The Heiress of Slytherin

С момента вторжения в Отдел Тайн прошло несколько дней. Темный Лорд получил от Пия Толстоватого непреложный обет, что всё, что произошло той ночью, и всё, что касается Даров, останется в тайне. Он и Марлин вернулись в поместье Маккиннон и провели вместе всю ночь, наконец полностью связав свои души. Том раньше не осознавал, чего именно он лишал свою волшебницу все эти годы. Боль и агония, которые, должно быть, снедали ее душу, имеющую только частичную связь, а также чувство неудовлетворенности и настоящая, постоянная живая неутолимая жажда, которую она испытывала, — всё это заставило его почувствовать себя недостойным своей пары. Но надо отдать ей должное, Марлин не жаловалась, не осуждала его выбор. Даже после всего этого она стояла за ним и благодарила за то, что он был с ней и не отвергал ее. Ему действительно было тягостно из-за этого. Когда на следующее утро они вернулись в Малфой-Мэнор, Драко держал его дочь на руках и тихо с ней разговаривал. Том не думал, что какой-либо волшебник хоть когда-нибудь будет достаточно хорош для его наследницы, но даже он видел, что младший Малфой искренне любит Гермиону, и на данный момент для него этого было достаточно. Марлин присела рядом с дочерью, обхватила ее голову руками, и Том в ошеломленном молчании созерцал, как золотой свет — который он видел исходящим от Гермионы во время пирушки, когда она исцеляла девушку Коннор — теперь струился от его волшебницы. Ее сущность вспыхнула, словно золотой огонь, и он ощутил, как его собственная аура отвечает тем же. Он также мог почувствовать и их связь, горящую в нем. Как только Гермиона, наконец, открыла глаза и выдохнула «мама», из его глаз скатилась одинокая слеза от облегчения. Марлин решила остаться со своей девочкой на весь день. Мать и дочь проводили время, лежа в постели и разговаривая обо всем на свете. Примерно через час Гермиона вымоталась, и Марлин, нежно поигрывая с ее волосами, смотрела, как засыпает ее дитя... Глаза волшебницы неотрывно наблюдали за мирным выражением лица ее единственного ребенка. Том, расположившись у окна, играл в волшебные шахматы с Драко, а затем с Люциусом, пока эльфы не подали еду, и Нарцисса не стала над всеми суетится. К третьему дню Гермиона почувствовала себя немного сильнее… Достаточно, чтобы совершать небольшие прогулки в библиотеку и обратно. Северус зашел, чтобы проверить ее. Он объяснил, что ее магическое ядро пострадало от сильного перенапряжения, и, вероятно, пройдет неделя или две, прежде чем она вернется в полную силу. Девушка только слушала и кивала, а Том потребовал от нее обещание, что она ни в коем случае не будет напрягаться, пока полностью не выздоровеет. Его упрямый ребенок согласился неохотно, поэтому он позаботился о том, чтобы Нагайна оставалась поблизости и всегда была начеку. Его змея хорошо умела вызывать чувство вины у Гермионы. Пока не появилась его дочь, Том не осознавал, что в его жизни чего-то недостает, а именно — любви и семьи. У него никогда не было настоящей семьи — не в обычном понимании — и никогда не было любви. По словам Марлин, Дамблдор предположил, что он был зачат под воздействием любовного зелья, и именно поэтому он не мог любить. По его же мнению, это была полная чушь. Никто в действительности не мог знать, что произошло между его матерью Меропой и Томом Реддлом-старшим. Никто так и не выяснил истинную причину того, почему он узнал о своем наследии на шестом курсе Хогвартса, и почему он вознамерился отомстить своему дяде и отцу-маглу. Никто никогда так и не догадался. Часто высказывались предположения, что его мать умерла при родах, — и одна из сестер в приюте Вула с радостью распространяла эту ложь. Миссис Коул рассказала это Дамблдору, но правда была куда более зловещей. 31 декабря 1926 года родился Том Марволо Реддл — побочный результат отношений его матери Меропы с маглом. Его дедушка Марволо был настолько возмущен увлечением своей дочери маглом, что наказал ее, наложив редкое проклятие крови, которое можно найти только в Гримуарах Семьи Мракс. Это проклятие со временем заставило бы Меропу превращаться в змею. В конце концов проклятие Маледиктуса полностью поглотило бы ее, и она осталась бы в змеином обличье на неопределенный срок. На пятом курсе он встретил змею, скользящую по территории Хогвартса. Ему, конечно, потребовалось некоторое время, но в конце концов, когда он был уже на шестом курсе, Нагайна рассказала ему всю историю, а также о том, как она едва пережила его рождение, и только благодаря проклятию крови ей вообще это удалось. Она покинула приют и некоторое время скиталась, пока не поняла, что ее сын уже достаточно взрослый для того, чтобы посещать Хогвартс. Сначала он не хотел верить в то, что эта змея — его мать. Но после того, как Нагайна рассказала ему о ее отце Марволо и Реддлах, Том понял, что она говорит ему правду. Со временем инстинкты Нагайны стали больше змеиными, чем человеческими, но ее магия всё ещё была в ней. Ее так запугали собственные брат и отец, что она почти боялась практиковать волшебство из-за страха возмездия со стороны своей ненормальной семьи. Время шло, и Нагайна всё меньше и меньше отождествляла себя с Меропой Мракс, и всё больше и больше — с Нагайной. А он? По его мнению, с этим можно было жить. Конечно, иметь маледиктус в качестве матери вряд ли было обычным делом, и это определенно не было предметом вежливого разговора. Наконец пришло время, чтобы Гермиона услышала историю Нагайны и узнала, кем была для нее змея. Проклятие было необратимым, так как Меропа слишком долго находилась в своей нынешней форме, и, к сожалению, он никогда не думал попытаться снять это проклятие, когда был моложе. Он вновь очень пожалел об этом, когда увидел, как его девочка, свернувшись на диване у камина в библиотеке Малфой-Мэнора, смеялась над чем-то, что рассказывала ей рептилия. У Тома Реддла было много причин для сожалений, и, кажется, он никогда не думал о них... ...до сих пор. Он поймал янтарный взгляд своей дочери, и она широко улыбнулась ему с такой любовью, освещающею ее лицо, что у него перехватило дыхание. Волшебник дивился тому, что даже после всего зла, которое он совершил и продолжает творить, его чадо безоговорочно любит его. Смерть была права в том, что никогда не было большего дара, чем тот, который преподнесла ему его дочь. Она отказалась от высшей власти и бессмертия ради него... и ради своей матери. Если и существует более правдивое свидетельство того, что любовь — величайшая магия, он не знал, что ещё это может быть. Мужчина подошел, сел рядом со своей дочерью и обнял ее одной рукой, а она лишь тихо вздохнула и глубже погрузилась в его объятия. Прошло некоторое время, прежде чем они произнесли хоть слово, и когда он осмотрелся, оказалось, что все, кроме Нагайны, оставили их одних. — Ты сердишься на меня, отец? Он снова вздохнул и отрицательно покачал головой. — Наверное, мне следовало бы, но я не могу найти в себе силы, Гермиона. То, что ты сделала для своей матери и меня, было гораздо большим, чем я заслуживаю, но тем не менее я благодарен. Я уже говорил, что ценю тебя больше всех. — Когда я впервые узнала, что ты мой отец... ну, я не была уверена, что ты захочешь, чтобы я была твоей дочерью, — Гермиона почувствовала, как отец крепче сжал ее и притянул к себе ближе. — Так что, я попыталась стать для тебя ценной. Но ты был прав, когда упомянул о моей склонности строить планы на десять шагов вперед. Я начала охотится за Дарами, потому что думала, что мне может понадобиться резервный план. Девушка позволила этой мысли остаться недосказанной в надежде, что ее отец поймет ее мотивы, даже если она не будет проговаривать их вслух. — Полагаю, я понимаю, почему ты чувствуешь себя неуверенно, Гермиона. Уверен, что большая часть того, что ты узнала о моем прошлом, вероятно, создала у тебя впечатление, что я не хочу иметь ребенка. — Эта мысль приходила мне в голову, и, если честно, не раз. Нагайна заверила меня, что ты хочешь узнать меня поближе, но всё, что я о тебе прочитала, казалось, указывало на обратное. — Уверен, что заслуживаю такой оценки, — поморщился мужчина. — Гермиона, я уже говорил тебе раньше, что я не хороший волшебник, и я не буду извиняться за это. Это то, кем я являюсь. Но несмотря на это, тебе никогда не нужно будет бояться меня. Я могу сердиться на тебя за то, что ты хранишь секреты, расстраиваться из-за твоей склонности к заговорам и самосохранению, но также я понимаю, что именно такое поведение спасало тебя все эти годы. Твой интеллект, сообразительность и хитрость — вот три качества, которые я люблю в тебе больше всего. Глаза девушки округлились в изумлении, и она с удивлением взглянула в лицо отца. — Ты любишь меня? Том усмехнулся, увидев ошарашенное лицо дочери. — Как можно сомневаться в этом? Моя душа исцелилась благодаря моей любви к тебе. Ты на самом деле считаешь, что я никогда не скажу настоящих слов, когда сами мои действия ясно показали мои истинные чувства? — Ну, в некотором роде мы оба не особенно развиты эмоционально, отец. — Так и есть, дочь, но мне хотелось бы думать, что я работаю над тем, чтобы стать лучшим отцом для тебя и лучшим спутником жизни для твоей матери. Салазар знает, она заслуживает от меня гораздо большего, чем я ей когда-либо давал. — Не думаю, что мама когда-либо видела это так. Полагаю, она всегда знала, кем ты был и кем являешься сейчас, и принимает тебя любым. — Возможно, даже больше, чем я заслуживаю. — И для протокола... Я тоже тебя люблю, отец. Лицо девушки расплылось в искренней улыбке, и Том чмокнул ее в макушку. — Тогда я очень удачливый волшебник, моя дорогая.