***
— Ты сама во всём виновата, — сказал ей отец перед тем как хлопнуть дверью. Эти слова стали звучать слишком часто в её адрес, особенно когда речь заходила о Сириусе. Если бы Вальбурге несколько лет назад сказали, что она будет целыми часами сидеть у колыбельки сына и зачарованно смотреть на спящего ребёнка, она бы непременно рассмеялась и посоветовала обратиться в Мунго. Её чудесный черноволосый сероглазый мальчик был так похож на неё, что первое время она не могла нарадоваться и не выпускала его из рук. Орион часто шутил, что самое интересное начнётся, когда выяснится, чей у Сириуса характер. Выяснилось довольно быстро, и к своему двухлетию маленький Сириус успел довести деда Поллукса до белого каления, что непременно было недоработкой воспитания Вальбурги. Поступление Сириуса в Гриффиндор вся семья безоговорочно ставила ей в вину и ни в коем случае не Ориону. «Как же так, ты ведь мать!» «Ты должна была предвидеть!» Вальбурга злилась, заламывая пальцы и срывая гнев на ни в чём не повинной посуде. Вышвыривая Сигнуса и Друэллу с их нравоучениями и издёвками из дома, она закрывалась в спальне и зажимала рот рукой, чтобы не дать судорожным рыданиям прорваться наружу. Орион позволял жене успокоиться, уходя куда-нибудь на пару часов, и возвращался к ней с букетом роз, которые она сразу же выбрасывала в окно, но позже всегда извинялась за свою импульсивность. Сириус сбежал из дома, не оставив не то что записки — жалкого клочка бумаги. Даже Сигнусу за более позорную выходку Андромеды родители так не проели плешь, как Вальбурге. Орион молчал и крепко сжимал её трясущуюся ладонь, не позволяя окончательно разругаться с Ирмой и Поллуксом в пух и прах. — Я сама во всём виновата, да? — обречённо спросила Вальбурга неделю спустя, стоя у гобелена, не сводя пристального взгляда с имени старшего сына. Орион медленно подошёл к ней из-за спины и мягко развернул её к себе лицом за плечи. — Не смей даже так думать. Ты ни в чём не виновата, — выдохнул он и притянул её к себе. — Ты отличная мать, Регулус тому подтверждение. — Что же тогда пошло не так с… — Орион не дал ей договорить, легонько коснувшись указательным пальцем её дрожащих губ. — Просто он слишком ты. Вальбурга грустно улыбнулась и с чистой совестью прожгла портрет Сириуса насквозь.***
— Ты сама во всём виновата, — бросил ей Сигнус и ушёл, пока Вальбурге не пришло в голову расцарапать ему лицо. Даже на захоронении пустого гроба её сына семья нашла время поиздеваться и хоть в чём-нибудь её обвинить. И даже весомый повод имелся. Когда Беллатрикс вернулась домой с меткой на предплечье, Друэлла впала в истерику, а Сигнус грозился оторвать голову Родольфусу за то, что тот втянул её в Пожиратели смерти. Лишь Вальбурга и Орион искренне поддержали племянницу, за что навлекли на себя праведный гнев и неудовольствие остальных членов семьи. В кои-то веки хоть какие-то претензии они с Орионом делили пополам. Когда с меткой пришёл Регулус, реакция была не менее бурной, но Вальбурга верила, что сын поступил правильно. Но Регулуса больше не было. Первый день Вальбурга просто наотрез отказывалась верить в происходящее и отрицала любые убедительные доводы, не принимая во внимание даже признание Кричера. Во второй день от отчаяния она чуть не убила домовика, безуспешно вырываясь из хватки Ориона и царапая ему руки. Успокоить её смогли только прибывшие спустя час колдомедики, одного из которых она всё-таки успела полоснуть каким-то тёмным проклятьем. Торг с Кричером тоже не помог — он только бормотал извинения, падал на колени и плакал навзрыд. Не отставала от него и Вальбурга — не проходило ни дня, чтобы она не заходила в комнату Регулуса и не ревела у него на кровати, прижимая его старые детские плюшевые игрушки к себе и пряча в них слёзы. — Я сама во всём виновата, да? — тихо спросила она, положив Ориону голову на грудь. Он как всегда крепко сжал её в успокаивающих объятиях и заботливо погладил по голове. — Это был его осознанный выбор. Ты ни в чём не виновата. Когда Орион спустя три месяца скоропостижно скончается от Драконьей оспы, а Сириус сядет в Азкабан, больше никто не скажет ей этих слов. В одну из ночей тысяча девятьсот восемьдесят пятого года Вальбурга сядет напротив своего недавно изготовленного портрета и сердце её остановится под собственные выкрики из картины: «Виновата! Виновата! Виновата!»