Просто история

В здании «Мегаспорт» настолько людно, что дышать было практически нечем. Толпы людей снуют туда-сюда, казалось, если остановиться в этом потоке, тебя тут же раздавят, похоронив под ногами не замечающих ничего вокруг себя прохожих. Мне повезло наблюдать этот кавардак со стороны, не вливаясь в самый эпицентр событий, ожидая Раймонда, который в этот самый момент давал интервью. Мне понятна эта суматоха, соревнования должны были начаться с минуту на минуту. Рэй говорил, что к этому невозможно привыкнуть, каждый раз как в первый, и неясно, кто волнуется больше: выступающие, или же поддерживающие тебя близкие. Мы с ним даже поспорили на этот счёт. Он был непреклонен, утверждая, что зрителям никогда не понять, каково это, когда в твоих руках твоя будущая карьера, и каждый неудачный прыжок может закончится, в лучшем случае, грандиозным провалом. Я же больше склоняюсь ко второму, невыносимо наблюдать со стороны, понимая, что ты бессилен. К тому моменту, как Раймонд закончил с формальной частью, толпа начала понемногу рассасываться, все занимали свои места на трибунах, ожидая начала выступления. Словив Раймонда в одном из закоулков, я быстро поцеловал его на удачу и в который раз убедив то ли его, то ли себя самого, что у него всё получится, побежал в сторону арены, надеясь таки найти своё место ещё до начала. Переживания не были напрасны, она была просто огромной, уверен, что заблудился бы здесь даже в том случае, не будь тут столько народу. Высокий потолок, куча прожекторов и огромное электронное табло, возвышавшееся над катком, где в будущем будут транслировать выступление, а после проката показывать результаты голосования. К счастью, до четырёх я считать умел, — Раймонд позаботился о месте в первых рядах — так что дело оставалось за малым, понять, в каком конкретно из блоков мне забронировали место. Могу поклясться всеми известными мне богами, что если бы не милая дама, так любезно согласившаяся помочь с этой тригонометрической задачей, я бы просто остался сидеть на полу. Почти все места уже заняты, камеры для прямой трансляции расставлены, а напряжение, как среди зрителей, так и среди выступающих, только нарастает. Немного хрипловатый мужской голос объявляет о разминке и вот пустующий до этого лёд заполняется лучшими, гордо представляющими свою страну, фигуристами. Температура, очевидно, оказалась далеко не плюсовая, так что я уже начинал жалеть, что не взял ничего теплее флисовой кофты, под которую медленно но верно начинал пробираться холодный воздух. Ничего не оставалось, кроме как спрятать нос в вороте куртки, да посильнее натянуть рукава на руки. Грело лишь то, что кому-то было явно холоднее, чем мне. Костюмы фигуристов не выглядели слишком уж тёплыми, одна лишь тонкая ткань, а в некоторых местах сетка, плотно прилегающая к телу. Предпочитая не созерцать больше это коллективное самоубийство, я уставился в телефон, заприметив десятки прилетевших ещё вчера сообщений от Насти.

***

*** Позади уже была большая часть выступлений, все выкладывались на полную и выглядели просто обворожительно. Каждый танец запоминающийся, по-своему личный, и это завораживало, заставляло тебя следить за каждым движением выступающего. Я как маленький ребёнок с интересом наблюдал за происходящим, жалея, что не открыл для себя этот красивейший вид спорта раньше, впервые всерьёз задумавшись о словах Раймонда, когда он впервые привёл меня на каток. Но вот на лёд вышел Раймонд. Темой этого сезона он выбрал океан. Короткая программа — штиль, произвольная — шторм. Я с замиранием сердца наблюдал, как Рэй, перекинувшись парой слов с тренером, вышел на лёд, встав в начальную позицию. Он выглядел непринуждённо, хотя я точно знал, что тот ужасно волнуется именно сейчас. Помню, как колотилось его сердце, когда я обнял его в последний раз перед выступлением. Заиграла спокойная музыка, вся его дорожка шагов была плавная, неторопливая. Вот он размеренно раскачивается на волнах, со стороны можно подумать, что тот просто катается в своё удовольствие. Ветер то поднимается, то снова стихает, слегка колыша морскую гладь, отчего солнечные блики, играющие на поверхности, будто мерцали, прямо как его костюм, расшитый белыми и бирюзовыми стразами от плеча до противоположного бедра, в незамысловатом узоре, напоминая те самые волны. Но тут к флейте и фортепиано присоединяется скрипка, ведь из глубин показываются играющие друг с другом дельфины, и Раймонд делает несколько прыжков подряд, после чего всё вновь стихает, погружаясь в умиротворённую тишину. Ненадолго, однако. Вдруг основную мелодию приглушает какофония из духовых и ударных инструментов. Это вдалеке виднеется рыболовное судно — покой морских обитателей нарушен. Кто-то успевает вовремя уплыть, а кто-то больше никогда не увидит родной дом. Океану не нравится такой расклад, он страдает и скорбит, и Раймонд мечется по льду, делает финальное вращение и замирает в полусгорбленной позе. Позже, этот корабль настигнет тот самый шторм, и он навсегда скроется в морской пучине, став кому-нибудь домом. Зал взрывается аплодисментами и возгласами, а я даже моргнуть не могу. Мне уже приходилось видеть обе его программы для этого сезона, я смотрел все трансляции, но вживую это было совсем по-другому. Музыка и атмосфера будто окутывают тебя, ты не отвлекаешься на речь комментаторов, видишь программу целиком, а не какими-то непонятными обрубками. Это затягивает, и ты погружаешься в историю, которую тебе рассказывают. Он выезжает с катка, по дороге поднимая одну из плюшевых игрушек, брошенных на лёд и, надев блокираторы, вместе с тренером они идут в уголок «слёз и поцелуев», ожидая результатов. Остальные несколько выступлений, как и церемония награждения, пролетели для меня незаметно, даже как-то скучновато. Раймонд стоял на пьедестале с ещё двумя фигуристами, позировавшими для фотографов. На груди у того красовалась бронза. Я знал, что он расстроен, знал, что по приезду в отель натянет свою фирменную улыбочку, прямо как сейчас, и скажет, что могло быть и хуже, ведь, на следующий этап он таки полетит. Я как-то спросил у него, почему для него так важно занять первое место, но он лишь отмахнулся, пробубнив что-то о принципе и перешагивание через себя. Мы оба знали, что он нагло врёт, так что я больше не затрагивал эту тему, надеясь, что рано или поздно он начнёт больше открываться. Впрочем, с моей стороны немного эгоистично было бы говорить нечто подобное. Я только грустно улыбнулся своим мыслям, в последний раз бросив взгляд в сторону арены и поспешил удалится, намереваясь подождать Раймонда в менее оживлённом месте. — Ты был восхитителен, — первое, что я сказал, прыгнув к нему на шею, тем самым чуть не сбив рассмеявшегося Раймонда с ног. — Спасибо, солнце. От него пахло потом и гелем для укладки волос, а тело было всё ещё напряжённым после проката. Ужасно хотелось поцеловать его, но для снующих вокруг людей хватит и простых объятий, особенно, если вспомнить о куче журналистов, желающих заполучить пару тройку интересных или скандальных фото. Так что я с неохотой отстранился, немного беспокойно заглядывая в его глаза. Он выглядел спокойным, но повисшее напряжение ощущалось слишком уж явно. Уставший и подавленный, так и хотелось закутать его в тёплый свитер, дать чашечку чего-то горячительного и успокаивать, перебирая пряди волос, слыша довольные выдохи. В руках у Раймонда была игрушка, видимо, та, что он подобрал с катка. — Смотри, это же вылитый ты, — отдавая мне ежа в очках и яблоком в руках, сказал Раймонд, посмеиваясь, — подумал, что тебе понравится. — К слову, я вовсе не колючий. Но это мило, буду спать с ним в обнимку, когда тебя рядом не будет. Таки замешкавшись, немного смущённо закусываю губу, привычным движением оттягивая пирсинг и отхожу на полшага назад, вертя в руках игрушку, не зная, как поступить. — Что? — недоумевая, но всё же с лёгкой улыбкой, он внимательно наблюдал за моими действиями. — На самом деле у меня тоже есть кое-что для тебя. Только давай немного позже, я подожду на улице, пока ты переоденешься. Уже знакомый холодный ветер забирался под куртку. На улице вечерело, в обед ещё и дождь прошёл, так что погода, как и температура, были совсем уж мерзотные. От холода начинали неметь пальцы ног. В очередной раз злобно зыркнув на кеды, будто то, что я тот ещё идиот, исключительно их вина, переминаюсь с ноги на ногу, четно пытаясь разогнать кровь. И не успел я подумать, что в них же меня, походу, и похоронят, как подошедший со спины Раймонд накидывает всё тот же шарф и непонятно откуда взявшуюся шапку, будто заботливая мамочка, укутывая меня чуть ли не по нос. — Тебе стоит теплее одеваться. — Я работаю над этим. Буквально. — Так что там у тебя? Сначала заинтриговал, а потом беспощадно бросил. Вместо ответа достаю из рюкзака небольшой свёрток, протягивая, с замиранием сердца наблюдая, как он медленно его разворачивает. — Выплавил её после того, как ты улетел, — не выдержав, выпалил я, когда из упаковки показался небольшой кусочек алюминиевой медали, покрытой золотой краской, — я просто подумал…ты не подумай, я правда верил…и-и всё ещё верю, что ты возьмёшь в этом году золото, твои программы великолепны! — Я, кажется, уже говорил тебе, что ты ужасно милый, когда смущаешься. — Та ну бля, — вновь спрятав пылающее лицо в ладони, тут же чувствую прикосновение холодных пальцев к рукам. — Для меня ещё никто не делал ничего подобного. Он сказал это, заглядывая прямо в глаза, а после, поцеловав в нос, аккуратно взял медаль за ленту, с улыбкой повесив себе на шею. Из груди непроизвольно вырвался облегчённый вздох и я, не устояв таки перед соблазном, поцеловал его прямо на улице, наплевав на редких прохожих. Сложно было поверить, что завтра вечером нам снова нужно будет прощаться.