Голубых кровей

      Орион всегда любил подшучивать, что довести Вальбургу до слёз могут только три вещи: непомерно высокий ценник на алкоголь, обилие грязнокровок в министерстве и собственные дети. На слова мужа Вальбурга обычно заливалась громким хохотом и отнекивалась; печальная правда в том, что последнее вовсе не было шуткой.       В девять лет Сириус вслед за всей семьёй заболел Драконьей оспой и для ребёнка переносил её, пожалуй, слишком тяжело. Регулус, в отличие от брата, довольно быстро пришёл в себя всего лишь за неделю и весело носился по дому, будто с ним ничего и не произошло. Сириусу повезло гораздо меньше: он лежал в горячке уже третью неделю и не мог лишний раз подняться с постели, находя в себе силы только немного поесть и подоткнуть одеяло. Вальбурга видела, что ему становилось только хуже, несмотря на соблюдение всех рекомендаций колдомедиков, и тихо плакала перед зеркалом в ванной, пока Сириус урывал крохи беспокойного сна. Но когда он бодрствовал, она не отходила от кровати сына ни на шаг и хотя бы раз в пару часов мерила ему температуру. На четвёртую неделю полусонный Сириус, устав от очередного приёма лекарств, поднял на мать заспанные глаза, и Вальбурга чуть не отшатнулась, вдруг поймав на себе его не по годам осознанный, совсем не детский взгляд.       — Мам, — поморщившись, вяло пролепетал он, с трудом приподнявшись на подушках, — почему мне так плохо и лучше не становится? Я… я умру, да?       Смертельно побледнев от его слов, Вальбурга снова чуть не отшатнулась и выронила из рук градусник. Мелкие шарики ртути в одно мгновение рассыпались по полу и со звоном покатились к углам комнаты. Вальбурга не заметила, как случайно наступила каблуком на один из них, успев вдобавок задеть носком туфли крохотный осколок стекла. Попытавшись взять себя в руки, она шумно выдохнула и обхватила ладонями пылающее лицо Сириуса, внимательно заглянув ему в глаза.       — Ну что ты такое говоришь, глупенький. Всё будет хорошо, ты обязательно поправишься. Я тебе обещаю.       Постаравшись как можно убедительнее улыбнуться, Вальбурга поцеловала его в горячий лоб и спрятала непрошенные слёзы, покрепче заключив сына в объятия. Оторопевший Сириус, не привыкший к таким эмоциональным всплескам матери, поначалу замялся, но всё же неловко обнял её в ответ, заметно успокоившись. Правда, Сириус не вспомнил об этом ни в шестнадцать лет, ни в тридцать шесть.       В двенадцать лет Сириус свалился с метлы во время игры в квиддич с Регулусом на заднем дворе, чудом умудрившись не свернуть себе шею, но сумев сломать ногу и заработать ушибы с порезами на обе руки. Не дождавшись родителей, горе-братья занялись самолечением и уже через каких-то двадцать минут сидели в приёмном покое Мунго под грозным взором отца и самую малость осуждающим — матери. Вальбурга видела, как обиженный взгляд Сириуса буравил стену напротив, и напряжённо молчала. Его правое предплечье было наскоро перевязано бинтами Кричером, в то время как на левом плече вырисовывался довольно приличный уродливый синяк. Никто не собирался утешать Сириуса. Регулус, сочтя такое наказание справедливым, не спешил сочувствовать брату и с мнимым интересом всматривался в плакаты над стойкой ресепшна. Орион прятал нарастающее раздражение, беспокойно ходил по коридору и вежливо торопил семенивших туда-сюда колдомедиков. Вальбурга повернулась к насупившемуся Сириусу, осторожно коснувшись тыльной стороны его ладони, — она уже приготовилась, что сын с привычным отвращением одёрнет руку, но — удивительно — сидел он неподвижно, казалось, совсем слившись со спинкой стула. Голос Вальбурги вытащил его из оцепенения:       — Какой вывод ты должен сделать из этой ситуации?       Вскинув голову, Сириус хмуро посмотрел на мать и фыркнул.       — Больше не доверять идеям Регулуса, потому что он тупица.       Вальбурга недовольно покачала головой и слегка хлопнула Сириуса по ладони, но он всё равно притворно ойкнул, начав потирать ноющее место.       — Нет, не этот. Я хочу, чтобы впредь ты не делал то, что тебе не по силам, а обращался за помощью, когда не можешь справиться сам. Так понятно?       Сириус промычал в ответ что-то утвердительное и вновь угрюмо уткнулся взглядом в стену. Вальбурга не могла не заметить, как он яростно боролся с чем-то у себя в голове — всё было написано у него на лице. Помолчав с минуту, он тихо кашлянул, привлекая внимание матери.       — Мам, — жалобно протянул он, — я ведь смогу потом нормально играть?       На долю секунду глупый вопрос сына ввёл Вальбургу в ступор, и она негромко рассмеялась, нежно проведя рукой по его волосам. К её глубочайшему изумлению, Сириус не увернулся и на этот раз.       — Конечно, мой дорогой, о чём речь?       Слова матери вселили в него надежду, и, наконец успокоившись, он заметно повеселел. Правда, Сириус не вспомнил об этом ни в шестнадцать лет, ни в тридцать шесть.       В шестнадцать лет Сириус достиг апогея шалостей и претворил в жизнь самую смешную для него и совсем не смешную для родителей выходку — молча сбежал из дома глубокой ночью прямиком к Поттерам. Чувство юмора его с годами только усиливалось и распространялось на Хогвартс в том числе. Вот только Сириус не знал, что все чеки за поломанные в Хогвартсе вещи и взорванные ингредиенты добрый дядя Альфард оплачивал не сам, а без зазрения совести отправлял их его матери. Сириус не догадывался, как часто Орион находил Вальбургу в слезах и без лишних слов притягивал её к себе в попытках успокоить. Сириус не понимал, что о нём действительно забыли все, кроме ненавистной им матери. Но Вальбурга помнила. Помнила и надеялась.       Она надеялась, когда со скандалом не позволила Ориону хоть что-то поменять в комнате Сириуса и заперла её до лучших времён. Она надеялась, когда думала, что Сириус примет приглашение Нарциссы и всё-таки соизволит появиться на свадьбе кузины. Она надеялась, когда ждала, так отчаянно ждала, что он придёт на захоронение пустого гроба Регулуса, невзирая на их былые натянутые отношения. Но он не пришёл. Ни в тот раз, ни в предыдущие.       — Я сегодня видела Сириуса, — неловко обронила Белла, однажды заглянув к ней в гости в один из вечеров. — Даже удалось переброситься парой слов. Ну, насколько это возможно, если мы говорим о нём.       Вальбурга опустила чашку на блюдце. Ни единый мускул на её лице не дрогнул и не выдал жадного интереса. Сердце волнительно трепыхалось как ненормальное и грозилось вот-вот выпрыгнуть из груди.       — Даже так? — нарочито небрежно ответила Вальбурга, откидываясь на спинку кресла. Руки её тревожно сжимали подлокотники. — И что же он тебе сообщил?       Белла отвела взгляд и молча передала записку.       Орион всегда любил подшучивать, что довести Вальбургу до слёз могут только три вещи: непомерно высокий ценник на алкоголь, обилие грязнокровок в министерстве и собственные дети. На слова мужа Вальбурга обычно заливалась громким хохотом и отнекивалась; печальная правда в том, что последнее вовсе не было шуткой.       Не шутил и Сириус, назвав мать бессердечной и обвинив её в пропаже Регулуса в самом последнем обращённом к ней письме. Не шутил и Сириус, когда в тридцать шесть лет в гневе бросил в лицо Кричеру: «Да не было у моей матери никакого сердца!» Что ж, пускай так, Вальбурга тоже не была обделена чувством юмора — в тот же вечер, проплакав в последний раз, она сожгла письмо и заказала себе новый бессердечный портрет. И уж он никому не дал бы об этом соврать.