда и Парвати — только если на крайний случай. Перед глазами реалистично представляется, как они начинают глупо хихикать и переглядываться, а потом начнут обсуждать это приглашение круглосуточно. Утром, днем и вечером. И его имя будет срываться с их губ до посинения. Но кто ещё остался? За это время к нему подходили самые разные девочки, сами его приглашая, ведь он всё-таки чемпион Хогвартса. Но он всё неловко отказывался. Если он возьмет свое слово назад, будет ли это выглядеть нелепо? Вот хоть к случайной девчонке подходи и зови. Просто тупик. — Поттер! Этот голос резко отрезвляет. Заставляет остановиться и вбрасывает в спутанные мысли очевидный ответ. Как он мог забыть о существовании Блэк? Конечно, о самом её существовании он помнил, но помнил как о существовании какой-то головоломки, ходячей тайны в слизеринском шарфе, потому что взаимоотношения с ней нельзя было описать ни как друзья, ни как просто знакомые. А вот о существовании такого очевидного варианта, как позвать на бал Весту, он забыл напрочь. Гарри оборачивается и видит её. В повседневной одежде, но всё равно в юбке, всё равно со слизеринским шарфом. Привычно волнистые волосы собраны в косу, а длинные тонкие пальцы сжимают в руках плотную книгу. Она же тоже симпатичная. Даже больше, чем просто симпатичная. Но характер — какой-то отдельный круг ада, скорее мозг сломаешь, чем поймешь, что у неё на уме. То с зельем помогает, то здороваются в коридорах через раз, как формальные знакомые, ни разу не общавшиеся нормально. Неудивительно, что этот вариант пришел в голову только сейчас. Что, если она просто посмеется над его предложением? При мысли об этом в животе крутит. — Я одалживала у Грейнджер книгу, но не могу её найти. Видимо, в вашей гостиной. Передашь? Гарри рассеянно моргает, смотря на протянутую книгу, словно не понимал, что это вообще такое — книга. Что она говорила?.. передать, да… Грейнджер. То есть Гермионе. Да. Нет, он должен пригласить. Сейчас или уже никогда. Блэк же не посмеется над ним? Не подумает, что он влюбился или что-нибудь в этом духе? Он всё объяснит. Нужно просто всё объяснить. Глубокий вдох — и: — Ты пойдешь со мной на бал? Её брови удивленно поднимаются вверх. Вглядывается в его лицо, ища признаки того, что ей не показалось, и он действительно лишился рассудка. Или действительно влюбился. Не дай Мерлин она действительно так думает. Поэтому он тут же объясняет, на одном дыхании: — Не подумай ничего такого… я вовсе не… просто как друзья, ладно? Я, в общем-то, сперва позвал Чжоу, но она просто с Седриком, поэтому я просто… просто подумал, что, может, ты захочешь просто, ну, как друзья… в общем, ты поняла. Слишком много «просто». Слишком жалко и невнятно. Перестань мучить окружающих этим своим щенячьим взглядом. Смотрится жалко. Ну приехали. Она точно сейчас просто рассмеется, после всего. С драконами сражаться и то проще, чем говорить с девчонками на подобные темы. — То есть ты позвал Чанг. Она отказала. И после этого ты вспомнил обо мне? В его мыслях эта информация звучала лучше. Правильнее. Из её уст — кошмарно. — Гарри, прости, но ты ничего не смыслишь в девочках, — вклинивается Гермиона, не отрывая глаз от учебника по Древним Рунам, что читала в свете камина в кресле. За партией в шахматы рассказывал он о Блэк Рону, но Гермиона, видимо, услышала. Заговорила с ними почти впервые с того момента, как Рон предпринял ту тщетную попытку её пригласить, резко вспомнив, что она девочка. — А что ему оставалось? — спрашивает он, повернув и слегка приподняв голову — они вдвоем сидели на красном мягком ковре, и шахматная доска стояла на кофейном столике. — Одна девчонка отказала, и из-за этого ему вовсе не идти? Лучше бы Гарри вовсе не пошел. Из-за своего чертового чемпионства он попросту обязан пойти, попросту обязан найти себе пару, попросту обязан танцевать первым. Прямо-таки мечта, а не жизнь. — Нет, но хотя бы не рассказывать об этом! И вот с кем Гарри теперь идти? Рон пробормотал что-то неразборчивое и вернулся к шахматам, тщательно обдумывая ход. И так уже неизбежно выигрывал, это очевидно, но всё равно просчитывал каждый дальнейший шаг. А вот Гарри нахмурился, непонимающе качнув головой в сторону. Что она имеет в виду? — Ну, она же отказала тебе? — объясняет она устало, словно ребенку. — Да нет, согласилась. Гермиона замирает. Смотрит, не моргая, пустым задумчивым взглядом в объемный рождественский венок омелы над камином. Будто в механизме под черепной коробкой произошел сбой, и мозг теперь усиленно пытался найти решение и способ исправить ошибку, подбирая варианты со скоростью света. Захлопнув книгу, она подсаживается ближе, на диван, и, упершись ладонями в колени, наклоняется пониже, чтобы лучше слышать и чтобы лучше слышали её. — А теперь ещё раз. Ты позвал Чжоу, но она идет с Седриком, поэтому ты позвал Весту? — уточняет она, внимательно смотря в глаза Гарри, и он утвердительно кивает, после чего возвращает взгляд на доску. Его ход, но мысли заняты явно не волшебными фигурами. — И ты ей об этом рассказал прямо? Ещё один кивок. Что в этом такого удивительного? Он не понимает. Не понимает, почему Гермиона так реагирует, и почему те же слова Весты, когда она уточняла это, звенели холодом и отстраненностью. Погрузившись в дебри своих мыслей, Гарри делает неправильный ход, и его ферзя тут съедает ладья белых. Да и всё равно уже. — Что я опять сделал не так? — спрашивает он с каким-то усталым раздражением и поворачивается всем телом к Гермионе. Та сжимает губы в полоску. Думает о чем-то. Ну и вот почему она молчит? Что сложного, чтобы говорить всё прямо? Вечно все бегают от прямых высказываний, усердно прячутся, скрываются за намеками, метафорами, всё умалчивают. Говорите уже прямо. Гермиона будто услышала его мысли. — Хорошо. Не думала, что скажу вам это все-таки, но вот вам обоим на будущее: девочки не хотят быть запасными вариантами. А так ты показал Весте, что Чжоу для тебя в приоритете. В приоритете? Естественно, Чжоу для него в приоритете, он же пригласил её, как девушку, а так обычно и предполагается на балах. А Блэк — как подругу. Это разное. Разные взаимоотношения. Разные степи совершенно. Блэк должна это понимать. Понимает же? — Но мы же просто друзья. Скорее даже меньше, чем друзья. Гермиона нетерпеливо вздыхает. Выпрямляется, сверля взглядом колышущийся в камине огонь. — Всё равно, Гарри, — качает она головой и снова смотрит на него. — Это не имеет значения. То, что ты сперва позвал Чжоу, значит, что ты находишь её красивее, веселее и интереснее, чем Веста. Кому бы такое понравилось? Это уже имело смысл. В какой-то степени. Все эти заморочки всё ещё были слишком далеки и туманны, но он теперь хоть что-то понимал. Словно смысл происходящего был на расстоянии вытянутой руки, но протянуть её и схватить пальцами это понимание не выходило. Над головой навис ещё один вопрос, будто их без этого было мало, нужно дополнить, усложнить. Если девочкам это так обидно, то почему Блэк согласилась? Он, конечно, замечал, что она иногда не от мира сего, не похожа на его знакомых девочек с факультета и тому подобное, но всё же. — Может, её никто не пригласил больше? — предполагает он, лениво поднявшись на ноги с ковра и усевшись в кресло. Рон последовал его же примеру, но сел на подлокотник дивана. Доиграют партию потом, а пока Гермиона хоть немного оттаяла, и неизвестно, надолго ли, поэтому лучше пока поговорить с ней. Она делает я-так-не-думаю выражение лица и тут же объясняет, снова наклонившись к ним поближе: — Я видела, как к ней подходил один парень из Дурмстранга. — От её слов мелкая, едва ощутимая злость вильнула подобнее скользкой змее в венах. Гарри предпринял все усилия, чтобы этого не показать: сидел в том же положении, смотрел в глаза Гермионе, слушая также внимательно. Окаменел, пряча под каменным слоем непонятную ему самому злобу. — Всё указывало на то, что он её приглашает, и я, если честно, была уверена, что она согласилась, но раз она приняла твое предложение, видимо в тот момент ему отказала. С чего бы? Ему казалось, внимание дурмстранговцев ей явно по душе. Они же ещё и приглашают девочек так по-дурмстранговски. Он сам видел. Подходят, вежливо целуют руку, стоят практически как по стойке смирно, сдержанно слушая ответ. Девчонки от этого почему-то в восторге, поэтому ответ всегда «да». И она не согласилась? Мистика. — А, и я кстати тоже кое-чего видел, — вставляет Рон. Это ещё не всё? Блестяще. — На днях мимо несколько когтевранцев проходили, вроде с пятого. Или с шестого. Не суть, в общем. Один отделился, подошел к ней. Вот уж не знаю, о чем трещали, но вернулся к дружкам он какой-то вялый. Может, её ещё и приторные мальчики с Шармбатона приглашали? Или пуффендуйцы набрались храбрости подойти к слизеринке? Почему его это так злит? — И я сегодня совершенно случайно услышала Паркинсон и её подружек, — продолжает Гермиона, не унимаясь. — Она возмущалась от того, что несколько слизеринцев, несмотря на всю ситуацию с этим «предательством крови», в гостиной подошли к Весте и… — Так, всё, я понял уже, хватит, — выдавая раздражение, нетерпеливо прерывает Гарри, сморщившись. Увидев растерянные взгляды друзей, тут же дополняет, спокойнее: — Её приглашали до меня. Ладно. Понятнее от этого не становится. Наоборот. Может быть, тоже, как и некоторые другие девочки, цепляется только за то, что он чемпион Хогвартса? Только подобная наживка на крючке впечатляет таких, как она? Если бы он не участвовал в этом проклятом Турнире, Веста бы согласилась? И почему эта мысль так неправильно и противно колет в ребра, если он и сам пригласил её только потому, что вариантов особо не оставалось? — Гарри, что именно она тебе сказала после этого всего? — интересуется Гермиона, когда затягивается молчание, которое она, видимо, уделила для раздумья над ситуацией. — Да ничего особенного, просто согласилась. Половина правды — не ложь же? Врать друзьям он точно не хотел, от этого тошнота подкатывала к горлу, но знать о том, что Блэк настояла на разовой «репетиции» перед балом, Гермионе и Рону знать необязательно. Тем более Рону. С его-то скептичным отношением к танцам. Ни в коем случае. "Без обид, но что-то позволяет мне предположить, что ты не то чтобы профессионал в танцах. Придется потренироваться. Ты не против?" Гарри тоже относился к танцам и балу в целом скептично, но Веста — последний вариант, и если уж ей так хочется — ладно. Лишь бы это было недолго и не так скучно, как ему представляется сейчас. Репетиция танцев… дожили. — Отлично, осталось только найти пару мне, — с воодушевлением напоминает Рон, когда молчание снова обвивает троицу своей неловкостью. Гермиона бросает на него испепеляющий взгляд. — Ты сам виноват, что тянул до последнего, — надменно говорит она и, прихватив книгу, отправляется к лестнице. Видимо, в спальню. Видимо, разговор на сегодня окончательно завершен. Рон мотнул головой и посмотрел на Гарри многозначительно. Мол, девочки.***
Этот странный «урок танцев» был назначен на каникулы, потому что в учебное время первая половина дня была занята уроками, а вторая — домашней работой, которая имела для Весты теперь уже большое значение, хотя для Гарри — и для большей части школы — домашняя работа теперь напоминала пустой звук. Весь Хогвартс накрыт гамом ажиотажа насчет Турнира, насчет Святочного бала и насчет Рождества в целом. Какие уж тут уроки? Школа украшена ещё более празднично и ярко, чем в прошлые годы: намеревались, видимо, поразить внутренним убранством иностранных гостей. Повсюду висят венки из пушистых еловых веток, во многих общих помещениях снег падает прямо с потолка, кружась в воздухе и тая, не долетев до пола и голов учеников, десятки ёлок расставлены по всему замку, но самая объемная, почти гигантская — конечно, в Большом зале. Все ученики взбудоражены, обсуждают всё подряд, смеются, веселятся, девочки ходят стайками и раздражающе хихикают, обсуждая грядущий бал, и Веста как обычно чувствовала себя белой вороной. Почему все так веселятся? Почему не веселится она? Она вовсе изначально не хотела идти на бал. Вежливо отказывала всем, кто предлагал. А затем пригласил один человек — и бац. Щелчок в голове. Согласие. Умом тронулась? Или как? И главное теперь слова назад не возьмешь. Теперь никакого отступления назад, только вперед, только в эту всю рождественскую суету, от которой её почему-то тошнило, и раздражалась от каждой мелочи. Прямо-таки черное пятно на белоснежном полотне оживленности. Рано или поздно кому-нибудь надоест это беспричинно угрюмое лицо, схватят за плечи, встряхнут и крикнут в лицо: хватит ныть! Очнись! Жизнь мимо пролетает! Она знает, что пролетает. Знает, что уже почти полугодие закончилось, и осталось лишь полгода до окончания учебного года. А она всё ещё живет в неизвестности того, что будет дальше. Где будет жить. Как будет жить. Полнейшая черная неизвестность, и ей страшно, а никакой план в голове так и не складывался. Она не любила, когда у неё нет никакого плана. Неизвестность пугает до чертиков, сковывая изнутри, снаружи, повсюду сковывая. Хотелось спросить у Сириуса. Просто задать очевидный вопрос. Что ей делать дальше? Но у него полно своих проблем, нечего тревожить его по пустякам. По крайней мере, по сравнению с тем, что он в бегах как особо опасный преступник, её незнание, где жить после побега из дома, — мелочь. По сравнению с тем, что Поттер участвует в опасном турнире не по своей воле, её проблемы — мелочь. Зачем она будет напрягать кого-то ещё? Сама справится как-то. А пока другие проблемы, более мелкие. Бал. Бал… зачем она согласилась? Хотела провести это время в одиночестве, в пустой гостиной, пока все слизеринцы будут на балу. Теперь она будет не в гостиной, а среди толпы самых разных людей, от которых и так отчаянно пыталась убежать. Танцевать под руку с человеком, с которым она непонятно в каких отношениях. В обиде ли он, что она ему не поверила насчет турнира? Мерлин его знает. В обиде ли она, что Сириус общался через камин с ним, а не с ней? Определенно. Но уже смягчилась. Осознала — хотя она и до этого осознавала, просто внутри что-то лопнуло, и вся обида ядом и грязью вылилась в ту ссору, — что ничьей вины тут нет, Поттеру действительно этот чертов камин и разговор с Сириусом был нужнее. А теперь — бал с ним. Внезапно. Неожиданный поворот в жизни. Попкорна не хватает, чтобы наблюдать со стороны. В пустой класс, где они условились встретиться, она пришла раньше. Пришла и нервно мерила кабинет шагами, заламывая пальцы. Смотрела то в замершее окно, за которым бушевала снежная зима, то на дверь. Если он не придет? Наверняка решил, что она ненормальная. Вот уж вряд ещё хоть кому-то придет в голову наедине тренироваться перед балом. Это же должны быть искренние эмоции. Первый танец с тем, кто тебя пригласил, и прочая воодушевляющая ерунда… явно никто не собирается портить себе впечатления этими танцами заранее. Дверь со скрипом приоткрывается. Привычно растрепанная голова Поттера нерешительно просовывается внутрь, и он, увидев Весту, заходит, прикрывает за собой дверь. Веста едва удержалась, чтобы облегченно не выдохнуть или воскликнуть «Ну слава Мерлину!». Пусть думает, что она уверена в себе и всё такое. На нем была серая толстовка и джинсы. На ней — юбка и свитер. В памяти пошевелились расплывчатые воспоминания о башне и первой стычке. Она покачала головой, отмахиваясь от них, и вздохнула, беря себя в руки. — Это надолго?.. — уточняет Поттер, неловко переступая с ноги на ногу. Приплыли. Этот вопрос колет весьма неприятно. — Я тебя не держу. Если хочешь, можешь… — Просто спросил. Кивнув, Веста подходит к старому проигрывателю виниловых пластинок, стоящему на одной из парт, заранее отодвинутых ей чуть подальше, чтобы было просторнее. Наклоняется над партой, вставляя нужную пластинку. — Откуда ты?.. — удивляется Поттер, вперив взгляд в проигрыватель через плечо Весты. — Стащила у Филча. С помощью близнецов. Долгая история, — и пожимает плечами, словно ничего интересного. На самом деле, история правда не особо интересная. И, честно говоря, не особо долгая. Ей нужен был проигрыватель для этой странной уединенной репетиции, она узнала, что такой есть у Филча, и принялась думать, как его достать. Думала настолько усиленно, что случайно впечаталась в коридоре в одного из близнецов. Она не то чтобы с ними часто общалась. Просто каждый раз они, проходя мимо, по-дружески подкалывали её или могли даже нормально поболтать, если время всем троим позволяло, хотя это было огромнейшей редкостью. И вот, очередное столкновение с ними в коридорах, признание в том, что ей нужен проигрыватель, и желание близнецов нарушить очередной ряд школьный правил, ведь давненько они этого не делали публично. Вуаля. Проигрыватель у неё в кармане. Объяснять Поттеру она не стала. Нажимает на кнопку включения, располагает тонарм на нужной дорожке, и класс наполняется негромкой музыкой. — Итак. Ты танцевал когда-нибудь вальс? — начинает она, повернувшись к Поттеру и сцепив пальцы в замок. А ладони, пусть и совсем слегка, но неминуемо вспотели от волнения, да и её всю в целом бросило в душащий, сковывающий жар. Учить кого-то танцам, ещё и Поттера — даже в страшном сне бы вряд ли приснилось. Её жизнь последние года полтора — какой-то сплошной нереалистичный сон. Поттер как-то замялся. — Ну, видел. Со стороны. По телевизору. — По чему? — непонимающе нахмурила брови. Слово-то какое странное. Телевизор. Это какие-то очки для видения чего-то? А причем тут тогда вальс? — А, да, забыл, что ты не… в общем, это такая магловская штука… — тяжело вздыхает, на секунду прикрывая глаза, чтобы собрать все расплывчатые мысли в кучу, и снова их открывает, говоря уже спокойнее: — Просто не бери в голову. Со стороны я видел, но сам не пробовал. Чего и следовало ожидать. Для этого и придумана эта нелепая репетиция. На балу зато всё будет идеально. Должно быть идеально, по крайней мере. — Хорошо. Не знаю, видел ли ты по этому своему визору, но вальс танцуют квадратом. Первый твой шаг — правой ногой вперед, — для наглядности продемонстрировала, шагнув вперед. Затем обратно, другой ногой, продолжая объяснять: — а мой — левой назад. Потом наоборот. И так далее, в итоге получается квадрат. Понятно? Кивает как-то рассеянно, хотя наблюдал и слушал, вроде, сосредоточенно. — Попробуем тогда? В его глазах под очками сверкнула отчаянная нерешительность. Беспокойство. Нежелание. Боже, ты же знал, на что шел, соглашаясь. Сегодня Веста намучается до полнейшего безумия. Зато на балу, на балу будет идеально… наверное. — Положи руку мне на талию, — делает шаг к нему первая. Ненавязчивая музыка на фоне всё играла. Совсем скоро должен начать проигрываться подходящий момент. — Куда? — На талию. Давай же, на балу же всё равно придется это сделать. Я не кусаюсь. Пока что. Если продолжит тормозить — может, придется начать и кусаться. Внутри него, видимо, разразилась самая настоящая ожесточенная борьба, но адекватная, взрослая часть всё же побеждает, и он подходит ближе. Кладет ладонь ей на талию, почти не касаясь, словно она развалится, если прикоснуться слегка сильнее. Кожа у неё действительно чувствительная, как это было видно по синякам летом — она едва переборола желание зажмуриться при воспоминании об этом, — но не настолько же. В пепел от прикосновения точно не обратится. Можно быть и посмелее. Видимо, вальс по этой его магловской штуковине он правда видел, потому что, как и положено, взял другую её руку в свою ладонь. Для неё эти вещи вовсе элементарны. К счастью или к сожалению. — Отлично, — выдыхает Веста, почти физически ощущая эту кошмарную неловкость. Так близко друг к другу? И зачем? Всё это неправильно. И сердце почему-то заходится быстрее, чем следовало. — Сейчас, нужно дождаться проигрыша… — тихо говорит она, скорее себе, чем ему, и прислушивается к мелодии из проигрывателя. Нервно сглатывает, отведя плечи чуть назад, до правильной осанки. — И-и… раз-два… да ну не в ту же сторону! — Прости, прости! Собираясь двигаться в разные стороны, они почти что запутываются в ногах друг друга. Вовремя выловив равновесие, Веста отстраняется, делая шаг в сторону. Ещё раз шумно вздыхает, будто набирая в легкие вместе с кислородом терпение. Качнула головой в сторону, стряхивая с лица упавшие на глаза пряди волос. — Квадрат делается против часовой стрелки. Это важно. Ты — парень в этой паре, и вести нужно тебе, а не мне, иначе это будет выглядеть нелепо. Тебе запутываться ну никак нельзя. Понял? Он тоже шумно вздыхает, выпуская в довольно пыльный воздух раздражение. — Да понял я. Только не пойму, чего ты так заморачивашься. Тебе ли не все равно, как это будет выглядеть? — Представь себе — нет. Я полдетства не для этого танцевать училась, чтобы облажаться на каком-то школьном балу. Вспоминаются все те партнеры по танцам на разных мероприятиях. Высокие, уверенные в себе, держащие её крепко и ведущие так правильно и легко, что ей даже не нужно задумываться, куда, как и в какую сторону следует дальше. Его брови взметаются вверх в удивлении. — Ты училась танцевать?.. — Кажется, ты освободиться пораньше хотел? Вот и давай за практику. Ещё раз. Ей непривычно командовать. Железный командный тон — обычно не её. Не её роль. Всю её жизнь её роль — мягкая тихая девочка, не ввязывающаяся в конфликты. Теперь даже звучит смешно. Не ввязывающаяся в конфликты. Снова положил ладонь ей на талию, снова взял её руку в свою. И снова: раз-два-три, раз-два-три… — Уже лучше, — к собственному удивлению хвалит Веста, отстраняясь от него после нескольких сделанных квадратов. Устало разминает шею рукой. Ещё работать и работать, конечно, но он довольно-таки быстро схватывает. — Будь увереннее, ладно? Не бойся ошибиться. Даже если ошибешься — мы пока просто учимся. Ничего страшного не произойдет. Но нужна твердость, понимаешь? Поттер как-то вымученно кивает, явно не находя удовольствия в происходящем, отчего Весте становится не по себе, словно она заставляет его здесь находиться. И они всё-таки продолжают. Крутятся, крутятся в вальсе до тех пор, пока она не улавливает в его движениях всё больше и больше твердости из-за неоднократно повторенных действий. Может же, когда хочет. Танцы — ничуть не сложнее, чем этот их квиддич. Легче в сто раз. — Я бы так не сказал, — отвечает он, когда она озвучивает это в перерыве. Поттер откручивает крышку бутылки и делает несколько глотков прохладной воды. Она усмехается, сидя на парте и свесив ноги вниз. Ну конечно же, летать на высоте птичьего полета, держа между ног тонкую метлу и уворачиваясь от бладжера, куда легче, чем воспроизводить заученные действия. Здесь есть и свои тонкости, без этого никак, но вряд ли кто-то в целой толпе учеников будет выискивать крохотные неточности. А не крохотные, бросающиеся в глаза, она постарается тщательно искоренить. — Раз уж всё равно отдыхаем, — ставя бутылку на парту, начинает он, — ты занималась танцами? То есть прямо занималась, не просто разок запомнила на будущее и всё? Глаза закатываются, но губы растягиваются в улыбке, граничащей с усмешкой. — Поттер, я выросла в аристократической семье, помешанной на традициях. Ты думаешь, они бы позволили своей дочери не уметь танцевать? — И ты участвовала в балах до этого? — Ну, бал — довольно-таки громкое слово… — заминается она, сверля парту перед собой задумчивым взглядом, — скорее, знаешь, просто разного рода мероприятия. — Поворачивает к нему голову, чтобы сказать очевидное: — Не суметь на них станцевать — сродни преступлению в тех кругах, что обитала я. Я серьезно. Вряд ли он может понять весь масштаб. Роскошные залы, трапезные, гостиные с огромными люстрами из хрусталя и длинными столами, уставленными легкими закусками. Музыка, светские разговоры, вежливость, манеры, дорогие платья, напускное не-безразличие и лесть. Деликатность, изящество и точность в каждом слове и движении. Ей это нравилось. Действительно нравилось, несмотря на всю искусственность. Но бал — это лишь один вечер. Запоминающийся, восхитительный, но недолгий. А сколько времени уходит на его подготовку? — Так что пока все дети бегали во дворах, катались на игрушечных метлах и дрались в шутку на палках, я шла заниматься танцами и музыкой. И не дай Мерлин упереться и не захотеть идти к учителю… она никогда не отказывалась. То ли из страха и покорности, то ли из-за тяги ко всему светскому. Навязанной или нет — уже никто не узнает, но суть оставалась одна: этот снобистский аристократизм зашит у неё под кожей, и уйдет миллион лет, прежде чем выскоблить всё до конца. А хотела ли она этого? Избавиться от того, что ей навязали? Она чувствовала себя в своей тарелке. — Музыкой? — Она кивает. — То есть умеешь играть на каком-то инструменте? — Да, выучили играть на колдофортепиано. Сейчас я вряд ли вспомню, как играть, только если мышечная память не сработает… давно не практиковалась. Некогда было, сам понимаешь. У Драко все было то же самое, только вместо занятий музыкой он играл в квиддич. Что, по мнению Весты, для детей было куда занимательнее, чем музыка, и это режущее, но безмолвное чувство несправедливости сопровождало её большую часть детства до Хогвартса. Казалось бы, это могло вылиться в обжигающее желание самой сесть на метлу при первой же возможности, мечтать о квиддиче днями и ночами, но вылилось в совершенно противоположное — окончательное равнодушие к полетам. — Какое пиано?.. — Колдо-фортепиано. Ты никогда о нем не слышал? — искренне удивляется, исследуя его растерянное лицо глазами. Усмехается, объясняя: — Когда играешь сначала одни аккорды, а инструмент сам запоминает и продолжает их наигрывать, пока ты переходишь к другим. И получается эффект, словно играют несколько рук, хотя играю я одна. Довольно-таки распространенный музыкальный инструмент, неужели ты не слышал? Поттер качает головой и задумчиво убирает со лба попавшие на глаза непослушные пряди волос. — Ну, в мире, в котором рос я, был скорее синтезатор. Работает по, мне кажется, похожей схеме. Хотя функций в нем, конечно, побольше. — Как, ещё раз? — Синтезатор. — Звучит жутко. Не лучше того твоего телавизора. Или как там оно называется… После этого короткого перерыва они продолжили. Через какое-то время Поттер стал делать совсем уверенные, четкие шаги, а не практически просто топтаться под музыку, как было в самом начале. И Веста решила перейти к следующему этапу: партнер слегка приподнимает партнершу. С этим возникли проблемы. У Поттера почему-то тряслись руки в этот момент. — Я что, настолько тяжелая? Поттер, конечно, не выглядит качком, но этот элемент в танце длится не более нескольких секунд. Неужели так трудно её приподнимать? — Что? Нет, конечно, нет, вовсе ты не… просто… не бери в голову, — и помотал головой, заметно стараясь угомонить дрожь в руках. Что это с ним? Ещё и покраснел. Почему-то. Они и так были оба слегка красные из-за продолжительной физической активности, но лицо Поттера в этот момент стало ещё пунцовее. Неизвестно, сколько ещё они после этого тренировались, но ноги изрядно устали. Казалось бы, ничего сложного — кружись да кружись по классу, но усталость накатывала всё больше и больше свинцовыми волнами. Когда Веста отстраняется от Поттера, чтобы сделать ещё одну передышку — скорее последнюю, потому что больше тренировать, в общем-то, нечего, — взгляд цепляется за нежданную гостью на пороге класса — серую полосатую кошку с желтыми глазами. Вздрагивает. Миссис Норрис. Этого только не хватало. — Пожалуй, наш урок стоит закончить, — предлагает Веста, чувствуя, как заколотилось в панике сердце об ребра. Поттер оборачивается, выпуская её ладонь, уже так привычно лежавшую за всё это время в его руке. Кошка внимательно оглядывает кабинет, презрительно прищурив глаза, словно живой человек. Гнусный и надоедливый, но человек. А после медлительно разворачивается и, довольно вильнув хвостом, покидает кабинет. — Сейчас позовет Филча, — сокрушенно качает она головой, принимаясь запихивать бутылку с водой в полупустой рюкзак. — С чего бы? Мы ничего не нарушаем. Её практически пробирает на истерический смех. Не нарушаем, да. — Забыл, у кого я проигрыватель стащила? Пойдем, пока он не застал нас на месте преступления. Проигрыватель не выключает — только времени больше займет. Закидывает рюкзак на плечо и стремительно спешит к двери вслед за Поттером. Но на выходе врезается в его спину. Что такое? — Уже в коридоре, — шепчет он, хватает её за запястье и тянет обратно в класс. Прекрасно. И что им делать? Стоят вдвоем посреди кабинета, панически оглядываются, высматривая пути к отступлению. Так нелепо попасться — лучше не придумаешь. Думай, думай... Перехватив руку, теперь уже она берет его за предплечье и тянет — к учительскому столу. Объяснять ему ничего не нужно, не глупый, и они почти одновременно ныряют вниз. Тяжело дыша, она прислоняется спиной к ножке стола, вглядывается в щель, открывающую вид на помещение. Почти в ту же секунду в класс врывается завхоз. Мотает серой головой из стороны в сторону, оглядываясь. Подходит к играющему проигрывателю и выключает, обрывая льющуюся из него музыку. — Грязные воришки, — бормочет он, скользя неприязненным взглядом по классу. — Знаю, что вы здесь. Вот найду, и мало не покажется… — проходит мимо парт, наклоняясь и заглядывая под некоторые, что для него почти подвиг — его старая спина выглядит довольно-таки скрюченной для таких пируэтов. Подходит к шкафам, открывает то один, то другой. Весте почему-то смеяться хочется. Сидит под учительским столом, с Поттером, пока Филч грозится найти их и наказать. Здесь вдобавок тесно до безумия, и их коленки вплотную прикасаются друг к другу. А если прислушаться — можно услышать его сердцебиение, как и он наверняка — её. Это уже нервное. Прикусывает костяшку, подавляя этот истерический приступ смеха. Поттер пихает её коленкой несильно, мол: успокойся. Она кивает и кое-как перебарывает смех, но улыбку стянуть с лица не получается, и он беззвучно усмехается тоже. Она смотрит на него, спрашивая глазами: что делать-то будем? Он пожимает плечами. И осторожно выглядывает из-за стола, какое-то время следит за действиями завхоза, беспорядочно пытающегося отыскать нарушителей. Видимо, ему в голову ударяет какая-то идея, потому что он резко возвращается в прежнее положение и стягивает с плеча Весты её рюкзак. Максимально бесшумно расстегивает часть молнии и выуживает оттуда бутылку под её внимательным взглядом. Ну и что он задумал? Может, это просто у неё мозг отключился из-за паники вперемешку с желанием смеяться. Но до неё не доходит, что он хочет сделать, пока он не выглядывает снова и не пытается прицелиться в открытую дверь крохотной кладовки возле стола. Да не попадет же. Тут траектория не та, неудобно будет, шанс попасть — мизерный. И тем не менее она не пытается отговорить, а замирает в ожидании, подобно статуе. А сердце стучит, стучит лихорадочно… и шея слегка затекла от неудобного положения. Когда Филч повернулся спиной, Поттер размахивается и кидает. К огромнейшему удивлению — попадает. В кладовке слышится грохот, заставивший дернуться, хотя этого грохота они оба и ожидали. — Попались! — возликовал завхоз, устремляясь в кладовку мимо учительского стола и совершенно не замечая притаившихся под ним учеников. Веста тут же выползает из-под стола на четвереньках, вскакивает на ноги и подрывается к кладовке. Захлопывает дверь, прижимаясь к ней плечом, и запирает её снаружи. С обратной стороны двери тут же слышатся удары об нее, и Веста, прочувствовав каждую вибрацию на своем плече, отходит на несколько шагов назад, чуть не столкнувшись спиной с уже тоже вылезшим Поттером. — Мерзкие дети! — слышится из кладовки. — Вот доберусь до вас! Выберусь и доберусь! Мерзкие! Дети! Она облегченно выдыхает и смотрит на Поттера. Тот как-то неуверенно усмехается, будто смеяться сейчас пока ещё нельзя, запрещено, и рассматривает результат их трудов — дверь, ходящую ходуном от попыток Филча выбраться. Закинув валяющийся на полу рюкзак на плечо, Веста отступает к выходу спиной, всё ещё не сводя глаз от двери. Откуда в этом старом завхозе столько сил? Или это просто дверь хлипкая? — Может, закрепить успех магией? — шепотом спрашивает она у Поттера, чтобы услышал только он. Филч вот-вот её выломает. А один только Коллопортус, и никаких проблем, никакого завхоза на ближайшее время, пока они не скроются на достаточном расстоянии. — Не жестоко? — как-то виновато морщится он, уже стоя на пороге. Ещё один святоша. Было бы жестоко, если бы она сейчас проигрыватель включила на большой громкости. Чтобы никто из проходящих мимо его зова о помощи не услышал, сколько бы тот ни стучал и ни звал. А так, всего лишь запрёт магией. Какой-нибудь учитель пройдет мимо, услышит, и откроет. А они уже будут далеко. Ничего такого уж жестокого. Этот самый завхоз, которого Поттер жалел, сокрушался когда-то на тему того, что надо бы насильственное наказание обратно в устав вернуть, чтобы из учеников всю дурь выбивать. Высказать всё это она не успевает. Дверь со зверским грохотом распахивается. Ой. Поттер моментально, даже не задумавшись, хватает Весту за локоть, выталкивая за собой в коридор. Оказавшись за пределами кабинета, бегут сразу же куда-то, практически несутся, не смотря по сторонам. Рюкзак неудобно болтается на одном плече, и дыхание сбилось тут же, но они бегут, бегут куда-то, Веста не понимала, куда, но Поттер, видимо, понимал — на поворотах тянул её за собой. Останавливается около статуи Одноглазой горбатой ведьмы. Поттер достает палочку, стучит ею по статуе и произносит «Диссендиум». Каменная ведьма со скрежетом отодвигается, открывая темный проход. Что это за фокусы? И много тут таких потайных ходов? Даже секунда растерянности могла сыграть с ними злую шутку, поэтому Поттер осторожно подталкивает застывшую в нерешительности Весту к проходу, и они оба скрываются в полнейшей темноте. Статуя отодвигается на прежнее место, перекрывая даже такой неясный источник света, как освещение из коридора. Наощупь Веста прислоняется затылком к каменной прохладе стены и пытается перевести рваное до безумия дыхание. Где-то там за статуей — шаги, голос Филча: — Далеко убежать не могли… я-то их найду… Мерзкий же он тип. Подумаешь, стащили проигрыватель… она собиралась вернуть. Наверное. Через какое-то время шаги стихают. И Веста усмехается, покачав головой. — Люмос, — шепчет она, и кончик её палочки освещает какой-то коридор, в котором они оказались. Смотрит, приподняв в немом вопросе брови, на Поттера, чьи волосы от этой занимательной пробежки растрепались ещё больше, а лицо раскраснелось. — Итак, это ещё что такое? — Потайной ход. Очень познавательно. — Это я поняла, спасибо. Откуда ты о нем знаешь, и почему о нем не знает Филч? — Я тебе не рассказывал о Карте Мародеров? О чем не рассказывал? О карте чего? Слишком много непонятных названий сегодня. Слишком. Очередной магловской вещью это оказаться не может — с Хогвартсом же связана. Но как Поттер может знать о чем-то в волшебном мире, о чем не знает она? — Нет, видимо, как-то забыл упомянуть, — саркастично отвечает она, всё ещё тяжело дыша. Отводит палочку в сторону и смотрит в коридор, затемняющийся вдалеке. Кажется глубоким, длинным. Куда он вообще ведет? — Потом как-нибудь покажу. Карту? Он покажет ей какую-то там свою Карту Мародеров, которая невообразимым образом помогает спасаться от назойливого злобного параноика? — Не боишься раскрывать мне свои маленькие секреты? — Одним из составителей этой карты был твой отец, так что… Это «так что» остается без продолжения, теряясь в сбитом дыхании. Потому что и так очевидно, что в связи с этим он покажет ей её без каких-либо сомнений. Ну, а теперь ещё раз. Сириус был составителем какой-то там карты. Сириус. Вопросов появилось море, но, видимо, пока не до них. — Как думаешь, этот старый хрыщ нас опознал? — Не думаю. Фора была слишком большая, и мы всё время сворачивали. Тоже верно. Ещё несколько долгих секунд они переводят дыхание, возвращая его к норме. Всё-таки пробежали миллион коридоров и даже пролетели несколько лестниц мимоходом. Всё ещё освещая темный коридор палочкой, Веста смотрит на Поттера. Он тоже переводит взгляд на неё. И их пробирает на смех. Неожиданная развязка урока танцев, заведомо кажущегося нелепым и для кого-то скучным. Погоня с Филчем в главной роли… да уж. Поттер снова стучит палочкой по статуе, и они, продолжая смеяться, вываливаются из своего укрытия, отчего свет, льющийся из окон, болезненно бьет в привыкшие к полумраку глаза. Он на всякий случай оглядывается — нет ли никого. Филч вроде ушел. — Да уж, бег — это не мое, — признает Веста, потирая бок, который во время этой пробежки беспощадно колол. Спортивная активность, говорите?.. Ей бы лучше за книжками да несложными танцами оставаться. — Ты же сбегала от Пожирателей. Она несильно пихает его локтем в бок, и он усмехается, уворачиваясь. — Всю жизнь мне это припоминать будешь? — спрашивает она, натягивая лямку рюкзака на второе плечо, потому что на одном нести всё неудобнее и неудобнее. Поттер разводит руки в сторону, будто она сказала величайшую глупость. — Естественно! Это же супер-круто, тебе так не кажется? И супер-стремно. Ага. От воспоминаний мурашки по коже даже невольно пробежались, заставляя поежиться. — Это только звучит так. На деле это со стороны выглядело наверняка не очень. — Вау, неужто кто-то меня понимает! Всю жизнь людям об этом твержу. Около лестниц они остановились. Потому что ему нужно выше — на седьмой этаж в башню. Ей ниже — к сырым подземельям. Разные факультеты, разные гостиные. Но она попросила ещё немного поболтать, потому что представила, каково будет вернуться в холодные подземелья, к холодным однокурсникам, сразу после того, как впервые за полтора месяца искреннее веселилась, пусть и убегая от старого занудного завхоза. И они пошли на первый этаж. В этих коридорах не были застеклены окна, были лишь отверстия в каменных стенах в форме полуовала. Здесь теплее, чем на улице, но ледяной воздух вместе с кружащимся в ветре снегом всё равно проникал в коридор, освежая разгоряченный мозг. — Кстати, давно хотел поговорить… — как-то вяло начинает Поттер, остановившись у одного из таких окон. — То, что я тогда сказал тебе. Ну, когда мы… поссорились. Что ты унижаешься. Я не это хотел сказать. Ух ты. Он всё ещё помнит об этом и думает, хотя прошло около месяца. Она помнит тоже, но потому что её это задело, потому что намертво впечаталось в мозг. А у него какое оправдание помнить такой пустяк? — Всё нормально, — натянуто-безразлично отвечает она и поджимает губы. — Просто я не совсем понимаю, почему ты всё ещё пытаешься его защитить. После всего, что он сделал. У этих двоих, у Поттера с Драко, даже мысли сходятся. Первый не понимает, почему она защищает брата, второй — почему она защищает "шрамоголового". С чего она вообще кого-то защищает? Жилось бы ей в своем уютном эгоизме, и жилось. Нет же, нужно вылезти из него, и главное — зачем… — Он же мой брат. Как бы сильно он ни ненавидел меня, я всё равно постараюсь ему помочь. Он качает головой. Не понимает. Конечно, не понимает, порой даже она сама себя не была способна понять, а тут вовсе другой, чужой человек, не знающий, что за скомканная каша кипит под её черепной коробкой. — Но если он этого не заслуживает? — У тебя нет братьев и сестер. Ты этого не поймешь. Его раздраженный вздох отдается паром в прохладном воздухе из-за контраста температур. — Так объясни мне. Если всё дело в братско-сестринских отношениях, то почему у вас это односторонне? Что-то я не видел, чтобы в этом году он хоть раз за тебя заступился. — Мне и не нужно было, чтобы за меня заступались. Самой же кое-как получилось поставить их на место. За спиной брата прятаться больше нет нужды. Да и не хочется. Вспоминая прежнюю, безвольную себя, хочется скривиться от отвращения. Не то чтобы сейчас она сильная, самодостаточная личность, но лучше, чем было, с этой её жалкой зависимостью от поддержки и помощи Драко. — А если бы было нужно? Хороший вопрос. И ответ на этот вопрос очевиден, но вслух говорить будет неприятно. Слово «нет» жгло язык и не давало быть произнесенным. А нужно ли произносить? — Просто понимаешь… — нервно заправив прядь волос за ухо, нерешительно начинает она, сама не понимая, почему внутри снова приоткрывается какой-то клапан, позволяющий говорить откровенно. Открывающийся только рядом с ним почему-то. — Драко обычно требует полной преданности. Ему важно, чтобы были на его стороне целиком и полностью. Поэтому после того, как я предала его доверие, естественно… — То есть ты себя в этом винишь? Слова звенят в голове оглушающе. Заставляют вздрогнуть и посмотреть на него растерянно, не моргая. Винит? Конечно, винит. — Да не то чтобы... — Блэк, раскрой глаза. Малфой — просто придурок, и в этом нет твоей вины. Ты такого не заслуживаешь. Нервный смешок. Веста скрещивает руки на груди и подпирает каменную стену плечом. Ну-ну. — С чего это? Или я уже не эгоистка, какой была месяц назад? — Слушай, давай просто сойдемся на том, что месяц назад мы оба перегнули. Ей не хотелось на этом сходиться. Он не перегнул. Она правда эгоистка и только и делает, что плачется Поттеру по своим проблемам. Когда последний раз она кого-то успокаивала, а не кто-то — её? В другой жизни? Хотелось озвучить эти мысли, вылить то, что скребет тревогой разум, но она осознает, как жалко это будет выглядеть. Не хочет создавать впечатление, будто она напрашивается на то, чтобы он убеждал её, какая она из себя хорошая, что она не эгоистка и прочее. Мерзко. Лучше уж молчит. Молчит и думает о своем, выбрав не самую удачную точку, куда можно уставиться, задумавшись. Морозный ветер задувал в коридор снег, кружа снежинки в хаотичном танце, и они медленно опускались на их головы. На голову Поттера в том числе, то есть. Одни таяли сразу же, другие терялись в его волосах, исчезая, остальные аккуратно ложились на взъерошенные пряди. Прекрати. Пялиться. Думаешь, он не замечает? Не слепой, замечает, естественно, что прямо сейчас ты просто… — Ты хоть когда-нибудь причесываешься? — выпаливает она первое, что пришло на ум, когда Поттер непонимающе прищуривается. Не понимал либо почему она молчит, либо почему смотрит куда-то в его голову, а не в глаза, как обычно делает любой нормальный человек. Ха-ха, правда думаешь, она нормальный человек? Всё ещё? Смешно. — Естественно, — как-то заторможенно отвечает он, слегка хмуря брови. Конечно, заторможенно. Как ещё реагировать, когда посреди разговора спрашивают о волосах? А Веста цепляется за эту глупую тему, только чтобы скрыть эмоции, скрыть то, что тревожит, беспокоит, чтобы убежать от действительно важных тем и спрятаться в пустяках. — А сегодня? — Сегодня тоже. — Незаметно. — Да какая разница? — качает головой в непонимании, тряхнув волосами. Никакой разницы. Вот серьезно — никакой. — Не хотелось бы, чтобы на балу ты был такой же растрепанный. Стричься пробовал? — Пробовал. Точнее, моя тетя пробовала, я тебе не рассказывал? — Веста помотала головой. — Если коротко, какое-то время ее до безумия бесили мои волосы, но она не теряла надежды, продолжала попытки обкромсать их тупыми ножницами, но каждый раз на следующее утро…***
— Итак, как дела с той твоей организацией? — неловко спрашивает Веста на полпути к Хогсмиду, цепляясь за одну из очень немногих общих тем. Снег, утрамбованный другими ногами, уже прошедшими здесь до них миллион раз, всё равно громко хрустел под сапогами, а всё не прекращающие спускаться со свинцовых облаков снежинки задувались прямо за шиворот, заставляя всё больше кутаться в шарф. — Пока всё по-прежнему. Новых участников не добавилось, — отвечает Грейнджер и поджимает губы. Вот удивительно-то. Это было странно. Полностью наедине с Грейнджер она ещё не общалась. Когда они жили в одной спальне, переговаривались редко, обычно только по каким-то нейтральным вещам наподобие «кто последний в очереди в душ?» и прочая скучная рутина. В Хогвартсе она с ней болтала время от времени, но в присутствии Уизли и Поттера. Теперь же — только вдвоем. Но не с Поттером же идти выбирать платье на бал. И не со слизеринками. А самой платье выбирать страшно — своему вкусу она вполне доверяла, но пусть хоть кто-то со стороны посмотрит, оценит, прежде чем тратиться. Сама Грейнджер, как и большая часть школы, купила наряд заранее: в письме перед Хогвартсом было четко указано, что следует взять с собой в этом году либо парадную мантию, либо платье. Малфои ей, конечно, платье купили заранее, но брать она его не стала. Во-первых, при подготовке к побегу она старалась брать только самое необходимое, пусть рюкзак и был расширен магически и вполне мог вместить один лишний элемент гардероба. А во-вторых — ей тошно было бы надевать на торжественное мероприятие вещь, купленную на вкус Люциуса, на его золото. Лучше уж сама. Пусть и на деньги Сириуса, отправленные им с очередным письмом, хотя было до безумия неловко их у него просить. Но есть ли у нее выбор, если то платье она уже оставила в мэноре, а покупать новое не на что? Проще было бы вовсе не идти ни на какой бал. Но пообещала же уже Поттеру, что пойдет с ним. Хотелось бы, чтобы ей давалось без проблем просто не сдерживать обещания, но как-то не выходило. Даже у неё есть какие-никакие принципы. И Сириус сказал не беспокоиться. Сказал, чтобы воспринимала это как подарок на Рождество, который он обещал. — Не хочешь перед магазинами зайти в «Три метлы»? — предлагает Грейнджер, остановившись посреди улицы и кивнув головой в сторону паба. — Согреться для начала. Неожиданно. Даже скованные одной целью — попыткой купить Весте платье — находиться вдвоем наедине было дико, а тут ещё и зайти в кафешку. Посидеть там. Как подруги. В любом случае, Веста замерзла. Поэтому — почему нет? Когда они зашли в помещение, к щекам тут же прилила кровь от смены температур, и замершие до красноты руки тут же начали оттаивать, покалывая. Они не стали заказывать много — только по одному бокалу согревающего сливочного пива с имбирем и посыпанной сверху корицей. Грея пальцы об уже нагретый содержимым бокал, Веста усиленно думала, о чем поговорить, чтобы нарушить это неловкое молчание. Вот есть же люди, с которыми даже в тишине — уютно. Не напрягает. Это не совсем тот случай. — С кем ты пойдешь на бал, если не секрет? — задает она вопрос, который её и так мучил, но до этого момента ей он казался несколько нетактичным. Вариантов для тем разговора больше не оставалось, так что. На лице Грейнджер появилась легкая, рассеянная улыбка. — Если честно, я бы хотела сохранить это втайне от Гарри и Рона, — и делает глоток напитка, пряча собственное смущение. — Ты думаешь, если я иду с Поттером, я побегу выкладывать ему все твои маленькие секреты? — Нет, просто… вдруг это он попросил тебя узнать. Неужели Грейнджер правда думает, что Веста стала бы выполнять чьи-то поручения, бегая и выискивая у других их секреты для Поттера? Делать ей больше нечего. — Меня никто не подсылал, успокойся. Поводов для доверия ко мне у тебя, наверное, маловато, но если ты все же поделишься, я и слова никому не скажу. И с чего её это так интересует? Вся эта рождественская бальная шумиха её только раздражала, а сейчас она вступает в ряды всех жизнерадостных и предвкушающих? Дожили. С минуту Грейнджер мнется в нерешительности. Успевает сделать ещё несколько глотков, и только после этого, чуть наклонившись ближе, будто боясь, что её здесь услышат, признается: — С Виктором Крамом. Первая реакция, неправильная и нетактичная, — хочется рассмеяться. Но она сдерживается, лишь подозрительно прищурив глаза. Это шутка, да? По Краму сохнет добрая половина всех девочек в школе. А выбирает он Грейнджер. Нет, Веста не может не признать: внешне она очень даже симпатична. Но что у них общего-то может быть? — Ты серьезно? — А ты считаешь, я не могла бы ему понравиться? — слегка надменно спрашивает она, откинувшись на спинку стула и изогнув одну бровь. Да нет же, речь не об этом. Почему она так в штыки все воспринимает? — Могла бы, конечно, но ты же даже квиддичем не увлекаешься. — Ты тоже, — напоминает Грейнджер, слегка оттаивая. — Но это не мешает тебе идти на бал с гриффиндорским ловцом. С Поттером они же не о квиддиче болтают. Болтают на разные темы обычно. Вроде как даже доверяют друг другу. Что-то среднее между знакомыми и друзьями. — Это же другое. — Ты в этом уверена? Хорошо. Не уверена. Неужели она действительно общается с Крамом в свободное время? О чем? Это уже не её дело, она это понимает, поэтому только удивленно качает головой и возвращается к напитку, делая несколько почти что обжигающих горло глотков. — Только никому, ладно? — Разумеется. Я же сказала, что никому не расскажу. — Хорошо… спасибо. Веста кивает, легонько усмехнувшись. Грейнджер благодарит её за то, что она сама же и рассказала ей свою сокровенную тайну. Святоша — этого не отнять. — Могу я тоже задать тебе один вопрос? — Зависит от того, какой. На несколько секунд воцаряется пауза, в процессе которой у Грейнджер, видимо, в голове работали механизмы, усердно решающие: спрашивать или нет. Любопытная часть механизма перебарывает. — Я просто не могу кое-чего понять… почему ты идешь с Гарри? Вот это уже опасная зона. Зона вопросов, на которые ты даже сам себе ответить не можешь, опасна по определению, и их обычно следует избегать всевозможными способами. Веста безразлично окинула взглядом паб, собираясь с мыслями и думая, что сказать. Посмотрела на ярко украшенную к Рождеству елку, на школьников за разными столами, весело болтающими о грядущем бале. Как будто тем больше никаких для разговоров нет. Бал, бал, бал… скукотища. И сама же говорит о нем. — Он пригласил, я согласилась. Бывают разве какие-то особенные причины? — Ты же понимаешь, о чем я. Разве тебе не обидно, что он позвал сначала Чжоу? Чудесно, Грейнджер обо всем в курсе. Да и с чего бы она не была в курсе… лучшая подруга Поттера, в конце концов. Обидно. Конечно, обидно. Чем Чанг лучше неё? Красива — да, но и Веста же не безобразна. Шикарно играет в квиддич — да, но разве это причина для того, чтобы быть в приоритете? Разумеется, это не ревность… сейчас бы Поттера ревновать. Конечно. А внутренности грызли сомнения. Видимо, Чанг во всем лучше. Веселее, чем она — по крайней мере, должно быть, не ноет сутками напролет. Общаться с ней наверняка приятнее — не язвит, не иронизирует. Вся из себя такая доброжелательная, солнечная, приветливая… аж тошно. Это, видимо, и причина его выбора. Те, кто приглашали Весту до него, не знали её достаточно хорошо, опирались на внешность. Поттер — знает. Знает, что она кладезь негативных эмоций, ходячая депрессия с грозовой тучей над головой, и конечно ему хотелось бы пойти на бал с этой Чанг, а не с ней. А после её отказа попросту выбора не оставалось. Легкие болезненно сдавило. — Его межличностные отношения меня не касаются, — отстраненно отвечает Веста, смотря пустым взглядом перед собой. — Он пригласил, я согласилась. Всё. Ты допила? Пойдем? А то ещё платья разберут… Грейнджер явно не поверила, что причина ухода — страх не купить платье, но донимать с расспросами не стала. Они оставили по два сикля за напитки и, закутавшись в верхнюю одежду, выбрались на улицу в поиске магазинов одежды. Выбор в первом попавшемся магазине, «Колдовской моде», был огромным. И волнующим душу. Изящные, в пол, разных цветов, отчего создавалось впечатление, словно смотришь в калейдоскоп, шелковые, невесомые, идеальные. Платья были идеальными. И как выбирать из всего этого разнообразия? Первым делом душа потянулась к привычным цветам. Изумрудные, темно-зеленые. Этот цвет, как она считала, ей идёт. Стал уже почти второй кожей, которую она скидывать не собирается. — Может, немного отойти от привычных факультетских цветов?.. — неуверенно спрашивает Грейнджер, когда Веста проводила кончиками пальцев по шелковому рукаву одного из этих произведений искусства. — Мне они нравятся, — пожимает Веста плечами, и вдруг в голову ударяет мысль. А ей ли они нравятся? Всю жизнь её одевали приемные родители. Она часами могла ходить по магазинам под внимательным присмотром Нарциссы, после чего все покупки оценивались Люциусом. Не дай Мерлин она бы опозорила их своим внешним видом! Но она так к этому привыкла… изумрудный — её любимый цвет. Не одеваться же теперь в кричащие цвета только лишь из-за бунта, кипящего в крови вот уже год. — Просто давай не зацикливаться на одном? — не уступает Грейнджер. — Почему бы не взглянуть на остальные? Возможно, что-то понравится. Смысл в этом был. И Веста всё же, пусть и нехотя, но пошла вдоль рядов белых наряженных манекенов, что изящно позировали, привлекая внимание к платьям. А душа всё тянулась туда, к цветам Слизерина… к привычным цветам. Ведь это было бы неплохо — показать принадлежность к факультету своим внешним видом, разве нет? — А у тебя-то какого цвета платье? — невзначай бросила Веста, присматриваясь к серебристому прямому платью судлиненными рукавами. — Голубого. Может, тогда и не заморачиваться с факультетом? Грейнджер вон не заморачивается. С другой стороны — у неё даже многие блузки были в этих тонах. И когда она смотрелась в зеркало, это отражение ей нравилось. Уже хочется развернуться и пойти обратно к манекенам, что она увидела вначале, но мысль, а точнее — образ перед глазами, под веками, почти ослепляющий, — заставляет замереть на месте. Знаете, что ещё в этих тонах? Платье, что купил ей для Святочного бала Люциус. Глубокого зеленого цвета. Безумно красивое, но купленное им. Видимо, бунт в крови всё же окажет более весомое влияние. Но какого тогда цвета выбрать? Розовое? Точно нет. Красное? Как-то по-гриффиндорски. Синее? У Грейнджер голубое уже, хотелось бы выделиться, наверняка они на балу будут время вместе проводить, раз уж Веста идет с Поттером. — Ты хочешь что-нибудь поярче или помрачнее? Занимательный вопрос. Если выбирать под стать настроению перед праздником… — Помрачнее. — Но почему бы не… — Просто помрачнее. Я не хочу быть ярким пятном, мозолящим глаз. Красивое платье — не всегда кричащего цвета, правда? А пастельные цвета — не моё. Грейнджер понимающе кивнула, и они продолжили поиски. Желтое, пурпурное, золотистое, пастельно голубое… всё не то. Всё безмерно прекрасно, но она не видела себя в них. Может, просто непривычно, а может они действительно ей не подойдут. Просто картинка не складывалась никаким боком. — А как тебе вон то? — предлагает Грейнджер, когда Веста приглядывалась к прямому бордовому платью. Ни на что особо не надеясь, Веста равнодушно поворачивает голову. И замирает. Манекен в виде утонченной девушки заметил обращенное на него внимание и, собрав подол длинными белыми пальцами, сделал изящный реверанс. Платье было цвета темного индиго. Корсет изящно обхватывает тонкую талию, открывая плечи и ключицы, а рукава — из полупрозрачной невесомой ткани, издалека вовсе напоминающей легкую фиолетовую дымку, что струилась вокруг рук. Юбка довольно пышная, но не настолько, чтобы мешать танцам. Ближе к низу этот фиолетовый цвет градиентом выливается в совсем темный оттенок, почти черный, и этот черный подол едва прикрывает туфли. И вот в этом платье она себя представляет. Представляет себя на месте манекена, представляет себя танцующей в паре с чемпионом Хогвартса, с идеальной осанкой и хрупкими плечами, с какой-нибудь замысловатой прической, которую она пока не придумала. Уже даже не замечая Грейнджер рядом с собой, она едва передвигает ногами, подходя ближе. Осторожно проводит рукой по нежной ткани юбок. И рядом — висит ценник. Веста подцепляет его пальцами и, увидев, втягивает в легкие воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Ну, а чего она ожидала? Всю жизнь её купали в роскоши, что касалась одежды, дома и всего прочего, и эта цена не показалась бы ей тогда высокой, но сейчас — кажется. Ещё как. Сейчас, когда она покупает себе платье на деньги Сириуса, который вовсе не должен на неё тратиться, ей хочется сэкономить. Галлеонов он ей отправил достаточно, на это платье бы хватило, но у неё в планах было купить платье поскромнее, а остаток золота отправить обратно. Отцу, вероятно, это бы не понравилось — всё же он отправил столько галлеонов, сколько посчитал нужным, но она так не может. Не может тратить чужие деньги в большом количестве. А если всё же его купить — остаток будет настолько крохотным, что отправлять его обратно будет уже попросту стыдно. Но она больше не видит других вариантов. За эти несколько секунд, что это платье находилось в поле её зрения, она успела в него влюбиться и теперь готова чуть ли не замуж за него выйти, настолько оно ей полюбилось. — Мне кажется, этот цвет тебе подойдет, — осторожно заявляет Грейнджер где-то сбоку. Боже, Грейнджер, ты не помогаешь. Соблазн и так велик до безумия. Как протянутое змеем-искусителем яблоко. А впрочем. Впрочем — Сириус же говорил, что подарок на Рождество должен быть особенным в честь её безрассудного побега, и она может просить, что хочет, не так ли? Так. Абсолютно точно так. И истинная красота, кажется, требует жертв? Жертв в виде галлеонов.