Просто история

Кое-как разлепив глаза и глянув на дату в телефоне, убедившись в своих самых страшных опасениях, с чуть большим прикладыванием силы, чем следовало, бросаю тот на гору вещей около дивана. С головой нырнув под одеяло, стараюсь заснуть, дабы хоть немного укоротить сегодняшний день. День, когда тебе постоянно названивают люди, которых ты и вживую ни разу не видел, но которые считают своим долгом поздравить тебя первыми, а потому доёбывают ещё с утра. День, когда узнаёшь о себе много нового. День, когда много нового узнают о тебе. День, когда тебе присваивают незаслуженные и необоснованные титулы и восхваляют твои несуществующие успехи и стремления. День рождения, в общем. Я всю свою сознательную жизнь не любил этот праздник, он всегда выглядел однообразно и настолько притянутым за уши, насколько вообще возможно. Каждый год просыпался с чётким сценарием в голове, который ещё ни разу, за исключением этого, не был нарушен, будто договорённость, не нуждающаяся в устном или письменном соглашении, истинна. Каждый год к нам приезжали "дальние, но горячо любимые родственники", которых было слышно ещё с подъезда. Каждый год в гостиную выносили кухонный стол, одалживали у соседей стулья и столовые приборы, так как на всех не хватало, и садились ужинать, весь вечер напиваясь и обсуждая сугубо "взрослые", в итоге переплетающиеся между собой темы, вроде политики и проблем на работе. А когда градус повышался, вступала более мощная артиллерия в виде собственных детей, или "более дальних и менее любимых родственников". Ещё в детстве мечтая хоть раз повеселится на полную, воображал, как на совершеннолетие поеду с большой компанией друзей куда-нибудь к морю. Как мы всю ночь будем веселится, купаться под полной луной, и я впервые почувствую себя по-настоящему свободным, независящим от кого бы то ни было. Однако, друзьями я к тому времени так и не обзавёлся, а постоянные пьянки и громкая музыка уже надоели настолько, что весь тот день я провёл в полумраке комнаты, наслаждаясь тишиной, только изредка отвечая на телефонные звонки, выслушивая однообразные поздравления. Так что идея компенсировать все неудачи прошлых восемнадцати была заманчива. И я действительно хотел. Планировал, как отключу телефон и, забив на всё смачный хер, поеду в какое-нибудь захолустье, или просто к воде, всё равно, только бы больше не видеть эти уже приевшиеся пейзажи и лица. Отдохнуть наконец от непрекращающейся суеты. Но с трезвоном будильника пропало даже желание дышать, окончательно покинув меня с вырвавшимся «блять» в подушку и недовольным бурчанием соседа по комнате. Хотелось прогулять сегодняшние пары, эта потребность возрастала с каждой проведённой в постели секундой, подпитываясь теплотой под одеялом, и отчего-то чуть более удобной, чем обычно, подушкой. Однако перед глазами нарисовался грозящий неаттестацией преподаватель проектирования. На его паре я появился лишь единожды, однако эта паскуда таки запомнила мою недовольную рожу. Так что, нехотя подняв свою полуживую тушку, потащил ту в ванную. Стоило мне только выйти на порог общаги, как с неба полился дождь, моментально впитываясь в рубашку, надетую поверх худи, грозясь в скором времени подобраться ещё и к ней. Сцепив челюсти и накрывшись рюкзаком, я с нескрываемой ненавистью уставился на отъезжающую от остановки маршрутку. В кармане завибрировал мобильный. Вчерашнее предложение травы и сердца от какого-то странного парниши в баре выглядело заманчиво. — Я готова выслушивать объяснения и желаю слышать в твоём голосе раскаяние. Желательно, со всем артистизмом, иначе не поверю и не угощу тортиком. Скрестив руки на груди и прислонившись к колонне около универа, сказала Настя с таким свирепым видом, на который только было способно её кругловатое лицо и пухлые, чуть порозовевшие от холода щёки. Сейчас она больше походила на капризного ребёнка, так что не смогла вызвать ничего более, кроме лёгкой улыбки, что только сильнее разозлило девушку. Та в один шаг сократила расстояние между нами и, попутно достав что-то из кармана, приблизила это к моему лицу, так что пришлось отшатнуться. — Ты забыл у меня паспорт. И знаешь, что я на нём обнаружила, когда решила полюбоваться твоей фоткой? Дату! Вот, справа от фото. Прям под «Владимирович». Она удивительно точно совпадает с сегодняшней. — Вот видишь, какой я безответственный, чему ж тут удивляться, — это было первое, что пришло в голову, так что подруга, не поверив, только сильнее нахмурилась, вернув документ и сухо вручила брелок с маленькой плюшевой собачкой на нём. — Сказал бы раньше, получил бы подарок получше. Схватив меня под локоть, Настя, по пути в аудиторию, начала распинаться, как же сильно та огорчилась моим поступком, что она была обо мне лучшего мнения. И вообще, там были ещё брелоки с хаски, но её обида была такой сильной, что единственное, чего я заслуживаю, это пудель. Вечером того же дня, после окончания, как показалось, затянувшихся пар, Настя очень настойчиво двинулась в сторону уже излюбленного нами кафе, всем своим видом давая понять, что отказ не принимается и будет воспринят как начало чего-то страшного и непоправимого. Находилось оно недалеко, мы часто заглядывали туда, дабы скоротать время во время окон, или же заглядывали перед началом занятий, выпить по чашечке кофе и немного взбодрится перед предстоящим днём. Заказав по латте с лавандовым сиропом и символическому кусочку чизкейка, мы сели за полюбившийся столик у окна. Благо, людей было немного. Еле слышная музыка, характерный запах кофейни и так и не прекратившийся ещё с утра дождь за окном — то, что нужно, дабы с облегчением вздохнуть, наслаждаясь спокойствием. Подруга к тому времени уже, кажется, и забыла о своей обиде, вновь оживилась, весело болтая, уминая лакомство за обе щеки. В своём разноцветном свитере, комбинезоне и с растрёпанными на голове пучками, она так органично смотрелась в этой тёплой атмосфере, что впервые за долгое время во мне проснулось искреннее желание взять в руки скетчбук. Но в миг что-то изменилось. Она вдруг замялась, отложив вилку и прекратив свои бурные разглагольствования, неловко поёрзала на сидении и бросила в мою сторону короткий, будто виноватый, полный нерешительности взгляд. — Мне тут кое-кто на ухо шепнул, что ты ходил в бар на днях, вот. Она поджала губы, достала телефон, продемонстрировав не самого лучшего качества фото, сделанное то ли дрожащими руками, то ли просто впопыхах. Впрочем, это не помешало узнаваемости. Глупо было отрицать, что это меня целует какой-то парень. Так же глупо, как и убеждать, что я был против. Это было плохо. Не то, чтобы очень, но рассказать подруге об особенности моей личной жизни не входило в планы, точно не сейчас. Наученный опытом, я усвоил для себя три важнейших нюанса, которые следует держать в голове, раз уж не научился подавлять в себе гомосексуальность: фото — мощнейшее оружие; как бы сильно ты не доверял человеку, с раскрытием своей ориентации спешить не стоит; люди, которых считаешь друзьями, не всегда такого же мнения о тебе. В общем, говорить, что я был не в восторге будет лишним. Тогда это выглядело как настоящая катастрофа. Я долго молчал, поглядывая время от времени на подругу. Та положила подбородок на сложенные на столе руки и молча смотрела в окно, будто ожидая чего-то, или кого-то. — И что, даже ничего не скажешь? — А что я должна сказать? — подруга вновь выпрямилась. Она делала это каждый раз, когда чувствовала себя некомфортно. — Не знаю. А что обычно говорят в таких ситуациях? «Боже, никогда бы не подумала», или «ну ты и больной ублюдок», или, может быть, скажешь, что «теперь на одну подружку больше»? — А обязательно выбирать одно из трёх? Она улыбнулась, вновь взяв в руки вилку, и неторопливо начала накалывать на ту оставшиеся от чизкейка крошки, а чуть погодя, и вовсе рассмеялась, сказав что-то о том, что никогда бы не подумала, что производит впечатление консерваторки-гомофобки. Я же припомнил ей «хамстерхантерку» и повисшее между нами напряжение вмиг спало с посыпавшимися одна за другой шутками и смехом. Немного позже я решился поделиться с ней историей о своей первой влюблённости в детском саду. Как тогда рассказал об этом маме, а она в ответ только улыбнулась и, потрепав по голове, попросила никому об этом не рассказывать, особенно папе. Как впервые осознал свою ориентацию, влюбившись в мальчика, имя которого напрочь из головы вылетело. Мне тогда было около тринадцати и мы всей семьёй часто ездили на лето в Японию, к бабушке с дедушкой. — А тот парень в баре? Вы встречаетесь? — Тот парень? — такой вопрос поставил в ступор и я, поправив рубашку, издал нервный смешок, сжавшись, будто это хоть как-то помогло бы увильнуть от чётко поставленного вопроса. — Я тебя внимательно слушаю, — хищно улыбнувшись, Настя полностью перевалилась через стол. Вдохнув как можно глубже и решив про себя, что терять уже нечего, монологом выпалил всё то, что уже который день не давало нормально функционировать, постоянным сожалением крутясь в голове, будто выедая мозг, не давая сконцентрироваться на чём-либо другом. — На самом деле того парня я видел первый и последний раз, у меня уже очень давно не было секса, и я медленно сходил с ума. Но в Тюмени у меня действительно есть парень. Мы вместе уже больше пяти лет. Сначала мы встречались "классически", но потом оба решили, что нам обоим будет удобнее в свободных отношениях. Я к нему совершенно ничего не чувствую, но он дорог мне как друг, и не хотелось бы потерять его, потому мы всё ещё вместе. Но недавно Раймонд пригласил меня погулять, ты помнишь, мы ещё слушали тогда ту занудную лекцию по анатомии. И знаешь, я до сих пор думаю, что, возможно, может быть, есть такая вероятность, что это было свидание. Мы потом ещё раз пересеклись, но это уже неважно. Кажется, он мне нравится, но не думаю, что он согласился бы быть третьим. Да, ничего не говори, я знаю, как это звучит, во всём виновато отчаяние. Всё это ужасно давит и я не знаю, как поступить. — О, как я тебя понимаю, — с нескрываемой драматургией, подруга приложила ко лбу тыльную сторону ладони, — когда впервые увидела его, подумала, как сильно хотела бы прокатится на его… — Насть. — Ты же сделаешь это вместо меня? — Тебя ничего не смущает? — Нам обоим нравится его член, так почему бы не обсудить сложившуюся ситуацию? — она улыбнулась, посмеиваясь, однако увидев мою недовольную морду, прочистила горло. — В любом случае, я верю, что ты справишься. Главное, не обманывай нашу булку, лады? А я уж как-нибудь намекну ему, что стоит действовать ещё активнее. Пропустив последнюю фразу мимо ушей, а может просто не придав ей значения, я снова вздохнул, глотнув уже остывшего к тому времени кофе. На следующий день, вернувшись после работы в общежитие, консьержка передала букет, с запиской поздравления. Эта милая женщина, в компании которой я уже успел несколько раз выпить чашечку чая с домашним печеньем, обсуждая жильцов, ещё раз полюбовалась цветами у себя в руках. — Приходил молодой человек, просил передать. Сказал, что у тебя вчера был день рождения. Пойдём, хоть угощу чем-нибудь вкусненьким, — и, более тихо, больше для себя, продолжила, — вот молодёжь, совсем не разбираются в значении цветов. Такой букет больше подошёл бы девушке. — И что он значит? —«Думаю о тебе», — с улыбкой сказала женщина, разрезая вишнёвый пирог и, пригласив меня присесть, протянула вкусно пахнущую выпечку. А на небольшом столике уже дымились две кружки чая, источая еле уловимый фруктовый аромат. Действительно, Раймонд, как и я, совершенно не разбирается в цветах, и тем более не имеет ни малейшего представления об их символике.