Центр внимания

— Грейнджер, только у тебя могли отнять баллы за то, что ты прочла весь чертов учебник, — поражается Веста, склонившись над «Общей теорией заклинаний», расположенной на скрещенных ногах. Сентябрьское солнце слегка слепило глаза, поэтому она раздраженно подставила ладонь козырьком ко лбу, водя взглядом по страницам. По Заклинаниям скоро проверочная, поэтому опять — зубрежка, зубрежка, зубрежка. — Я не виновата, что не согласна с автором, — отвечает Грейнджер, прислонившись спиной к плотному стволу дерева. Они разместились вдвоем неподалеку от Черного озера, прямо на траве, устланной уже начавшими падать сухими, желтыми листьями. Ветер раздражающе трепал волосы обеим, но, в целом, погода была удивительно приятной. — А кто недавно говорил Поттеру, что лучше на её уроках не высовываться? — Это же другое. С этим нельзя не согласиться, одно дело талдычить, что Тот-кого-нельзя-называть восстал, а другое — высказать свое мнение по поводу высказываний в учебнике, но суть приблизительно одна: на уроках Амбридж лучше вовсе не показывать виду. Притаиться, внимать бредовым идеям министерской жабы, можно даже сделать вид, что якобы соглашаешься, чтоб отлипла насовсем. — Предлагаешь ничего не делать? — с холодком осведомляется Грейнджер, когда Веста озвучивает свои мысли. И вспыхивает легкое, колючее раздражение. — Вовсе я не это предлагаю, — кривится она, захлопывая учебник, ведь всё равно не получается вникнуть во все эти параграфы и дебри извилистых длиннющих предложений. — Просто не в лоб же. Это вам ничего не даст. Нужно думать над обходными путями. — Например? — Да что угодно. Например… Хороший вопрос. Что — например? Всё казалось таким очевидным и в то же время до безумия размытым. Простое размытое «нужно что-то делать» и простое размытое «не в лоб». На этом все её идеи заканчивались. Мысли у неё явно были заняты не школьными заговорами. С вечера воскресенья Драко, встречаясь с ней взглядами, всегда отвратительно-мерзко-язвительно ухмылялся, напоминая о унизительности её положения. От этого каждый раз дыхание спирало, и кому-нибудь врезать хотелось. Да некому. Да и она же девочка. Её воспитывали не так. Хотя если бы с рождения её воспитывал Сириус, она бы не удивилась, если бы врезать кому-нибудь было обычным для нее делом. Будничной рутиной. Разрядкой после тяжелого, нервного дня. К слову об отце — на днях пришло длинное письмо от Сириуса, где он спросил, всё ли в порядке после того вечера и, если он подпортил ей жизнь своим появлением, то ему очень и очень жаль. Жизнь он ей даже не то чтобы подпортил, а всё попросту стремительно покатилось куда-то в раскрывшую свою пасть пропасть. Но, видя его глубокое сожаление, она попросту не могла злиться на него, и вся злость бурлила и скапливалась в одну сторону — Драко. Если бы не он, она бы просто побеседовала с отцом, которого, нельзя не признать, видеть было действительно преприятно. Поэтому она, чтобы он не трепал себе нервы понапрасну и не винил себя ещё и за это, ответным письмом написала, что всё в порядке. Просто заходил один из старост, даже не уточнила, кто именно, но Сириуса тот якобы не увидел, поэтому — пронесло. Так и не придумав ничего «например», Веста с тяжелым вздохом, в задумчивости, прислоняет сложенную книгу ко лбу, словно это как-то поможет придумать. Буквы сложатся из нудных параграфов в нужные слова и вольются в голову. Было бы неплохо. — На самом деле, у меня была одна мысль, — видя отчаяние подруги, невзначай признается Грейнджер. — Но я о ней ещё даже Гарри не говорила… просто несерьезная мысль. Веста выпрямляется, отложив учебник и внимательно посмотрев ей в глаза. — Я заинтригована. — Гарри мог бы учить нас Защите от Темных искусств. Вместо Амбридж. Он же с Темными искусствами сталкивался уже года четыре подряд, кому как не ему знать всё, что может потребоваться? Поттер в качестве учителя… с его нынешним не совсем стабильным эмоциональным состояниям выйдут довольно-таки занимательные занятия. Задумчиво вытянув губы, она откинулась слегка назад, уперев руки в сухую траву чуть позади себя. Прокручивает эту мысль в голову ещё раз. Поттер в качестве учителя. — Подпольное школьное сообщество? Мне нравится, — выносит она вердикт, растянув губы в ухмылке. — Да нет, не сообщество, — отнекивается Грейнджер, помотав головой. — Скорее как в прошлом году. Когда Гарри готовился к испытаниям. Только вчетвером. — А почему бы не созвать всех желающих тогда? Наверняка найдутся добровольцы. Мысль создать целую группировку учеников, желающих дать отпор, завораживающе манила своим сладким шепотком. Это же почти как Орден Феникса. Только с младшим поколением. — Я Гарри пока даже о первом варианте не говорила. А ты тут о целом сообществе. Не думаю, что он будет рад. — Тогда заставим, — поднимается на ноги Веста и отряхивает юбку от припавших к ней сухих листьев. Грейнджер посмотрела на нее снизу-вверх с укором. — Что? А кому сейчас легко? Та качает головой, отведя отрешенный взгляд. Да что такого-то? Звенит предупредительный колокол, и Веста кивает головой в сторону замка, протягивая Грейнджер руку. Та на неё опирается и поднимается следом на ноги, принявшись собирать разложенные по траве вещи. — Не знаю, Веста, — сомневается она. — Мне кажется, всё должно быть на добровольной основе. — Суровые времена требуют суровых мер, — с видом философа заключает Веста, с трудом утрамбовав учебник в рюкзак, и без того наполненный книгами почти до края, и они улыбаются, идя к замку вдоль школьного двора. *** Разумеется, они его заставили. Если быть точнее, уговорили, но смысл один: подпольной организации — быть. Волна энтузиазма по этому поводу её прямо-таки захлестнула, заставила словно проснуться, взбодриться, воспрянуть от какого-то затяжного тревожного сна, длящегося уже две недели. Словно окунулась в какую-нибудь очередную магловскую книгу, где группа подростков организует тайное общество. Только с магией, которой веяло в каменных стенах готического замка. Звучит гипнотически заманчиво. Даже ухмылки Драко уже не так напрягали. Пока что ему в голову не пришло, как именно использовать такое выгодное положение, поэтому пока можно жить относительно спокойно. Пока можно целиком и полностью броситься с головой в этот омут тайн и интриг против Министерства, пусть на данный момент все принимало довольно маленький, даже чуточку по-детски наивный масштаб. По пути в Хогсмид на первое собрание она слегка волновалась, но Поттер, естественно, волновался куда больше, поэтому пришлось запихнуть свою тревогу куда подальше, чтобы хоть как-то успокаивать друга. Неловко сказала, что из него выйдет отличный учитель. Он энтузиазм не особо оценил, только благодарно кивнул и задумался о чем-то своем. Поддержка из неё, как обычно, никакая. — Рон, ты же староста, — прошипела Грейнджер, когда Уизли в «Кабаньей голове» предположил, что бармену явно плевать на возраст здешних посетителей и вполне мог бы продать им огневиски, которое тому уже давненько хотелось попробовать. Что-то подсказывало, Уизли прав: в этом затхлом, грязном месте даже тролль может пройти, постояльцам и бармену будет глубоко все равно. — Я, кстати, пробовала, — невзначай бросила Веста, задумчиво ковыряя ногтем слегка облезшую поверхность круглого столика. Воцаряется тишина, и она поднимает взгляд, встретившись с тремя парами удивленных глаз. — Что такого? Сириус сказал, что лучше я попробую впервые с ним, чем в какой-нибудь малознакомой компашке, и дал сделать пару глотков. Грейнджер неодобрительно сжала губы в полоску, а по веснушчатому лицу Уизли скользнула зависть. Зря, на самом деле. Такое себе удовольствие. Неслабо обожгло горло, она тут же закашлялась и потом поклялась, что никогда больше эту гадость пить не будет, на что отец только по-доброму рассмеялся, потому что так клянется каждый, а потом через пару годиков, или может даже раньше, возвращается к этому гадкому, но эффективному напитку. — Мне он попробовать не давал, — хмыкнул Поттер, откинувшись на деревянную спинку скрипучего стула. Вряд ли Поттер этого хотел бы, если бы знал обстоятельства. Очередная ночь в родном негостеприимном доме. Уизли и Грейнджер на тот момент ещё не приехали. Веста рывком просыпается от звука разбитого стекла. С тревогой на душе, как с колючей проволокой, обвивающей легкие, спускается вниз по лестнице и видит в столовой своего отца, волшебной палочкой собирающего осколки посуды в первоначальный вид. Видя разбуженную дочь, он извиняется, говорит, что случайно задел, когда доставал стакан. Сперва хотел спрятать пыльную бутылку Огненного виски Огдена, стоящую на столе, но Веста уже увидела, поэтому передумал и просто предложил попробовать. Сказал ещё, что по опыту знает: первая попытка выпить виски в компании старшекурсников ничем хорошим не заканчивается, поэтому пусть она будет заранее знать врага, то есть действие алкоголя, в лицо. Казалось бы, обычная ночь, обычные посиделки с отцом, но Веста понимала: не просто так он не спал этой ночью, не просто так достал из буфета алкоголь, к которому не притрагивался в её присутствии, не считая какого-нибудь кубка вина, как при первой встрече этим летом. Веста узнала о причине бессонницы отца только спустя пару недель после этого. Люпин, в одном из разговоров о Марлин, назвал дату её смерти. И, благодаря этой недостающей ранее детали, у Весты наконец в голове сложился паззл. — Это было до приезда миссис Уизли, — уточняет Веста, усмехнувшись. — А при ней он бы вряд ли рискнул. Но не переживай, уверена, и тебе он когда-нибудь даст почувствовать себя взрослым мальчиком. Поттер фыркает, но на его лице в кои-то веки появляется улыбка от её привычной непринужденно-поддевающей его манеры общения. — Не знаю, мне кажется, пробовать алкоголь в пятнадцать лет — крайне рано, — сжав ладони на немного грязной снаружи бутылке сливочного пива, подмечает Грейнджер. — Я с этим и не спорю, — пожимает Веста плечами и, в скуки скользя взглядом по этому сырому помещению, натыкается на начавших толпой входить в бар людей. Будущих членов тайного общества. Два-три человека придут, говорила Грейнджер. Она, видимо, забыла добавить нолик справа. Может, это даже к лучшему. Чем больше, тем эффективнее. Веста мало кого из них знала. Только как-либо мелькавших у неё перед глазами за эти пять лет. То есть Долгопупс, Чанг, Лавгуд. Ну и, очевидно, близнецы Уизли с их младшей сестренкой и тем темнокожим другом, которого она видела на втором испытании в прошлом году. Остальные — просто отдаленно, очень смутно знакомые лица, но не была с ними знакома лично. Пуффендуйцы, когтевранцы, в особенности — гриффиндорцы. Их было подавляющее большинство. Вот тебе и небольшой школьный кружок. — А она что здесь делает? — изучающе глянув на сидящую рядом с Поттером Весту, буркнул один из пуффендуйцев, самый дотошный из присутствующих. Захария Смит, кажется. Ему, кажется, только и хотелось, что прицепиться к кому-нибудь и не слезать, поливая того своими заговорщическими недовольными речами. Как смысл жизни. Сперва Поттер, которому этот Смит сначала не поверил насчет Того-кого-нельзя-называть, теперь, когда все уже вполне поверили происходящему и дружно смягчились, наступил черед Весты. — Она же слизеринка, — объяснил он с видом, будто говорил очевидное, когда несколько рассеянных взглядов в толпе устремились на него. — Да еще и Малфой. Она первая нас сдаст, помяните мое слово. — Ты за этот вечер и то больше показал себя слизеринцем, чем она, так что сделай милость: заткнись, — неожиданно огрызается младшая Уизли, прежде чем Веста, или кто-то из гриффиндорского трио, успевает хоть что-то сказать. Почувствовав, как от этой защиты внутрь потекло какое-то приятное, успокаивающее тепло, она слегка опустила голову, пряча улыбку в окутывающем шею шарфе. Смит только закатил глаза, недовольно скрестив руки на груди. — К слову, — прокашлявшись и выходя слегка вперед, начинает Поттер, и Весту пугает это «к слову», потому что, видимо, речь пойдет о ней; — я бы хотел обсудить этот момент. Заранее. Как вы могли заметить, Веста… она Веста Блэк, кстати, и не думаю, что она одобрит, если вы будете называть её Малфой, — уточняет он, и Веста отстраненно усмехается, даже не поднимая взгляд на присутствующих, которые наверняка сейчас её рассматривали, как какой-то экспонат. — Уже давным-давно она наш друг, и лично я целиком и полностью ей доверяю. Поэтому если у кого-то по поводу её присутствия здесь есть какие-то претензии: мы никого из вас не держим. Но Блэк останется точно, как бы недовольны вы этим ни были. Напоследок он окидывает толпу вызывающим взглядом, и, на удивление не встретив никаких претензий, опускается обратно на стул. — Я польщена, — шепчет она со смешком, чуть наклонившись к нему вбок. — Буду признателен, если и ты будешь дружелюбна по отношению к ним. А не язвить, как обычно. Это уж вряд ли. У Весты крайне маленький запас каких-то внутренних дружелюбных ресурсов, и его не всегда хватает даже на близкий круг людей, а тут — незнакомцы. Которые смотрят на неё, как на дикое животное, сбежавшее с джунглей, или ядовитую змею в глубоких лесах. — Очень постараюсь, — встретившись с несколькими такими лицами взглядом, отрешенно, с капелькой высокомерия отвечает она, — но, ты же знаешь, обещать не могу. *** — Остолбеней! И девчонка с Пуффендуя отлетает назад. Веста переборщила, и Аббот перелетела специально разложенные сзади подушки, приземлившись прямиком на голый пол. Кряхтя, поднялась на ноги, потирая поясницу. В какой-то степени — и поделом ей. Она была одной из тех, в прошлом году, кто носил дурацкие значки, придуманные слизеринцами против Поттера. Можно считать, Поттер отомщен, пусть это и получилось случайно. Это была уже третья её напарница. Небольшая кучка девочек просто заметила, что за последние пару занятий в Весту не попало ещё ни одного заклинания, потому что та этого попросту не позволяла, и они решили попытать силы против неё по очереди. Пока что безуспешно, потому что отзеркаливать заклинания — первое, чему Веста научилась при шуточных дуэлях с Сириусом и Тонкс, потому что это практически жизненно необходимое умение. А вот пользоваться оглушающим самой ей доводилось даже раньше: против тех Пожирателей. Неизвестно, попала ли она в тот раз, но здесь, в стенах Выручай-комнаты, она попадает с завидной меткостью. — Блэк, наша задача научиться, а не покалечить других, — укоряет Поттер, заметив происходящее. — Я виновата, что я уже все это знаю? — скучающе вздыхает она, наблюдая за тем, как Аббот возвращается к подружкам, которые чуть ранее тоже испытали на себе блэковский удар заклинанием. — Тогда помогай другим. Ты же хотела быть учителем? Хотела, но не со своими ровесниками же. Когда ты профессор, ты общаешься с теми, кто по определению стоит ниже тебя. Это наверняка проще. Веста закатила глаза и осмотрела зал в поисках «жертв». У старшекурсников всё более или менее получалось, Долгопупсу помогал уже Поттер, а лезть в компании девчонок-ровесниц у неё особо желания не было. Поэтому она остановила свой выбор на двух мальчишках с мышино-коричневыми волосами, младше неё. Один — где-то на год младше, второй — совсем уж кроха, курс второй, кажется. Братья Криви, если она не ошибается. Они оба поочередно взмахивали волшебными палочками, на время парализуя друг друга Чарами Помех. Веста понаблюдала некоторое время со стороны, а затем, в перерыве этой непрекращающейся цепочки заклинаний, подходит ближе и сцепляет пальцы в замок. — Ну, как успехи, мальчики? Младший из них испуганно округляет глаза, видимо, не привыкший находиться в обществе хоть кого-нибудь из слизеринцев, и с приоткрытым ртом вопросительно смотрит на своего брата, ища в нем поддержку. Тот более открыто-дружелюбный и, видимо, смелый, поэтому взял удар на себя. — Никаких проблем, — с энтузиазмом отвечает, мотая головой. — А почему Чары Помех, а не оглушающее? Импедименту они прошли уже как пару уроков назад, причем у большинства всё прошло с удивительным успехом, отчего Поттер всю неделю сиял. Достижения своих «учеников» поднимали ему настроение куда больше, чем Веста могла себе представить. А ведь это она, вроде как, планирует в будущем ринуться в преподавательскую деятельность. Может, и Поттера с собой утянуть? Зачем ему это мракоборство? — Просто тренируем старое, — объясняет Криви. — А оглушающие тоже уже выучили. — Могу я проверить? — поднимая палочку и делая шаг назад, спрашивает она, заранее довольно скептично настроенная. Криви сперва замирает, тоже округлив глаза, как совсем недавно его младший братец, но после — уверенно кивает и поднимает свою. — Остолбеней, — неспешно, чуть ли не нараспев, произносит мальчик, также неспешно выводя формулу, будто по крупицам собирая силы на воспроизведение заклинания. Веста равнодушно махнула рукой, и заклинание отлетает в сторону, разбиваясь об висящее на каменной стене зеркало. От этого на нем с треском появляются глубокие трещины, но магия Выручай-комнаты тут же возвращает зеркало в прежний вид, словно ничего и не произошло. — Медленно, — выносит она вердикт. Криви огорченно поджимает губы, сленка потускнев. — Нечего дуться, — хмыкает она, опуская палочку. Подходит ближе и слегка наклоняется, потому что Криви хоть и был всего на год младше, был довольно невысокого роста. — За это время ты мог бы быть уже, в лучшем случае, парализован, а в худшем — убит. Развивай скорость. Понял? Криви понимающе кивает, и Веста выпрямляется, показывая этим, что выдача советов окончена, поэтому мальчик мигом возвращается к брату, начав что-то лихорадочно с ним обсуждать. Даже странно. Желание находиться в Отряде у старшего Криви она могла понять, а второй? Ему всего двенадцать. Какой из него боец? Возможно, не каждый хочет именно бороться. Возможно, кто-то просто хочет научиться практике, раз на уроках выдается только скупая теория. Но Веста этого не понимала. Её настрой был неразрывно связан с желанием противостоять. Кому или чего — она сама не до конца осознавала, но это желание бурлило в крови, обдавая неугасаемым жаром. — Не стыдно малышню пугать? — упрекает один из близнецов, появившись рядом. — Искренне жаль будущее поколение, у которого ты будешь преподавателем. — Да-да. Так можно и Снейпом стать. Осталось только волосы перестать мыть, — смеется второй, появившись рядом. Веста усмехается, скрещивая руки на груди. Обычно Фред — большая язва, чем его брат, поэтому можно предположить, что ему принадлежит первая фраза, а вторая — Джорджу. Внешне их различать у неё всё ещё не выходило, а когда она спросила, как это делает Поттер, как он их вообще различает, он сказал, что само как-то получается. — И это говорят люди, ставящие опыты над первокурсниками. В отличие от Грейнджер, она не была особо против этого, но нельзя же просто проигнорировать их очередные по-дружески язвительные выпады. — Не надо нам тут, это же для благих целей, — с видом благодетеля отвечает Фред. — И мы им платим, — напоминает Джордж. — Более того, когда мы в августе подарили тебе коробку наших изобретений, ты и слова не сказала. Так что не тебе на это жаловаться, дуэлянточка. От подарков на день рождения — неприлично отказываться, вообще-то. Ну и да. Естественно, подарки действительно были неплохие. Поэтому не ей жаловаться, и она просто меняет тему, заворачивая в другое русло. — Мерлин, почему это так мерзко звучит? — смеется она и произносит шепотом, повторяя: — Дуэлянточка. Аж передернуло. Дуэлянтка — ещё куда не шло. К этому она хотя бы уже привыкла. Но это уменьшительно-ласкательное отвратительно режет слух. — Зато по существу. Всё лето игралась в дуэли, а теперь поучаешь других. Смотри, не зазнайся, — отходя чуть подальше, потому что Грейнджер и младший Уизли решили выйти в центр, чтобы потренироваться в оглушающих, шутит Фред. Веста, задумавшись, тоже следует за близнецами чуть в сторону. А что ещё ей делать, если это у неё получается значительно лучше других? Тренироваться с двумя орденовцами летом — это вам не с ровесниками после уроков ерундой заниматься. — Вы тоже могли бы в них «играться», но только вы играли в изобретателей. Так что не моя это вина. — Однако нам это не помешает понизить тебе самооценку, — показательно взмахивая палочкой в воздухе, произносит Джордж, намекая на дуэль. Бросить оглушающим в кого-нибудь из близнецов? Заманчивая идея. После всех их, пусть и безобидных, но подколов, это было бы самой настоящей сладостью для души. — Ещё чего. Скорее самооценка опустится у вас, — парирует она в предвкушении. — Звучит интригующе. Спорим на пять галлеонов? — протягивает руку Фред. Веста уже хотела, ухмыльнувшись, пожать руку, выражая согласие, но её останавливает привычный мечтательно-отчужденный голос за спиной: — Веста? Ты занята? Она удивленно оборачивается и видит знакомые растрепанные белые волосы, а после — затуманенный взгляд самой Лавгуд. — Ты бы не хотела со мной потренироваться? — спрашивает она, и Веста, слегка нахмурившись, озирается в попытке понять, почему она приглашает именно её. Джинни тренировалась с каким-то гриффиндорцем, девочки с Когтеврана столпились в кучу. Другие тоже, очевидно, заняты. — Конечно, — пожимает Веста плечами и отходит от близнецов под их внимательными взглядами. Лавгуд казалась далеко не самой боевой девочкой. Вся заторможенная, потому что витает в облаках, слишком добрая, слишком погруженная в себя. Будто её вовсе нет в этой реальности. Как она собирается учиться? Даже как-то не хочется направлять на неё палочку. Язык противится и не хочет произносить заклинание, пусть Веста и знала, что особого вреда все равно не причинит. Она встает напротив Весты на расстоянии нескольких метров, и они обе поднимают палочки. Глубокий вдох. И произносят заклинание практически одновременно. Потоки энергии сталкиваются в воздухе, и отбрасывают их обеих воздушной волной в разные стороны. Неслабый удар тут же отзывается болью, плотно прошедшей по всей спине. Веста не ожидала. Ладно, она не ожидала. Кто ожидал, что Лавгуд сориентируется так быстро? Произнесет заклинание раньше, чем до неё дойдет заклинание, пущенное соперницей? Почему-то казалось, что она будет скорее как Криви. За этот вечер Веста уже привыкла иметь более быструю реакцию, больше практических умений. После всех тех игр с отцом и кузиной? Честно, называть сверстников соперниками даже язык не повернулся бы. Это возвело её достаточно высоко, самооценка колыхалась где-то на верхнем пределе, над облаками. А теперь неслабо разбилась о практичную землю. Лавгуд не лучше. Но, видимо, наравне. И Веста зря потеряла бдительность, расслабившись. Пусть когтевранка и тоже упала, уже бодро поднялась на ноги. А Веста так и сидела на прохладном полу, растерявшись. — Кажется, она спасла тебе пять галлеонов? — шутит Джордж, подойдя ближе и засунув руки в карманы. — Но, видимо, не самооценку, — усмехается Фред и протягивает ей ладонь, чтобы помочь подняться. Она закатывает глаза и, опираясь на руку помощи, поднимается на ноги, которые от падения слегка ныли. Тут же поправляет немного растрепавшиеся непослушные волосы и высунувшийся из пояса брюк низ некогда заправленной рубашки. — Отлично, отталкивающее тебе дается хорошо, — игнорируя шутки близнецов, обращается она к уже подошедшей Лавгуд, и та искренне улыбается, расцветая. — Иди к Поттеру, он скажет, за что браться дальше. Лавгуд кивает и слегка пружинистой походкой, как радостный маленький ребенок, направляется к Поттеру, стоящему вдали. Тот как раз смотрел в их сторону. Видел столкновение? Видел нелепую дуэль? Прекрасно. Близнецы бросили ещё какую-то острую шутку, но Веста не слушала, пытаясь прочесть по глазам и лицу Поттера, о чем он думает. А он лишь окинул внимательным взглядом сперва её саму, затем веселящихся рядом близнецов, и отвел, продолжив объяснять что-то парням с Когтеврана. *** Пусть занятия и не всегда проходили гладко, но настроение в целом у неё было весьма приподнятое. Тайная организация против Амбридж, то есть — практически против Министерства. Подобное не может не поднять упавший дух. Амбридж с этим мириться не хотела. Даже создала Инспекционную дружину, куда первым же делом выстроились в очередь её однокурсники. Это усложнило задачу: прятаться от бригады, будучи членом Отряда Дамблдора и одновременно слизеринкой, куда хуже. Слизеринцы не сводили с неё глаз, чтобы поймать момент, когда она будет идти после уроков на собрание, и пройти следом. Четверка оказалась продуманнее: каждый раз, за каким-нибудь очередным углом — Веста, замечая «хвост», всегда начинала сильно плутать, чтобы отвести слизеринцев как можно дальше — её ждал Поттер с мантией-невидимкой и Картой Мародеров. А с таким сочетанием… даже если целый Хогвартс соберется на поиски, никто не сможет найти человека, спрятанного от человеческого взора под мантией и имеющего на руках карту, показывающую всех его преследователей. А вдобавок — спрятанные ходы. Их это бесило. Амбридж и слизеринцев. Не понимали, куда она может исчезать, когда они, казалось, только-только её видели, и скрыться ей было негде, оставалось только руку протянуть. А Веста лишь легко улыбалась в ответ, видя их неприязненные, гневные мины, чувствуя, как по телу растекается приятная волна сладостного злорадства. Дни сменялись неделями, а недели — месяцами. Веста не успела оглянуться, как уже грянула зима, и через неделю — каникулы. Встреча с отцом, родной дом, отдых от зубрежки и ненависти в глазах однокурсников. Беспокоило одно. Драко так и не сказал, что ей нужно будет сделать, взамен за его молчание. Казалось бы, это наоборот к лучшему, но ей на душе было слякотно. Лучше было бы быстрее отмучиться, оставить позади, забыть. Ожидание только сильнее терзало, грызло и без того истрепленные нервы. Только собрания отряда были отдушиной. Только на них она забывала о Драко, о том, что все её однокурсники дышат к ней пылкой ненавистью. С мыслью о том, что осталось всего несколько собраний перед каникулами, поэтому нужно заниматься чуточку усерднее, она шла по коридору на урок по Древним рунам. Наверняка многие учителя посчитают, что каникулы — прекрасное время для самоподготовки, а не для отдыха, поэтому зададут миллион домашней работы и рекомендаций по подготовке к экзаменам. А это ещё даже не ЖАБА, а всего лишь СОВ! В коридоре столпились третьекурсники около кабинета Магловедения, в ожидании колокола, после которого можно было бы пойти на урок, но он прозвенит лишь через десять, или даже пятнадцать минут, поэтому пока они шумно болтали, становясь небольшим препятствием для прохождения довольно узкого коридора. Когда она огибала очередных двух третьекурсниц с Пуффендуя, кто-то резко схватил её за руку. Потянул на себя. Даже не успела ничего понять, а её уже затащили в ближайший кабинет, соседний от класса магловедения. Совершенно пустой и безлюдный, пыльный. Сердце испуганно трепыхалось в груди, пока она наблюдала за похитителем, безмятежно запирающим класс на замок. — Что ты творишь? — лихорадочно шепчет она, пытаясь отдышаться, словно пробежала несколько миль. — Ты же не думала, что я забыл о твоем долге передо мной? Такое забудешь. Несколько месяцев прошло, но, естественно, они оба помнят. Ритм сердца, будто учуяв опасность, забилось ещё сильнее, даже в висках ощутимее запульсировала кровь. Веста нервно сглотнула и напустила на себя безразличный вид, на который вовсе могла быть сейчас способна. Слегка высокомерно приподняла подбородок и сложила руки на груди, прислонившись к одной из стоящих позади нее парт. Пришло время отмучиться. Что бы он ни придумал, это закончится в скором времени. — Пора завязывать с этим вашим внеклассным цирком. Поиграли и хватит. — Это ты о вашей нелепой дружине, я полагаю? Его раздражение выливается в пыльный воздух с вздохом и закатыванием серых глаза. Что-то раздражает, Драко? Ты сам это затеял. — Не строй дурочку. Ваши собрания. Мне нужен список всех участников, время и место встреч. — Не понимаю, о чем ты. Драко ядовито усмехается. Подходит ближе, и Весте хотелось бы сбежать, подальше от него, подальше от собственного брата, но дверь заперта. Открыть её — просто, но сперва придется миновать братца. Он останавливается лишь когда между ними остается около метра, может меньше. — С конспирацией у вас все плохо. Нам уже известно, что у вас есть какая-то тайная школьная организация. Тебе осталось лишь заполнить пробелы. — У вас нет никаких доказательств. А сердце стучит, стучит. Волнуется. В глазах, интересно, тоже паника, или у неё остались хоть какие-то умения со времен ледяных стен поместья и фамилии Малфой? Всё ещё ли она умеет скрывать свои эмоции или стала серой жалкой обыкновенностью, как и большинство в ее возрасте? Это же когда-то было ее одним из единственных завидных умений. — Я знаю, — безмятежно отвечает он и слегка наклоняет голову вбок, внимательно разглядывая лицо сестры. Упивается тем, что в этой ситуации он — главнее. Выше. — Как и у меня нет никаких вещественных доказательств твоей встречи в камине с Блэком, но Амбридж поверит. Моих слов ей достаточно. Это такая тонкая попытка подтолкнуть её в верную сторону? Мерзко, Драко. Мерзко. Веста качает головой и юркает между Драко и партой, стремительно направляясь к выходу, но, конечно же, он хватает её за запястье. По-другому и быть не могло. — Не строй из себя благодетель, — цедит он. Грубо разворачивает лицом к себе. — Выдай своих убогих дружков, и дело с концом. Это даже смешно. У Драко столько способов ей насолить, устроить какое-нибудь представление, унизить её, причинить море боли, а он выбрал что? Помочь какой-то тетке с Министерства поймать каких-то школьников? Ему-то с этого что? — Почему ты так выслуживаешься перед Амбридж? — серьезно спрашивает она, непонимающе заглянув ему в глаза. И его ледяные пальцы всё ещё обжигают её запястье, держа крепкой хваткой. — А ты перед шрамоголовым? Выслуживается перед «шрамоголовым». Её даже пробило на усмешку. В какой-то степени нервную, но усмешку. Ей смешно. Драко этого не понять. Он не знает, что такое дружба. Он не знает ни сочувствия, ни жалости. А с каких пор знает она? Когда-то была совершенно идентичной ему, какое-то туманное отражение в зеркале, лишь тень, вечно ступающая за ним по пятам и впитывающая его черты. Даже звучит унизительно. — Какой же у тебя все-таки ограниченный взгляд на мир, — шепчет она и грубо выдергивает руку из этой хватки. — В моем кругу общения никто не выслуживается. Все на равных. Не нужно никому поклоняться. Но тебе, конечно, не суждено это понять. Видимо, никогда. Он будет поклоняться своему драгоценному отцу до конца своих дней. Пресмыкаться, лебезить. Ему от себя не противно? В зеркало когда смотрит, не тошнит? Её, вот, тошнило. Не сейчас, слава Мерлину — уже не сейчас, но то чудовищное лето она вспоминает с содроганием сердца. — Мне и не нужно быть ни с кем на равных, — смеется он, вальяжно делая шаг назад. — Зачем, если в вашем окружении нет… как бы это назвать? — щурит глаза, изображая задумчивость. — Карьерного роста. Застыли на одном месте. Может, сперва мне и нужно выполнять чьи-либо поручения, но какая разница, если в итоге это приведет к тому, что однажды выдавать приказы буду я? Не каким-то тупым школьникам, — машет он рукой в сторону запертой двери. — А, возможно, всему миру. — Тебе совсем мозг промыли пожирательской чушью? — кривится она, смотря на брата, как на умалишенного. Какой мир? Он правда верит, что Тот-кого-нельзя-называть позволит какому-то там подростку быть приближенным ему, великому и ужасному монстру с манией величия? Или его притягивает сама мысль о том, что он будет, пусть и не из приближенных, но хотя бы среди тех, кто якобы будет в власти? Это нелепо. — Объясни-ка мне, с какого перепугу это — чушь, — усмехается он. — Все человечество целиком по определению не может быть на равных. Есть те, кто сильнее. Есть — слабее. И я даже не о чистокровках и поганых грязнокровках. В целом — даже о чистокровных магах. Они не могут все быть равны. Кто-то должен стоять выше, направлять, указывать. — Ага, только мне непонятно, кто дал вам право определять сильных и слабых. С чего вы вообще решили, что знаете, в чем заключается сила? Драко цокнул языком, отводя взгляд. В воздухе застыло неозвученное: как же ты наивна и глупа, от которого раздражение закопошилось под кожей, но она терпела. Не срывалась. Он в кои-то веки говорит с ней спокойно. Злится, но хотя бы воспринимает за собеседника, а не за грушу для морального битья. Не за прилипшую к подошвам грязь под ногами, которая не стоит ни секунды его времени. — А в чем, по-твоему, заключается сила? — с издевкой спрашивает он и прищуривает глаза. — Соглашаешься с тупостью, что продвигает ваш полубезумной старик? Обращайтесь к свету, дети мои, — передразнивает он. — Сила в любви, дружбе, единстве. И прочая полнейшая ересь. Хотелось закатить глаза. Или просто — уйти. Опять же: Драко не понять. Она смотрела на него, слушала эти безумные слова и видела не брата. Люциуса. Могла отчетливо представить, как перед ней стоит он, могла представить, как он талдычил это своему сыну, вдалбливая в голову превосходство над другими. Мерзость. — Ты — из сильных, Эс. Но выбираешь неверную сторону. Эти слова каким-то странным звоном ударяют по голове. Заставляют поднять на него взгляд, словно чтобы убедиться: он ли это сказал? Он ли стоит перед ней? Вот этого Люциус бы точно не сказал. Назвал бы скорее её в очередной раз жалким ничтожеством. Она сильная. Надо же. Смешно. — Возможно, всё ещё можно исправить. Границы ещё размыты. Маги всё ещё сомневаются, принимают стороны. Сделай правильный выбор, пока границы не стали для тебя закрыты. Пока мы не встали по разные стороны баррикад. — Разве мы уже не по разные стороны? — спрашивает она, вскинув брови. — Ты ненавидишь меня. Что на него нашло? Уже второй год топит её в желчи, а теперь: ты сильная, просто выбери нужную сторону. Паззл не складывается в голове, детали друг другу не подходят, они из разных картин. Драко ли перед ней? Может, кто-то вселился? Он не отвечает. Что вообще можно ответить на правду? — Так или иначе, мне придется ненавидеть тебя, если ты примешь неверное решение. Когда я стану Пожирателем. Первые слова сказаны даже с едва уловимой, крохотной ноткой сожаления, и Веста посчитала, что точно лишилась рассудка. Но последнее предложение вернуло все на свои места. Сказанное с высокомерием и гордостью, показало: нет, это все тот же Драко. — Да зачем тебе это? — не выдерживает она, раздражаясь в крайность. Даже делает шаг к нему. Осмелела? — Зачем быть Пожирателем? Захотел поиграть в величие? Это не игры, Драко! Это война! — Думаешь, я не знаю?! — вскипает он, тоже повышая тон. Тоже подходит ближе, даже слишком близко. — Это шанс выжить! Пока не поздно, нужно выбрать сторону победителя, иначе будешь одним из тех «героев», что положили голову за пустую грязь. Зачем тебе это? Хочешь закончить, как твоя мамочка? Легкие скрутило. Отказались вдыхать воздух, в котором было произнесено это. Удар. Этот удар отозвался звоном эха в пустом кабинете и горящей болью в ладони. Его голова осталась слегка повернутой вбок. Челюсть опасно стиснута, до желваков. Он не смеет говорить о её матери. Не смеет упоминать Марлин. Он не имеет права! Драко рассвирепел. В глазах заметались темные, угрожающие черти, и она даже не успела спохватиться. Всего пару движений — и он толкает её в рядом стоящую стену, крепко сжав ледяные ладони на её плечах. Больно. — Включай наконец свой мозг, — рычит он практически в лицо. — Не трогай меня! — почти что визг, голос дрожит, она вся дрожит с ног до головы. Он не отпускает. Напротив — встряхивает её за плечи, сильно, больно, и продолжает: — Это уже не шутки, когда ты это наконец поймешь? Заканчивай свои нелепые игры в геройство и включи голову! Сотни людей полегли, потому что выбрали не ту сторону. Тоже хочешь сдохнуть? За кого? За эти убожества? Маглов? Какое тебе до них к черту дело? С каких пор тебя перестала волновать собственная шкура? С каких пор… его слова едва ли доходили до мозга, в нем все еще крутилась фраза — хочешь закончить, как мамочка? Нет, она не хочет. Она не хочет умирать. Пожалуйста, она не хочет… — Ещё не все потеряно, — тон становится тише, почти до шепота. Оглушительного шепота, обволакивающего мозг. Куда-то близко, на ухо: — Ты предала семью и отреклась от нас, но, возможно, еще удастся что-то исправить. Маленькими шажками вернуться в семью, в правильное место. Если ты одумаешься сейчас, то постепенно… постепенно все вернется на круги своя. До открытой войны ещё есть время. Вернуться в семью? К Малфоям, от которых она так лихорадочно мечтала сбежать? Но она не хочет умирать. Взгляд у Весты отсутствующий. Смотрит не на Драко, куда-то сквозь. Думает, обкатывает эту отравляющую мысль в голове. Его руки всё ещё на её плечах, стоит непозволительно близко, и со стороны, возможно, это бы даже было похоже на какое-то полубезумное объятие. Объятие брата и сестры. Что может быть прекраснее? Он наконец отходит от нее, отпуская. Тяжело дышит после своей эмоциональной тирады. Возможно, решил, что смог привести ее в чувства. Возможно, решил, что выиграл. А он выиграл? Она не знает, она снова ничего не знает, снова запуталась, заблудилась в мыслях, чувствах, эмоциях, заблудилась в собственном внутреннем лабиринте. И сможет ли вообще выбраться? Хотелось разрыдаться. Глаза оставались сухими. — Для начала, ты можешь сдать свою компашку. Назови имена и место встреч. Это может стать первым шагом. Сдать компашку. Двадцать восемь человек. От неё зависит судьба почти трех десятков учеников. Они же даже ни о чем не подозревают. Ждут сегодняшнего занятия. А его может и не быть — стоит ей сказать лишь одно предложение, практически одно слово. Почему её заботит чья-то шкура? Чужая, не ее. Если она не расскажет Драко, он растреплет всё Амбридж про Сириуса. А это — череда допросов. Возможно, приставят министерских летом, чтобы следить за тем, как бы она не встретилась с разыскиваемым преступником. То есть это — больше никаких встреч с Сириусом, никакой площади Гриммо, 12, ведь штаб она подвергать опасности не может. Её попросту пустят по всем девяти кругам ада. Проще спасти себя. Отряд Дамблдора — всего лишь какой-то тайный школьный кружок. Это не катастрофа. Звенит колокол, заставивший их обоих, почти одновременно, незаметно вздрогнуть и посмотреть в сторону двери. Школьники за ней, судя по звукам, стали покидать коридор, проходя в соседний кабинет. — Давай живее. — А не пойти ли тебе к черту со своими приказами? Перед затуманенными глазами — счастливые лица всех Уизли, Грейнджер, Поттера, Лавгуд, когда у них что-то получается. Смех, улыбки, шутки, неформальная обстановка и приятная атмосфера, кутающая своими положительными эмоциями, как пышным, нежным одеялом. Перед глазами — Марлин, которая умерла, борясь за то, что ей дорого. Ей было много что терять. Весте тоже. Весте есть, что терять. И теперь Веста просто предаст людей, которые ей доверились? Возможно, ради отца она бы и смогла предать кого-либо. Однако этот инцидент никак лично его не заденет, он довольно умело скрывается благодаря Дамблдору. Значит, весь удар обрушится на Весту, а спасать свою шею ценой потери доверия других — это уже не для нее. Теперь уже нет. — То есть ты выбрала сторону? — уточняет Драко, высокомерно вздернув острый подбородок. — Да. Выбрала. Он выдыхает, кивая. Теперь всё. Теперь это — точка невозврата. Стороны выбраны. Соперники могут разойтись по разным углам. Несколько медленных шагов назад спиной, и он оказывается у двери. Неспешно отпирает её. — Тогда жди вестей от Амбридж, — спокойно произносит он и, открыв дверь, покидает кабинет. Веста остается совершенно одна. Тяжелый вздох. Прикрывает глаза. Спокойно. Разворачивается к стене и прислоняется к ней лбом, будто каменная прохлада поможет остудить мысли, горящие в голове роем. Ей конец. Ей конец. Всё совсем плохо. Мерлин! Замахнулась рукой и саданула ладонью по стене. Один раз, второй. Череда сильных, болезненных ударов по стене, но это каким-то чудом помогает. Отрезвляет. Она сама выбрала сторону. Её никто не заставлял. Но почему. Почему именно ей нужно делать выбор, от которого зависит так многое? Ей ведь всего пятнадцать. Это отчаянно несправедливо. *** В тело и в мозг будто влили свинец. Ходит вялая, уставшая. Какая-то неживая. Гриффиндорцы что-то после обеденного перерыва обсуждают. Она толком не слушает, не участвует в разговоре, потому что в голове и так мешается крайне отвратительное варево мыслей. Кажется, они сетовали на очередное снятие баллов на уроке Защиты от Темных сил. Амбридж мешает жить всем. Весте иногда даже кажется, что она так скоро будет готова на убийство, как они и шутили в поезде первого сентября. Нервы, натянутые уже до предела, порвутся, скажут «справляйся теперь без нас», и она бросит аваду куда-нибудь в сторону этого розового низенького пятна. — Ты нормально себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Грейнджер, заметив поникший и слегка бледноватый вид Весты. Они сидели на подоконнике в одном из коридоров, и Веста устало прислонила отяжелевшую голову к стене, а сама безжизненно смотрела куда-то в окно, где снег, сыпящийся с плотных облаков, покрывает школьный двор очередным толстым слоем. — Просто устала, — говорит она почти заученную фразу, даже не повернувшись. Боковым зрением подмечает, что гриффиндорцы, кажется, переглянулись друг с другом. Что, хотят понять, что у неё в голове? О, она бы с радостью вылила на кого-нибудь целый ушат этой грязи, лишь бы очистить захламленный тревогами мозг, но им это точно не нужно. У них свои проблемы есть. И они вряд ли захотят услышать, что она чуть ли не предала их. Да, она была близко. Катастрофически близко. Самой мерзко до тошноты, но она практически чувствовала на кончике языка вкус тех слов, что произносить было — табу. Место встреч Отряда. Она практически сказала. Практически сдалась. Они отвернутся от нее, если узнают, в шаге от чего она была. — Ты же помнишь, что сегодня собрание? — уточняет Поттер. Помнит, прекрасно помнит, но, сюрприз, его могло и не быть. Представляете? А всё из-за неё. Одно слово, и собрания бы не было. И у неё не было бы такой горы проблем в жизни. — Помню. Но пока пойду, наверное, в гостиную, — сообщает она, устало слезая с подоконника. — Голова побаливает, — объясняет она растерянным лицам и, даже не дождавшись реакции, идет вдоль коридора в объятья одиночества, которое, вероятно, сделает ей лишь хуже, но она хотя бы не будет омрачать своим видом жизнь другим. Именно в тот день, когда я ей паршивее всего, решили начать проходить патронусов. Ну спасибо, Поттер. На самом деле, причина того, что у неё на этом уроке не получается его вызвать — не только в замечательной беседе с дорогим братцем сегодня днем и даже не в томительном ожидании вестей от уважаемой администрации школы. Веста пробовала и до этого. У неё просто не выходит. Пытается насобирать по крупицам счастливые воспоминания, но из палочки вылетает лишь жалкая дымка, не способная победить и одного дементора. Не то чтобы у нее нет достойных счастливых воспоминаний. Разумеется, они есть. Просто любые отравлены какими-либо душащими ассоциациями. У неё много воспоминаний с Драко, пусть он и бывал придурком, но когда она думает о нем, грудную клетку сдавливает осознание, что этого больше не будет. Никогда не будет, как прежде. У неё много воспоминаний с троицей. Но когда она думает о них, вспоминает и события, идущие незадолго до или после этих счастливых моментов. То побег из дома и тот убогий чемпионат, то испытания Поттера на четвертом курсе, то глубокие болезненные самокопания. — Ну же, Блэк, подумай о Сириусе, — подбадривает Поттер, когда подходит ближе и видит, что не получается. Она же пытается. Пытается! Она не виновата, что не выходит. У неё много воспоминаний с отцом. Но когда она думает о нем, вспоминает все те ночи, когда Сириус просыпался и не мог заснуть, и он в этом никогда не признавался, но она точно знала, что это все от очередного кошмара. Вспоминает сигарету в его руках, вкус огневиски, колдографии с изображением погибших в дрожащих руках. Это затуманивает все счастье. Все те дуэли, посиделки дома большой компанией, беззаботное празднование дня рождения. Всё как в липком тумане. Ей хотелось разрыдаться. Как маленькой девочке. Полгода — ни одной слезы. Серьезно. Ни одной. Ни когда Драко назвал ее скользкой лицемеркой, ни когда увидел её, болтающей с Сириусом. За сегодняшний разговор с ним — тоже, ни разу. Била ладонью по стене до боли, но слез так и не было. А сейчас, когда ей попросту не удается вызвать чертового патронуса, хотелось усесться на холодный пол и разразиться истерическими рыданиями. Веста терпеть не может проигрывать. Терпеть не может, когда у нее что-то не получается. Терпеть не может, когда кто-то лучше неё. На этом уроке практически все лучше неё. Зал уже наполнен скачущими по воздуху сущностями, ещё больше освещающими пространство на ряду со свечами в светильниках. И только несколько учеников не могут вызвать телесного патронуса. Включая и Долгопупса. Она никогда не думала, что опустится до уровня умений Долгопупса, и это катастрофически било по и без того рушащейся по кускам самооценке. За несколько минут до окончания ещё раз пытается сконцентрироваться. Ещё раз взмахивает палочкой, и губы шевелятся, произнося нужное заклинание. Снова счастливые воспоминания куда-то ускользают, протекают меж пальцев и растворяются, заменяясь сплошным мраком. Ладно. Она попробует ещё. Не сегодня — когда-нибудь. Сегодня её тревожит слишком многое. Распрощавшись со всеми, они вчетвером, сверившись с Картой Мародеров на случай непредвиденных обстоятельств, спокойно выходят в коридоры и решают пройти длинным путем, чтобы заодно проводить Весту до подземелий. Она даже не знала, хотела ли этого. Может, хотелось остаться одной. Грейнджер и Уизли слишком взбудоражены тем, что у них наконец получилось. Поттер слишком взбудоражен тем, что у его учеников есть успехи. В таком обилии положительных эмоций она снова чувствует себя лишней. — А прикиньте, если бы мы анимагами были? — усмехается Уизли. Он прямо-таки светился сегодня. — Гуляли бы по окрестностям, сбегали незаметно. Гермиона — выдра, я терьер, Гарри — олень, и Веста… ну, кто-нибудь тоже. Поттер, как заметила Веста боковым взглядом, пихнул друга локтем в бок. Это уже его фишка, так людей затыкать? В любом случае, Весте его высказывание не обидно. Каким-то чудом — не задело, пролетело мимо, не оставляя горького следа. — Я пару недель летом пыталась уговорить отца обучить меня анимагии, — признается она, чуть ли не впервые за вечер сказав полноценную фразу, а не отделываясь односложными ответами. — И как успехи? — интересуется Поттер, слегка удивившийся, что подруга наконец ожила. Ну, если бы были положительные, разве она бы уже не бегала тут каким-нибудь зверьком? — Как видно, не очень, — пожимает она плечами. — Сказал, что он, как и другие Мародеры, поклялся тайну их превращения не выдавать никому. Я пыталась убедить его тем, что я же его дочь, а соответственно — можно считать, наследница Мародера. Они завернули за очередной угол коридоров и прошли к лестнице, спускаясь по мраморным ступеням. Звук их шагов отдавался в пустынном вечернем замке эхом. — А он что? — А он: «В нашей клятве было отчетливо сказано, что ни единой душе, — цитирует она устало и потирает пальцами слегка ноющие глаза. — Поэтому прости, малышка, но никаких исключений». Но, на самом деле, не думаю, что в этом причина. Может, это как-то опасно. Или слишком трудно. Или болезненно по началу. Я не знаю. — На мой взгляд, чтобы стать анимагом, нужна весомая причина, — вклинивается в разговор Грейнджер, придерживая лямку рюкзака одной рукой. — А не просто чтобы побегать по окрестностям в школе. Это не имеет никакого смысла. Первое превращение очень и очень тяжелое, это может занять месяцы, а то и годы. К этому следует подходить ответственно. Веста переглядывается с Уизли, ступающего неподалеку, и тот закатывает глаза. Оба усмехаются. — Что? Разве я не права? — оскорбляется Грейнджер, ища поддержки в лице Поттера. — Признайся, тебе просто не прельщает мысль быть выдрой, — шутит он, улыбаясь, и Грейнджер оттаивает, смеясь вместе с остальными, представив эту картину. В том числе — вместе с Вестой, которая, представив подругу в образе очаровательной выдры, сумела наконец искренне улыбнуться практически впервые за весь этот непомерно длинный день. *** Все уроки следующего дня Веста сидела как на острых иголках. За вчерашний вечер любимый братец вполне мог уже дойти и доложить обо всем этой жабе, которая только и ждала круглыми сутками, чтобы подпортить кому-нибудь жизнь. Как зависимость. Не разрушила ничью судьбу? День прошел определенно зря. Поэтому она вечно посматривала на дверь, вечно постукивала в нервозности ногтями по поверхности стола, вечно закусывала губу, уже даже чувствуя привкус крови от этого на языке. Это просто невыносимо. Лучше бы это закончилось в тот же момент, когда она отказалась играть по правилам Драко. Сразу — как молния ударит по голове. И всё. Никакого ожидания. Только ожесточенная борьба с последствиями. — Ты как? На тебе лица нет уже второй день, — подмечает Поттер, когда они встретились после урока. У неё до этого была нудная История Магии, у него — наверняка интересные Прорицания. Теперь шли вдоль коридора на следующий урок, совместный. Грейнджер и Уизли где-то пропадали по причинам старостата, как делают это регулярно на протяжении полугодия. — Не бери в голову, — натягивая искусственную улыбку, отвечает она и сжимает в руках покрепче учебники, что пока не успела убрать в рюкзак. — Просто загрузили проверочными, ты же знаешь. У вас же также. — Да уж, учителя в этом году как с цепи сорвались… Ну почему она не может просто рассказать, — спрашивает она себя и не находит ответа. Почему, почему, почему, вертится, как заевшая пластина. Можно просто поделиться. Снять груз с плеч. Выслушать поддержку, ведь она знала — Поттер поддержит, попытается успокоить, позлится на Драко, разделяя её эмоции. Тогда почему? Что-то не давало. И это смешно, потому что даже на третьем курсе она выговаривалась ему и то больше, хотя проблем было меньше. Они тогда были даже не друзьями. Скорее — какими-то врагами, негласными. Сейчас что? Друзья, проводящие так много времени вместе. Поразительно. Веста отдаляется от него по мере того, как сближается. Вся её жизнь — сплошной парадокс. На уроках Зелий они сели вместе, потому что Грейнджер и Уизли пришли на пять минут позже, за что были сняты пять баллов, хотя они были заняты делами старост, как и слизеринцы, тоже пришедшие позже, но с них ничего, конечно же, не сняли. Сегодня, благо, была не практика, а всего лишь теория, поэтому можно было вполне отдаться тревогам и мучениям относительно беспощадного ожидания. Всё ещё поглядывала на дверь. Всё ещё сверлила взглядом затылок Драко, из-за которого все мучения. Конечно, вина не только на нем. Ей следовало быть осмотрительнее. Это раз. Второе — могла бы сдать Отряд. Но это уже даже не обсуждается, отложила эти мысли на край стола и старалась к ним не возвращаться. Можно покопаться в череде событий ещё больше и прийти к выводу, что если бы она не сбежала из мэнора, Драко бы на нее не обозлился, следовательно, всего этого бы не было. Некоторый эффект бабочки, и прочее. Но нельзя отрицать, что Драко — гад. И ненавидеть его всем своим подростковым сердцем сейчас было главной отдушиной, чтобы направлять негативные эмоции не глубоко в себя, а выдыхать в воздух, отравляя его безмолвным гневом. Наконец, долгое теоретическое занятие подходило к концу. Прозвенел колокол, и ученики, записав продиктованное домашнее задание — очередное сочинение, — принялись неторопливо собирать вещи. — Малфой, — прозвенел ледяной тон, и у Весты скользнула успокаивающая мысль, что обращались к её брату, но спустя секунду снизошло осознание. К Драко он никогда таким тоном не обращался. — Не спеши уходить. Пришла беда, откуда не ждали. Точнее, ждали, но с других фронтов. Снейп даже на нее не смотрел. Бросил равнодушно, по обыкновению холодно. Копался в каких-то своих учительских бумагах. Веста перевела ошеломленный взгляд на Драко, который, услышав это, язвительно ухмыльнулся. Злорадствует, гаденыш. — Зачем это? — шепчет обеспокоенно Поттер, сперва тоже подумавший, что речь о Драко, но, увидев его довольное выражение лица и испуганное — у Весты, понял свою ошибку. — Всё в порядке, — мотает она головой, тряхнув темными волосами. — Факультетские разборки, ничего более. Ты иди, я догоню. Старательно прячет внутреннюю дребезжащую панику. А у неё мышцы в ногах стали ватными, размякли, и сердце забилось тягостнее. Кого она пытается обмануть? Черт возьми, черт возьми, — крутится в голове бесконечной лентой. По мере того, как класс пустел, она пыталась по крупицам собрать силы подойти к учительскому столу. Поттер, бросив на нее недоверчивый взгляд, не мог остаться тоже, как бы ни хотел, поэтому ему пришлось удалиться вслед за друзьями. Оглядывался на неё до последнего. — Мистер Малфой, я попрошу Вас оставить нас одних, — произносит Снейп, увидев, что Драко не торопится уходить, готовясь к шоу. На его лице, к злорадству Весты, простирается глубокая растерянность. — Но, профессор… — Я помню, что Вы имеете к ситуации непосредственное отношение. Однако вынужден повторить: я бы хотел побеседовать с Вашей сестрой наедине. Ладно, может, всё не так плохо. У Весты даже в какой-то степени приподнялось настроение. Оставаться наедине со Снейпом — одно из худших наказаний за всю историю человечества, но это лучше, чем устраивать упоительное представление перед таким ненавидимым ей на данный момент братцем. Спорить с деканом Драко не мог. Поэтому, проглатывая недовольство, как отвратительное на вкус зелье — лицо было совершенно такое же, — он фыркает и выходит из кабинета. Возможно, всё не так плохо. Снейп и так знает о связи Сириуса и Весты. Для Амбридж это было бы новостью. Шокирующей и в то же время такой заманчивой, чтобы обглодать информацию до косточки, не подавившись. А потом — испортить всем жизнь с изящным мастерством. — Какая поразительная глупость — попасться настолько быстро и настолько несуразно, — все еще не отрываясь от бумаг, произносит он. Веста нервно заламывала пальцы за спиной, чувствуя, как сильно душа рвется туда, за спину, к двери — наружу. — Я, разумеется, полагал, что у вас двоих уровень ответственности колеблется около нуля, но не до такого абсурда. Веста сжала челюсть, понимая, что это нужно просто перетерпеть. Какой-то один лишь разговор, и можно жить дальше. Правда, было бы неплохо сразу узнать, чем этот разговор закончится. Вполне вероятно, что Снейп слишком злопамятный, чтобы так просто дать Блэкам жить спокойно. Хотела бы спросить — но язык не поворачивался. Всё внутри застыло в ожидании, и язык соответственно тоже. Всё застыло, окаменело, покрывшись корочкой льда. Даже практически не моргая, наблюдала за невозмутимой, но пышущей неприязнью фигурой за столом. Он поднимается из-за стола и обходит его. Зловеще. Его черные глаза в ледяном гневе устремлены на неё. Черные, практически как его душа, должно быть. Веста нервно сглотнула. — Тебе приходила в голову мысль, что этим ребяческим поступком вы двое подставляете весь Орден? Или в ваши головы вовсе никакие мысли никогда не проникают? Теперь ей пришлось потупить взгляд. Потому что в какой-то степени стыдно. Не перед Снейпом, разумеется, — Мерлин упаси, чтобы ей хоть раз в жизни было стыдно перед этим человеком. Перед Орденом. Хотелось бы утешить себя мыслью, что это же была не ее идея поговорить через камин, но нельзя отрицать, что последнее, о чем она думала в тот момент — Орден Феникса. Переживала за Сириуса — да. За Поттера — да. За себя — тоже да. Орден как-то выветрился из и без того обеспокоенной головы. — Малфой, что меня останавливает прямо сейчас пойти и доложить обо всем генеральному инспектору нашей школы? — Смею предположить, сэр, ваша лояльность Ордену и профессору Дамблдору. Если она, конечно, достаточно прочна. Неизвестно даже, куда исчез весь страх при разговорах со Снейпом и откуда появилась эта дерзость. На уроках, разумеется, она сохраняет формальность. Но после того, как пол-лета лицезришь перепалки своего педагога и отца, который как только первого за все время не называл, весь леденящий душу страх куда-то удивительным образом испаряется. До третьего курса включительно всё было иначе. На третьем курсе она до дрожи боялась этот кладезь злобы и презрения, потому что одно неосторожное слово в его сторону — и Люциус узнает об её «непозволительном поведении». Теперь можно не бояться. Если, конечно, имеешь храбрость не бояться, что за хоть одно неосторожное слово он вспылит и направится прямиком к Генеральному инспектору, не желая никого покрывать. — Ты смеешь сомневаться в моей лояльности Дамблдору? — эти слова слышатся так, словно он крайне негодовал, ударил кулаком по столу и испепелял её взглядом. Но из перечисленного — лишь последнее. Он оставался удивительно хладнокровен, и только черные глаза и тон выдавали жалящую неприязнь. Даже стало не по себе. Едва заметно передернула плечами. — Ты лишь избалованная, зазнавшаяся девчонка. Не смогла протянуть такую долгую разлуку, как целая неделя без отца… какая жалость. Вы оба выглядите просто жалко. Может быть, он просто завидует? Нелепо, конечно, любую агрессию перекидывать на возможную зависть, тем более к ней или Сириусу, но. У Снейпа никого нет. Насколько она знала — никого. Попробуй и не свихнись в таких условиях. — Если хочешь знать, жизнь сама по себе несправедлива, и если для тебя непереносима даже лишь недельная разлука с отцом, то тебя ждет горькое разочарование. В этом мире, в таком случае, тебе не выжить. Поговорим о философии, профессор? Поговорим о несправедливостях? Лучшим вариантом Веста посчитала отмалчиваться, ведь так это быстрее закончится. Выставить между ними купол, чтобы выслушивать все упреки через призму отчужденности. Как делала двенадцать лет своей жизни. Насколько бы паршивыми эти двенадцать лет ни были, приобретенное за это время умение абстрагироваться играло на руку. — Тебе удивительно повезло, что Драко немыслимым образом решил поведать эту занимательную историю сперва мне, а не Генеральному инспектору. Если бы он поступил иначе, ты была бы уже на слушании в Министерстве, — окатывает ее взглядом, как волной змеиного яда. — И, быть может, это пошло бы тебе даже на пользу. Увидела бы, к чему приводит подобная безответственность. Весте это представлялось иначе. В ужасных картинах перед сном, копошащихся в воображении, представлялось, что кто-то из министерских приедет сюда, будет допрашивать её здесь. Однако — да. Логичнее было бы вытащить её саму в Министерство. Логичнее и хуже для неё самой. Впервые в жизни она была до безумия рада, что на неё доложили Снейпу. Выслушать его упреки — лучше, чем сидеть в центре зала и видеть устремленные в нее взгляды незнакомых каменных лиц, считающих, что она несколько месяцев назад связывалась с психопатом-маньяком. — Кто мог представить, что однажды мне придется прикрывать твою спину… Омерзительно. Разумеется, в силу обстоятельств я вынужден убедить твоего брата не передавать эту информацию дальше, но ты должна понимать, что делаю я это не ради тебя. — Я понимаю, — тихо и даже в какой-то степени кротко отвечает она, смотря куда-то в пол. Слишком сильно увязла в некогда привычно послушном образе, не успела даже окунуть эти слова в его же яд, прежде чем произнести. А хотелось. На Снейпа это неконфликтное, мягкое «я понимаю» произвело странный эффект. Чернота его глаз все еще сочилась презрением, но в них блеснуло удивление вперемешку с чем-то еще, непонятным. И даже — правда, лишь на секунду — нахмурился. Тут же опомнившись, он развернулся, по обыкновению изящно махнув краем своей черной мантии, и вернулся за стол. — Однако, — начинает он, занося окунутое в чернило острие пера над пергаментом, — я не могу оставить тебя без наказания вовсе. Я назначаю тебе дисциплинарное взыскание до конца недели. Ладно. Это не катастрофа. Как будто в первый раз. Только что он там пишет? В чем будет заключаться её наказание? Закончив строчить какой-то текст на тонком пергаменте, он небрежно протянул ей лист. Аккуратно взяв его в руки, она с настороженностью пробежалась глазами по содержанию. Тот купол отчужденности рухнул тут же, оставив на полу валяться невидимые осколки. — Наказание у Амбридж?! Вы же знаете, в чем суть её наказаний! — Поверь, Малфой, это меньшее из возможных зол. Может быть, хотя бы после этого ты начнешь думать головой о последствиях своих поступков. Так зачем нужно хоть какое-то зло, если есть возможность вообще его не причинять? Ах да. Это же Снейп. — Но профессор! — Передай этот лист профессору Амбридж, — невозмутимо, но с настойчиво-стальными нотками приказывает он. — И не отнимай больше моего времени. Вон из класса. Горя злобой, она стискивает зубы и, подхватив с парты собранный рюкзак, практически вылетает из класса. Подумать только! «Ученица моего факультета, Эстери Малфой, выказала значительную безответственность в отношении учебной деятельности. Посему прошу Вас проводить у данной ученицы ежевечернюю отработку дисциплинарного взыскания на протяжении одной рабочей недели». Он же не выносит Амбридж. Никто из преподавателей её не выносит. Но, конечно, почему бы и не попросить её проводить Весте отработку. Перед лицом такого ненавистного врага, как какая-то там пятикурсница, можно и объединиться! Пока она неслась по коридору, чувствуя, как обжигает ненавистью каждый атом в теле, глубоко-глубоко в подсознании таилась крохотная, едва уловимая мысль — он прав. Это меньшее зло. Вся эта отвратительная ситуация могла закончиться куда хуже, и она прекрасно это знала. — Ты шутишь, — недоверчиво прищурившись, произносит Поттер. — Хотелось бы, но нет. Всё ещё переваривая полученную информацию, Поттер неверяще мотнул головой. Это было уже во второй половине дня. Другая часть их четверки снова ускакала вершить дела старост, поэтому они сидели в коридоре вдвоем. И оно, наверное, даже к лучшему. Теперь она уже смогла рассказать обо всем произошедшем. Теперь, когда последствия не так страшны, как казались когда-то, можно поделиться и пожаловаться на свое бытие. Конечно, рассказала она не обо всем. О деталях беседы с братом она умолчала, сказала лишь об его требовании выдать Отряд. — Вот сволочь, — выдыхает он. — Кто именно? Снейп или мой братец? — Оба. Но в большей мере, должно быть, здесь всё же сволочь — Драко. Снейп хотя бы не потащился рассказывать обо всем Амбридж и Министерству, хотя мог. Насолить сразу двум Блэкам одновременно? Изумительно манящая идея. — Почему ты только сейчас рассказываешь об этом? Тебя полгода шантажировал этот придурок, а поделилась ты, только когда он претворил свои угрозы в жизнь. — Ну, а зачем мне было рассказывать? Что бы ты сделал? — Попытались бы с Роном с этим разобраться. Да, так она себе это и представляет. Эти два благородных гриффиндорца на белых конях несутся вершить правосудие. — Силой? — усмехается она, оправляя край юбки. — Я тебя умоляю. Только больше проблем бы заработали, чем хоть что-нибудь исправили. — Но для этого, Блэк, друзья и нужны, знаешь ли. Чтобы помогать друг другу, даже если огребаешь за это в два раза больше. Какие-то пыльные струны внутри от этих слов мелко задребезжали. Помогать друг другу, даже если вредишь этим сам себе. Вау. Чтобы никак не выказать эту непонятную тронутость, она прячет взгляд где-то в окне коридора и вовремя подмечает, что темнота уже слишком сильно сгустилась над школьным двором. Опомнившись, она достает из рюкзака карманные часы, подаренные Грейнджер, и смотрит на изящную длинную стрелку. — На этой ноте, я полагаю, занудным философствованиям на тему дружбы Гарри Джеймса Поттера суждено завершиться, — пафосно-формальным тоном заявляет она, и Поттер усмехается. — Ты невыносима, — говорит с улыбкой на губах. — Ты вдвойне невыносим, — весело отвечает она и, поднявшись с подоконника, в отместку ерошит ему черные волосы легким движением руки. — Ладно, мне пора к этой розовой горгулье, — и кивает головой в сторону поворота в нужное учебное крыло. Поттер тут же серьезнеет и с какой-то печальной усталостью советует: — Перед сном попробуй засунуть руку в настойку растопырника. Помогает унять боль. Веста кивает с благодарной улыбкой и, закинув на плечи рюкзак, так пока и не отнесенный в гостиную, ведь после уроков все свое время проводила с Поттером, идет навстречу наказанию. Кабинет Амбридж настолько приторный, что от такого даже стошнить может. И сахар будто на зубах скрипит. Это не способствовало обстановке. Уже без этого хотелось как можно скорее оказаться в спальне, мрачно холодной, но уже привычно родной, а тут эти чудаковатые блюдца с живым изображением котят и кружева повсюду. Вдобавок — преследовали навязчивые мысли, что, может, Амбридж каким-нибудь образом узнает все же правду. Может, Снейп не сдержит слово, или Драко уже успел передать всё ей. От этого было не по себе. Всё пугало, терзало и мучило, хотя она ещё даже не принялась за само наказание. — Итак, мисс Малфой, — мурлычет жаба с приторно-мерзкой улыбочкой, откладывая записку, которую уже читала днем, и теперь перечитывала со сладостным упоением. Садистка. — Чем же именно Вы так провинились в учебной деятельности? Знаете, я общалась с крайне опасным разыскиваемым преступником через камин, а мой сводный братец… Еле переборола смешок, тягостно проглотив его и облизав пересохшие от волнения губы. — Крайне безответственно относилась к выполнению домашней и классной работ, — невозмутимо отвечает она, не задумавшись ни на секунду. Не все навыки растеряла за лето. — Профессор Снейп этим весьма недоволен, поскольку я представительница его факультета, и не знать его предмет — непозволительно. Амбридж напускает на себя сочувственно-понимающий вид, от которого хотелось бы что-нибудь или кого-нибудь ударить, но Веста собирает все силы на то, чтобы не шевельнуться. И даже ничего не сказать. — Что ж, так я и предполагала. Я опасалась, что Вы не успеваете лишь по моему предмету, но, в таком случае, дело не в нем… Держись, Веста, держись. Вдох-выдох. Еле сдержалась, чтобы истерически не рассмеяться, потому что, действительно, Веста плохо учится на ее уроках только лишь по своим каким-либо причинам, а не потому что теория Защиты от Темных сил — неимоверная нудятина, не стоящая своего времени. — Наверное, стоит уже приступить, — указав на лежащее на круглом столике длинное перо своим пухлым коротким пальцем, говорит она. Веста вбирает в легкие воздух и берет перо в правую руку. — Полагаю, фраза, которую Вам понадобится писать, должна быть следующей… «Я не должна быть безответственной». Настолько длинная? Вы шутите? Я не должен лгать — куда короче! Не смея перечить, ведь это, всё же, просто меньшее из зол, Веста проводит пустым кончиком пера по пергаменту, выскребая нужные буквы. И, ожидаемо, левую руку пронзает режущая боль, словно разом впились десятки игл, выстраивающиеся ровными рядами в слова. Крепко сжала челюсть, перебарывая мучительные ощущения, и взглянула на левую руку. Кровавые, вырезанные слова даже не уместились бы под средней костяшкой, как у Поттера, поэтому простирались по диагонали по всей тыльной стороне небольшой ладони. — Пишите, пока смысл этих слов не дойдет до Вас, мисс Малфой, — с ласковой улыбкой произносит Амбридж и отпивает глоток из отвратительно-милой чашечки с цветочным узором. *** Неделя оказалась не такой чудовищной, какой представлялась. Да, вечера у Амбридж — мучение, но могло быть хуже. Как-то взбодрилась, повеселела, оттаяла. При Драко и слизеринцах старалась этого не показывать, пусть Драко считает, что ей влетело неслабо, омрачив всё её существование, но при общении в четверке или же на собраниях Отряда, на которые она приходила с заметным опозданием из-за отработки, она была такой легкой и безмятежной, словно снова была в летних стенах древнего дома Блэков. Грозные свинцовые тучи, нависавшие над ней несколько месяцев, позади. Впереди только беззаботные деньки, да и до каникул, то есть до встречи с отцом, совсем недалеко. Правда, пришлось убедить гриффиндорцев не говорить Сириусу о случившемся. Те, разумеется, были крайне против, но Веста была настойчива в своей просьбе. Незачем отравлять отцу существование ненужной информацией. А чтобы скрыть ещё не зажившие, довольно заметные порезы на руке, будет носить перчатки без пальцев. Не так давно в Хогсмиде видела довольно симпатичные, подходящие большинству вещей её гардероба. Купит на выходных перед каникулами. На последнем сборе Отряда перед праздником, Поттер решил устроить тренировку уже пройденного. Ученики повторяли уже изученные заклинания, к неудовольствию Смита, который подметил, что лучше бы вообще тогда не приходил. Веста уделила это время очередным попыткам вызвать Патронуса. Под неровный строй голосов, с разных сторон кричащих то «Импедимента», то «Остолбеней», то «Экспеллиармус», она, прикрыв глаза, перебирала в памяти все пыльные воспоминания, словно раскладывала стопку бумаг. Несмотря на отсутствие тревог, что грызли её последние месяцы, всё равно не выходило. Из палочки выходил только невнятный дымок, потому что все картинки перед глазами выскальзывали, стоило только попробовать на них сосредоточиться. Отсутствие нынешних забот не отменяли уже когда-то случившихся. Это сбивало, путало и мешало отдаться счастливым моментам в собственной жизни. — Всё ещё не выходит? — сочувствующе поджав губы, спрашивает Поттер, оказавшийся неожиданно рядом. Она аж вздрогнула. И уныло покачала головой. — Об отце думала? — Естественно. — А обо мне? Веста чуть не подавилась воздухом, что в этот самый момент проникал в легких с усталым вздохом. О нем? Да с чего бы она думала о нем? Нелепость какая. Нет, она, конечно, думала. О моментах, когда они гуляли вчетвером, веселились и прочее, но, опять же, обычно они чем-либо были отягощены, поэтому ни черта не выходило. Что он подразумевает под… — Я имею в виду, мы же проводили время вместе, — видя ее до невозможности растерянный взгляд, невозмутимо объясняет он, пожав плечами. — Иногда вполне неплохо, на мой взгляд. Но это просто предложение, тут уже как хочешь. Так. Ладно. Вряд ли, конечно, моменты с Поттером помогут ей вызвать патронуса, раз даже моменты с отцом не помогли, но попытка не пытка. Какие вообще моменты можно взять? Первым в закромах памяти всплыли, почему-то, посиделки в гостиной Норы, когда он рассказывал о своих геройских похождениях, и они много смеялись. Но это не настолько яркое воспоминание, чтобы суметь удерживать эту картинку перед глазами, пока произносишь заклинание. Да и она была в слишком вязких тревогах в тот период своей жизни. Вторая картинка, куда более яркая, тут же заменила первую. Святочный бал. Танцы, веселье, восхитительное платье, практически беззаботная обстановка. Практически — потому что тем же вечером произошло очередное столкновение с Драко, а после и ссора Грейнджер с Уизли, поэтому… нет и нет. Опять. Да что вообще остается? В ее жизни был хоть один истинно счастливый момент? Без примеси дегтя? Ответ сам приходит на ум. — Экспекто Патронум, — произносит она как-то неуверенно, воспроизводя перед глазами, как на колдографии, нужный момент. Не выходит. Очередная пустая серебристая дымка. Ещё одна попытка представить. Живее, ярче. Немногим ранее прошлого воспоминания. Подготовка к балу, музыка из стащенного проигрывателя, обсуждение магловской техники, обучение танцам и вечно неверные, но забавные поначалу движения. Побег от Филча и прятки в тайных ходах замка. — Экспекто Патронум! — и из палочки ввысь взметается сверкающая сущность. У неё получилось. Боже мой, у неё получилось. Ей казалось, ей не суждено вызвать патронуса до конца своих дней. Сперва, ошеломленная успехом, она даже не сразу разбирает, что это за животное. Видит сначала лишь крылья. Птица? С чего бы её патронус — птица? Летать сама она не выносит. — Блестяще, Блэк! — искренне радуясь, улыбается Поттер, и серебристое существо опускается чуть ниже, исполняя рядом с ним в воздухе различные маневры. Веста наконец присмотрелась. Ворон. Изящный, красивый ворон, разрезающий воздух очередным взмахом крыльев. — О ком думала сейчас? — интересуется Поттер, наблюдая за огибающим хозяйку патронусом и оставляющим серебристый след за собой. Черт. Ну нет. Не говорить же, что одним из самых счастливые ее воспоминаний, не омраченных ничем другим, по итогу, получается воспоминание с ним. — О папе, конечно, — безмятежно врет она. — Я рад, что у тебя получилось, — произносит он и по-дружески, легонько хлопает ее по плечу. От этого простого прикосновения, будто после пробуждения в памяти всех этих ярких, приятных эмоций тело и мозг стали чувствительнее, в груди что-то непонятно зашевелилось. Словно сердцу стало тесно, и оно пыталось выбрать положение поудобнее. Это вообще что такое? Может, простудилась? После всех этих событий нервы не выдерживают, потягиваются в усталости? Что это, черт возьми, такое? Тепло улыбнувшись напоследок, Поттер переходит к другим, чтобы понаблюдать за успехами своих учеников, а Веста так и осталась стоять несколько минут на одном месте. Патронус уже растворился в воздухе, а она даже не заметила. В итоге — встряхнула волнистыми волосами, отгоняя все мысли и приходя в себя. Выцепила из толпы взглядом Лавгуд, тоже тренирующую патронуса, и уверенно пошла к ней, чтобы предложить потренироваться в отталкивающих. Через полчаса ученики, слишком увлекшиеся, опомнились, что время позднее, и принялись расходиться, пока не наступил отбой, после которого старосты без зазрения совести смогут снимать баллы со всех подряд. — Но почему ворон? — поражается Уизли, когда Веста, окрыленная успехом, перед уходом ещё раз решает вызвать патронуса, чтобы убедиться, что ей не почудилось. — А мне кажется, очень даже подходит, — следя за летающей вокруг них птицей, отвечает Грейнджер. — Ум, находчивость и… некоторая отчужденность, насколько я знаю, — увидев, как Веста изогнула одну бровь — мол, не самое оптимистичное описание, дополняет: — Однако в римской и греческой мифологиях ворон выступает символом удачи. Дарителем света, кстати. — Ага, а в других мифологиях он — предвестник беды и смерти. Поэтому давайте все просто дружно не будем придавать формам патронусов значение, ладно? Животное и животное. Без разных скрытых смыслов. Уизли пожимает плечами, а Грейнджер кивает, соглашаясь. Мимо проходят несколько учеников и прощаются с этими двумя, желая хорошего Рождества. Весте хорошего Рождества из малознакомых учеников пожелала только Лавгуд, и то, предостерегая, чтобы Веста опасалась на каникулах мозгошмыгов, ведь в праздничной обстановке их становится особенно много. Сомнительное поздравление. Где там Поттер? Его только и ждут. Весте хотелось бы поблагодарить его за все эти уроки, раз уж у неё приподнятое настроение сегодня и атмосфера грядущего праздника уже пронизывает воздух. Обернувшись и всмотревшись в рассасывающуюся толпу, она видит спину Поттера и уже хочет его позвать, но видит рядом с ним ещё одну фигуру. С длинными черными волосами и очаровательно печальной улыбкой на лице. Почему-то — как удар куда-то под дых. Странное состояние. Непривычное, непонятное, подвешенное. Словно перевернули с ног на голову, кинули левикорпусом, заставляя смотреть на мир как-то ужасно иначе. Ей такое не нравится. Верните её в прежнее состояние, это слишком запутанное и далекое от неё. Она даже не может его объяснить. А она катастрофически не любила, когда не может объяснить чего-нибудь, понять, хотя практически всю её жизнь она не может сама же себе истолковать свои мысли и эмоции. — Ты идешь? — спрашивает у нее Грейнджер, и Веста словно оживает, вынырнув из мыслей. Переводит взгляд и заторможенно кивает. — Пойдем, проводим тебя до подземелий. — Хорошо, спасибо, — отвечает она, натянуто улыбнувшись. И уже на выходе бросает ещё один короткий взгляд на болтающую вдалеке парочку, кажущуюся со стороны такой неправильно правильной. Такой уместной.