Опережая время

«Пусть страшны тяготы борьбы, Пусть муки ждут меня в тиши – Я властелин моей судьбы, Я капитан моей души». Уильям Эрнест Хенли, «Invictus»

      Пульсация света и биение сердца. Яркая вспышка слепит и обжигает. Тело больше не принадлежит ей. Боль тянет, колет, выкручивает всё наизнанку. Она рвётся наружу. В её глазах лишь красный цвет. В её ушах неправильный стук сердца (бум… бум… бум…). Она чувствует, как нечто, похожее на выкручивание внутренностей биотикой, раздирает её изнутри. Крика нет. Только ужас, мечущиеся в бреду глаза и кровавый цвет, заполонивший всё вокруг.       Она не помнила своего имени ровно столько времени, сколько потребовалось бы на выход из анабиоза. Эти несколько секунд — или, может, минут? Она точно не знала, сколько времени прошло — она была человеком без имени, без прошлого, без боли и страданий. Она была почти что счастлива.       А затем образы, мысли, воспоминания, чувства, боль и ужас от осознания произошедшего и непонимания происходящего заставили её задохнуться. Её руки упали на шею, глаза широко раскрылись, ослеплённые белым светом. Пульсация артерий под пальцами. Горящие огнём лёгкие — «Я дышу». Ломота во всём теле, а не боль — «Я жива».       Она никому ни за что бы не призналась, что молилась богам о желании жить.       Её рука опустилась чуть ниже, коснувшись нагретого теплом её тела металла. «Шепард, Николь». «Вооружённые силы Альянса». Она поднесла к лицу жетон, лежавший у неё на ключице. Серебряный, идеально ровный, без царапин и ожогов. Как будто и не её. «Новый?..»       Она постепенно заново училась чувствовать своё тело. Кончики пальцев на руках и ногах. Голеностоп и кисти. Икры, бёдра, плечи, шея, пресс. Она ощущала кровать под собой. И не было ни единой идеи о том, где она и почему ещё жива, потому что последнее было… Большим взрывом. Взрывом, озарившим всю галактику. Всё сработало? Или ничего не сработало, и её воскресили снова?..       В этой комнате, непохожей на медблок «Нормандии» или на палату больницы, не было никого, кто мог бы дать ответ. Это помещение было больше похоже на… барак для новобранцев в какой-нибудь отдалённой колонии. Несколько двухэтажных кроватей, стол, небольшой шкаф и пара стульев. Шепард приподнялась на кровати, сев и коснувшись босыми пальцами ног холодного металлического пола. Мурашки пробежали по её коже не столько от холода, сколько от осознания того, что она где-то видела это место. Но где?..       Её тело не ломило от боли, её мышцы не травмированы, на ней не было огромных ожогов, на ней не было старых шрамов. Непонимание происходящего заставило Шепард с минуту смотреть на инструметрон. Он был… старым. Устаревшим, неудобным, с самым дешёвым «лезвием» из возможных… «Что происходит?..»       Она встала с кровати слишком резко — и координация подвела её, словно бы она была вусмерть пьяна. Шепард успела ухватиться за одну из кроватей, чтобы не упасть. А затем она медленно выпрямилась, ощупывая свои волосы. Слишком длинные, доходившие почти до лопаток. «Прежде чем я их отрезала», — абсолютно не к месту возникла мысль. Может быть, она провалялась в коме так долго, что те успели отрасти до такой длины?.. «Это бред, ты же знаешь».       Убедившись, что она может держаться на ногах, Николь сделала шаг вперёд. Два. Ещё один. Открыть дверь, поворот направо — ванная. Налево — туалет. «Откуда я это знаю?..» Спустя ещё пять шагов равновесие, кажется, окончательно пришло в норму, больше не вынуждая Шепард качаться из стороны в сторону, и та подошла к зеркалу.       Она выглядела… лучше. Длинные прямые волосы, которые она прежде завязывала в косу и крепила на затылке, чтобы не мешались под шлемом. Никаких имплантов в глазах, чистый зелёный. Никаких седых волосков в тёмно-рыжей шевелюре. И только один шрам на брови от неудачного падения в детстве. «Что, мать вашу, происходит?!»       Резкое поднятие руки с инструметроном к себе, поиск последних контактов для связи: «Пусто». Всех контактов: «Одни незнакомые личности».       Незнакомые ли?.. Шепард застыла над именем «Э. Аллингтон». Она не видела этого имени с тех пор, как…       «В колонии на планете Элизиум будет установлен памятник коммандеру Шепард за проявленную отвагу во время Скиллианского Блица 2176 года».       Что.       Блять.       Происходит.       Её движения были медленными, неуверенными. Шепард многое повидала, но её приводило в ужас осознание того, что именно она должна была увидеть на галактических часах.       «Земля, Гринвич». «18:46». «13.09.2176».       Её ноги не подкосились лишь из-за того, что она и так стояла, упёршись в тумбу с раковиной. Дыхание сбилось, и ладони вспотели от ненавистного страха. Сердце, такое живое, било по рёбрам, словно хотело вырваться. Она бы тоже очень этого хотела… Вот только откуда вырваться и куда бежать?       «Сон?»       — Это был чёртов сон?! — звук собственного голоса резанул по ушам, словно всё это время она была в вакууме, где её сопровождали только биение сердца и собственное дыхание. Её голос был… мягким. Неправильным. Словно бы она не проходила через сотню смертельных миссий, словно бы не видела смерть друзей и врагов.       Это было чертовски не похоже на сон. Она прожила свою жизнь, с победами и поражениями, обретя возлюбленного, отыскав в своих друзьях причину сражаться… Она вооружилась всеми силами галактики, чтобы противостоять тому, что должно было стереть их всех в биомассу. Она не могла поверить, что всё то, что она пережила, было сном. Чёрт возьми, она сон помнит лучше, чем место, где оказалась!       — Вот же дерьмо, — прозвучало от застывшей Шепард, уставившейся в инструметрон, словно там могла найти ответы на свои вопросы.       Она вспомнила, что здесь делала, пусть это и было так… давно. Она ведь, можно сказать, прожила десять лет в своём «сне». Она проснулась ранним утром от взрывов и стрельбы, а следующие двенадцать часов только и делала, что бегала и стреляла. Спасала выживших, раздавала оружие, убивала грёбанных батарианцев.       «Увольнительная», «выходной». Ха. Этот день был первым, когда её действительно заметили главнокомандующие. Если это действительно тот самый день, то она должна… Должна… Что именно она «должна»?       «Если это был сон, значит ли это, что всё, что я помню, было неправдой?»       «Не существует Жнецов, не существует Цербера, не существует Левиафанов».       «И мне не придётся решать проблемы действительно галактической значимости?»       «Гаррус, Лиара, Тали, Джокер, Андерсон… Существуете ли вы?»       — Первым, что уничтожили батарианцы, был буй связи на орбите, — сжав кулаки, пробормотала Шепард, пытаясь выйти в межгалактический экстранет, отключившись от местного. «Нет связи». — Чёрт, чёрт, чёрт…       Она бы очень хотела сказать, что это просто поломка, и связь с высшим руководством у планеты есть, но… Она не была бы Шепард, если бы не обращала внимания на Маяки и Стражей протеан, странные сигналы бедствия, необычные явления, а ещё на то, что говорят даже перепуганные контрабандисты. «Долбанный Совет». Мысль о том, что ей снова придётся бодаться с Советом, заставила Николь горестно простонать от нежелания делать этого. «Грёбанная политика».       «Ладно, Шепард, ты справилась с Сареном и Властелином, с Коллекционерами… Что для тебя атака какой-то кучки пиратов?»       «Не имея нормальной брони, оружия, солдат…»       «Брось, ты уже делала это, и в тот раз ты даже не знала о том, что планируется атака».       Шепард усмехнулась. И ведь правда. Если она каким-то образом знала будущее — это преимущество и ничего более. Она знала о Жнецах. Она знала о Сарене. Знала о том, что батарианцы скрыли целого Жнеца. Знала, что такое «одурманивание». Знала о протеанах больше, чем любой из ныне живущих (за исключением самого протеанина, конечно). И многое другое.       Она не могла проиграть. «Кровавая икона», как говорила Миранда. Шепард станет ей ещё раз, что бы ни случилось.