***
Наверное хоть раз в жизни мы желали собственной смерти невероятно сильно с неловкой улыбкой на лице или горькими слезами на румяных щеках, произносили столь ужасные слова сорванным в приступе истерики голосом или с явным недовольством самим собой и своими действиями, что совершили не обдумав, потому что были глупы или наивны. И пусть эти слова можно произнести по разному, сдерживая абсолютно разные эмоции, переживая непохожие бури чувств, однако они так или иначе срывались с наших уст хотя бы раз. Неосознанно или совершенно ясно. Но имеем ли мы право их произносить даже в шутку, совершенно этого не желая? Мы не дали себе жизнь сами, не обязаны и жить ради того. Так кто дал нам шанс на нее, кто имеет право распоряжаться нашим телом или душой? Кто может коснуться наших губ грубой ладонью, требуя извинения за подобное высказывание? Очевидно, что только мы – слабые, подверженные перепадам эмоций и чувств люди, что не могут начать в полной мере ценить того, что имеют на данный момент, еще этого не потеряв, те, кто не может осознать наказов без собственного опыта, отказываясь учиться на ошибках других, желая пережить все это самостоятельно. Так имеем ли мы право отобрать свою жизнь из своего тела даже на словах? Очевиден всегда один ответ. Пусть то да, или нет. Это не два противоположных мнения, когда мы говорим о самих себе. Это один лишь наш собственный ответ, после пережитого опыта. И мы сами всегда выбираем тот, что больше всего нам импонирует по той или иной причине. Но почему же мы желаем собственной смерти порой столь отчаянно? Дело ли проблемах или трудностях, что наполняют нашу окружающую действительность? Или в болезни, что обременяет наш организм и забирает веру в будущее вместе с силами для противостояния столь отчаянному шагу? Честно говоря, Чонгук никогда не мог ответить на этот вопрос, как бы долго он не думал об этом. С самого детства ему казалось, что жизнь неимоверна несправедливая сука, она не дает того, что нам нужно, наблюдает за тем, как счастливчики сами добиваются необходимого, дабы после забрать то, что они имели, но на что внимания не обращали. Например, если бы он был известным певцом, то скорее всего у него бы забрали здоровье или близкого человека. Если бы он был счастливым, но бедным волком, у него бы отобрали здоровье. Жизнь всегда что-то забирает у нас. И пусть глупцы и мечтатели утверждают, что это все для нашего же блага, чтобы мы на месте не сидели и двигались только вперед, Чонгук свято не верит в эту наглую и очевидную ложь. Он никогда не сидел на месте, всегда двигался и развивался, но у него забирали дом, семью, наставников, друзей и даже любимых. Всегда, хотя он и путешествовал, и развивался, узнавая новое, и учился делать то, чего в жизни ни разу не пробовал, у него все отбирали. Рано или поздно. В принципе, ничего не поменялось. Кроме достаточно жестких веревок на нежных запястьях и тонкой трубочки с бордово-красной жидкостью, которую ему вливали в желудок. Признаться честным, хоть Чонгука и пытались изнасиловать, его еще ни разу в жизни не привязывали к огромному серому камню в странном зале, насквозь провонявшим чем-то холодным и мертвым. Стены внутри были высечены словно прямо из земли, а не построены вокруг, от пола, покрытого блестящим от огней факелов вокруг лазурита, поднимался ледяной воздух, заставляя теплую кожу оборотня покрываться сотнями и тысячами мурашками. Потолок, который Чонгук мог разглядеть лучше всего, был сделан из чего-то черного, пропускающего влагу, так как время от времени сверху падали крупные капли воды, разбиваясь о лазурит с громким всплеском. Разрушаясь на сотни, если не тысячи сотен мелких кристаликов, отправляющихся в далекое путешествие по всей комнате. Мама часто повторяла Чонгуку, что вода является самым сильным оружием из существовавших, существующих и тех, которым только предстоит существовать. Неразрушимая и неуничтожимая, она проникает в любые щели, стачивает горы, словно те только мягкий золотой сыр, дарует жизнь, отнимая ее по собственному желанию. Вода поистине могущественная стихия, и Чонгук желал подчинить ее в этот самый миг. Он грезил, как капли превращаются по его хотению в маленькие острые ножи и протыкают его тело тысячами глубоких ран. Все, лишь бы закончить эту бессмысленную погоню от горя или неудач. Но только вода сама себе на уме, и стараться ради какого-то волка не особо хотела. Тот, кто ищет смерти собственной найдет ее и сам, нечего марать и пятнать себя чужой кровью. Гулкий стук поразил голову юноши, когда он глубоко вздохнул. Перед глазами пронеслись лица любимых им людей: вот Намджун громко хохочет, обнимая их всех разом, вот Чимин в желтой пижаме кружит по дому, а Хосок его догоняет, на ходу натягивая свитер, Юнги тихо мурлычет во сне, словно изголодавшись по теплу, прижимает к ним всем телом. «Я король шарад, вы уже проиграли!» - кричит Чимин, поднимая маленькую руку вверх. Чонгук помнит его счастливую улыбку и полные азарта глаза. Светлые пряди, спадающие на глаза, пухлые и очень сладкие губы, которые тот любил покусывать, задумываясь. Маленькими пальчиками Пак любил вечерами гладить смольные волосы Гука, оттягивая пряди назад, а своим чарующим голосом альфа часто напевал колыбельные, укачивая на своих коленях Юнги или Чонгука, когда им снились кошмары. В тот вечер он правда их всех обыграл, несмотря на очевидную слабость Намджуна в игре. В тот вечер Чимин запрыгнул на Вожака .крепко его обнимая и целуя нежно в губы, благодаря за хорошую игру. «Попробуешь? Ты ведь никогда не ел клубнику прежде, да?» - ласково бормочет Юнги, протягивая младшему большую красную ягоду, нежно улыбаясь. В тот день на маленьком, но крепком теле был надет широкий вязанный свитер со смешным котенком и сердечками. Мин на самом деле частенько ворчал, просил перестать дурачиться, но сам же нередко присоединялся к играм младших. Чонгук помнит, как обижался на альфу, потому что тот почти не вылезал из теплиц, и именно в день, когда старший подозвал к себе Чона, дабы угостить того своим маленьким урожаем, они поговорили откровенно и много впервые за все время знакомства. С Юнги было спокойно и легко, тот словно губка, впитывал в себя все терзания любимых, обнимая тех очень крепко и с трудом потом отпуская. «Гуки, смотри, они все уснули на тебе! Даже Шуки!» - восхищенно воскликнул Хосок, наваливаясь всем телом на Чонгука и дыша горячо в шею. Хосок был таким противоречивым, меняя настрой и поведение каждое новое утро, становясь активным, больше похожим на ребенка, или хмурым взрослым, что отчитывал младшего за шалости, который тот совершал специально, ради внимания. Забавно, что Чонгук действительно долгое время делал это, притворяясь кем-то другим, лишь бы заработать капли чужого времени. Он не мог поверить, что его любят и просто так, что с ним желают провести всю жизнь, что боятся, словно смерти, потерять хоть секунду в их маленькой истории, что страшаться не быть с ним. Однако эмоциональный и тактильный Хосок ему это все тщательно и долго втолковывал, почему-то отгадывая абсолютно все мысли и чувства подростка. Он видел его насквозь, умоляя перестать скрывать себя. Хосок, чьи рыжие волосами волнами пушились на макушке, а яркие зеленые глаза прятали миры и вселенные, слишком хорошо чувствовал такого закрытого в себе оборотня, тратя на него все свое время. Тратя время на того, кто сломал ему жизнь. «Ты не должен винить себя.» - произносит Намджун, мягко касаясь плеча Чонгука. – «Пойми, малыш, сорваться мог любой. Ваша связь с Хосоком поразительна, ее разрыв влечет за собой последствия. Он стал скрытным, врал нам, глядя в глаза и обрывал ваши нити, стараясь спрятать то, что ему было дорого. Поэтому тебя полностью можно понять. Ты был вымотан, зол и невероятно обижен таким его поступком. Однако и Хоби можно понять.» - большая рука вожака прошлась вдоль макушки младшего, тормоша черные волосы. – «Он был сбит с толку происходящим вокруг и внутри. Ему нужна была свобода. Однако мы ее не давали. В случившемся виноват только я.» «Нет!» - хрипит Чонгук, привставая с постели. «Да, Гуки. Ведь я заметил все это в самом начале, но понадеялся, что вы все решите, что Хосок все решит сам. Я опекал его, лишал тех крох пространства, которые у него были, влезал в его голову и тело. Из-за меня и ты, и он были истощены. И именно я обязан просить прощения у вас. Я вожак, а повел себя глупо. Но Гуки,» - Намджун наклонился к мальчишке, смотря тому в глаза. – « Запомни, все мы вольны совершать ошибки. Все мы. И мы конечно же будем всю свою жизнь помнить о них, и винить себя. Но на то мы и живы, чувствуем и умеем думать. Ты можешь совершить хоть сотню, хоть тысячу ошибок за раз, но если ты действительно, совершенно искренне, сожалеешь о них, то ты никогда не станешь злодеем. Да, мы причиняем другим боль, мы ломаем наших близких, но самое главное – уметь признать это. Уметь раскаяться не ради себя, а ради любимого человека. Ты ведь сожалеешь и винишь себя, так? Тогда восстановись, стань сильнее и умнее и извинись перед Хосоком. Пускай он тебя не простит прямо сейчас, не просит через месяц, но он все еще будет любить тебя бесконечно сильно. Рано или поздно он сможет обнять тебя и подарить свою улыбку. Просто будь рядом. Не только с ним, а мы будем рядом с тобой. И запомни, Гуки, не ищи утешения в смерти, она его не дает. Утешения могут дать только близкие нам люди. Поэтому, когда будет плохо и желание умереть вдруг возьмет верх, вспомни нас. Вспомни все улыбки и слезы, споры и ссоры, тепло и обиженно надутые губы. Просто помни, ты никогда один не будешь. Потому что каждый из нас будет рядом с тобой, и в болезни, и в здравии.»***
Чонгук сжал губы, стараясь в сотый раз разорвать путы, что сдерживали его, однако в такой же раз проваливаясь, только натирая до маленьких, бьющихся о пол, капель собственной бледно-красной крови. Саднящая боль вновь прошлась волной по телу парнишки, но Гук чувствовал только надоедливый зуд, что лишь подливал масла в огонь раздражения, который медленно пытался разгореться в большом теле подростка. Однако он успевал намного скорее все потушить, потому что это не поможет ему на данный момент решить свои проблемы. Послышались громкие шаги, и Чонгук прикрыл глаза, отдаваясь своим ощущениям: прислушивается и принюхивается, улавливая только слабый альфий запах, и почти неслышные тяжелые вздохи. Оборотень остановился рядом с ним, касаясь теплой рукой лба, заботливо поглаживая холодную кожу, словно согревая. - Ты мне напоминаешь моего младшего брата. Он тоже очень хороший лжец. – пальцы поднялись на черную макушку, уверенно массируя кожу длинными пальцами. – Я знаю, что ты в сознании. Чонгук открыл глаза, когда теплые руки незнакомца нежно убрали оковы, сдерживающие его, а после мягко и невесомо поднял пораненные руки, осматривая красные полосы на коже цвета топленого молока, возмущенно цыкая. И увидел красивого черноволосого мужчину с пухлыми розовыми губами и тепло-карими глазами, устало осматривая мальчика. - И стоило ли это того? – спросил он. Голос был приятный, высокий, совершенно не альфий. Интонация была заигрывающая, будто флиртующая, игривая. – Мне жаль. - Кто вы? –наконец прохрипел Чонгук будто не своим голосом. - Сокджин. – ответил парень. – К сожалению, тот, кто сломает твою жизнь. Прости. Чонгук задохнулся, видя действительно сожалеющее о своем поступке существо, что так устало говорил, будто не спал и не ел несколько дней, что действительно мягко и нежно касаясь, не причиняя боли, наоборот, стараясь ее облегчить. Это было необычно. - Зачем вы это делаете? - Чтобы обрести свободу. – пожав широкими, но тонкими плечами, честно поведал Сокджин, подходя к каменному столу, чтобы взять кувшин цвета спелого каштана. - Отобрав ее у меня? – хмыкнул Чонгук, приподнимаясь. - К сожалению. Однако это будет твоим выбором. – подумав, ответил оборотень. – Сейчас ты свободен и можешь сбежать. - Вы меня поймаете. - Да, поймаю. – кивнул альфа, смешивая что-то в белой вазочке. – Но ты все еще можешь и просто сидеть здесь. Или убить меня, используя свою вампирскую силу. Или сделать еще многое. Все, до чего можешь додуматься. Остается только принять решение: тщательно обдуманное или безрассудное и глупое. Чонгук огляделся еще раз, примечая тяжелые двери в другом конце темного зала, большой стол из серого массивного камня, на котором стояли ряды разной посуды, наполненной или пустой, в другом конце была еще одна дверь, маленькая и узкая, рядом был большое мраморное углубление в полу, наполненное чем-то белым, похожим на молоко. Нет, маленькая дверь не вариант: скорее всего ведет она в подсобное помещение или что-то типа того. Да и бассейн рядом угрожающе манит своим интересным ароматом, который Гуку и сравнить не с чем. Очевидно, что большие двери – выход. Оттуда пришел Сокджин, оттуда же доходил до молодой кожи почти незаметный сквозняк. Однако, чтобы дойти до дверей, необходимо было пройти мимо оборотня, отворить наверняка тяжелые дверцы и побежать по неизвестному Чонгуку пути, чудом только отыскав выход, а после добежать до дома. Очевидно, у его побега сейчас слишком много отрицательных исходов. Он истощен, с трудом держит спину, чтобы не упасть обратно на алтарь, а тут еще и бежать необходимо, что уж говорить об открытии дверей или поиска выхода. Сокджин может поймать его, пока он постарается встать и доковылять до выхода. Бежать бесполезно. По крайней мере, пока... - А что будет с вами, если я сбегу? – поинтересовался Чонгук, стараясь выиграть больше времени и узнать больше информации, тихо обдумывая план. - Мне придется тебя поймать. – буркнул Сокджин, вливая в чашу жидкость. – В любом случае. Пока я не умру. А тратить всю свою оставшуюся жизнь опять на твои поиски, я не хочу. Моим желанием всегда было создание семьи, готовка, может открытие приюта для детей разных рас, что остались совершенно одни. Но я бы хотел делать то, чего хочу сам, а не мой младший брат или еще кто-то. - Почему вы это делаете? Вы ведь можете сбежать и жить спокойно. – заинтересованно спросил Чонгук, оглядывая высокий потолок на наличие отверстий. - Мой брат очень хороший манипулятор. Это его способность от отца, что был полукровкой: оборотень и драугр*. Однако сущность Тэхен унаследовал оборотня, а вот способность управление сознанием от второго родителя отца. Я не совсем помню, когда все это началось, но в какой-то момент мои воспоминания начали изменяться, я засыпал в своей комнате, а просыпался в постели собственного брата. Я не мог контролировать свое тело и сознание. - Ваш брат вами манипулировал? Но зачем ему это? И что вы вообще делаете? - Ему что-то пообещали. Точно я не знаю. – Сокджин застыл, будто вспоминая что-то совершенно неприятное, что-то, что причиняло ему боль. - Зачем вам я? – наконец спросил Гук, стараясь настроиться на преображение в волка. Очевидно, если он соберет последние силы, то сможет перевоплотиться и попробовать сбежать. Далеко не получится, потом придется идти в человеческом обличии, но он оторвется от Сокджина, напугав и удивив своим перевоплощением. - Скоро узнаешь. Сокджин отвернулся, пошагав к маленькой двери и скрылся за ней. Чонгук прислушался и медленно поднялся с алтаря, ступая голыми ступнями на каменный пол. Шаги получились тихие и медленные, какие нужны были сейчас. Чонгуку необходимо было только дойти до стола Сокджина и перевоплотиться, чтобы сразу же сорваться на бег, но маленькая дверь отворилась и, не успел Чон и подумать о своем волке, как до его носа донесся родной сладкий запах. Повернувшись, альфа увидел, Сокджина, укладывающего на место Чонгука бледного Хосока, чьи руки беспокойно качались в воздухе, и замер на месте. - Хосок… - прохрипел младший, озабоченно осматривая тело своего партнера. На хрупком теле были темные фиолетовые синяки, красные ссадины и прокусанные серые губы. - Я нашел его таким. Избитым, сломанным, но не сломленным. Он планировал свою жизнь без вас и хотел сбежать, но к сожалению, нам он был нужен. Поэтому я заботливо его усыпил и забрал. - Зачем он вам? – выкрикнул Чонгук, подбегая к оборотню. – Он же ни в чем не виноват, он же…Зачем? - Потому что вы кровно повязаны. – пожал плечами Сокджин. – Он нужен для обряда. - Какого обряда? - По пробуждению твоей второй сущности. – прогремел позади бас Намджуна.