Устало вздохнув, председатель ученического совета, а по совместительству чистокровный демон и “Король” своей свиты сняла очки. Кусочек шелковой ткани в лежащем на столе пенале пришел на помощь с тем чтобы избавиться от попавших на стекло пылинок.
Придирчиво разглядывая в лучах настольного светильника линзы, она неодобрительно покачала головой, думая о том, что витающие в воздухе мелкие частицы — недопустимое нарушение чистоты. Но это было тем, с чем ей приходилось мириться в данный момент. Документы так и притягивали эту вездесущую пыль, а поручить уборку ей сейчас было некому. Не тогда, когда она сама решила остаться в кабинете до столь позднего часа, освободив подчиненных от заключения контрактов и отпустив отдыхать. Даже Шинру, хоть та и порывалась, как всегда, быть подле своего Короля до последнего.
Вернув очки на лицо, пусть реальной нужды в них конечно же не было, девушка попыталась вернуться к изучению финансовой отчетности очередного клуба, составленной, как обычно, вопиюще неграмотно, но мысли её быстро ушли далеко от денежных вопросов. Чисто механически исправляя без труда замеченные оплошности, она размышляла, тем временем, над чем-то что волновало её сейчас куда больше.
День тому в кабинет ученического совета, распахнув двери чуть резче обычного, вернулась её Слон, Кусака Рея. В первые мгновения Ситри даже не обратила на это внимания, помня что ее слуга отпрашивалась на пару часов с желанием навестить “больную” подругу. Тогда Сона не придавала большого значения этому вопросу, пусть поведение этой Кирю в последние дни как она еще появлялась в стенах академии и вызывало легкий интерес.
Но все переменилось когда Рея, вместо того чтобы спокойно занять свой стол, подошла прямиком к своему королю.
— Нам нужно поговорить, председатель, — сказала она вроде бы спокойно, но тем тоном, что вынудил демона оставить свои дела, и кивнуть на стул по ту сторону стола, внимательно вслушиваясь в слова подчиненной.
— Я слушаю тебя, Кусака.
— У меня есть причины предполагать, что в городе тайно от нас действует падший, — присев, повинуясь жесту Ситри, девушка сказала вроде бы спокойно, но скрытые столом ладони ее сжались, сминая оказавшуюся под ними ткань юбки.
— Интересно, — Сона вовсе не лукавила. Подобное заявление не могло не заинтересовать, чему подтверждением были обращенные к ним взгляды других членов свиты присутствовавших в помещении. Даже Саджи, уж на что неопытный и только постигающий особенности бытия демоном, а почувствовал важность прозвучавших слов.
— Ты ведь должна была навещать Кирю, не так ли? Что же такого ты могла узнать от этого визита, что привело тебя к такому выводу? — видя, что её Слон не спешит вносить ясность в свое заявление, Ситри решила задать вопрос сама.
— Она…. По её словам в это воскресенье кто-то был убит в парке. И убийство было связано со сверхъестественным. Как мы и догадывались, ей известно о нашей природе. И кто-то убедил её что в произошедшем виноваты мы. Это явно не то как повело бы себя “небесное воинство”. Но вот их падшие собратья вполне могли…
— Могли. И не одни лишь они. Пока ты озвучила лишь домыслы. Я хочу верить тебе, Кусака. Кому мне доверять как не собственной свите? Но ты можешь быть уверена в чем-то, что не является истиной, — не указать на шаткость аргументов своей подчиненной Ситри не могла себе позволить, хотя внутренне уже приняла её слова во внимание и мысленно составляла список необходимых в связи с открывшейся информацией действий. Первым из которых было навестить её дорогую подругу и соперницу. Ведь фигуры не знали деталей, но Королю было прекрасно известно когда именно в свите юной Гремори появился новый “член семьи”, как называла это она сама. В такие совпадения было тяжело поверить.
— Вы правы, — послышался голос Реи после короткого раздумья, — У меня есть причины верить в свою правоту, но аргументы слишком шатки. Если вы позволите присмотреть за ней, я могла бы найти доказательства и выяснить наве…. — девушку вынудила прерваться поднятая ладонь её Короля.
— Нет, Кусака. Именно из-за моей веры в твою возможную правоту — тебе нельзя этого делать. Я запрещаю тебе приближаться к Кирю и уж тем более к падшим, если она с ними действительно связана.
— Но ведь…. — Глядя на Сону с удивлением и обидой, Рея непривычно бурно для себя отреагировала, вознамерившись спорить, но была осаждена холодным и резким голосом.
— Не смей перечить. Тебе должно быть достаточно моего слова. Но если это так для тебя важно — я поясню. — Строгий взгляд лиловых глаз подкреплял неодобрение в голосе, — Если ты права и у нас под носом действуют падшие.... Нам неизвестно ни сколько их, ни насколько они сильны, ни в чем их цель. Не говоря уже о вопросе “Кто за ними стоит?”. Находясь рядом с Кирю ты можешь столкнуться с ними, и её присутствие, в чем уже нет сомнений, способно спровоцировать тебя на глупость. А я не могу позволить тебе рисковать собой, пусть и ради подруги.
Рея явно хотела возразить. Даже брови, нахмурившись, свела в месте, и уже была готова сказать свое слово, как осеклась под злым прищуром по ту сторону очков. Этот властный взгляд вмиг вернул ей самообладание. На лице Слона вновь застыло привычное безэмоциональное выражение.
В мыслях Сона улыбнулась. Её фигура явно осознала свою ошибку и не стала ухудшать положение спором, в котором не добьется ничего. Вовремя сдаться — это тоже порой способ избежать поражения… Когда такой вариант приемлем.
— Как скажете, — тихо прозвучал ответ Реи, на что ее Король удовлетворенно кивнула и опершись локтями о стол перед собой сцепила руки в замок.
— Позволь предположить, Кусака, что ты хотела сказать. Наверняка планировала указать на то что наши пернатые соперники, если ты права, заинтересовались твоей подругой вовсе неспроста. Что она может оказаться перспективным кандидатом на оставшиеся у меня фигуры. И твое вмешательство позволило бы её заполучить. Но думая над этим аргументом, ты забыла нечто более важное. Даже будь она обладательницей “Лонгина”, это не стоит того чтобы я отправила в неизвестность “моего” Слона. Даже если фигура сама того жаждет, — твердо выделив голосом факт собственнического отношения, Сона демонстративно взяла в руки отложенный ранее документ и погрузилась в чтение, всем видом давая понять что разговор окончен.
Чуть позже, когда Ситри покинула кабинет и, в сопровождении лишь бессменно ступающей на шаг позади Шинры Цубаки, её Ферзя, шла в старое школьное здание с намерением навестить подругу, она еще раз прокручивала разговор в голове, внутренне лишь убеждаясь в том что все сделала правильно. В конце концов, по её убеждению, не только фигуры должны верно служить ей, но и её обязанность в меру сил оберегать и наставлять их.
После визита же к Риас девушка всерьез задумалась о дальнейших своих действиях. Ведь слова Кусаки нашли подтверждение. Но не из-за этого уходила от подруги Сона с маской холодного спокойствия на лице, но внутренне дрожа от злости, а из-за самой Гремори. Ведь, как оказалось, она прекрасно знала о том что в городе было как минимум двое падших. Но даже не подумала сообщить об этом Соне. И причиной тому была не вредность, желание похвастать большей осведомленностью или же иной скрытый смысл. Нет, аловласая просто…. Не задумались над тем, что подругу неплохо бы проинформировать о подобном.
“Я занимаюсь этой проблемой. Мы ведь не вмешиваемся в дела друг друга”, — зло прокрутив в голове удивленный голос Риас, девушка едва удержалась от того чтобы зарычать. Одна мысль о том что кто-то из ее свиты по незнанию мог пострадать от случайного столкновения рождала в ней гнев. И только уверенность в том что у Гремори действительно не было никакого умысла в утаивании помешала порче отношений между ними.
Утром следующего дня, когда весь студсовет был в сборе, Ситри объявила о необходимости проявлять осторожность и поблагодарила Кусаку, принесшую, как оказалось, верные сведения. Но просящий взгляд чуть улыбнувшейся слуги проигнорировала, заставив ту нахмуриться прежде чем эмоции пропали с лица девушки.
Отложив в сторону отчетность и отдельно лист с рекомендациями по исправлению, Сона позволила себе ненадолго прерваться. Все же мысли о их текущем положении занимали слишком много внимания. Себе девушка могла признаться, что положение вещей подвело её слишком близко к тому состоянию которое можно назвать яростью, хоть внешне она этого и не показывала. Однако стоило секундой лишней задуматься о том что из-за нескольких жалких падших она вынуждена на собственной территории переживать о благополучии свиты, как на лице непроизвольно проступал оскал. Больше всего её хотелось решить проблему быстро и эффективно, уж в своих силах она была уверена. Но… Риас вполне четко дала понять — этим вопросом занимается она, и у них действительно существует договоренность о невмешательстве в дела друг друга, раз уж они сосуществуют на такой небольшой территории.
Не то чтобы этим правилом нельзя было поступиться, но весомых причин для того не было. Все же разум у Соны всегда стоял выше порывов её демонической натуры, а значит и действовать импульсивно она позволить себе не могла.
Тем более что и такое положение вещей можно было бы использовать с пользой, обучая свиту. Например данный Рее запрет. Она ведь не позволила Слону действовать и вмешиваться лично, но осознанно оставила в словах лазейку. Как маг её слуга вполне могла найти способы наблюдения за подругой что не противоречили бы букве приказа. Но, к сожалению для Соны, Кусака слишком поддалась эмоциям и не попыталась воспользоваться подобной возможностью. Это огорчало, но по мнению Ситри негативный опыт все равно оставался опытом. Позже она проведет беседу со своим Слоном наедине, раскрыв той глаза на её ошибки.
Но кое в чём Рея оставалась права. Именно встреча с подругой убедила её в существовании группы падших в городе, а значит оставлять единственного человека способного к ним привести без присмотра было бы опрометчиво. И раз уж её слуга не смогла прийти к нужным мыслям, Ситри уже готова была поручить наблюдение своему фамильяру, однако оказалась отвлечена стуком в двери кабинета.
Поднимаясь из-за стола, она уже предполагала кого может увидеть по ту сторону порога, и открыв нежданному посетителю убедилась в правильности своих выводов. Все же мало кто мог ожидать застать её тут в такое время.
Принявшая человеческий облик фамильяр Риас склонилась в вежливом поклоне и протянула сложенный вдвое лист бумаги. Подавив всколыхнувшееся раздражение, Сона, ответив вежливой улыбкой, забрала записку. Пренебрежение наследницы Гремори приличиями порой могло вывести её из себя, но демонстрировать это фамильяру, который уже успел обернуться летучей мышью и помчаться прочь, она точно не собиралась.
А вчитавшись в спешно написанные рукой её подруги строки, Ситри и вовсе признала собственную неправоту. Причины для пренебрежения формальностями у Риас были более чем весомыми.
— Значит еще и сильный экзорцист.
В задумчивости поправив очки, девушка вернулась к столу и спрятала записку в выдвижной ящик. Теперь она вновь была вынуждена задуматься над тем что нужно в связи с открывшейся информацией делать, и нужно ли делать хоть что-нибудь.
Пусть прямо Гремори и не упоминала о деталях случившегося этим вечером столкновения, но из того как именно было составлено послание легко можно было понять, что автор его изрядно переживала. А значит все прошло не слишком хорошо.
Тихо вздохнув, демон вновь села за стол, и в легком отрицании канула головой. Пусть она и была рада, что после прошедшего накануне разговора Риас все же решила сообщить ей несомненно важные сведения о изменении в известном составе сил падших, на общем фоне появление экзорциста мало на что влияло, пусть тот и оказался достаточно силен чтобы пережить столкновение со свитой Гремори. Весомых причин для вмешательства по прежнему не было, так что Соне оставалось лишь придерживаться принятого ранее решения.
Повинуясь мысленному приказу, на столе перед ней, будто из ниоткуда, появился некрупный сыч с темным оперением. Внимательно посмотрев в глаза своей хозяйки, птица понятливо ухнула, и выпорхнула в само собой открывшееся окно.
На особый успех Ситри не рассчитывала. Если верить записке от подруги, а не верить причин у нее не было, падшим сейчас должно быть совсем не до неизвестно чем заинтересовавшей их девушки, да и та в такое время уже, вероятно, давно предалась сну.
Тем больше было удивление демона, когда сознания ее осторожно коснулся разум фамильяра. Птица без труда нашла нужное место, и не только застала обитательницу дома бодрствующей, но еще и увидела что-то интересное.
Прикрыв глаза, Сона расслабилась, опуская голову к груди. Со стороны могло бы показаться, что девушка задремала, и лишь присмотревшись можно было углядеть едва заметное движение глаз под веками.
Сейчас, глядя на мир взглядом связанной с ней птицы, Ситри запоздало вспомнила почему так не любила подобной практики. Непривычное восприятие цветов, странный угол обзора и неприятные ощущения от слишком ярких источников света. Все это заставило потратить едва ли не минуту для того чтобы суметь приспособиться и осмотреться без неудержимого головокружения. Но стоило разобрать что же именно увидел сыч, как демон послала ему волну мысленного одобрения, в ответ чувствуя довольство собой и радость.
Расторопность фамильяра пришлась как нельзя кстати, ведь сейчас, сидя по ту сторону окна кухни, птица, а её глазами и Ситри, видели о чем-то беседующих Кирю Айку и…. Хедо Иссея, новообращенного члена свиты Гремори. Оба выглядели напряженными, но довольно быстро сменили настрой. Веселья в их внешнем виде не прибавилось, но вот взаимная настороженность мало-помалу исчезала. Встреча, впрочем, долго не продлилась. Уже вскоре Хёдо покинул чужой дом, выдавая в своих движениях недавние раны, чем, к её удовольствию, подтвердил сделанные ранее Соной выводы.
Однако произошедшее все же удивило демона. Она не слышала о том чтобы эти двое были близки, а уж слышать что об одном что о другой ей приходилось даже чаще чем она того бы хотела. И тем не менее, после боя и полученных ран молодой демон зачем-то пришел к малознакомой девушке вместо того чтобы отлежаться и набраться сил. Уж точно не Риас поручила ему подобное. Как бы порой не раздражала Сону подруга, не признать за ней искренней заботы о своих слугах было невозможно.
Все это выглядело как предпосылки к тому чтобы совершить отчаянную глупость, особенно если вспомнить о предполагаемой связи меж Кирю и падшими, однако поделать тут демон ничего не могла. Риас не поймет если Ситри поручит своему фамильяру присмотреть за чужой фигурой, впрочем, всерьез о таком подумать не могла бы и сама Сона. Как бы они ни были дружны, но за своими слугами каждый следит сам. И даже о том что она видела минутой ранее девушка не собиралась говорить без крайней на то нужды.
Разорвав мысленную связь с фамильяром, девушка открыла глаза и несколько секунд провела неподвижно, привыкая к вернувшемуся в норму восприятию. Сейчас она находилась в занятной ситуации, когда узнала нечто, что может быть важным, но в то же время и предпринять в связи с открывшимся знанием не могла ничего. Так что все что ей оставалось — оставить птицу присматривать за девушкой, что только и доставляла последнее время беспокойство.
Не будь слабой надежды выяснить еще что-то новое, демон не стала делать бы и того. С Кирю их не связывало практически ничего. На взгляд Ситри, девушка выделялась разве что хорошими для ее возраста силой и выносливостью, но это явно не выходило за те рамки, что позволили бы назвать ее хорошим кандидатом на свободное место ладьи. И лишь недавно та проявила чувствительность к сверхъестественному. Безусловно она чувствовала что-то в членах ученического совета. Чтобы проверить эту догадку ей и было назначено то формальное наказание, а понаблюдав за ней, только слепой не заметил бы явной реакции на находящихся рядом демонов. Это уже было поводом присмотреться, но не больше, по мнению Соны. И лишь внимание падших к девушке было тем, что могло по-настоящему заинтересовать. Но в то же время, сейчас оно было одновременно и тем что не позволяет этот интерес проявлять. Не ранее, по крайней мере, чем враги демонов исчезнут из города. Так или иначе.
Когда Ситри, отринув лишние мысли, вернулась к уже небольшой по размерам стопке оставшихся документов, её вновь отвлек мысленный зов фамильяра. На этот раз смотреть глазами птицы демон не собиралась, скупой информации о том что Кирю куда-то среди ночи отправилась, было достаточно. Ведь уже вскоре птица смогла сказать куда именно.
Сона даже вздохнула разочарованно. Она ожидала от падших куда большей хитрости и осторожности. Поселиться в заброшенной церкви, единственной на весь город, было так ожидаемо и беспечно, что демону пришлось осознанно задавить проснувшееся желание наказать ангелов за наглость. И поспешно отозвать фамильяра. Полными глупцами она пернатых не считала, а значит появление на своей территории демонического слуги они безусловно заметят. Да и не было смысла в дальнейшем наблюдении. С чем бы ни пришла Кирю в церковь, помогать или мешать ей демон не собиралась.
Сейчас Ситри даже порадовалась, что её слуга, поддавшись эмоциям, не догадалась отправить к своей подруге наблюдателя. Слишком сильно Кусака, по мнению её Короля, привязалась к этой девушке, и вполне была способна на опрометчивую глупость если бы заподозрила в происходящем угрозу для неё.
К сожалению для Соны, уже под утро, когда вся работа был сделана, а сама демон готовилась отходить ко сну, ей пришлось убедиться в правильности своих выводов.
Ворвавшийся в сознание отголосок чужой боли заставил дыхание на секунду сбиться. Когда демон осознала, что чувства принадлежали её Слону, сомнений в том где именно Кусака сейчас находится не было.
Отправляя фамильяра за своим ферзем, Ситри успела испытать и злость на своеволие слуги, и страх за её жизнь. И все на что оставалось сейчас надеяться демону, это то что Рея была достаточно благоразумна чтобы не лезть в сражение одной. Отправиться на помощь не дожидаясь Шинры единственная наследующая своему дому дочь позволить себе не могла.
И в тревожном ожидании сильнейшей своей фигуры, Сона не могла предположить что несколькими минутами ранее точно те же ощущения и тревоги испытала её аловласая подруга.
***
Одавинг глухо рычал, запертый в душе юной девушки, и не мог найти выхода для своей злости. Все что он мог сейчас — биться в яростном бессилии, и эта беспомощность лишь распаляла его гнев. Видя как Айка раз за разом приходит в себя, не желая уступать спасительному забытию, а затем получает удар, каждый последующий из которых был сильнее прошлого, гордый дова и на секунду не задумался о том, что по его предположениям смерть драконорожденной приведет к гибели и его самого. В тот момент он, пусть и понимая наивность таких мыслей, лишь от всей души желал чтобы девочка, к которой он, незаметно для себя, успел привязаться, нашла тот спасительный выход, который не в силах разглядеть некогда могучий и грозный дракон.
Далеко не сразу ставший узником чужих души и тела дова осознал и принял свое положение. Впервые окружающее его ничто он начал воспринимать задолго до того как дал пленившей его драконорожденной услышать свой голос. Видя перед собой лишь непроглядную черноту, он опасливо предположил, что оказался заперт в безвременьи, как случилось однажды со старшим из его братьев. Оказалось от истины он был не так уж и далек. Дова действительно был заперт, и находился вне родных для себя времени и пространства. Но тогда он и помыслить не мог что его выбросило не только с плана Мундуса, но и из самого Аурбиса.
Поначалу он не мог предположить даже собственную гибель. Воспоминание о той ночи под незнакомым небом были в памяти слишком размытыми. А потом пришло то, что для себя Одавинг называл “сны”. Лишенный всего кроме своих собственных мыслей, дова даже не способен был сказать сколь много времени прошло прежде чем это случилось.
Снами называть то, что он испытывал было бы не совсем верно, ведь настоящей сонливости и усталости дракон испытывать уже не мог. Скорее это были видения, приходящие со все большей частотой. Один за другим он просматривал в своем сознании эпизоды чужой жизни, без всякой системы и порядка. Лишь владелец этих воспоминаний, а о том что это именно воспоминания догадаться было несложно, всегда оставался неизменным. Человеческое дитя, чей возраст разнился от одного эпизода к другому, и чья жизнь на взгляд дова была совершенно скучна.
Что угодно было лучше черного ничто, но если бы Одавингу был предоставлен выбор, он бы посмотрел на жизнь кого-нибудь другого. Например на юность своего друга. Довакин не любила вспоминать о тех временах, но из нескольких оговорок дракон знал, что та еще задолго до вступления на путь Голоса успела поучаствовать в войнах смертных, будучи еще совсем юной девушкой, немногим старше той чье самое позднее воспоминание смотрел он сейчас.
Дракон оценил иронию последовавшего позже. Ведь стоило ему возжелать воспоминаний Довакина, и уже вскоре ему открылось еще одно. Самое раннее из виденых прежде, судя по нелепо маленьким для Одавинга конечностям. Неладное он заподозрил, когда усевшаяся на энгаве девчушка стала разглядывать небосвод. Танец звезд, что будто падали на землю, действительно выглядел завораживающе. Как для ребенка, так и для наблюдающего её глазами дова. Редко когда Дети Магнуса в танце своем спускаются посмотреть на план смертных.
Меньше всего Одавинг ожидал того, чем это воспоминание закончится. Оказалось что и он был там. Стоило увидеть все, включая собственную гибель, со стороны, как воспоминания о случившемся начали возвращаться. Как стало ясно и его собственное положение. Запертый в чужой душе, подобно иным его собратьям, которым не повезло пасть от рук Довакина.
Но было во всем это нечто неправильное. Дова знал, что смерть от рук драконорожденного есть смерть без шанса на возрождение. Никоим образом он не должен был сохранить свое сознание. Более того, будто воспоминания о том дне стали ключом к чему-то.
Когда глазами пленившей его душу девушки он увидел окружающий мир, дракон решил что перед ним очередное воспоминание. Далеко не сразу он понял, что конца тому не видно, и перед ним открылось настоящее, а не прошлое. А уж то, что драконорожденная отчего-то реагирует на его собственные эмоции он и вовсе предположить не мог. Пока та, до того пребывающая в относительном спокойствии, не сорвалась в драку стоило полыхнуть гневом самому дова.
Видеть и чувствовать окружающий мир через несовершенное человеческое тело было непривычно и неудобно, еще и никакой возможности управлять им, но по мнению Одавинга это было куда лучше, чем пребывание в пустоте или окончательная смерть.
Когда же драконорожденная умудрилась услышать сказанные им самому себе слова, неожиданностью это стало для обоих. Но неожиданностью приятной. Дракон понял, что истосковался по общению. К его сожалению, уже вскоре он понял, что позабыл о том как говорливы бывают смертные. Это одна из немногих черт, что раздражала Одавинга даже в Довакине. Казалось все нужные слова уже сказаны, и голосу нет резона звучать вновь, но она всегда находила новые и новые темы для болтовни, буквально заставляя могучего дова устать от разговоров. И именно так же вела себя ставшая ему невольным компаньоном Айка.
Впрочем, в своем раздражении дракон не был полностью искренен. Все же желание девушки знать о дова и их мире, как и её неподдельное восхищение услышанным изрядно льстило, подпитывая драконью гордость. Да и вопросы она порой задавала такие, что Одавинг надолго уходил в задумчивость. Некоторые вещи раньше не приходили в голову ни ему, ни Довакину, воспринимаемые как должное.
И все было бы не так уж плохо, с отсутствием собственного тела и несовершенством тела человеческого дракону пришлось смириться быстро, но слабость его невольной спутницы вызывала жалость в смеси с раздражением. Дова старался подавлять эти чувства, понимая что в мире и времени где он оказался мало какая девушка в таком возрасте могла бы похвастаться силой и навыками достойными воина.
Но в то же время стоило ему вспомнить Довакина которую он знал прежде, ту, что стала для него первым и единственным другом, и он не мог не сравнить в своих мыслях уничижительно с ней драконорожденную которую знал теперь. А уж когда Айка до дрожи в коленях испугалась, стоило ей осознать чужую гибель и угрозу ей. Никогда Одавинг не видел в Довакине страха, не ожидал он подобного чувства от той, что пусть и оказалась слаба, но была подобна его старому другу. И ошибся.
Но как ни странно, именно после того вечера в плененной драконьей душе начали появляться первые ростки уважения к его спутнице. Ведь он воочию видел как тяжело и страшно было его спутнице, но она не сдалась. Она искренне старалась сломать собственную слабость, и следовала, как понимала, тем советам что он ей давал.
Не всем, к искренней жалости дова. Восхищение Айки в отношении той, кого она называла ангелом, не позволило девушке мыслить трезво, хотя Одавинг сразу чувствовал, что доверять той нельзя. Конечно же это была не ревность, как смеясь предполагала девушка, определенно не она. Но объяснить свои чувства дракон не мог, не смог и убедить в верности этих подозрений драконорожденную.
А когда правда вскрылась, он не стал говорить ничего, но был определенно доволен своей правотой. Как был рад и тому, что ставшая ему спутницей драконорожденная девушка, наконец, начала совершать поступки достойные той Довакина что он знал. Забывая, что та так же далека от нее по силе, как Пиандонея далека от Атморы.
И сейчас, абсолютно беспомощный в желании помочь, он мог лишь безучастно наблюдать как страдает человек следовавший его наставлениям. Его надежды на чудесную идею пришедшую в голову драконорожденной остались лишь надеждами.
Помимо сжигающего изнутри гнева, в тот момент он ощущал что-то еще. Нечто, что делало больно лишенному тела и не знавшему никогда прежде чувства вины дова.
Когда в помещении послышался еще один голос, показавшийся Одавингу смутно знакомым, Айка уже не могла шевелиться. Девушка все еще упорно отказывалась терять сознание, но сил даже глаза раскрыть у нее уже не было. Слух тоже подводил, вместо слов слышался лишь неразборчивый гул. Но вот запах… Запах Одавинг почувствовал. И узнал.
“Если мы выживем, за мной долг”, — чувствуя как забытье все же обретает верх над сознанием Айки, зачем-то мысленно попытался дова сказать юноше с запахом дракона. И совершенно неожиданно для себя, в последний миг прежде чем все погрузилось в темноту, услышал грубый голос, так похожий на его собственный: “Я запомню”.
***
Укрытая кроной высокого дерева падшая, известная под именем Рейналь, с нечитаемым выражением лица разглядывала возвышающуюся на небольшом отдалении покинутую церковь. Сейчас она была в том состоянии, когда совершенно не представляла что делать дальше, и лишь на остатках воли она сдерживала себя от впадения в банальную и безобразную истерику.
Все рухнуло в одночасье. Весь план, призванный даровать ей могущество, все жертвы и ставки. Все оказалось зря. А ставки были высоки. Столь высоки, что не сносить головы порочный ангел может в самом прямом смысле. Будь все иначе, и она бы уже бросилась в бега, уверенная именно в таком исходе. Но пока что у нее еще оставался шанс.
Раздраженный взгляд темнокрылой пал на тела сопровождавших её экзорцистов. Мелкие и никому не интересные сошки. Тот, кто идеально подходил на роль козла отпущения, вновь нарушая планы, успел в последний момент что-то почувствовать и сбежать.
Или же он с самого начала знал какую роль она готовит для него? Сейчас Рейналь уже не была уверена ни в чем. Но она давно догадывалась кому может служить пришедший к ней однажды с предложением экзорцист.
Несмотря на проскакивающее в глазах безумие, Фрид Зелзен говорил связно и убедительно. Он смог привести более чем весомые аргументы для того чтобы падшая “не так поняла” пришедшие от Азазеля приказы. Тем более что это идеально ложилось на ее собственные планы. А то что ради обретения могущества, по предложению экзорциста, ей пришлось бы пожертвовать несколькими невинными, собственными союзниками и покровителем…. Кого это на самом деле остановило бы, когда подобное стоит на кону? По мнению падшей, если бы кто-нибудь предложил подобное искушение белокрылому её сородичу, перья того незамедлительно бы почернели.
Тем более что следовать плану седовласого экзорциста Рейналь собиралась лишь до момента обретения священного механизма. А дальше… Дальше он должен был стать виновным во всех случившихся “недоразумениях” и оказаться ценным свидетелем зревшего в рядах Григори раскола. Менять с таким трудом заработанное покровительство Рейналь была не намерена.
Но теперь все это не имело уже никакого значения. Зелзен обладал просто поразительным чутьем на неприятности, и исчез даже раньше чем она осознала случившееся в церкви.
Когда приглянувшаяся ей девчонка помогла сбежать Асии, Рейналь даже на секунду не обеспокоилась. Наивная и совершенно не приспособленная к жизни на улице монашка была легкой целью для поимки. В то что ей удастся скрыться, падшая не верила совершенно. А раз так, она решила что вполне может позволить себе для начала наказать крайне её разочаровавшую Миттельт, отправив на поиски лишь возглавляемых Фридом экзорцистов. Сама она присоединилась к ним куда позже. Как оказалось, именно это спасло ей жизнь.
Когда Рейналь, сосредоточенная на поисках, ощутила как установленный вокруг церкви сигнальный барьер пересекло два слабосильных демона, это не стало поводом для беспокойства. Она догадывалась, исходя из недавней стычки Зелзена с Гремори, кто это мог быть. Слишком живучий обладатель священного механизма в компании с себе подобным решили спасти монахиню, которой в церкви уже не было. Трое оставшихся в покинутой обители падших должны были расправиться с ними без всякого труда.
Но вот следом пришли другие. Грубо сломав границы барьера, что должен был мешать работе кругов переноса, четверо демонов оказались прямо у обветшалого здания, ставшего для падших убежищем. И ни с одной из этих тварей Рейналь предпочла бы не сталкиваться в прямом бою. Слишком явственно в последние секунды работы барьера чувствовалась разница в силах.
Лишенная возможности следить за церковью издали, падшая предпочла отсидеться поодаль. Избавившись, предварительно, от лишних свидетелей. Возвращаться в бывший дом Его она уже не собиралась. Было совершенно очевидно, что её союзникам не повезло. Пережить столкновение с демонами такой силы ни Донашик ни Калаварна не смогли бы, что уж говорить о сумевшей проиграть девчонке Миттельт?
В одночасье падшая осталась ни с чем. Асия бежала и, скорее всего, уже в лапах у демонов. Такой ценный ресурс они ни за что не отпустят. Девчонка со странным священным механизмом тоже теперь у них. Даже сделать вид что ничего не случилось и продолжить выполнение изначального приказа Азазеля не выйдет. Возможно лидер Григори еще и не в курсе того что прежний приказ был “понят неправильно”, однако у Рейналь просто не было и шанса подобраться к Хедо Иссею переродившемуся в демона. Совсем недавно она видела наглядную демонстрацию того, что Гремори склонна нервно реагировать когда кто-то трогает её слуг. И стоит только падшей попасть в поле зрения демонов во время слежки, а рано или поздно это случится, и от нее не останется ничего кроме вороха черных перьев.
И все же она еще верила — шанс спастись у нее есть. И был он в той, кого Рейналь изначально рассматривала как запасной вариант, на случай если с Асией что-то пойдет не так. Ведь все, кто хоть какие-то дела имел с падшими ангелами, несомненно слышали о любви одного из их лидеров к исследованиям. А те кто интересовался чуть более, знали что особую страсть он питает к необычным священным механизмам. Именно эта черта её, вероятно, уже бывшего покровителя, дарила Рейналь надежду на благополучный для себя исход. Ведь механизм основанный на словах "драконьего языка" был не слишком силен, и не должен был вызвать особого интереса у демонов, но при этом был уникален, она действительно проявила усердие в вопросе, и не нашла никакой информации о чем-то хоть отдаленно похожем на то что демонстрировала та, кого падшая знала как Айку.
И пусть Рейналь по собственной беспечности провалилась, для Азазеля эта неудача могла не стоить ничего в сравнении с информацией об одной ничем не примечательной, пусть и милой на взгляд падшего ангела, девчонки.
Чем больше об этом размышляла падшая, тем больше находила аргументов в пользу того что этот вариант наилучший из всех что у нее остались. Провести в бегах остаток недолгой в случае гнева её покровителя жизни она не желала.
Приняв, успокоившись, решение, Рейналь распахнула крылья, и шагнув с ветки вперед с хлопком взмахнула, отправляя себя в полет. Теперь, обдумывая что и как говорить, она надеялась лишь, что в качестве искупления вины её не заставят саму ловить носителя неизвестного механизма. Падшая была сыта по горло этим городом.
