***
Юнги улыбается своему отражению, приглаживая черные, совершенно непослушные волосы еще несколько раз, но, так и не получив никакого результата, только разочаровывается в них, и отходит от зеркала. Мин находит соломенную шляпу, сплетенную им самим несколько лет назад, накидывает ее на голову, выбегая из дома. Секунды до поля его отца тянутся неимоверно долго, но приятно и взбудоражено. Ведь Юнги впервые допустят к собранию, где он сможет всем рассказать о плане сбора урожая в этом году и взять на себя организацию ярмарок. Он заработает немного и сможет купить кольцо для Сока, чтобы наконец спасти друга от предстоящего обряда совершеннолетия. Спасет тело и душу своего лучшего друга. Альфа минует несколько калиток и вбегает в здание, на ходу здороваясь с несколькими знакомыми, которые желают молодому волку удачи на первом собрании. И Юнги, останавливаясь у дверей, чтобы перевести дыхание, входит, постучавшись. На него, улыбаясь, смотрят высокие мужчины, склонившиеся над столом с картой, а родной отец подзывает к себе, приобнимая за плечи. - Удачи. – басит родной голос и подталкивает к середине зала, чтобы Юнги начал.***
- Мин Юнги-альфа, это прекрасно! – теплые руки обнимают Юнги со спины, прижимая к своему пухлому личику. – Эта ярмарка просто шикарна. - Я просто продумал расстановку и концепцию, а все остальное сделали ребята. – светя красными щеками, неловко хихикнул Мин. – Как ты, Соки? Омега загадочно улыбнулся, не давая и шанса альфе, чтобы выбраться из захвата. Но, вдохнув альфий запах в последний раз, Сок развернул друга и вручил тому маленькую деревянную коробочку, украшенную полевыми цветами. - Вот, как лучшему организатору ярмарок! – рассмеялся омега, обнимая своего друга еще раз. – Я так счастлив за тебя. Юнги, поглаживая Сока по спине одной рукой, второй открыл шкатулку, обнаруживая там совершенно новые разноцветные карандаши, украшенные золотыми узорами цветов и животных. От восхищения и благодарности, заполнивших его грудь, альфа сжал сильнее в своих объятиях лучшего друга, не успевая проговаривать до конца слова благодарности за такой приятный и нужный подарок, о котором он слишком давно мечтал. - Хах. – вздохнул Сок. – Юнги не так крепко. Но Мин словно не слышал слов друга, приподнимая того на землей. Глаза Сока встретились с юнгиевыми, и маленькая струйка белесой жидкости стекла по ноге, орошая землю и разнося сладкий омежий запах по округе с летним ветром. - Сока… - прошептал Юнги, глядя на краснеющего в последний раз друга. - Прости. – улыбнулся тот, погружаясь в сон.***
- Почему ты плакал утром? – спросил Чимин, прижимая к себе несколько коробок с семенами. – Плохой сон? Юнги посмотрел на него с грустной улыбкой на губах и подошел ближе, чтобы помочь и взять несколько коробок. Пак благодарно кивнул, открывая зубами маркер и подписывая одну из коробок. - Мне снился старый друг. – придерживая лестницу, рассказал Мин, аккуратно касаясь лодыжки альфы. – Умерший несколько лет назад. - Призрак? – уточнил Чимин, ставя коробку на свое место и забирая следующую у старшего. – Зачем он приходил к тебе? - Я не знаю. – пожал плечами Юн. – Мы просто лежали, как раньше, в траве, смотрели на облака, а потом он начал говорить нечто… не нормальное. И я проснулся на этом. - Призраки обычно просто так не приходят. – со знанием дела, прокомментировал Чимин, ставя последнюю коробку на полку. – Юнги, ты ведь был знаком с… теми волками? Расскажешь подробнее? Просто мы с Намджуном пытаемся выяснить кто это и зачем они убивают своих же, и твои показания очень нам помогут. - Показания? – улыбнулся Мин. – Хорошо, детектив Пак, я все вам расскажу. - Детектив Пак? – улыбнулся альфа, слезая с лестницы на землю. – А мне нравится. И, обнимая Чимина, Юнги легонько касается своими губами губ Чимина, увлекая в долгий и тягучий поцелуй, заканчивающийся: - А за дачу ложных показаний или сопротивление расследованию, меня накажут? - О, непременно. – хихикнул Пак, прижимая к себе старшего и целуя того вновь. – Еще как накажут.***
- Это произошло в июне или июле, я точно не помню. Меня изнасиловали и просто выбросили в лесу умирать. Все что я помню: холод, боль и безысходность в груди. У меня не было сил ни на что, даже на слезы. Плоть и тело стали не родными, словно мешок с кашей внутри, а не оборотень. А снаружи холод ночного леса и шелест зеленых листов вокруг, словно колыбельная, провожающая в иной мир. Но потом, я помню, посреди этого мрака возник маленький лучик света и нежный тихий голос. Это было последнее, что я помнил перед потерей сознания. - Это были они? – нетерпеливо спросил Чимин, ерзая нервно на подушке кресла. - Да, это были они. Точнее один из них – Джин. Он старший из них двоих. – Юнги невольно улыбнулся, вспоминая пушистые волосы Сокджина, приятный кедровый запах и нелепые кривые пальчики с нежной, почти что мраморной, кожей. – Они охотились раз в месяц на мелкую дичь, Джин гнался за зайцем, но нашел меня: разбитого и покалеченного. Он не знал, что ему делать, просто не предполагал. У них с Тэхеном на двоих маленькая лачужка у озера, совсем чуть-чуть еды и нет совершенно никаких лекарств. Поэтому он захотел меня добить, уже взял камень и собирался убить, но не смог. Как он сказал позже: «Я смотрел на тебя и видел себя. Такого же брошенного и разбитого маленького ребенка.» И он забрал меня к ним. - Что означают его слова? – задумчиво протянул Намджун, записывающий за Юнги. - Они были детьми, когда их родителей убили, а на его плечи упала задача выживания не только своего, но и младшего брата. – ответил старший. – И в общем, они выходили меня. Однако, все что помню, это их пение ночью. Знаете, такое глубокое и мелодичное, пробирающее до самых костей, до души. – альфа положил ладони на сердце. – Ну а я, в какой-то момент, проснулся ото сна, когда мое тело было восстановлено. Открыл глаза и бац! Жив, здоров. Физически здоров и жив, а морально разорван и убит. Чимин сжал ладонь Юнги, прижимая к своему сердцу. - Потом я начал постепенно восстанавливаться, помогал Джину с домиком, потом Тэхену с охотой. – улыбка вновь поразила губы Юнги. Теплая и нежная. Улыбка. – Мы начали ходить на рыбалку втроем, готовили ужин и много говорили. Обо всем на свете и совершенно ни о чем одновременно. Будто были созданы друг для друга, мы понимали с полуслова мысли другого. Это было… нечто. - Как сейчас? – спросил Намджун. - Почти. Только без ссор и прям любви-любви. Словно мы части одного целого, понимаете? Идеально подходящие кусочки пазла. – Юнги сжал губы. – Пока они не рассказали мне о том, зачем они здесь и что они собираются сделать. А они собирались убить каждого в своей родной деревне. Они собирались склонить меня к этому, они пытались меня убедить, что так необходимо. Что это правильно. И они убили. Убили, несмотря на мою просьбу, не смотря на обещание, данное ими. Просто убили невинных оборотней из-за какой-то реликвии. Из-за чего-то для них важного! - А чего именно? – уточнил Джун, придвигаясь ближе. - Я не уточнял. Знаю только, что это что-то им очень нужное и то, что они ищут очень давно. - Но как они проникли за защитный круг вокруг деревни? - Защитный круг? О чем вы, его же давно снесли из-за глупой вражды между стаями? Вы не знали?***
Намджун ерошит светлые волосы и задумчиво потягивает чай, разглядывая свои записи под фоновое завывание Чимина где-то наверху. Ким рассматривает неровный почерк, находит несколько лишних запятых и просто не понимает, что ему делать дальше. Юнги изначально был для них главным свидетелем и информатором в одном лице, однако тот не знал то, что Чимину и Намджуну нужно было. Мин просто пожимал плечами на все вопросы, касательно деятельности оборотней, заявив, что не знает и не подозревает, как двое смогли перебить стаю. Заметил лишь, что Тэхен и Джин совершенно не создавали у него впечатления убийц. Они были добрыми и веселыми, словно его братья по духу, которых ему так не хватало. Намджуну это не понравилось. И дело не в очевидной ревности, когда Юнги с такой счастливой улыбкой вспоминает кого-то другого, а в запутанности Кима в этих волках окончательно. Он не знал с чего ему начать и как вообще начать двигаться в нужном направлении, ведь, очевидно, что двое убийц не сдадутся и попытаются на них напасть, чтобы забрать Чонгука, не понятно зачем и для чего, и их необходимо каким-то образом остановить, не зная их сил и возможностей, совершенно не умея драться: Чонгуки точно бороться не умеет, Чимин с Хосоком не учились такому ввиду расположения их деревни в мирных землях, Юнги никогда искусство ведения боя не интересовало, и только Намджун обучался драться и убивать под чутким руководством собственного отца, испытывая к этому истинное отвращение. А один он точно отпор не сможет дать. И убежать не выход: здесь их дом и проверенная и изученная территория, а там они будут незваными незнакомцами на совершенно чужой земли со своими хозяевами, которые навряд ли укроют стаю оборотней из пяти волков, один из которых скоро родит, за которыми идет погоня стремных личностей, убивших и разоривших уже десяток деревень. Их просто отдадут тепленькими в руки убийц. Но что же им делать? Обороняться, не умея этого делать, и надеяться на удачу? Или бежать, полагаясь на доброту существ? — Намджуни, о чем ты там задумался? — спросил Чимин, возникая за спиной вожака неожиданно. — План продумываешь? Джун дернулся, спихивая все листки на пол. Он нагнулся, собирая их, пока Пак вероломно допивал его чай, причмокивая пухлыми губами. — Я не знаю, что нам делать. Я в тупике. Это опустошает меня. — выдавливает из себя лидер, утыкаясь лицом в живот Чимина. — Я боюсь, что мы не убережем Гуки и потеряем его. — Хей. — ласково произнес альфа, поглаживая волосы Кима. — Мы справимся и не отдадим нашего младшенького в руки тех волков. Мы же истинные и мы стая, мне не позволим им забрать у нас самого любимого кролика-оборотня-волка. Намджун тяжело вздохнул, обнимая Пака, заставляя того приземлиться на колени вожака для удобства позы. — Не вздыхай так тяжело. — улыбнулся Чимин, отнимая лицо лидера от своей толстовки и приподнимая, чтобы смотреть глаза в глаза. — Знаешь, что поможет тебе отвлечься? Уборка! Хосок попросил меня разобрать чердак. Он предложил сделать там спальню для малышей. Там много места, прекрасный вид на лес и чудесная атмосфера спокойствия и тепла. Ну и чердаки всегда же защищают кучей заклинаний при строительстве дома. Уверен, что и это защищен. Поэтому, сделать там комнату для наших детей — прекрасная идея. Но там очень много вещей, я даже нашел старые чонгуковские ползунки. Не могу поверить, что наш Гук мог быть маленьким малышом! — Ты так меня отвлекаешь, да? — улыбнулся Джун, приподнимаясь для легкого поцелуя в чиминовы губы. — Мне трудно убрать все одному, а Чонгук с Хосоком ушли в лес. И помощи не у кого попросить, потому что Юнги занят в теплице. Он высаживает рассаду сегодня. Поэтому, Ким Намджун, извольте пойти и помочь мне разобрать хлам ради постройки идеальной спальни для наших сыновей. — О да, конечно. — улыбнулся вожак, поднимаясь и следуя за взбудораженным Чимином наверх. Однако энтузиазм Намджуна заметно поубавился, когда, поднявшись на чердак, он обнаружил горы хлама, шкафы, из щелей которых торчало куча непонятных вещей, тумбы и столы, наполненные разным барахлом, свисающим опасно с конца. Тут явно одним днем им вдвоем не отделаться. Под ступор осматривающего все Намджуна, Чимин прошагал вдоль стены, двигая коробку с пакетами ближе к входу. Альфа подпрыгивая, подошел к вожаку, вручая тому синий пакет: — Это для осколков или очевидного мусора, который нам не понадобится и пользы не принесет. А красные для ткани и вещей, желтые — для игрушек тряпичных, для более плотных есть ящик желтый, мебель хорошего качества оставляй, цепляя на них красный стикер, книги осматривай и отбирай на две стопки: для нас и для сдачи в библиотеку. В общем, все просто. Удачи! Намджун поднял скептично бровь, глядя на разбирающего шкаф Пака, но послушно последовал его примеру, подходя к комоду у стены и открывая его, находя там самые разнообразные вещи, большую часть из которых он благополучно выбрасывал, так как те уже не годились для использования. Чимин напевал что-то, подключая к этому делу еще и Джуна, организуя маленький домашний концерт с кучей хлама и горами пыли в качестве зрителей. Под очередную песню Джун закрыл дверцы комода, собираясь переходить к следующей цели, но отходящая спинка деревянной мебели немного напрягла его. Вожак протиснулся между столом и шкафом, прижимаясь к пыльной стене щекой, вытянул руку, засовывая ее между деревянными платформами и наткнулся на кожаную обложку книги. Однако вытащить ее оказалось достаточно проблематично. Намджуновы пальцы не могли ухватить тонкий переплет, то и дело соскальзывая с обложки. Раздосадованный поражением Ким уже собирался просто разломать комод ко всем чертям, пока на его плечо не легла рука Чимина, пришедшего на громкое пыхтение своего парня. — Дайка мне. — сказал Пак, выдергивая Намджуна из расщелины, в которую тот залез. Ким отошел, уступая место младшему альфе, которое тот спокойно занял, протискиваясь за спинку шкафа и скрываясь там. Несколько секунд того не было видно и слышно, что заставило Джуна поволноваться, однако Чимин вылез ровно в момент, когда вожак собирался двигать шкаф. — Умно. — держа в руках книгу в темно-красном кожаном переплете, произнес покрытый пылью альфа. — Если кто-то отодвинул бы шкаф, книга упала бы в расщелину в стене и скрылась в фасаде дома. А достать ее безопасно можно, только протиснувшись через щель в закрытый отдел шкафа, вытолкнув его оттуда. Очень умно. Намджун похлопал Чимина по спине, из-за чего тот чихнул, но счастливо улыбнулся. — Ты молодец. — Я знаю. — показав язык, ухмыльнулся Пак. — Интересно, почему эту книгу так старательно спрятали? — Мы сейчас это узнаем. Намджун открыл книгу, пролистывая несколько страниц, с витиеватыми узорами и рисунками деревьев черными чернилами, которые со временем стерлись и утратили былой цвет. Наконец, страницы поменяли свой оттенок на более светлый и перед взорами альф предстала выведенная красивым почерком, чернилами бордового цвета, которые не стерлись совершенно за столько лет, надпись: «Дневник Л». — Дневник Л? — прочел Намджун, переводя взгляд на Чимина. — Листай. — прошептал Пак, сжимая ладонь Кима в нетерпении. Пролистав до следующей страницы, оба оборотня получили ответ на один из своих вопросов — обладателя дневника звали Лили. «Привет. Меня, то есть тебя, зовут Лили. Нам на момент начала ведения дневника восемь. Мы начали вести его, чтобы не забыть все то, что происходит вокруг, после еженедельной очистки памяти детей этой школы.» Намджун перевел взгляд на Чимина, который уже некоторое время с беспокойством глядел на него. «Я знаю, что у тебя сейчас очень много вопросов, но поверь, я попытаюсь на них ответить. Только успокойся. Итак, мы учимся в школе, созданной вампирами некоторое время назад. Они говорят, что это для брошенных детей-сирот, но это не так. Основатели желали изучить каждое живущее на этом свете существо, чтобы знать и понимать их сильные и слабые стороны, однако они поняли, что их маленьких детей можно вырастить собственную прислугу, армию и еду. Эта мысль настолько сильно захватила каждого из них, что необдуманно и глупо вампиры начали воровать детей пачками из домов, насылая на себя своими же руками гнев родителей. Потому они перешли на брошенных детей, дела до которых не было никому. И все шло хорошо, вот только детей таких было меньше десятка, что ни армий не станет, ни едой быть не сможет. Поэтому они начали разорять деревни, где связь между представителями народа была разорвана: морские и речные существа, лесные гномы и эльфы, а после — даже оборотни, которые по глупости своей разорвали родство, уподобляясь мерзким обычаям и традициям, совершенно не замечая, как их общество трещит по швам. Они даже защитные столбы сломали, выстроив ряд из болотной жижи, которая показывала, что стая — вышла их общего совета и живет сама по себе.» — Это то, о чем говорил Юнги, да? — спросил Чимин, придвигаясь ближе. — Скорее всего. — кивнул Намджун. — Теперь я понимаю, почему мой отец строил новые столбы, активно заключая сделки с другими стаями. Он пытался возобновить совет. — И рост межстайных свадеб возрос же. Вероятно, что это делалось ради укрепления связи. — Я думаю, что ты прав. Отец упорно запрещал свадьбу с моим другом, активно пропихивал союз с Хосоком. Да и странно это, что союз с Хоби одобрили старейшины. — Очень. Они ведь всегда тянули со свадьбой, чтобы жениха испробовать самим. А тут спокойно выдали желанного долгие года омегу так просто. — Все было настолько запущенно? — Да, Намджун. — серьезно произнес Чимин. — Они как-то раз зажали его, одиннадцатилетнего мальчишку, желая проверить, девственен ли он. Просто потому что. «Время шло, а ряды школы пополнялись новыми учениками, которых делили на три группы: еда, армия и прислуга. Я, то есть ты, не входила ни в одну из этих групп, потому что есть и являюсь вампиром с самого рождения, как бы парадоксально это не звучало.» — Стой. — остановил чтение Чимин. — С самого рождения вампиром? Они же не могут родить жизнь. Я слышал, что все их младенцы мертвы, если получается зачать ребенка, что тоже большая редкость. Что означают ее слова? «Я знаю, что ты в шоке немного. Но это правда о тебе, и ты должна ее принять. Дело в том, что мои родители были обращенной парой, потерявшей ребенка. Дыра, что разрослась в их сердцах, со временем только расширялась, радость проведенных вдвоем дней уступила место скорби по родительству. Они так отчаянно желали вновь услышать родной детский плачь своего ребенка, что пошли на сделку с местной стаей волков, которые дали свою кровь и согласились вскормить дитя своим молоком. Так вот и получился живой вампир, который чувствует, дышит и может любить, потому что сердце мое стучит.» «Дорогая я, привет. Прошлая чистка памяти прошла успешно: я забыла, как завязывать бант и попросила помощи у няни. Было забавно. Сегодня я прогуливалась по двору во время перерыва и встретила одного из новеньких оборотней. Они совсем недавно поступили к нам, но уже успели обзавестись плохой славой из-за буйного старшего. Однако сегодня ты не побоялась подойти к младшему из них. У вас завязался разговор. Его зовут Тэхен, а брата — Джин.» «Джин наипротивнейший оборотень, хоть я и не помню, чтобы знала много волков. Но я думаю, что он очень противный. Сегодня Джин опять пытался сбежать и посмел высмеять внешний вид своего брата. Мне жаль Тэхена, потому что он искренне волнуется за своего старшего родственника, получая только насмешки в ответ. Я ненавижу Джина» «Дорогой дневник, Тэхен сегодня ушел вместе с Джином в кабинет директора и вернулся только под ужин. Мне не нравится это, потому что после посиделок с главным вампиром, с учениками происходили не очень хорошие вещи: кого-то отправляли выполнять задания, кто-то уходил в разряд прислуги, а некоторые не возвращались больше никогда, становясь едой или товаром. Однако братья Ким вернулись целые и невредимые, только задумчивые очень. Я спросила, о чем они говорили, а Тэхен сказал, что им предложили стать старостами. Это странно. Ведь Джин был тем еще хулиганом, поджидавшим возможность сбежать с каждым разом упорнее. И тут его делают старостой? Странно.» «Привет. Я сегодня навсегда уезжаю из школы, потому хотела сначала оставить дневник здесь, ведь он больше не понадобится тому, кому память стирать больше не будут. Но я возьму его с собой, потому что привыкла записывать свои мысли. Так вот. Я сбегаю, благодаря Тэхену, со своими друзьями, ведь находиться здесь сил больше нет: нас, восемнадцатилетних ребят, начинают распределять по группам, решая, для чего же подойдем лучше, и я боюсь, что мне отведут роль война из-за моих сил, контролирующих мертвых. Я думаю, они заставят меня убивать и воскрешать, но я этого я не хочу! Поэтому и сбегаю с теми, кто не желает становиться чьим-то рабом. И я знаю, что мы справимся.» Час за часом сменялся, время бежало, оставаясь совершенно незамеченным, пока Намджун и Чимин читали дневник маленькой девочки, впитывая ее историю и пропуская через себя, чувствуя каждую эмоцию, испытанную когда-то хозяином их находки. Они листали страницы, находя сотню ответов на не заданные вопросы и обретая еще больше с каждым предложением. Однако, когда чернила поменяли цвет на нежно-голубой, их головы пронзила резкая боль и отчаянный вопль Хосока о помощи. Последняя строчка перед тем, как закинуть дневник за пояс брюк Чимина, и побег на помощь омеге, забывая про все проблемы, кроме очевидной опасности, была: «Дорогой дневник. Сегодня я узнала о своей беременности»***
Волосы Хоби причудливо торчали из-под зеленой шляпки, красные, с золотыми узорами штаны скрывали стройные длинные ножки, а огромный чиминов свитер туникой стекал до колен, из-за чего его пришлось заправить в штаны. Омега шагал по лесной дороге, иногда оглядываясь на все еще выглядывающий из-за деревьев дом, переводя взгляд на шествующего рядом Чонгука. — Хоби. — наконец произнес Гук, перехватывая пустую корзину крепче. — Почему ты так волнуешься? Хосок посмотрел на альфу, прикусывая губу и пряча маленький животик за ладошками. Его сердце быстро стучало о грудную клетку, пока едва слышный родной сладкий запах насыщался волнением и страхом, сбивающим с толку Чонгука. Ведь почему и из-за чего обычно спокойный рядом с Гуком Хосок вдруг стал нервным и дерганным? — Я просто плохо спал. — соврал омега, прикусывая свою губу вновь, вводя альфу в ступор своей ложью. — Думаю, нам стоит свернуть направо. Там большая поляна и… и я думаю, там будет много ягод. Чонгук кивнул, послушно следуя за омегой, но находясь все еще в ступоре. Они с Хосоком всегда были честны друг с другом, не пытаясь скрыть ничего, были открыты и всегда делились волнительным. Ведь именно омеге Гук доверял свои тайны, рассказал про свою жизнь дома и вне дома, когда ему приходилось скитаться, поведал о надзирателе и своем побеге, знакомстве с Намджуном и страхе насчет намерений Чимина. Абсолютно все, получая то же самое в ответ. Но не сейчас, очевидно. Хосок шагал впереди, держа маленькую корзинку, и совершенно точно догадывался, что обидел своим враньем Чонгука. Однако сказать тому правду не мог: боялся, что тот не поймет, что разозлиться, узнав о дружбе с загадочным альфой-Тэхеном, с которым они так часто гуляют в лесу. Гуки не просто взбесится, он расскажет остальным, запретит общаться с другом и не оставят одного ни на секунду, опекая, словно Хосок — это маленький ребенок, ходить не умеющий. Все так и будет. И дело не в недоверии, а в страхе, что нашел свое законное место в сердце омеги с приходом в его жизнь Тэхена — невероятно интересного оборотня, который знает сотню, если не больше, легенд и мифов, различает самые разные растения и зная их секретные свойства. Это ведь именно он рассказал про невероятно вкусные весенние ягоды, растущие на поляне в глубине леса. Он сказал, как их найти, собрать и правильно и вкусно приготовить. Тэхен — самый интересный волк, которого когда-либо встречал омега. И рисковать связью с ним Хосок как-никогда боится. — Знаешь, — подал голос Чонгук, когда до поляны оставалось совсем чуть-чуть, — не ожидал от тебя вранья. Мы ведь всегда были близки. Хосок сглотнул, ускоряя шаги, чтобы быстрее добраться до ягод и избежать напряженного разговора с Гуки, прекрасно осознавая, чем все может закончиться — слезами обоих и раскрытием тайны о Тэхене. Омега не может врать расстроенному Чонгуку, а думать о вранье видя слезы младшенького тем более. — Так вот. — нагоняя старшего, продолжил Гук, более резким тоном. — Что же заставляет тебя врать мне? Недоверие? Так чем же я его заслужил? — Ничем. — вздохнул Хосок, выходя на поляну, где в действительности росли маленькие кустики с огромными красными ягодами. — Я не лгал, Чонгук. Чон перехватил корзинку крепче, двигаясь к кустикам и присаживаясь на зеленую траву, нагретую теплым весенним солнцем, чтобы быстрее покончить с этим разговором и прогулкой, вернуться домой в объятия Юнги или Чимина, от которых приятно пахнет мятой или лимоном из-за мыла для рук из теплицы, и просто лежать в полудреме, чувствуя нежные поглаживания везде. Как же он хочет этого. — Понятно. — погремело недовольно с другого конца поляны. Чонгук с глухим «Бух» сел на траву, принимаясь срывать ягоды и складывать их в корзину, под нос бурча что-то невнятное и неприятное, пропитанное обидой и непониманием. Он действительно не понимал и не мог принять того, что происходит с Хосоком в последнее время: ходит в лес гулять каждый день, прибегает к вечеру уставший и счастливый, словно он очень хорошо проводит время в темном, наполненном злом и мерзостью царстве хищных животных и ядовитых растений, совершенно один. Вот только Чимин тут же отговорил Гука от принятия поспешных решений вроде слежки и домашнего ареста, заявив, что возможно Хоби гуляет с нимфами или феями, живущими неподалеку. Но, вчера, когда омега вернулся с венком на голове и отчетливым запахом альфы, остановить младшего Чона не мог никто. Ведь за их Хосоком ходит какой-то альфа. Хищное и безнравственное существо, желающее их маленького омегу покорить и разложить на сырой земле по чириканье весенних птиц. Это точно ненормально. — Я набрал полную корзину. — произнес нерешительно Хосок, наблюдая за краснеющим от ярости Чонгуком. — А ты? — А я? — рыкнул младший, незамедлительно поднимаясь с травы. — А я вот думаю, что с тобой происходит! — Чонгук, не кричи на меня. — спокойно произнес омега, отходя на несколько шагов от взбешенного альфы. — Пойдем домой, хорошо? Чон-старший развернулся, придерживая корзинку и побрел вон с поляны, стараясь не сорваться на бег от бушующего в его груди страха разъяренного Чонгука, который способен на все в таком подвешенном состоянии. — Что, сбегаешь от своего альфы? — крикнул Гук, догоняя омегу, сжимая его маленькие плечи в своих кулаках. — К кому же ты убегаешь? К тому недоноску или к своим мужьям? — О чем ты вообще? — все еще спокойным голосом спрашивает Хо, стараясь выбраться из захвата. — Отпусти меня, пожалуйста. — О чем? О тебе! — смеется Гук, прижимая омегу к себе. — Ты ведь не просто так в лес сбегаешь, да? Что же такого интересного ты здесь делаешь? Может расскажешь? — Просто гуляю! Гуляю я. — срывается Хосок, стараясь альфу от себя оттолкнуть. — Отпусти меня, мне больно! — Нет, пока не расскажешь все так, как есть на самом деле. Без вранья. Честно. Омега вздохнул отводя взгляд на деревья и приводя дыхание в норму. Он впервые боится Чонгука. Ему действительно страшно. И детям, как он чувствует, тоже. Гуки же всегда был нежным и мягким, лишь изредка показывая свой гнев, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что видит Хо сейчас: полные злости и ненависти глаза, плотно сжатые губы, частое дыхание и больно сжимающие плечи Чона кулаки, оставляющие черные, мерзкие синяки на омежьей коже. — Я познакомился с одним альфой. — выдавил из себя совершенно разбитый Хосок, жмурищийся из-за стальной хватки на своих плечах. — Он мне друг и не больше. Мы просто гуляем, собираем травы или цветы. Ничего большего. Я только вас люблю. Правда. Отпусти теперь. Чонгук рассмеялся, прижимаясь носом к шее своего омеги, вдыхая сладкий молочный запах. Он не понимал совершено своих действий, собираясь отпустить и извиниться, но ярость в нем взыграла опять, потому альфа только прижал к шершавому стволу дерева Хосока, стягивая ткань свитера с его плеча, любуясь и ужасаясь огромному черному пятну на коже. Глаза омеги расширились в ужасе и понимании, что же хочет сделать младший альфа, потому он, собрав все имеющиеся силы в нем, оттолкнул огромную тушу от себя, заваливаясь на траву. Не теряя времени и совершенно наплевав на ягоды, рассыпавшиеся из корзины, Хосок пополз, превращая собранное в кашу под собой и взывая к остальным альфам своей стаи, чтобы пришли сюда. Однако Чонгук оказался проворнее и быстрее обессилившего беременного омеги, подминая того под себя и вонзая клыки в плечо, прокусывая кожу и впрыскивая собственный запах в обильно льющуюся кровь Хоби. Оставляя огромную уродливую метку. Меча как свою собственность. Хосок замер, пораженно глядя пустыми и наполненными слезами глазами на Чонгука, прижимая ладонь к сочащуюся кровью метке. Он всю свою жизнь мечтал избежать этого. Он нашел тех, кто разрешил ему принадлежать только себе, избежать всех этих мерзких статусов. Он и представить не мог, что тот, кто понимал его больше всех, тот кому он открыл все свои тайны, сделает то, чего страшился Хоби больше всего. Теперь он меченный. Теперь он вещь. Вещь с хозяином.***
Юнги царапает ноги о попавшиеся камни и ветки, валяющиеся на его пути, но не обращает внимания, ускоряясь, потому что Хосок в опасности, а с ним еще и Чонгук, который поплелся за старшим в лес. Голова вновь наполняется громким отчаянным криком омеги, и Мин разгоняется, чтобы сделать прыжок и повалить нападавшего на траву, вдавливая в кусты, переполненные спелыми и только поспевающими ягодами. Однако вместо обидчика, вдавленного ногой Юнги в землю, альфа видит взбешенного Чонгука, совершенно не похожего на себя: вместо спокойных серых глаз два рубина, наполненных яростью, клыки острыми зубьями выглядывают из-за губ, пока по подбородку, на зеленую траву, скатываются алые капли крови. Мин глядит заторможено на младшего, совершенно не понимая происходящего на этой поляне, пока Чон не кусает его за лодышку, скидывая с себя в кусты и наваливаясь сверху, словно дикий зверь. — Что ты творишь, Чонгуки? — спрашивает Юнги, шокировано глядя на любимого младшего, однако его затыкает кулак Гука, резво касающийся челюсти, а после и носа, старшего альфы. — Чонгук! — кричит Чимин и подбегая к Чону и перехватывая того под подмышками, старается оттащить от Мина оборотня, однако Гук только отталкивает от себя Пака, словно тот пушинка и не весит совершенно ничего, склоняется над Юнги и впивается в шею зубами, посасывая кровь, словно стараясь высосать все, что у него имеется. Пак старается подняться, чтобы помочь Юнги, однако падает на землю, схватившись за ногу руками. Мин переводит на него обессиленный взгляд, замечая проявляющийся на светлой чиминовой коже укус. — Чонгук! — грозный рык вожака останавливает младшего, и он поднимает голову и взгляд на Кима. — Немедленно слезь с Юнги! — и давит, давит своей аурой на Гука, видя его сопротивление. Чимин вздыхает, падая на траву, и закрывает глаза окровавленной рукой, а через секунду встает и подползает к младшему, пока тот старается сопротивляться воле вожака, и надавливает на место на шее, дожидаясь, когда Чон отключится, безвольно падая на траву и засыпая. — Что это было? — шепчет Пак, находясь на грани истерики. Он оглядывается на Чонгука, боязливо подходит ближе и наклоняется, чтобы понять, спит ли тот или притворяется. Первый вариант подтверждается, и все выдыхают с облегчением, а Пак позволяет себе осесть на землю, переводя дыхание. — Хей, Хосок, ты как? — спрашивает Намджун, поворачиваясь к омеге и застывая на месте, глядя на него. Хосок бледный, весь в крови, которая стекает с его плеча на траву огромными каплями и серебряными слезами на синем лице, с глазами, полными ужаса. Намджун сию же секунду подбежал к мужу, истерично обхватывая его щеки своими руками, вынуждая смотреть в свои глаза, пока Юнги с Чимином старались встать и пройти к паре, однако их попытки не увенчались успехом: они каждый раз болезненно завывали, падая на траву почти одновременно. — Хватит! — рыкнул Джун, поднимая Хосока с земли и прижимая к себе. — Хосок, тише. — нежно прошептал альфа. — Я сейчас отвезу нас домой, только спокойно. Не пугайся большого волка, хорошо. Это же я. Он ворковал, свободной ладонью стирая дорожки бесконечных слез с лица омеги, спокойно прижимал к себе и тихо шептал, что любит. Юнги взглянул на Чимина, чьи губы угрожающе дрожали, а в глазах скопились океаны слез, которые он не смел проронить, пока Джун успокаивал мечущегося Хосока, стараясь того усыпить мягкими поглаживаниями и своим сладким запахом. Как они добрались домой, для Юнги останется загадкой.***
— Как ты? — спросил Чимин, поглаживая волосы Чонгука маленькой ладошкой. — Сильно голова болит? Чон отрицательно взмахнул подбородком, стараясь встать с подушек, но терпя неудачу и головную боль, разрывающую его на части. Пак тут же аккуратно уложил младшего обратно, поднося к губам кружку с вкусно пахнущим настоем, который Гуки послушно выпил полностью, ловя за это благодарную улыбку альфы. — Что произошло? — спросил Чонгук, сжимая ладошку Чимина, сею же секунду поджимающего губы. — Хей, что случилось? — Ты утром принимал раствор, который должен дать тебе иммунитет против запаха беременного истинного? — Кажется… — напрягая память, промямлил Гук. — Нет? Не знаю. Скорее всего нет. — А когда ты в последний раз его пил? — Может прошлым утром… Или позапрошлым вечером? Не помню. А что? — Ты, как бы это сказать. — вздохнул Чимин, сжимая ладонь младшего. — Ты накинулся на Хосока. — О черт! — взвизгнул Гук, поднимаясь с подушек. — Он в порядке? Я могу его увидеть? — Чонгуки… — Пак положил руки на грудь Чона, укладывая его обратно. — Я не… Я не думаю, что он захочет видеть тебя… По крайней мере ближайшие несколько дней. — Что? Почему? Я его напугал? Сильно? — Гуки… — сдерживая слезы, произнес Чимин, сжимая обе ладони альфы в своих. — Ты его пометил. И честно говоря, ничто не могло так сильно разбить Чонгука: убийство родителей и близких, смерть любимого наставника, побег от надзирателя, встреча с убийцами и многое из того, что он пережил, как эта фраза, с трудом произнесенная Чимином в тот день. Он пометил Хосока.***
То, что Чонгук будет на коленях просить прощения у альф и омеги — не было для старших чем-то неизвестным: Гуки всегда переживал все максимально остро, пропуская боль каждого любимого через себя, раз за разом прогоняя себя через эмоциональную мясорубку, потому старшие сразу же приняли его извинения и постарались успокоить их ребенка. Все, кроме Хосока. Никто не ожидал, что омега просто откажется даже слышать о младшем Чоне, сразу же впадая в истерику, слыша его имя. Хоби кривил бледное личико, дергал перевязанным плечом с изуродованной меткой и отказывался есть или впускать в свою спальню, в которую переехал после произошедшего. Когда же о младшем и речи не шло, он был непривычно молчалив и тих, спокойно принимая лекарства или еду, затуманенным взором глядя в окно, только в присутствии Намджуна решаясь засыпать. А Чонгук чах на глазах, болезненно бледный, с черными кругами под глазами и потерянным взглядом, он бродил по дому, не решаясь подходить к двери хосоковой комнаты, плача всю ночь где-то в углу их большой кровати, прижимая лицо к подушке, дабы заглушить любой свой шум. Ему было больно, и все это чувствовали. Однако допустить их разговор и примирение именно сейчас никто из них не мог себе позволить. Хосок был беременнен и, судя по реакции на запах Гука, который случайно занес Чимин, совершенно не настроенным на разговор о или с младшим альфой. Да и Чонгук в глаза даже мягкому, обнимающему его во сне, Чимину не мог смотреть. Он только бормотал, скрываясь в тени или углах дома, намеренно прячась от старших. И Юнги совершенно не понимал, что же ему необходимо делать. Ведь оба без друг друга просто высыхали, словно цветы в пустыне, склонялись к песку, готовясь к самому худшему. Их необходимо было мирить, но оба не были готовы к этому, и Мин… просто решил не лезть. Он прекрасно понимал, насколько это глупое решение с его стороны, но он не мог рискнуть Хосоком и детьми ради примирения парочки. Не сейчас, когда омега только начинает набирать нормальный вес. Он влезет, когда оба будут готовы: Хоби оттает и сам кинется в объятия младшего, а Куки с трепетом счастливым примет своего омежку, прижимая к себе крепко-крепко. Лучше не лезть, чтобы не натворить дел.***
Хосок спускается осторожно по лестнице, собираясь набрать себе воды, и совершенно точно удивляется, застав на кухне Чонгука. Омега застывает на месте, сталкиваясь взглядом с серыми, полными слез и отчаянья, глазами младшего, но перед ним только тот бешенный оборотень, который посмел нарушить свое обещание и поставил уродливую черную метку принадлежности, меча свою омегу. Чон разворачивается, собираясь уходить, когда Гук перехватывает его запястье, прижимая к своим губам. — Прости меня. Пожалуйста, прости. Я не контролировал себя, я не был собой. Ведь ты же знаешь, что я никогда бы не сделал этого. Я уважаю и люблю тебя, я бы не… Хоби, прости меня. — альфа падает на колени, припадая к животу развернувшегося омеги, и утыкается в ткань кофты, бесшумно рыдая в нее. — Не надо, Гуки. — на грани нарастающей истерики шепчет Хосок, деревянными пальцами зарываясь в черные локоны альфы, стараясь нежно погладить. — Пусти меня. Я п… Я тебя п… — Прошу, Хоби. — Чонгук поднимает серые глаза на омегу, смотрит убито, к себе прижимая. — Прости меня. Пожалуйста. Я умоляю. — Чонгуки, я тебя п… Я не могу! Я не могу тебя простить! — срывается на крик, отталкивая от себя младшего. Гуки с неожиданности отлетает в стол, ударяясь головой об угол. — Я всю жизнь убегал от этого. Ты хоть представляешь, какого это испытывать их грязные взгляды на своем десятилетнем теле? Они мажут по тебе, омывают тебя в грязи, обливаясь своей похотью, касаются случайно тебя десятилетнего, стараются поглядеть за тобой голым. Ты испытывал такое? А ты видел когда-нибудь, как они пускали по кругу твоих друзей-омежек, которым и двенадцати не стукнуло? А хоть раз в своей жизни, тебе называли шлюхой, что жаждет член? Хоть один чертов раз? Нет. И я не желал этого. И я тем более не желал становится чье-то собственностью. И ты об этом знал! Ты знал, но ты сделал это! — он оголил черную кожу, указывая на синий след укуса. — Но я не контролировал себя! — стараясь подняться с пола, прошипел альфа. — Я бы не за что не сделал этого! — Но ты сделал. Она теперь на мне, и твой противный запах тоже! Я воняю тобой! И каждый чертов раз вдыхая, я вспоминаю, что ты сделал со мной в том лесу. И ты не представляешь, насколько мне хреново, потому что ты сраный альфа! — Да я альфа, но и я пережил много всего ужасного! На моих глазах убили мою стаю, я скитался, словно бродяга, по деревням, чувствуя себя везде чужим. И меня тоже лапали и трогали мерзкие руки одного мудака. Но я не строю из себя королеву драмы! Я извинился и извиняюсь до сих пор. Я виноват, ведь я сделал это, я сделал это с тобой. Но я не контролировал себя. Я был не в себе, я даже не помню, как мы шли с тобой в этот чертов лес. И я просто не могу без тебя, я люблю тебя бесконечно сильно. — Любил бы, не поставил бы метку! — отходя на несколько шагов от младшего, выкрикнул Хосок. — Ты просто не понимаешь, какого это быть мной, быть… — Шлюхой? — сорвалось с языка Гука прежде, чем он смог обдумать все. — О черт… Хосок, я не это имел ввиду, я… — Да, шлюхой. — горько улыбнулся Чон, разворачиваясь и направляясь прочь. — Хосок прости. Я не хотел этого говорить. Я… — Не контролировал себя, да? Тогда у тебя проблемы с этим, иди и лечись! А я пока пойду поищу член в свою задницу! Пожелай мне чертой удачи, ведь альфы не любят трахать чужие вещие! Хосок сорвался на бег, выбегая в лес и скрываясь там, пока Чонгук обессиленно скатывался на пол, закрывая свое лицо руками, больше не чувствуя омегу. И никого более. И да, Юнги кажется проебался.