***
На следующее утро пришла Эбби, как и обещала. Тёмноволосый поцеловал меня на прощание, но девушка даже никак не удивилась. Наверняка она, как и все остальные, догадывалась о наших отношениях, поэтому просто мило улыбнулась мне, когда я посмотрел в её сторону с некоторым смущением, позже опустив глаза. Следом за Чейзом из дома вышла Вероника вместе с Синтией. Все они даже не смотрели друг на друга, будто чужие. Сейчас мне было получше, чем вчера. Спасибо Эбби за заботу, проявленную по отношению ко мне. Она удалилась на кухню, чтобы приготовить ароматные панкейки, а я остался сидеть на диване в гостиной, с которого не вставал уже второй день подряд. И почему я заболел? Сейчас бы мог быть рядом с Хадсоном. Ему, наверное, так тяжело... — Эбби, а ты не знаешь, где находятся альбомы со старыми фотографиями? — узнаю у той, придя на кухню. — Ты почему встал? — охает та, расставив руки по бокам. — Нет, Ной, я не знаю. Но почему-то думаю, что они как раз в гостиной и находятся. Может, где-нибудь в шкафу. Надо поискать. Если хочешь, можем заняться поисками после того, как я приготовлю завтрак. — Я пока сам начну, спасибо, — киваю и скрываюсь за углом. Мне очень было интересно посмотреть на молодого Коула, на Чейза, когда он был ещё совсем крохой. Может, и фотографии его матери тоже сохранились? Парень лишь вскользь упоминал свою маму. Значит ли это, что он не хочет иметь с ней что-то общее? Думаю, нет. Он же говорил, что очень расстроился, когда отец запретил ему общаться с ней. Когда-нибудь настанет время, и я узнаю о миссис Хадсон чуть больше. От самого Чейза, или от кого-то другого. Мне посчастливилось найти несколько альбомов сразу после того, как я открыл самый нижний ящик. Усаживаюсь вместе со своей находкой на диван и начинаю перелистывать одну пожелтевшую страницу за другой, внимательно рассматривая каждый фотоснимок. На них был изображён в основном молодой мистер Хадсон. Здесь ему вручает грамоту солидный мужичок со смешными закрученными усами, там он вместе с коллективом открывал бутылку шампанского, которое пенистыми брызгами обливало близстоящих. Я невольно улыбаюсь, когда вижу Коула таким счастливым. Перелистываю страницу и сразу вижу фотографию, где он держит на руках ребёнка, закутанного в конверт. Никаких фото со свадьбы, или просто со своей женой. Сразу идёт фото с маленьким Чейзом. На следующих страницах он уже подросший. И такой лапочка! С пухленькими розоватыми щёчками и серовато-голубыми глазками что-то старательно выводит карандашом на белом листе бумаги, смешно высунув вбок язык. На другом фото он сидит на чьих-то коленях, и его приобнимают женские руки, к которым он ластится. К глубокому сожалению, лица этой женщины видно не было. Далее идут лишь только половинки фотографий. Наверное, на отрезанной части фото и была мать Чейза. Я расстроился из-за того, что кто-то старательно ликвидировал всю запечатлённую память об этой женщине. Закрываю альбом, и откуда-то вылетает один небольшой чёрно-белый снимок. Я нахмуриваю брови и поднимаю его с пола. На нём была изображена невероятной красоты девушка, с вьющимися волосами почти до самой талии. Её слегка прищуренные глаза с лучиками морщинок вокруг них излучали тепло и любовь даже несмотря на то, что это было просто фото, которое сделали много лет назад. Я подметил, что Чейз очень был похож на свою маму. Именно черты лица, улыбка. Это сходство приятно поразило меня. Я осторожно положил фото женщины отдельно, а другие альбомы спрятал обратно в шкаф. Пока сомневался, стоит ли спрашивать у парня о ней, или не надо. Остаток дня мы провели вместе с Эбби. Этот день до прихода Чейза тянулся так медленно, что я весь извёлся, уже не зная, чем себя занять. Попереписывался с Эддисон. Она была шокирована известием о смерти мистера Хадсона и принесла свои глубочайшие соболезнования. Дальше разговор не клеился и не шёл на позитивный лад, поэтому я свернул диалог, чтобы ещё больше себя не травмировать. Брюнет вернулся ближе к девяти часам вечера. Конечно же, он был очень уставшим и вымотанным. Эбби юркнула на кухню, чтобы накрыть на стол. Всё-таки, парень не ел нормально уже второй день, а так тоже нельзя. Он проходит в гостиную и сразу же интересуется, как я себя чувствую. — Мне уже лучше, — отвечаю, слегка изогнув уголки губ. — Как... всё прошло? — Нормально, — сказал тот и замолчал на пару минут, — завтра придёт нотариус и будет читать завещание. — Ты волнуешься? — спрашиваю у него, когда он приземляется на диван, выдохнув. — Нет, Ноен, — кратко говорит и замечает на журнальном столике ту самую фотографию, которую я случайно нашёл сегодня. Я нервно втягиваю голову в плечи. — Откуда она здесь?... — Я нашёл её в старом альбоме сегодня, — едва слышно поясняю. — Это же твоя мама? — Всё верно, — замечаю на его лице печальную улыбку. — Вы похожи. — Все так говорили. Я тебе рассказывал, почему родители развелись? — вдруг вопрошает брюнет, и я интенсивно мотаю головой, любопытно навострив уши. — Мама вынашивала под сердцем моего младшего брата. У неё долгое время не получалось забеременеть. Были какие-то проблемы со здоровьем. Роды тоже прошли очень тяжело, болезненно. Ребёнок родился недоношенным инвалидом. Врачи предлагали отказаться от младенца, не давать ему мучаться всю жизнь. Отец тоже был на стороне специалистов, но моя мама не могла вот так просто отказаться от своего сына, пусть и какого-то «неправильного». Ей настолько надоели эти нескончаемые советы, что она решила развестись, что очень разозлило отца. Он говорил ей одуматься, но та была непреклонна. После этого отец снял её портрет, убрал со всех фотографий и ограничил моё с ней общение. Он сделал всё, чтобы ни одна вещь не напоминала о ней. Мне очень интересно, где она сейчас. Я даже теперь знаю, через каких людей мне можно её найти, но займусь этим позже. — Неужели Коул вот так просто взял и уничтожил всё, что с ней связано? — Нет, не просто. Ему было трудно, — задумчиво выдаёт, большим пальцем руки водя по фотографии. — Это получается, что у тебя есть брат... — вслух рассуждаю. — А может уже и нет. Такие дети долго не живут, — отрезает Хадсон и отвлекается на заходящую в комнату Робертс. — Ужин готов, — коротко объявляет та, и мы встаём с места, уже чувствуя прекрасный аромат запечённого картофеля, от которого рот моментально наполняется слюнями.***
Наступил тот самый день, когда с минуты на минуту в доме должен был объявиться нотариус. Вероника нервно расхаживала по комнате, пока Синтия, я и Чейз молча сидели на диване. Тиканье напольных часов и стук каблуков женщины капали на нервы, заставляя недовольно морщить нос. — Может, ты уже сядешь? — с раздражением рычит брюнет, сверкнув глазами в сторону мачехи. — Может, я сама разберусь? — язвит та, гневно поглядывая на парня. Он решает не продолжать эту перепалку чисто из-за уважения к отцу. Мы слышим звук приближающихся шагов, и в гостиную заходит невысокий мужчина лет сорока, в клетчатых штанах и белой рубашке с чёрной бабочкой. Чейз встаёт с дивана и пожимает ему руку, принимая слова поддержки. Мужчина, который представился как мистер Коллинз, садится в кресло и открывает свой тёмно-коричневый кожаный портфель, шелестя разными бумагами. Я с интересом наблюдаю за каждым его действием, и даже не сразу слышу, когда он начинает читать завещание. В самом его начале была банальная информация, по типу имени, адреса проживания и тому подобного. Но самое интересное началось тогда, когда Вероника, сидя на диване рядом с Синтией, поддалась вперёд, жадно вслушиваясь в каждое предложение, каждое слово, каждую букву, которую читал мистер Коллинз своим грубоватым от курения голосом. — «Всё моё имущество и предприятие, кроме квартиры в центре Лос-Анджелеса по адресу ***, я завещаю моему сыну – Чейзу Хадсону, пятнадцатого мая две тысячи первого года рождения.» — озвучивает тот, и женщина давится собственной злостью и негодованием. — Такого не может быть! — взвыла, вырывая на голове свои волосы от досады. — Это какая-то ошибка! — Попрошу не перебивать меня, миссис, — строго произносит нотариус, исподлобья глядя на взбешённую Веронику. — «Квартиру же, о которой я упоминал ранее, завещаю моему приёмному сыну – Ноену Хадсону, второго мая две тысячи второго года рождения.» Я от переизбытка эмоций прикладываю руки ко рту, неверяще глядя на мистера Коллинза, который важно дочитывал концовку документа. Вероника рычала, шипела и свистела. Её не смущало присутствие незнакомого человека. Всё, к чему она так долго шла, ускользнуло от её рук. — Мам, успокойся, — тихо говорит Синтия и пытается усадить на место женщину, которая была просто в ярости. — Ублюдки. Твари! — сыпала на нас с Чейзом оскорбления, порываясь встать и вцепиться в наши волосы. — Ненавижу! Для нотариуса такое зрелище было не впервые, судя по тому, как он спокойно интересуется у брюнета, не надо ли вызвать полицию. Тот качает головой и безразличным тоном обращается к мачехе: — Даю сутки на то, чтобы вы с Синтией собрали свои вещи и забыли дорогу к этому дому. — Да, мы поняли, — тараторит девушка, утаскивая за собой брыкающуюся мать, у которой уже голос сел, но она продолжала орать проклятья. Мы проводили задумчивого мистера Коллинза, и Чейз приобнял меня за плечи. — Ну что, сладкий, победа? — Чейз, а не могла Вероника убить Коула? Ну там, подсыпать что-нибудь в напиток, не знаю... — спрашиваю, проигнорировав слова брюнета. — Я тоже так думал, но нет. Оказывается, сам отец знал, что у него рак лёгких, но удачно скрывал это ото всех, даже от меня. Он, сука, знал, что совсем скоро может умереть, но молчал. Но зато позаботился о том, чтобы мне помогли начать управлять его бизнесом после своей кончины. Блять, почему? Неужели я заслужил такое? — вздыхает голубоглазый, терзая клыками свою нижнюю губу. — Вот поэтому он и пропадал целыми днями на работе, пытаясь навести там полный порядок за каких-то пару дней. — Мне до сих пор кажется, что он просто куда-то уехал и скоро вернётся, — с грустью в голосе выдаю, утыкаясь лбом в плечо парня. — Если бы так было, Ноен, если бы так было...***
Мне снова снится дурацкий сон, но теперь уже про то, как я попал в какую-то канаву, когда бежал от проливного дождя в укрытие. Пытаюсь выбраться, но мои ботинки скользят по грязи, и я снова оказываюсь на дне, весь промокший от тарабанивших по одежде холодных капель. От безысходности мотаюсь с одного конца на другой, пока вода понемногу заполоняла яму, в которой я застрял. Кто-то через сон несколько раз встряхивает меня за плечи, и я просыпаюсь, всё ещё ощущая прилипшую мокрую одежду к моему телу. — Ноен, проснись! В доме сработала пожарная сигнализация, мы горим! — Чейз пытается перекричать шум воды, которая напором лилась из специальных труб в потолке. — Что за... — только и успеваю сказать, как парень берёт меня под руку и тащит к выходу. Едкий дым, от которого горели лёгкие, окутал весь второй этаж. Здесь более менее работала система пожаротушения, что не скажешь о первом этаже: почти вся лестница, по которой можно было спуститься, воспламенилась, и её деревянные доски жалобно трещали и поскуливали под острыми языками пламени. Мои зрачки сузились от страха. Я широко распахнул глаза, вцепившись в руку Хадсона, который прикидывал в голове всевозможные варианты спасения. Он приказал мне задрать толстовку повыше, прямо на нос, и дышать в неё, крепко ухватившись руками за его шею. Я сделал всё, как он сказал, и тот аккуратно начинает спускаться вниз, улавливая момент, когда огонь чуть отступает в сторону. Становлюсь свидетелем горения семейных ценностей, портретов, да в конце концов дома, в который мистер Хадсон вложил все свои силы и немалую сумму денег! Пожарная тревога режет уши и навевает дикий страх. Я весь дрожу и зажмуриваюсь. Пытаюсь посчитать до десяти, чтобы успокоиться, но всё время сбиваюсь после цифры «четыре». Чейз выходит на улицу прямо в домашних тапках, потому что скоро огонь доберётся и до коридора с обувью тоже. Пожарники уже во всю пытаются потушить огонь, который распространялся всё больше и больше по огромному трёхэтажному особняку, безжалостно уничтожая всё, к чему он только притрагивался. Брюнет тревожно осматривал меня с ног до головы, и я резко прикрыл рот ладонью, подавляя всхлип. — Ноен? — Там Снежок остался, — дрожащим голосом говорю, и только потом понимаю, что мне вообще не следовало напоминать о нём тёмноволосому. — Чёрт, — стонет тот, хватаясь руками за голову. Долю секунды думает, а потом срывается с места и вновь ныряет с головой в горящий дом, приложив к носу край своей мокрой футболки. — Чейз, нет! — ору изо всех сил, протянув руку в сторону, в которую он только что побежал. — Нет! Слёзы градом текут из моих глаз. Я не нахожу себе места и в истерике пытаюсь тоже кинуться в горящий дом, но меня придерживают за руки несколько пожарников, лишая меня возможности помочь парню выбраться. Замечаю чёрную точку, что стремительно поднялась по ступеням и вбежала в дом, бросившись прямо в языки не на шутку разбушевавшегося пламени. Пытаюсь отпихнуть от себя людей, что удерживали меня, но всё тщетно. Если Чейз погибнет, я не смогу пережить этого! Сойду с ума, умру в психушке, повешусь, порежу вены, да что угодно. Я попросту не смогу больше жить без него. Ни минуты, ни одной грёбаной секунды. Время для меня остановится, мир перестанет существовать и окрасится в чёрно-белые цвета. Сердце выпрыгивало из груди, в бешеном темпе разгоняя кровь по венам. Я не нахожу себе места, продолжая звать Чейза, но уже заметно охрипшим голосом. Напрягаю зрение и вижу два еле заметных силуэта, в которых через время узнаю самогó голубоглазого и Цербера. Даже представить трудно, насколько я обрадовался и благодарил небеса за то, что он остался жив. Пожарники больше не могут удерживать меня, поэтому я бегу навстречу брюнету и бросаюсь к нему на шею, бесконечное количество раз целуя то в висок, то в скулу. Потом, такое поведение отходит на второй план, и меня с ног до головы окутывает раздражение насчёт такого рискованного и необдуманного поступка Чейза. — Дурак, дурак, дурак! — повторяю одно и то же, колотя его руками по плечам и глотая солёные слёзы. Он лишь крепче прижимает меня к себе, тоже давая волю чувствам. На фоне нас рушится дом, память о покойном отце. Пожарники вызывают подкрепление, так как было тяжело справиться с таким объёмом, даже с четырьмя машинами. Полиция почему-то уводит Веронику, которая что-то кричала, и только потом я вникаю в смысл её слов... — Если этот дом не достался мне, то и не достанется никому! — смеётся, словно ведьма из фильма ужасов, оголяя белоснежные ряды зубов. Равняется с нами и начинает чеканить: — Я с самого начала была против усыновления, так как это означало бы, что появится ещё один наследник, но Коул, старый придурок, настаивал на своём! Я всеми силами пыталась изжить тебя, Ноен. Сначала мне не нужно было что-либо делать: у вас с Чейзом были какие-то свои перепалки, но потом что-то пошло не так, и я стала действовать. Сначала я подослала человека, чтобы он напал на вас в собачьем парке, но эта мерзкая псина, — та делает остановку и с пренебрежением кивает на Цербера, который с опалённой шерстью рычал на неё, стоя рядом со мной и Хадсоном, — помешала моему плану. Потом я приказала Синтии отравить его, но эта тварь выжила, будь она проклята! Но всё-таки это отравление всё равно подействовало, и вы с Чейзом несколько дней находились в ссоре. Голубоглазый не выдерживает и замахивается на женщину, но её тянут назад люди в форме, скрепляя руки наручниками. — Затем я решила подстроить кражу ювелирного яйца, уволив некоторых охранников и выставив виноватым Ноена, у которого заметно подпортилась репутация после таких подстав, но за него заступились! — взвизгивает, едко и протяжно смеясь. — Коул, который всегда был на моей стороне, перешёл на сторону своих «драгоценных» детишек. Болван, надеюсь, он попал в ад, — заканчивает та и больше не сопротивляется полицейским, давая им увести себя и посадить в машину. На плачущую взахлёб Синтию тоже надевают наручники, и она даже не смотрит в нашу сторону, с низко опущенной головой идя к авто. Меня пробивает мелкая дрожь. Я никогда в жизни не видел столь подлого человека, как Вероника. Хотя, даже название «человек» для неё громко сказано. Сейчас она раскрыла все карты, и всё стало на свои места, сложилось в один единый пазл. Только неизвестно было, как мы теперь будем жить дальше. Чейз пытается хоть как-то отвлечься, чтобы не сойти с ума, и вручает мне в руки Снежка, криво улыбаясь. — У него мех кое-где подпалился, прости, — виновато говорит, и я не могу сдержать новый поток слёз. Я не заслужил Чейза. Тот наклоняется к своему верному псу и аккуратно поглаживает по спине, целуя прямо в макушку. — Ты снова спас меня, Цербер. Вывел из огня, жертвуя своей жизнью уже в который раз. Я многим обязан тебе, боже, — чувственно шепчет, и доберман протягивает ему свою массивную лапу, подушечки которой были перепачканы кровью. Если у меня когда-нибудь спросят, существует ли взаимосвязь между хозяином и его питомцем, я с гордостью и без сомнений приведу в пример Чейза и Цербера. — Иди к нам, Ноен, — говорит мне Хадсон, одной рукой приобнимая собаку, а другую протягивая мне. Я тоже сажусь на корточки, и мы втроём обнимаемся в тесном кругу. Цербер несколько раз проводит своим шершавым языком по моей щеке, слизывая солёные капли, и моё сердце просто не выдерживает такого милого и заботливого действия по отношению ко мне. Мы сидим, отгородившись от всего мира. Будто кроме нас никого не существует, будто горящий дом – лишь иллюзия, плод нашего воображения, а все эти остальные люди – просто актёры, массовка. Надеюсь, что стерву Веронику осудят по всем правилам и законам.