Голубых кровей

      Невысокие каблучки Нарциссы осторожно ступали по чуть мокрому снегу. Он хрустел; а может, то были её кости?       С каждым годом возвращаться к руинам отчего дома становилось всё труднее. Нарцисса не понимала, почему. Почему не легче? Некогда величественный трёхэтажный особняк грозил вот-вот развалиться по частям — Люциус не раз предлагал снести его окончательно, но Нарцисса ему не позволила. Рождественский снег оседал на потрёпанную временем крышу, словно заботливо укрывал дом Блэков тёплым одеялом как младенца. Нарцисса заметила, что в ней появилась дыра, и немалая.       Она замёрзла на морозе, но не могла сдвинуться с места. Её взгляд опасливо цеплялся то за многовековые заснеженные деревья, то за горизонт, поддёрнутый лёгкой перламутровой дымкой, — за что угодно, лишь бы оттянуть неприятный момент подольше. Это стало своего рода ритуалом: просить дом впустить к себе в гости, будто бы он мог ответить ей отказом. Но Нарцисса не нарушала данного себе несколько лет назад обещания и просила.       Когда ей было около семи лет, она вдруг решила, что лицевая сторона особняка очень похожа на чьё-то лицо. Два крохотных окошка чердака выглядели как бездонные глаза неизвестного ей животного и до боли напоминали живые — Белла с Медой только беззлобно смеялись и говорили, что у Нарциссы чересчур богатая фантазия. С годами она никуда не улетучилась. Нарцисса смотрела на потускневшие окна с облезлыми рамами и прекрасно понимала: дом не был ей рад. Но она вошла.       В нос резко ударил запах мороза. Раскрытая нараспашку дверь запустила сквозняк, и Нарциссе пришлось как можно сильнее съёжиться. Она неторопливо прошла сквозь высокую арку и оказалась в гостиной. Вернее, в том, что от неё осталось: огромная дыра на крыше пришлась именно сюда — теперь в самом центре комнаты выросла небольшая горка снега, изредка разносимая по полу периодическими порывами ветра. Краска вместе с обоями на стенах практически полностью облезла, половицы размякли и кое-где просели, но Нарцисса этому не удивилась. Каждый год удивлялась она другому — сохранности портрета над полуразрушенным камином. Он так и не позволил ей забрать себя в Малфой-мэнор, заранее позаботившись о заклинании вечного приклеивания.       — Здравствуй, папа.       Чёрные глаза Сигнуса Блэка нехотя приоткрылись, словно он только что пробудился ото сна; Нарцисса знала, что он не спал. Он не мог не услышать её шагов. Поняв, кто перед ним стоит, Сигнус выпрямился в кресле и мгновенно помрачнел.       — Зачем ты пришла?       Сдержав такой рвущийся порыв закатить глаза, Нарцисса поджала губы. Из года в год реакция не менялась.       — За тем же, за чем каждое двадцать пятое декабря. С Рождеством и Днём Рождения, папа.       Ей вспомнились далёкие семейные вечера, когда в их доме два праздника объединялись в один. По этой же причине Нарцисса с сёстрами всегда возвращалась на зимние каникулы домой — как они могли упустить возможность поздравить любимого отца лично? Взгляд Нарциссы неожиданно скользнул к правому углу гостиной — туда, где обычно стояла живая ель и куда они подкладывали тщательно выбранные подарки. Горечь сдавила ей горло.       Сигнус неопределённо хмыкнул и с долей педантичности поправил воротник парадной мантии.       — И каждое двадцать пятое декабря я тебя прогоняю. Ты ждёшь каких-то изменений?       Нарцисса вновь перевела взгляд на портрет отца и с толикой грусти улыбнулась. В его чуть приподнятых густых бровях она замечала призрак дяди Альфарда, в его немного кривоватой, острой как лезвие ножа улыбке — тётю Вальбургу, в прищуре тёмных миндалевидных глаз угадывалась Белла, а в длинном вздёрнутом носу — Андромеда. Лишь она одна внешне ничем не походила на него, но полностью переняла его характер.       — Прошло уже шесть лет. Ты всё ещё на меня злишься? По-моему, у меня на то оснований побольше будет, не находишь?       Вопрос повис в воздухе на добрые минуты две, пока Сигнус усиленно раздумывал над ответом. Или делал вид, что раздумывал. Нарцисса его не торопила — она никуда не спешила. Теперь у неё было, пожалуй, слишком много свободного времени в распоряжении. В другом углу гостиной она случайно заметила что-то ярко поблёскивающее на свету. Нарцисса подошла поближе и, аккуратно приподняв юбки мантии, присела на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть находку: это была старая колдография с обугленными краями и треснувшим стеклом рамы. С неё ей ослепительно улыбалась мама в окружении трёх дочек. Как странно, подумалось ей. Нарцисса была уверена, что вывезла отсюда всё, что можно было сохранить, а что нельзя — выбросила. Она коснулась краешков фотографии, и отголоски страшного пожара тысяча девятьсот девяносто второго года дали о себе знать. Горечь сдавила ей горло вновь.       — Не нахожу, — наконец пробурчал Сигнус. — Будь ты лучшей дочерью…       — Я была лучшей дочерью! — голос Нарциссы сорвался на крик. От былой маски спокойствия не осталось и следа. — И тебе, и маме. Но ты убил их. Убил их всех и себя заодно. Как ты мог?       Нахмурившись, Сигнус снова замолчал. Нарцисса знала, как неприятен ему этот разговор, и тихо злорадствовала, что он не может от него уйти, как бы ему ни хотелось. Других портретов у него не было и нигде не хранилось. Сигнус продолжал не произносить ни слова и задумчиво уставился в одну точку, очевидно избегая яростного взгляда дочери. Нарцисса поняла, что не дождётся внятного ответа, как не дождалась в предыдущие года, и шумно выдохнула, запустив ладонь себе в волосы. Как же ей всё надоело.       — Не прячь глаза, я уже знаю, — смиренно протянула она. — Не смог больше жить как раньше, да? Решил за всех, посчитав, что так правильно, что так лучше. Ты просто законченный эгоист. Как и я. Вся в тебя, дорогой папа! — Нарцисса приглушённо рассмеялась, и в её голосе послышались лёгкие истеричные нотки. — Хочешь расскажу, что сделала я? Куда эгоизм завёл меня?       Сигнус старательно не смотрел на неё, но она говорила. Нарцисса говорила, как решилась на предательство Волдеморта и Пожирателей смерти. Говорила, как спасла мальчишке Поттеру жизнь только, чтобы спасти жизнь единственного сына. Говорила, что своими глазами видела, как Белла рухнула замертво и больше никогда не поднималась. Она плакала и говорила обо всём этом, а сама вспоминала, как много лет назад улыбалась Белла. Какой радостной, счастливой, полной сил и энергии, живой она была. Сигнус всё ещё старательно не смотрел на Нарциссу, но внимательно слушал. Нарцисса могла бы поклясться чем угодно, что он тоже плакал, если бы собственные слёзы не застилали ей взор мутной пеленой.       — И что ты хочешь от меня услышать? — прохрипел Сигнус. — Хочешь, чтобы я тебя пожалел?       Нарцисса застыла перед портретом, уставившись на него неверящим взглядом. Она устало покачала головой и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.       — Нет, — просто улыбнулась она. — Я как и всегда хотела поздравить тебя и… сказать, что теперь понимаю. Понимаю и прощаю. Я знаю, как тебе было тогда тяжело. Как нам всем тогда было тяжело, — ей пришлось набрать побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжить. — И вместо того, чтобы сплотиться, как мы всегда поступали, как мы должны были поступить, мы разделились… я от вас отдалилась.       В отчаянной попытке успокоиться Нарцисса передёрнула плечами. Последние полгода она думала, что после всех тягот прошедших лет её сердце безразлично тлело, но, как оказалось на проверку, это не так. Прямо сейчас её сердце трепыхалось как бешеное, словно решалась её судьба.       — Я простила тебя, папа, — тихо прошептала она. — А ты меня?       По пути домой невысокие каблучки Нарциссы осторожно ступали по чуть мокрому снегу. Он хрустел, но в этот раз вместе с её костями.