Просто история

Всегда, когда они ссорились, хотелось, как в детстве, закрыть уши руками и петь себе что-то под нос, лишь бы больше не слышать. Каждый, пожалуй, так думает. Странно видеть двух кричащих взрослых, которые должны любить друг друга и заботится, но вместо этого только обвиняют. В детском видение мира такое поведение никак не укладывается. Ты не понимаешь, что происходит, хочется сесть под стенку и заплакать, как в магазине, когда родители не хотят покупать тебе приглянувшуюся сладость. В подростковом же возрасте всё приобретает совершенно другие краски. Ты не смотришь на них с непониманием и страхом. Ты злишься. Злишься, потому что считаешь их всего-навсего глупыми людьми, не способными понять даже собственных желаний, так какое они тогда имеют право указывать тебе, как жить и поступать в той или иной ситуации, гордо произнося слово «родитель»? Ты смотришь на них с обидой. Не за них, скорее за себя. Ты обижен, потому что уже который год вынужден жить в доме, гнетущая атмосфера в котором, кажется, раздавит тебя в любой момент. Потому я предпочитал быть где угодно, только не в собственной квартире. Сначала меня спасала музыкальная школа и продлёнка, потом, когда мне уже разрешалось ночевать у друзей, я начинал оставаться у них. Но бывали и вечера, когда ничто из этого не могло спасти, а потому я просто уходил, чего они, кажется, так ни разу и не заметили. Летом излюбленным местом была лавочка, наполовину скрытая кустом. Зимой же было сложнее, приходилось уходить далеко от дома и, выбрав для себя поезд, который якобы ждёшь, ночевать на вокзале. Некоторые охранники уже знали меня в лицо, а потому делали вид, что не замечают, некоторые из них даже могли до дома подвезти, по окончанию смены. Бывало, конечно, что новенькие то и дело гнали меня прочь, но и те вскоре только качали головой и проходили мимо. Иногда, от нечего делать подсаживались рядом, начинали говорить о своих проблемах, но ни один из них ни разу не затронул тему, которая, как им казалось, была под запретом. Мне нечего было скрывать. Я бы рассказал, если бы хоть кто-то из них спросил. Да, тебе становится паршиво, когда самые родные для тебя люди выясняют отношения и говорят то, чего не должны. Однако хуже всего, когда причиной такой ссоры становишься ты сам. Я до сих пор помню это отчётливо. Сестра тогда была в том возрасте, когда уже хотелось наносить себе тонны косметики на лицо, дабы скрыть под ней все свои комплексы. Я не возражал, когда в качестве своей модели и подопытного, она выбрала меня. Смело подставлял своё лицо под неумелые руки, после слушая в свой адрес тонны комплиментов от неё же и не говорил о кривоватых стрелках или странно расположенном румянце. Сестра в такие моменты была настолько довольна собой, что я, в некоторых случаях буквально, прикусывал язык и смиренно качал головой. Не смел хоть немного испортить весёлую атмосферу, с чем, однако, справился вернувшийся раньше обычного отец. Ещё никогда он не удосуживал меня своим вниманием на такой длительный период, читая лекции об омерзении такого женского поведения с моей стороны. Говорил, что не будь я его сыном, он бы уже давно врезал бы мне, дабы выбить всю ту дурь из головы, называя педиком. Схватил кухонное полотенце и швырнул мне в лицо, приказывая немедленно стереть эту дрянь, иначе он сделает это своеручно и мне точно не понравится процесс. Я смиренно делал всё, что он говорил, пока мама стояла в проходе и не осмеливалась выдавить из себя и слова. Я посмотрел на неё и тогда впервые почувствовал, как внутри всё кипит от гнева. Вообразил, что если скажу ему что-то наперекор, то это поставит его на место. И я действительно что-то сказал. Уже не помню дословно, это было первое, что пришло в голову. Что-то о том, что быть геем лучше, чем пидором вроде него. На всю жизнь запомню эту тишину, воцарившуюся всего на пару секунд. Кажется, он хотел ударить, но мама не позволила. И тогда он впервые поднял на неё руку, тем самым окончательно стерев всё то, что было между ними. С тех пор я не видел, чтоб они ссорились. Но так же я не видел хоть какой-то привязанности или чувств. Я сбежал. Ушел тут же. В том, в чём был, благо на улице было тепло. Только брошенную у шкафа куртку прихватил. Помню, как оказался у того сомнительного вида то ли клуба, то ли какого-то притона. Я тогда не особо соображал, так что, уставший, сел около него, поджав под себя колени и положив голову на руки, будто свернувшийся в клубок ёж. По крайней мере, так я себя и чувствовал. На этом месте меня тот тип и нашёл. Я уже не помню ни его имени, ни того, как он выглядел, только пирсинг в брови запомнил. Он будто невзначай встал около меня, закурил, пел себе что-то под нос, будто намеренно привлекая к себе внимание, дабы я поднял голову и посмотрел на него. Глупо, в общем-то его судить, раз план таки сработал. Парень глянул на меня в ответ, так же, присел на корточки, доставая ещё одну сигарету и любезно протягивая. Я не курил. Считал это абсолютно странным «развлечением», не стоящим даже внимания, но всё равно зачем-то принял это, своего рода, проявление симпатии. Он помог закурить и зашёлся смехом, когда я закашлял так, что на глаза навернулись слёзы. Зыркнул на него злобно, и упёрто продолжил делать вид, что действительно курю, а не просто задерживаю дым во рту и тут же выдуваю его, так и не вдохнув. — Зря ты здесь ошиваешься, тем более ночью, — а после, более тихо, подсев ещё ближе, добавил, — если только не ищешь приключений на свой зад. — А может быть и ищу. Не думаю, что я тогда полностью осознавал, что он имеет в виду, однако при виде него мурашки всё равно пробегали по телу. Я напрягся, будто почувствовав что-то неладное, когда он опять рассмеялся, но уже как-то по-другому, будто наигранно, тут же доставая ещё одну сигарету, уже не предлагая. — Тебе лет то сколько? — За меня не посадят. — Нашёл, кому пиздеть. Или тебе табак настолько в голову ударил? — Хочешь проверить? Все весёлые нотки тут же пропали с его голоса и он, вздохнув и сделав особенно глубокую затяжку, задумался на пару минут, полностью сев на асфальт, облокотившись о здание. Дверь неподалёку от нас открылась и доносившаяся с помещения музыка тут же стала громче, а воздух пропитал странный запах с сладковатыми нотками. Вышедшая небольшая компания не обратила на нас никакого внимания, двинувшись в противоположную сторону. Я провожал их взглядом до тех пор, пока краем глаза не уловил резкое движение и сразу же повернулся. Мой новый знакомый встал, стряхивая пыль с кофты и джинс. Скривился, поведя губами в сторону и, таки наклонившись, взял двумя пальцами за подбородок, вертя мою голову во все стороны, будто товар. Рассматривал скептическим взглядом покупателя, ищущего изъяны, дабы в последний момент отговорить себя от покупки. Выпрямился, продолжая сверлить своим хмурым взглядом, в котором уже не было и капли доброжелательности. — Я предлагаю только один раз. Ты кажешься славным малым, так что будет очень досадно, если о нашем с тобой партнёрстве прознают копы. И это касается всех, не только тебя. Никто из нас не хочет проблем, так что если передумаешь, то лучше тебе прямо сейчас свалить и забыть об этом месте, уяснил? Но тут его взгляд смягчился, губы вновь тронула еле заметная, но искренняя улыбка и он, вновь присев на корточки, однако уже передо мной, продолжил. — У каждого есть причины заглядывать сюда время от времени. У меня нет привычки расспрашивать клиентов об их личной жизни, это неэтично и портит рабочие отношение. Работников это тоже касается. Между собой они могут обсуждать всё, что угодно. Но платят им не за разговоры. Надеюсь, мы поняли друг друга? Я заторможено кивнул, не сводя с него глаз. Его лицо было нечётким из-за отсутствия очков, что не мешало мне сфокусироваться, будто заворожённый, рассматривать. Он хмыкнул, придвинувшись ещё ближе, положил руку мне на колено, провёл вниз, останавливаясь на внутренней стороне бедра. — Так что, готов поработать? С того дня всё и началось. У меня появилась возможность сбегать из дома на несколько дней, не ночуя на неудобных лавках, да ещё и зарабатывать деньги. Из запуганного отцом мальчика, имеющего "правильные" представления о своём будущем, я превратился в трахающуюся за деньги шлюху, пропивая и прокуривая все заработанные за ночь деньги, веселясь с разделяющими мои взгляды на жизнь людьми. Сейчас, спустя много лет, я начинаю понимать, почему мне это так нравилось. Переступая порог этого заведения, я оставлял за собой всё, что тяготило меня эти годы, лишаясь даже собственного имени и внешности, скрывая ту за импровизированной маской, оставаясь для посетителей всего лишь кожаной игрушкой на ночь, а не личностью. И даже работники не знали настоящих имён друг друга. Они знали только тело. Там все были равны, ни у кого не было своей истории или большего, чем у других, опыта. Говорят, что такая участь ждёт каждого, кто продаёт своё тело за деньги. Что это плата, за тот образ жизни, что они выбрали. Что это тот самый момент, после которого ты либо покидаешь эту индустрию, либо остаёшься в ней навсегда. Я нарушил то единственное правило и разговорился с несколькими парнями, уговорившими меня уйти сегодня с работы пораньше и пойти повеселится с ними в другое место. Их было трое. Я мало что помню с той ночи, только обрывки. Они привязали меня к стулу и развлекались до тех пор, пока каждому из них не надоело, а потом посадили в машину и оставили у кого-то под забором, где жильцы дома меня и нашли. Очнулся я уже в больнице, под капельницами, однако эту историю вы уже знаете. Если бы мне предложили вернуться в прошлое и как-то повлиять на развитие событий, скорее всего, я не стал бы ничего менять. Возможно, это будет сложно понять. Может, кто-то даже осудит меня за это, но я больше не считаю, что решение, принятое мной в ту ночь, было неправильным. Да, я мог бы отказать тому парню, убежать оттуда и больше никогда не возвращаться. Мог бы и дальше жить по каким-то навязанным принципам. Начинать день с убеждений себя, что потом будет лучше. Этот опыт помог мне понять, чего я хочу, и к чему я должен идти. Я принял себя и, покинув родной город, ни разу не пожалел, не захотел вернуться обратно, подталкиваемый вперёд воспоминаниями прошлого. Не будь у меня за спиной того опыта и примера, который я пережил самолично, я бы не справился с взвалившимися на меня обязанностями самостоятельной жизни.