"Одиннадцать негритят"

Только сейчас, на восьмом месяце, Мара отяжелела. Перестала напоминать симулирующего подростка с накладным животом. Милое некогда личико подурнело отеками. Воспалились глаза и десны. Движения обрели заторможенность. Настроение превалировало подваленное. - Может тебе всё же уехать на время? - очередная минута слабости, в которую я готов послать к чертям на тысячу раз выверенные планы. - Кому от этого станет спокойней? - Мара, переваливая непривычную тяжесть тела с ноги на ногу, хлопочет по кухне. Тут сполоснет чашку, там смахнет крошки. Перемешает поспевающую на плите кашу. Сама невозмутимость внешне. - Тебе? - предполагаю я, подходя к жене сзади, и заключая ее в объятия. Она отрицательно мотает головой. На несколько секунд замирает. Прикрыв глаза, прижимается щекой к моей оголенной груди, и вновь возвращается к своим занятиям. - Тогда, может мне? - продолжаю я, уже впрочем осознав, что мне легче точно не станет. Здесь я хотя бы в те моменты, в ее безопасности уверен, когда вижу собственными глазами. Мара вздыхает словно мать, удрученная наивностью собственного чада. Возвращается в мои объятия. Пытается успокоить. - Стас, не паникуй. Ты и сам знаешь, что меняя планы сейчас, рискуем еще больше. Я чувствую себя отвратительно. Комок в горле, как от подступивших слез. Я уже чуть не убил ее однажды, а теперь снова подвергаю опасности. Да еще и вместе с ребенком. - Помнишь ты сказала, что справишься и без меня? - я начинаю говорить, но голос предательски срывается, теряя глубину. Не могу сказать, что то заявление меня уж совсем никак не задело. Но все же я понимал. Мара сейчас во власти материнского инстинкта. Для нее не существует ничего важнее ребенка, которого она должна выносить и родить. Остальное все второстепенно. И я в том числе. Жена хмурится, кивает в ответ. А я продолжаю, уже беззвучно почти - Так вот я без тебя, нет. Мара смотрит на меня с непониманием. Даже кажется, с некоторой злостью. Берет за руку и подводит к зеркалу. - Видишь этого человека? - кивает на мое отражение. Дожидается ответного кивка. Продолжает - Таких как он, больше нет. По крайней мере я таких не встречала. Он не герой, а в прошлом, возможно даже злодей. Но он, словно исполин среди других людей, занятых мелочными своими какими-то делишками. И если ты позволишь ему сдаться, из-за кого бы то ни было, я тебе этого точно не прощу. Невесело улыбаюсь таким речам. Целую жену в висок. - Как только тебе удается, видеть меня в таком странном свете? - А ты посмотри на свое окружение - Мара хоть и улыбается, но продолжает вполне серьезно - Не только я так к тебе отношусь. И Саня, и Боря, все снизу вверх взирают и почтительно ловят каждое слово. И так, кого ни коснись. Мало кто может себе позволить не чувствовать этого превосходства. - Ты преувеличиваешь. - А может ты недооцениваешь? - Я люблю тебя. - И я тебя - словно эхом в ответ. Утро взаимных клятв и признаний, прервал дверной звонок. Мара чуть напряглась, я слегка отстранился, продолжая придерживать ее за плечи. Прислушался к ощущениям. Опасности не почуял. Но все же для собственного успокоения снял ПМ с предохранителя. Направился к двери, от лестничного проема напомнил жене: - Вниз не спускайся, пока я не скажу, что можно. Мара согласно кивнула. Она понимает, что в нашей ситуации слово "перестраховка" вообще не уместно. Шагнув следом, успевает оставить ускользающий поцелуй на моем виске. После отступает назад, возвращаясь к своим делам. Я спускаюсь вниз, открыть дверь. - Ну что, друзья-алканафты. Накушались вчера без меня?! На пороге Борис. Протягивает минералку. За скепсисом прячет тревогу. Кажется даже исподволь оглядывает меня на предмет повреждений. - Так тебя ж тоже звали. Кто виноват, что ты не смеешь у жены отпроситься?! Из мастерской выползает Саня в одних трусах. Зевает. Жадно припадает к бутылке с минеральной водой. Вместо благодарности безжалостно стебет спасителя наших пересохших труб, и больных голов. Борзый. Не чувствую в себе сил воспитывать. А пора бы. - Оделся хоть бы, девушка в доме, а ты в исподнем - вот Борьке не лень научить мОлодца уму-разуму. - В общем да, не хрен тут яйцами трясти, не дома - поддерживаю я в воспитательном порыве, бывшего напарника по охране склада. Нет, я конечно не ревную. Но есть же какие-то рамки приличий. - Э, старички, зависть плохое чувство. До добра не доведет - самодовольно ухмыляется молодой опер, тем не менее удаляясь в мастерскую в поисках штанов. Я почти на автомате втягиваю собственное пузо. За последнее время я сильно похудел, теперь не мешало бы подкачаться. Вот закончится всё это, и займусь собой. Наверное.